Инстинкты 1 страница

Инстинктами принято называть более сложные формы наслед­ственного поведения. В последнее время усиленно выдвигается точка зрения, что и инстинкт следует рассматривать как сложный или цепной рефлекс. Под этим понимают такое соединение несколь­ких рефлексов, когда ответная часть одного рефлекса служит раз­дражителем для следующего. Тогда вследствие незначительного толчка или одного какого-нибудь внешнего раздражителя может возникнуть сложный ряд действий и поступков, связанных между собой таким образом, что каждое действие будет автоматически вызывать следующее.

Возьмем для примера инстинкт питания, проявляющийся у ребенка. С этой точки зрения дело надо представлять себе так. Пер­воначальным раздражителем явятся внутренние процессы, побу­ждающие ребенка рефлекторно совершать ряд ищущих ориентиро­вочных движений ртом, глазами и головой. Когда в ответ на эти дви­жения мать приближает к губам ребенка грудь, возникает новое раз­дражение и новый рефлекс охватывания соска губами. Это движе­ние, в свою очередь, вызывает новый рефлекс сосательных движе­ний, в результате которых молоко переливается в рот ребенка. Новый раздражитель вызывает рефлекс глотания и т. д.

При таком понимании инстинкт представляет из себя не что иное, как цепь последовательных рефлексов, соединенных между собой на манер звеньев. Условно и схематически инстинкт можно обозначить следующей формулой: если обычный рефлекс обозначить как ab, где а будет обозначать раздражитель, а Ь — рефлекс, то инстинкт выра­зится следующей формулой: аЬ — be — cd — de и т. д.

Однако такое понимание инстинкта вызывает ряд возражений. Во-первых, указывает на то, что инстинкт находится в гораздо менее ограниченной и точной связи с элементами окружающей сре­ды, чем рефлекс. Рефлекс — это связь однозначная, строго опреде­ленная и детерминированная. Напротив того, в инстинкте она пред­ставляется и гораздо менее определенной, и более свободной.

Наблюдатели рассказывают, что у молодых белок, отделенных в момент рождения от родителей и воспитанных в комнате, никогда не видавших земли и леса и получавших пищу всегда из рук челове­ка, в осеннее время начинает проявляться инстинкт собирания запа­сов на зиму. И белка закапывает орехи в ковер, в диван или соби­рает их в углу комнаты. В таких условиях совершенно исключена возможность выучки и устранены все те элементы среды, которыми сопровождается обычно проявление инстинкта. Поэтому прихо­дится предположить гораздо более растяжимую и гибкую связь между инстинктивной реакцией и средой, чем при рефлексе.

Далее, система движений, составляющих рефлекс, строго опре­делена и дана заранее в совершенно точном виде. Напротив, инстин­ктивные движения никогда не могут быть предугаданы и учтены наперед до конца, никогда не представляют точного трафарета и варьируются от раза к разу.

Наконец, третья особенность инстинкта заключается в большей сложности производимых при нем движений. В то время как в рефлексе действует обычно один орган, в инстинктах налицо ряд согласованных движений различных органов.

К этому надо еще присоединить анатомические и физиологичес­кие отличия инстинктов от рефлекса. В их образовании играет чрез-нычайно важную роль растительная, или вегетативная, нервная система, а также гормональная, или внутренняя, секреция.

По всему этому следует выделять инстинкты в особую форму наследственного поведения, причем в основу положить тот признак, что рефлекс представляет из себя реакцию отправления одного какого-нибудь органа, а инстинкт — реакцию поведения всего орга­низма. Признак этот выдвинут Вагнером.

Проще всего понять это различение на примере спаривания обез­главленных мух, приводимом Вагнером. Обезглавленные мухи спо­собны спариваться, но только при том условии, чтобы это происхо­дило между одной обезглавленной и одной нормальной особью. При этом все движения, совершаемые перед соединением, которые не могут быть заранее учтены и предсказаны и в которых участвуют раз­ные органы, совершает нормальная муха. К самому же акту спарива­ния оказывается способной и обезглавленная. В данном случае мы имеем экспериментально расчлененное поведение на инстинктивные и рефлекторные формы. Все реакции поведения организма, предше­ствующие половому акту, должны быть отнесены к инстинктивному поведению, связанному с работой головных центров. Сам акт поло­вого соединения оказывается простым рефлексом, не требующим уча­стия головных центров и локализованным в более низких центрах.

