ПОЛИТИЧЕСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ БОРЬБЫЗА ВЛАСТЬ

Лев Давидович Троцкий (Бронштейн) (1879-1940) — теоретик и практик коммунистического движения и социалистического строительства, один из ближайших соратников В. И. Ленина и ведущих «архитекторов то­талитаризма», военный вождь («Красный Наполеон») большевиков во время гражданской войны, автор идеи «перманентной мировой революции». Родился в Херсон­ской губернии в семье состоятельного еврея-колониста. Учился в реальных училищах вначале Одессы, а затем Николаева, где выступил создателем Южно-русского ра­бочего союза для борьбы за социальные права. Прошел через аресты, тюремные заключения и ссылки. В Одес­ской тюрьме избрал фамилию надзирателя Троцкого для собственного псевдонима. В 1902 г. в эмиграции в Лондо­не познакомился с Лениным. В 1905 г. вернулся в Рос­сию, где возглавил Петербургский совет рабочих депута­тов. В 1917 г. вошел во фракцию большевиков, стал членом ЦК, принял активнейшее участие в Октябрь­ском перевороте. Был членом Политбюро, председате­лем Петроградского совета, наркомом иностранных, во­енных и морских дел, председателем Реввоенсовета Рес­публики, руководителем Красной Армии в 1918-1925 гг. В 1920-е гг. боролся со Сталиным за власть в партии и государстве, потерпел поражение, был исключен из партии, сослан в Алма-Ату, а затем, в 1929 г., выдворен из СССР. Жил в Турции, Франции, Норвегии, Мексике, писал статьи и книги. Был убит сталинским агентом Р. Меркадером. Автор 80-томного литературно-публици­стического наследия, в том числе книг: «Наши полити­ческие задачи (Тактические и организационные зада­чи)» (1904); «Терроризм и коммунизм» (1920); «Война и революция» в 2 т. (1922); «Литература и революция», «Задачи коммунистического воспитания» (1923); «Уроки Октября» (1924); «Как вооружалась революция» в 3 т. (1923-1925); «Перманентная революция» (1930); «Моя жизнь» (1930); «Сталинская школа фальсификаций: по­правки и дополнения к литературе эпигонов» (1932); «Пре­данная революция» (1936); «Сталин» в 2 т. (1940) и др.

344*

В теоретическом наследии Троцкого отчетливо про­сматриваются три комплекса работ, свидетельствующие о трех основных этапах его эволюции как социального мыслителя. В первый, дореволюционный период он вы­ступил как партийный публицист, занимавший средин­ную позицию между большевистским и меньшевистским крылом членов РСДРП. На втором этапе (1917-1927) Троцкий — крупнейший большевистский теоретик во­енного коммунизма и перманентной революции. Третий этап, включающий годы изгнания, сделал его страст­ным критиком сталинистской модели тоталитаризма, утвердившегося в СССР. На всех этапах для социально-политического мышления Троцкого характерны ради­кализм, прагматизм и утопический революционаризм, проявившиеся в апологетике идей военного коммуниз­ма и мировой революции, в постоянном подчеркивании приоритетного положения социальной практики над тео­рией, в стремлении к утилитаристскому истолкованию-марксистской методологии.

В многочисленных работах Троцкого, посвященных различным аспектам феномена революции, философско-социологические установки аналитика сочетаются с идео­логической, агитационно-пропагандистской риторикой партийного вождя.

Троцкий рассматривал социальную историю как сме­ну эпох относительного равновесия и периодов его нару­шения, чередующихся под влиянием как объективных, так и субъективных факторов. Среди последних веду­щая роль принадлежит активной деятельности челове­ческих субъектов, стремящихся воздействовать на об­стоятельства и изменять их в соответствии со своими интересами и тем самым ускоряющих ход социальной истории.

Троцкий видел в российской цивилизации евразий­ское формообразование, сочетающее начала европеизма и азиатчины. Ее характерная особенность — историче­ская молодость и стремление догнать ушедшие вперед европейские государства, приведшие к скачкообразно­сти развития, к тому, что Россия перескакивала со ступе­ни на ступень, пропуская отдельные важные культурные фазы и жестоко страдая от того, что подобные скачки

• 345 •

сопровождались цивилизационными катастрофами. В ду­ховном отношении историческое запаздывание России обрекло ее на разнообразные формы культурного эпи­гонства.

При анализе новообразующегося советского типа со­циальности Троцкий обратил внимание на особую роль партийно-государственной бюрократии в ее формирова­нии. Инерционное воздействие психологии гражданской войны, характерное для бывших красных командиров, занявших ключевые посты в партийных и государствен­ных структурах, фактически свело на нет дух демокра­тизма, превратило все формальные социальные инсти­туты в оплоты бюрократизма, безраздельно господствую­щие над народными массами, утратившими права и свободы. Традиционная для эксплуататорских обществ бюрократия возродилась в СССР, превратилась в главно­го проводника неправовых принципов социального уп­равления и общественного неравенства. Воздвиглись не­виданные по мощи бастионы бюрократической власти партийно-государственной элиты, ставшей фактическим тормозом социалистического строительства в стране.

