СЕКУЛЯРИЗАЦИЯ КАК ОДНО ИЗ ПРОЯВЛЕНИЙ ЗАКАТА КЛАССИЧЕСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Процесс секуляризации (от лат. saecularis — светский, мирской) западной культуры и цивилизации имел вид высвобождения общественного и индивидуального созна­ния из-под власти религии и церкви. Совершавшаяся на

•41 •

 

протяжении нового и новейшего времени секуляриза­ция сопровождалась такими изменениями в сфере обще­ственной жизни, как перераспределение церковной соб­ственности в пользу государства, освобождение власт­ных институтов от практики получения санкций со стороны церкви, эмансипация культуры, воспитания, образования, быта людей от религиозно-церковных влия­ний, «разволшебствление» («расколдовывание») карти­ны мира, переход мирообъяснительных инициатив от религии к науке.

Секуляризация является противоположностью дру­гого процесса, также характерного для развития куль­туры и цивилизации — сакрализации. Секуляризация и сакрализация — полюса живой, динамичной культурно-исторической антитезы, между которыми располагается культурное пространство цивилизованного общежития народов и государств. Между ними колеблется истори­ческий маятник, устремляющийся то в одну, то в дру­гую сторону, и его движения свидетельствуют либо о волне сакрализации, либо о волне секуляризации.

Состояние нормативно-ценностных систем, соци­альных механизмов морально-правовой регуляции пря­мо зависело от этих процессов. Так, волна секуляриза­ции с присущим ей возвышением личностного начала, усилением рационализирующих умонастроений, крепну­щим духом антропоцентризма и социоцентризма порож­дала встречную защитную реакцию со стороны апологе­тов сакральной картины мира, заставляла их защищать эту картину, оправдывать Бога, создавать разнообраз­ные варианты теодицеи. И напротив, мощная волна сак­рализации, сопровождающаяся распространением умо­настроений, существенно преуменьшающих масштабы человеческой личности, а порой и заметно принижаю­щих достоинство человека, порождала встречную реак­цию секулярного характера, заставляла человека оправ­дывать самого себя в собственных глазах, искать сред­ства и способы духовного самовозвышения, создавать различные модели антроподицеи.

В условиях западной цивилизации волны секуляри­зации, как правило, начинали угрожать традиционным иерархическим нормативно-ценностным вертикалям, а

это было чревато ослаблением устоев социального по­рядка, падением нравов, ростом преступности, соци­альными катаклизмами. Символику секуляризованного мира демонстрирует творчество И. Босха. В его картинах мир, покинутый Богом, оставлен на произвол судьбы и оказался во власти темных сил. Всевозможная нечисть, прежде страшившаяся Божьего гнева, теперь осмелела и начала выползать из расщелин и укрытий. Мир напол­нился омерзительными и злобными чудовищами. Босх как бы предупреждает: обезбоженный мир станет напо­минать кошмар безумия и жить в нем человеку будет по-настоящему страшно, поскольку он окажется бесси­лен перед распоясавшимися силами тьмы и зла.

Цивилизационный макроорганизм, интуитивно ощу­щая опасность, которую несла в себе секуляризация, предпринимал встречные меры и стимулировал процесс активного правотворчества. Так, некогда в императорс­ком Риме на фоне ослабления религиозных начал, выхо­лащивания и оскудения религиозных чувств у граждан возникла тенденция развития и укрепления механизмов правовой регуляции социальных отношений. Несомнен­но, римское право, замечательный плод античной циви­лизации, — один из результатов той скрытой, подспуд­ной секуляризации, которая постепенно высвобождала общественное и индивидуальное сознание из плена язы­ческих верований.

Аналогичным образом обстояло дело и в постренес-сансной Европе: процесс секуляризации сопровождался интенсивным развитием правосознания, правоотноше­ний и правоведения. Характерно, что классический Во­сток, не знавший мощных волн секуляризации, не поро­дил сколь-нибудь значительных правовых систем или открытий в области правовой теории. Однако неразви­тость механизмов правовой регуляции на протяжении всей истории государств Востока не приводила к сколько-нибудь заметным проявлениям падения нравов и разгу­ла преступности. И причина заключалась в том, что традиционные нормативно-ценностные регуляторы пре­имущественно религиозного характера вместе с доста­точно архаическими нормами обычного права успешно осуществляли функцию социального контроля.