Происхождение наследственных реакций

Вопрос о происхождении относится к числу самых трудных. При­ходится иметь дело с фактами на протяжении многих тысячелетий, с фактами, давно исчезнувшими, и судить о прошлом по настояще­му. Так же обстоит дело с вопросом о происхождении наследствен­ных форм поведения. Совершенно невозможно при настоящем состоянии научного знания хотя бы приблизительно ответить на вопрос о происхождении того или иного инстинкта или рефлекса.

Однако общий принцип происхождения их установлен и выяснен Дарвином. В этом смысле нет никакой принципиальной разницы между происхождением полезных наследственных форм организа­ции животных и их поведением.

В эпоху религиозного мышления господствовало представление о чудесной целесообразности, с которой устроены животные и рас­тительные организмы, о том соответствии, которое существует между организмом и условиями его существования. Донаучное мышление усматривало в этом явное доказательство разумного и благого провидения, которое наделило птицу крыльями, рыбу — плавниками и человека — разумом. Иначе, как с помощью идеи о Боге, человек не мог объяснить себе, каким путем возникла такая необыкновенная приспособленность всего живущего к жизни, и, судя обо всем по аналогии с собой, персонифицировал природу, при­писывал ей разумное и сознательное начало и понятие цели клал в основу объяснения мира.

Величайшим завоеванием научной мысли был отказ от такого миропонимания, который получил наиболее законченные формы в учении Дарвина о происхождении видов. Представление о разумном творце было этим учением навсегда отодвинуто из научной области, и впервые был заложен принцип естественного развития, или эво­люции, живых организмов, принцип естественного объяснения происхождения мира и человека.

Как известно, Дарвин взглянул на гармоническое соответствие между организмом и средой не с наивной точки зрения целесообраз­ности, а с точки зрения научно понимаемой причинности. При этом в центр внимания ему пришлось выдвинуть основной движущий механизм эволюции — борьбу за существование в мире растений и животных. Именно этот принцип ставит перед каждым живущим как бы дилемму: или сумей приспособиться к жизни, или погибни. И в этой борьбе неприспособленные гибнут и исчезают. Выживают те организмы, которые в силу каких-либо причин оказываются более приспособленными к существованию, чем другие.

Между этими выживающими организмами происходит снова и снова тот же процесс борьбы, который каждый раз производит отбор более приспособленных, жизнеспособных экземпляров вида. И как процесс борьбы не останавливается ни на минуту, так же не останавливается ни на минуту и процесс совершенствования вида и

выживания наиболее жизнеспособных. Далее, выжившие орга­низмы могут сохранить за собой право на жизнь только при непре­станном напряжении всех сил, при активном развитии приспособи­тельных возможностей. Этим самым они упражняются, развивают и доводят до возможного совершенства нужные и полезные органы, и у них постепенно атрофируются вследствие бездействия ненужные и неупотребляемые.

Наконец, сюда присоединяется еще действие полового подбора, который направлен в ту же самую сторону и приводит к тому, что только наиболее жизнеспособные экземпляры оставляют после себя потомство, а потомки в силу наследственности получают и закрепляют биологические особенности своих предков.

Только благодаря трагическому закону борьбы, составляющему основной закон жизни, эволюция организмов могла протянуться от одноклеточных инфузорий до человека. В последнее время это уче­ние Дарвина получило существенную поправку в так называемой теории мутаций. Самый существенный смысл поправки сводится к тому, что в процессе развития появление новых видов возникает путем не только эволюции, т. е. медленного и постепенного нако­пления ничтожных изменений, но и внезапных скачков.

Происхождение инстинктов и простых рефлексов тоже всецело объясняется этими основными принципами эволюции и мутацион­ной теории, и их надо понимать не как целесообразное установление какой-то разумной воли, но как выработанный в процессе борьбы за существование страшный и полезный опыт, оплаченный гибелью многих и многих. И так как на инстинкт и рефлекс, т. е. на наслед­ственные формы поведения, следует смотреть как на один из видов биологического приспособления, то не приходится сомневаться в том, что в самых главных и основных чертах происхождение инстин­ктов и рефлексов точно такое же, как и происхождение строения тела и органов у животных. Вполне понятно, что в борьбе за суще­ствование выживали те, которые быстрее и ловче при опасности производили защитный рефлекс и отдергивали ногу от смертонос­ного укуса или жала.

Также очевидно, что удивительная целесообразность всех инстинктов объясняется только тем, что те животные, которые не сумели развить в себе столь сложных и совершенных форм приспо­собления, погибли. Рассказывают про одного грека, который был приведен в храм и осмотрел благодарственные доски, принесенные в жертву богу, с изображением потерпевших кораблекрушение и спасшихся благодаря молитве. Скептик сказал: «Покажите мне изображения тех, кто, несмотря на свою молитву, все-таки погиб. Иначе я не поверю во всемогущество бога». Так же обстоит дело в жизни. Приспособленные — это спасшиеся, но приспособление не составляет основного закона органической жизни. Неприспособлен­ного гораздо больше, но мы его не замечаем, ибо оно гибнет.

Понятно для всякого, что в силу общего закона естественного отбора происходила такая же биологически полезная приспособи-

27 #

тельная работа в поведении животных, как и в структуре их тела. То, что человек выработал у себя рефлекс кашля, или заяц — инстинкт страха, или птица — инстинкт перелета, объясняется в конечном счете тем, что неумение кашлять, настораживаться при испуге или перелетать при наступлении холодов ведет к гибели.

Учение об условных рефлексах

Вопрос о происхождении ненаследственных реакций оставался до самого последнего времени неясным и смутным для науки. Педа­гоги долгое время были склонны считать, что новорожденный мла­денец представляет из себя белую доску, чистый лист, на котором воспитатель может написать все, что ему угодно. Уже из краткого описания многообразных и сложных форм наследственного поведе­ния можно легко заключить, насколько несправедлив такой взгляд.

Ребенок оказывается не пустым листом бумаги, а листом, сплошь исписанным следами биологически полезного опыта пред­ков. Однако очень трудно указать, каков именно механизм возник­новения вновь приобретаемых реакций. И только в самые послед­ние десятилетия, благодаря успехам главным образом русской физиологической мысли, удалось приблизиться к разгадке этого механизма. Учение об условных рефлексах, в основе разработанное академиком Павловым, вскрывает законы этого механизма с без­условной точностью экспериментального естествознания.

Сущность этого учения может быть легко пояснена на примере классического эксперимента воспитания условного рефлекса. Опыт заключается в том, что собаке дают в рот мясо, сухарный порошок или вливают соляную кислоту и т. п. В ответ на эти раздражения собака начинает выделять слюну в строго определенном количестве и совершенно определенного качества, в зависимости от характера раздражителя. Так, например, на соляную кислоту собака реагирует обильным слюнотечением, но состав слюны чрезвычайно водяни­стый и жидкий, так как назначение рефлекса в данном случае состоит в том, чтобы смыть неприятный раздражитель. При сухой и острой пище выделяется чрезвычайно вязкая, густая и скользкая жидкость в гораздо меньшем количестве. Обволакивая сухарь или кость, она предохраняет внутренние нежные оболочки от поврежде­ния. Таким образом, мы имеем здесь полный рефлекс со всеми его тремя основными моментами и со всеми типическими особенностя­ми.

Если всякий раз одновременно с действием мяса или кислоты на собаку или, точнее, за несколько секунд до этого мы будем зажигать в комнате синий свет, звонить в колокольчик, гладить, почесывать или колоть собаку, то по прошествии известного количества опытов у собаки установится или замкнется новая связь между посторонним и индифферентным раздражителем (синий свет, колокольчик и т. п.) и ее слюнным рефлексом. Достаточно будет зажечь в ком-

* 28

нате синий свет, не давая собаке мяса, для того чтобы у нее выдели­лась слюна в том же самом количестве, того же качества, что и при мясе. Этот новый слюнный рефлекс следует назвать условным, ибо он возникает только при известных условиях: совпадения или соче­тания нового постороннего раздражителя с прежним основанием (синий свет+мясо). Поэтому иначе этот рефлекс называют сочета­тельным.

От условного рефлекса следует отличать наследственный, или безусловный, рефлекс и от нового условного раздражителя — преж­ний, или безусловный, раздражитель. Чем же отличается условный рефлекс от безусловного? Во-первых, происхождением: он дан не в наследственном опыте, а возникает в процессе личного опыта. Во-вторых, он индивидуален и совершенно неодинаков у различных представителей одного и того же вида. В-третьих, он имеет гораздо более временные и неустойчивые формы и склонен исчезать и уни­чтожаться, если его не подкреплять снова и снова безусловным раз­дражителем.