• 43 •

Так обнаруживает себя существенная культурно-исто­рическая закономерность: чем интенсивнее проходит процесс секуляризации, чем энергичнее осуществляют­ся разрушения в сфере иерархической пирамиды рели­гиозных норм, тем острее становится нужда в развитии институтов права как внешней регулятивной силы, пред­назначенной удерживать стихию человеческих взаимо­отношений в русле цивилизованной нормативности.

В Европе нового времени в процессе секуляризации постепенно сузилась сфера компетенции канонического права: целый ряд направлений в правоотношениях, ка­сающихся международных, политических, гражданских, семейно-брачных, уголовных вопросов перешел в веде­ние светских государственных судов. В итоге к XX в. в большинстве европейских стран за каноническим пра­вом осталась область преимущественно внутрицерков-ных отношений.

На протяжении XVIII-XIX вв. секуляризация проя­вилась в форме заметного усиления позитивно-право­вых умонастроений среди западных правоведов и фило­софов, склонных рассматривать право как самостоятель­ную регулятивную силу, опирающуюся на мощь светских социальных институтов и не нуждающуюся в религиоз­ных и метафизических обоснованиях своих норм. Фор­мируется сугубо светская, «государствоцентристская» модель права, в которой последнее предстает уверенным в собственной самодостаточности, в том, что оно способ­но самостоятельно, без помощи религии и церкви под­держивать необходимый социальный порядок. При этом практические кодификации как бы отменяют все пред­шествующие религиозно-философские и религиозно-эти­ческие искания, приведшие к появлению тех или иных конкретных норм и законов. Философскому и юриди­ческому позитивизму важен прежде всего сам закон в его прагматическом приложении. Здесь действует отме­ченная М. Вебером логика исторической рационализа­ции права, проявляющая не только в его секуляриза­ции, но и в возрастании роли факторов специализации и бюрократизации правоотношений, в непомерном увели­чении числа регулирующих их нормативных актов. Все это позволяет говорить о двойственной, амбивалентной

природе процесса секуляризации, который не вписыва­ется в границы однозначных положительных или отри­цательных оценок. С одной стороны, Европа обязана ему появлением того богатства правовых идей и сис­тем, которым она гордится. Вместе с тем, это богатство вряд ли способно компенсировать те существенные по­тери в сфере духа и духовности, которыми обернулась для культуры практика обесценивания высших абсолю­тов и разрушения классических нормативно-ценностных иерархий.

Между тем социально-историческая практика уже продемонстрировала ту культурную модель, которая по-аволяет успешно сочетать тенденции сакральности и се-кулярности на началах цивилизованного паритета. Куль­тура европейского барокко XVII в. являет собой пример сочетания духа антроподицеи и духа теодицеи, челове­ческого и божественного, секулярного и сакрального, свободы и ответственности. В барочной картине мира Бог и человек выступают на равных, представляют со­бой две равнозначные доминанты. Эта двухдоминантная модель миропорядка не отменяет традиционной иерар­хической вертикали и одновременно не сковывает чело­века, не ограничивает его духовную и практическую сво­боду. Более того, она защищает человека от соблазна вседозволенности, оберегает от падений в бездну иммо­рализма. В ней религиозные, моральные и правовые нор­мы не конкурируют между собой, а, дополняя усилия друг друга, служат одной цели — укреплению цивили­зованного социального порядка.