Уже из этой характеристики видно, что условный рефлекс обла­дает всеми особенностями приобретенных реакций, составляет достояние индивида, образует круг его личного опыта, не переда­ющегося по наследству. Это гениально простое открытие выясняет чрезвычайно важные стороны в поведении животного. Оно откры­вает тот механизм, благодаря которому поведение животного делается особенно гибким, многообразным и быстрым в своем при­способлении. Закон образования условных рефлексов в самой общей форме может быть выражен так. Помимо наследственных связей, существующих между средой и организмом, организм в тече­ние всей своей жизни вырабатывает и устанавливает новые связи между отдельными элементами среды и своими реакциями, причем многообразие новых связей совершенно неисчерпаемо. Закон гово­рит, что новая связь может быть замкнута при известных условиях между любым элементом среды и любой реакцией животного. Таким образом, любое событие, факт или явление внешнего мира может стать возбудителем любой реакции животного. Надо только, чтобы это явление совпало во времени своего действия с действием прежнего возбудителя.

Легко заметить, какое чрезвычайно важное биологическое зна­чение могут представить подобные рефлексы, в какой степени они могут приблизить и приспособить поведение животного к требова­нию среды. Именно они позволяют животному производить приспо­собительные реакции на только появляющиеся раздражители, реагировать на отдаленнейшие сигналы и направлять свое поведе­ние не только под влиянием настоящих стимулов, но и в предвиде­нии будущих.

Этот закон показывает нам, что приобретенные реакции не представляют из себя чего-либо существенно нового по сравне­нию с прирожденными и не являются принципиально отличными от них. Он устанавливает, что и личный опыт возникает не ина-

че, как на основе наследственного, и что всякая приобретен­ная реакция представляет из себя наследственную, но только видоизмененную согласно различным условиям существования. Процесс выработки условных рефлексов есть не что иное, как про­цесс приспособления наследственного видового опыта к индиви­дуальным условиям.

При этом чрезвычайно важно отметить, что решающим факто­ром в деле такого установления личного опыта оказывается среда. Именно структура среды создает и предопределяет те условия, от которых зависит в конечном счете выработка всего личного поведе­ния.

Можно сказать, что в отношении каждого из нас среда играет ту же самую роль, что Павловская лаборатория в отношении его под­опытных собак. В самом деле, что определяет в конечном счете выработку той или иной условной реакции у собаки, почему одна собака научается отвечать слюнотечением на синий свет, другая — на стук метронома, третья — на почесывание щеткой?

Ясно, что причиной в данном случае является организация среды в лаборатории. Если вливание кислоты сопровождалось синим све­том, образовался рефлекс на свет и т. д. Так же обстоит дело и с дей­ствительной средой, где в силу тех или иных особенностей ее струк­туры совпадают те или иные группы раздражителей и предопреде­ляют характер и формы приобретаемых реакций. Таким образом, учение об условных рефлексах устанавливает, что приобретенные реакции вырабатываются и возникают на основе прирожденных под решающим влиянием среды.

Если принять во внимание, что и прирожденные реакции выра­ботались и сложились в конечном итоге под влиянием среды, то мы сумеем определить условный рефлекс как «среду, помножен­ную на среду». Нет ни одной, вероятно, такой реакции у челове­ка, которой не располагал бы ребенок в колыбели. Он обладает элементами всех тех сложнейших форм поведения, которые при­вели к открытию спектрального анализа, к походам Наполеона или к открытию Америки. Ни одной новой реакции не возникает в про­цессе личного опыта, но только эти элементы даны у ребенка в хао­тическом, некоординированном, неорганизованном нагроможде­нии. Весь процесс роста, который отделяет поведение взрослого от поведения ребенка, сводится к установлению новых связей между миром и реакциями организма и к установлению их взаимной коор­динации.

Современный психолог мог бы сказать: дайте мне все до одной реакции новорожденного ребенка и все до одного скрещения вли­яний в структуре среды, и я вам предскажу с математической точно­стью поведение взрослого в каждый данный момент.

Таким образом, мы получаем представление о необычайной пла­стичности, изменчивости поведения в смысле его бесконечно слож­ного и тонкого приспособления к среде.

Суперрефлексы

Тем же экспериментальным путем удалось установить, что новые условные связи могут образовываться на основе не только прирожденных, или безусловных, рефлексов, но и условных рефлексов. Так, если мы выработаем у собаки условный слюнный рефлекс на синий свет, то собака будет выделять слюну всякий раз, как мы станем зажигать в комнате синий свет. Если теперь мы будем сопровождать зажигание синего света новым посторонним раздражителем, например стуком метронома, то по прошествии известного числа опытов у собаки образуется новый условный рефлекс, и она станет выделять слюну только на один стук метроно­ма, без зажигания синего света.

Этот новый рефлекс справедливо было бы назвать условным рефлексом второй степени или второго порядка, так как он сам воз­ник и сложился на основе условного рефлекса. При этом механизм образования условных рефлексов высших степеней, или суперре­флексов, ничем существенным не отличается от образования рефлексов первой степени. Они также нуждаются для своего воз­никновения в прежде установленной связи и в совпадении во вре­мени прежнего и нового раздражителей.

При экспериментировании на собаках удалось добиться выра­ботки условных рефлексов не выше третьего порядка, по это только потому, что исследование началось очень недавно, что оно имеет дело с примитивным нервным аппаратом собаки и экспери­ментирует над рефлексом, который по биологическому назначению не должен быть благоприятной почвой для развития суперрефлек­сов, т. е. рефлексов высших степеней.

Однако легко представить в более совершенном нервном аппа­рате человека, да и животного отчасти, возможность возникновения условных рефлексов чрезвычайно высокого порядка, крайне уда­ленных от первоначально породившей их безусловной связи.

Есть все основания полагать, что поведение человека в огром­ном большинстве форм складывается из таких суперрефлексов чрезвычайно высокого порядка.

При этом чрезвычайно важно, что каждая условная связь, возни­кающая в личном опыте, способна служить началом для новой связи и что образование условных реакций, говоря теоретически, безгра­нично и не имеет предела. Этим еще раз подчеркивается то гран­диозное биологическое значение, которое приобретает человечес­кое поведение благодаря суперрефлексам и условным рефлексам.

Сложные формы условных рефлексов

Возможны, как показывает исследование, чрезвычайно слож­ные формы условных рефлексов. Если начинать действие безуслов­ного раздражителя, например кормление мясом, не сейчас же после начала действия условного раздражителя (зажигания синего света),

а всякий раз через известный промежуток (3 с), то в результате ряда опытов у собаки выработается отставленный, или запаздывающий, условный рефлекс. Она будет выделять слюну не тотчас же после зажигания света, а через те же 3 с. Этот тип рефлекса позволяет нам понять такие реакции, где ответное действие отделено от раздраже­ния более или менее длительным промежутком времени.

Другой тип сложного рефлекса —- следовой. Он возникает в том случае, если действие безусловного раздражителя начинается по окончании действия условного. Так, если зажигать в комнате синий свет, но давать собаке мясо лишь при потухании света, то в резуль­тате ряда опытов собака будет выделять слюну при затухании синего света. Это рефлекс как бы на след раздражителя, когда само раздражение перестало действовать. Этот тип рефлекса позволяет нам уяснить, как при сложных формах структуры средь.1_возникают сложные формы условных реакций.

Павлов во всех формах поведения животного и человека (от самых элементарных до самых высших) видит звенья единой цепи — «беспредельного приспособления во всем его объеме, которое составляет жизнь на земле. Движение растений к свету и отыскива­ние истины путем математического анализа не есть ли в сущности явления одного и того же ряда? Не есть ли это последние звенья почти бесконечной цепи приспособлений, осуществляемых во всем живом мире?» (1924, с. 30).

Глава III

ВАЖНЕЙШИЕ ЗАКОНЫ

ВЫСШЕЙ НЕРВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

(ПОВЕДЕНИЯ) ЧЕЛОВЕКА

Законы торможения и растормажнвания

Многообразие поведения животного и сложные формы услов­ных рефлексов становятся понятными только в том случае, если принять во внимание законы торможения рефлексов. Легко понять, что существенными условиями поведения иной раз могут явиться воздержание от реакции или подавление ее. Отказаться от реакции бывает для поведения часто так же необходимо, как и произвести ее.

Предположим, что животное сообралось совершить нападе­ние — броситься на врага. Чрезвычайно важно при этом, чтобы защитные реакции страха и бегства были подавлены или затормо­жены и не нарушили нормального течения нападательной реакции. Подавить рефлекторный крик бывает в известных случаях так же биологически необходимо, как и подать его. Таким образом, тормо-

жение и подавление одних реакций бывает необходимым условием правильного протекания других.

Простейшая форма торможения — случай так называемого про­стого внешнего торможения. Если во время действия на собаку условного рефлекса применить посторонний раздражитель с доста­точной силой, действие рефлекса прекратится или затормозится. Новый раздражитель явится как бы тормозом рефлекса. Так, если собака выделяет слюну под влиянием синего света и в это время раз­дастся громкий стук, слюнный рефлекс затормозится. Так точно тормозятся или приостанавливаются у человека все реакции при внезапном выстреле, крике и т. п.