Эту опасную двойственность секуляризации подчер­кивал П. Тиллих: «Наша цивилизация решила в пользу секуляризации. Это было великое и очень нужное реше­ние. Оно свергло с трона церковь — церковь, сделав­шуюся силой угнетения и предрассудка. Оно освятило и наполнило смыслом нашу повседневную жизнь и труд. Однако оно отвергло те глубокие вещи, которые симво­лизирует религия: чувство неисчерпаемой таинственно­сти жизни, проникновение в конечный смысл существо­вания и непобедимую силу безусловной преданности. Такие вещи отвергать нельзя. Если мы изгоним их в их божественных формах, они вернутся в демонических

• 45 •

формах. И вот теперь, в преклонный век нашего секуля­ризованного мира, мы оказались свидетелями самых чу­довищных проявлений этих демонических форм; мы заг­лянули в тайники зла глубже, чем большинство преж­них поколений».

Процесс секуляризации выполняет одновременно де­структивные и конструктивные функции. С одной сто­роны, он означает деструкцию традиционных форм сак-ральности, а с другой — подготавливает социальную и духовную почву для новых форм сакральности, в кото­рых абсолютные ценности и нормы обретут тот вид, ко­торый в наибольшей степени будет соответствовать но­вым социально-историческим обстоятельствам.

От теоцентризма к социоцентризму

На протяжении нововременного процесса секуляри­зации сложилось европейское социальное сознание — система классических воззрений на общество и государ­ство как единый соционормативный комплекс, оказываю­щий определяющее цивилизующее воздействие на раз­витие всех сторон человеческой жизни. Социальное со­знание сформировалось в результате действия двух важнейших факторов. Первый — это процесс формиро­вания централизованных европейских государств с ин­тенсивно развивающейся экономикой, промышленнос­тью, торговлей, нуждающихся в нормативном обеспече­нии своих конструктивных инициатив, в интенсивной законотворческой практике.

Второй — это процесс секуляризации как постепен­ное освобождение социальной мысли, общественного и индивидуального сознания от власти церковных догма­тов и традиционных стереотипов религиозного миросо­зерцания. Он выглядел как логика постренессансного перераспределения мирообъяснительных функций в пользу светских текстов, создаваемых естествоиспыта­телями, философами, моралистами, правоведами и т. д.

Основными формами, в которых выступило социаль­ное сознание, стали две системы взглядов — естественно-правовая и позитивно-правовая. Развитие первой имело своим главным источником инициативы, исходящие пре­имущественно от формирующегося гражданского обще-

 

• 46 ■;

ства, защищавшего естественные права и свободы граж­дан и выдвигавшего крупных мыслителей-апологетов этих свобод.

Позитивно-правовая форма социального сознания, выражавшая интересы централизованных государств, разрабатывалась идеологами и политиками, находящи­мися на государственной службе.

Динамическая антитеза этих двух модусов составила внутреннее противоречие, благодаря которому западное социальное сознание развивалось как подвижная духов­ная целостность, способная производить разнообразные концептуальные структуры и сохраняющая при этом верность исходным нормативным, ценностным, смысло­вым константам западного культурного мира.

ПРОТОМОДЕРН — ЭПОХА ПЕРЕХОДА ОТ КЛАССИКИ К МОДЕРНУ

Протомодерн предстал в качестве маргинальной со­циокультурной парадигмы, занявшей промежуточное место между двумя культурно-историческими эпохами и соответствующими им типами цивилизаций — клас­сической цивилизацией и цивилизацией модерна. Он возник как результат взаимопроникновения двух тен­денций. Первая — это тенденция подведения итогов, ис­ходящая от парадигмы классики, проявляющая отчет­ливое понимание своих целей и задач и пытающаяся связать прошлое с настоящим.

Вторая тенденция отличалась устремленностью в бу­дущее. Но при этом она еще не имела собственных ду­ховных сил, чтобы постичь смысл иероглифов надвигаю­щейся эпохи.

На протяжении плавного перехода от классики к модерну, продолжавшегося вторую половину XIX в., культура протомодерна еще не приобрела самостоятель­ных стилевых особенностей. На глазах мыслителей и художников былой нормативно-ценностный космос клас­сической культуры с ее ясными критериями и отчетли­выми смыслами начал все более походить на «разбегаю­щуюся Вселенную» Эмпедокла, когда власть в ней пере­шла от Дружбы к Вражде.

• 47