Другой формой торможения являются так называемые условные тормоза. Если внешний тормоз действует много раз подряд, то он теряет свое задерживающее действие на рефлекс. Если всякий раз слюнный рефлекс на синий свет будет сопровождаться стуком, то постепенно стук перестанет тормозить рефлекс и слюнотечение будет протекать совершенно нормально. Если взять потерявший силу тормоза раздражитель, или раздражитель недостаточной силы, и при этом повести опыт таким образом, чтобы синий свет, когда он действует один, сопровождался кормлением мясом, т. е. подкреп­лять условный рефлекс безусловным, а синий свет, сопровождае­мый новым раздражителем, например стуком, не сопровождать им, то по прошествии некоторого времени стук сделается условным тор­мозом слюнного рефлекса. Присоединяясь всякий раз к действию синего света, он будет приостанавливать рефлекс. От простого внешнего тормоза он отличается тем, что возник в процессе воздей­ствия сложной структуры среды тем же путем, что и условный рефлекс, и сформировался под влиянием тех же условий.

Наряду с внешним торможением существует внутреннее тормо­жение, которое связано не с воздействием того или иного внешнего раздражителя, а с внутренними процессами в нервной системе. Про­стейший вид внутреннего торможения представляет собой угасание условного рефлекса. Если возбуждать длительно у собаки крепко выработанный условный рефлекс, не подкрепляя его безусловным раздражителем, то он начинает постепенно ослабевать, уменьшать­ся, как бы затухать и гаснуть и наконец прекратится совершенно. В том, что в данном случае мы имеем торможение рефлекса, а не пол­ное его исчезновение, можно убедиться, если дать собаке отдохнуть или произвести опыт на другой день, — рефлекс снова возобновит­ся.

Чрезвычайная биологическая полезность такого внутреннего торможения станет совершенно очевидной, если обратить внимание На то, что оно оберегает животное от бесплодной и бесполезной траты энергии и помогает ему экономно и расчетливо расходовать ее. Оно уберегает животное от закрепления ложных и случайных условных связей. Есть все основания думать, что сон представляет из себя не что иное, как разлитые формы такого всеобщего вну­треннего торможения реакций.

Не меньшее значение имеет торможение реакций при дифферен-цировке. Если у животного выработан условный рефлекс на какой-нибудь раздражитель, то оно будет реагировать и на все сходные раздражители. Например, при выработанном условном рефлексе на стук метронома со скоростью 100 ударов в минуту животное будет реагировать и на 50, и на 200 ударов. Но если 100 ударов подкреп­лять всякий раз безусловным раздражителем, а все прочие не подкреплять, то у животного устанавливается дифференцировка. Оно научается различать с большой точностью раздражения и реагировать только на нужное, все же прочие будут тормозиться внутренними тормозами. Благодаря этому механизму дифференци-ровки достигается чрезвычайная спецификация, уточнение связей, тончайшее различение организмом элементов среды и соотнесение им своих реакций к нужным воздействиям.

Тот же механизм внутреннего торможения лежит в основе следо­вых и запаздывающих рефлексов. В этом можно убедиться следу­ющим способом. Известно, что тормоза обладают обратной силой, т. е., будучи приложены к тормозу, они тормозят тормоз или рас­тормаживают рефлекс. Если у нас выработан условный отставлен­ный, или следовой, рефлекс на синий свет, то собака не будет выде­лять слюну сейчас же после зажигания синего света. Рефлекс на некоторое время заторможен. Но если в этот промежуток времени воздействовать на собаку посторонним раздражителем с достаточ­ной силой, например стуком, то рефлекс обнаружится немедленно. Стук, который во всякое время явился бы тормозом для всякого условного рефлекса, будучи приложен к заторможенному рефлек­су, тормозит тормоз и растормаживает рефлекс. Каких сложных форм может достигнуть поведение в зависимости от различного со­единения тормозов и рефлексов, можно видеть из одного опыта Павлова. У собаки выработан условный рефлекс на свет. Она вы­деляет Ю капель слюны. Если во время действия этого рефлекса взять какой-нибудь тон на рояле, рефлекс тормозится окончатель­но. Если вслед за этим заставить стучать метроном, действие рефлекса возобновляется, но собака выделяет только 4 капли. Чтобы объяснить это явление, пробуем всевозможные сочетания трех раздражителей — по одному, по два и по три. Результаты опыта удобнее всего записать в столбик, где начальными буквами обозначены все три раздражителя, а знаком «+» — их совместное действие.