И. А. ИЛЬИН:

КОМПАРАТИВИСТСКИЙ МЕТОД В ПОЛИТИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ

Иван Александрович Ильин (1883—1954) — русский философ и правовед. Получил юридическое образова­ние. Преподавал в Московском университете. В 1922 г. был приговорен большевиками к расстрелу, но затем смертная казнь была заменена отправкой в изгнание. Жил в Германии и Швейцарии, занимаясь научно-педа­гогической деятельностью. Исследовал, наряду с рели­гиозно-философскими проблемами, также и социальные вопросы государственного суверенитета, природы меж­дународного права, сущности монархического и респуб­ликанского правосознания.

Основные сочинения: «Философия Гегеля как уче­ние о конкретности Бога и человека» (1918); «Учение о человеке» (1918); «О сопротивлении злу силою» (1925); «Яд большевизма» (1931); «Путь духовного обновления» (1935); «Творческая идея нашего будущего. Об основах

•346'

духовного характера» (1937); «Основы христианской культуры» (1938); «Понятия права и силы. Опыт мето­дологического анализа»; «О монархии и республике» (опубликована посмертно в 1979 г.).

Исследуя природу «живого» общественного и инди­видуального правосознания, Ильин утверждал, что в тех условиях, когда оно пребывает в неразвитом или кри­зисном состоянии, утратив связь с религиозными и нрав­ственными устоями общественной жизни, вырождается и действующее в государстве позитивное право и подта­чиваются основы правопорядка.

Главным трудом своей жизни Ильин считал книгу «О монархии и республике», над которой он работал более сорока лет и которая была опубликована в Нью-Йорке в незавершенном виде после его смерти.

Концепция исследования изложена с позиций прин­ципа антитезы: два типа правосознания, монархическое и республиканское, противопоставляются друг другу по целому ряду позиций. Ильин вскрывает бессознатель­ные тяготения в человеческой психике, стимулирую­щие у одних людей монархические, а у других респуб­ликанские ориентации и привязанности. Присутствуя в виде душевных склонностей, они ищут реализации во всех доступных сферах. Когда им удается проникнуть в область отношения к государственной власти и институ­там права, они обретают форму либо монархического, либо республиканского правосознания.

Ильин исходит из того, что берет известный трюизм, определяющий монархию как форму наследственного еди­новластия, и предпринимает попытку выйти за пределы формального определения и вскрыть глубинные куль­турно-исторические основания монархии и монархичес­кого сознания. Исследуя природу монархических ори­ентации, он указывает на то, что у их истоков обнару­живается потребность людей иметь перед собой субъекта, который олицетворял бы для них все государство как целое, был бы единым, живым центром всей государ­ственной жизни. Подобное олицетворение имеет религи­озную природу, заставляя народ воспринимать власть го­сударя как некую священную данность. Не случайно в древности повсеместно существовала вера в божественность

фараонов, императоров, царей. Монарх выступал как воп­лотившаяся частица божества, из чего следовало его без­апелляционное право повелевать подданными и быть их верховным судьей.

Ильин обнаруживает корни монархической идеи в патриархальной психологии, для носителей которой не­пререкаема власть отца как высшего авторитета в воп­росах семейного быта и хозяйства. Монарх — это такой же отец, но только большего масштаба. Сам Бог — это тоже отец, но уже наивысшего ранга, являющийся пра­родителем всего сущего. Религиозно-мифологическая, теоцентрическая природа монархического сознания про­является в его особом, иррационально-интуитивном вос­приятии мира, жизни, истории, политики не как игры случайностей, но как следствия воздействий провиден­циально-метафизических сил.

Монархическое сознание иерархично: его носители чтут культуру ранга и субординации в человеческих вза­имоотношениях. За признанием важности иерархичес­кого мировидения стоит потребность в поиске каче­ственных различий между социальными субъектами, стремление по достоинству оценивать их. Наивысшее качество — это совершенство. Именно высшее совершен­ство как абсолютную степень всех возможных качеств человек чтит в Боге. В прошлом все воспитание было устремлено к тому, чтобы научить человека мерить кри­терием абсолютного совершенства Бога собственное не­совершенство. Это предостерегало людей от чрезмерной гордыни, самоуверенности и самовлюбленности. Люди по своей природе и духовным свойствам не равны, и полностью уравнять их никогда никому не удавалось и не удастся. Монархическое сознание признает эту разно-качественность людей и считает, что и права у них дол­жны быть разными. Если индивиды различаются осо­бенностями наследственности, одаренности, интеллек­та, воли, воспитания, то для лучших из них должны существовать справедливые привилегии. Монархическое сознание выступает против всеобщего избирательного пра­ва, поскольку, с его точки зрения, существует много необразованных и глупых людей, чьи избирательные го­лоса и непродуманный выбор принесут только вред го-

сударству. Будучи изначально консервативным, монар­хическое сознание дорожит древними традициями. Оно не одобряет скоропалительных новаций, не склонно к радикальным реформам и идет на них лишь тогда, ког­да они действительно назрели.

Монархическое сознание исполнено достоинства и самоуважения, что позволяет ему без унижения повино­ваться высшим и лучшим. Оно добровольно приемлет необходимость дисциплины и правовых ограничений сво­ей деятельности. Жизнь в государстве для него не рабо­лепная служба, а творческое служение.

Отмечая патриархальный характер монархических принципов, Ильин утверждает, что пока в социальной жизни народов будет существовать парная, моногамная семья во главе с отцом, в психологии и ценностных ори-ентациях людей неизменно будут проявляться монархи­ческие настроения, поскольку семья — это своеобразная микромодель монархии, тяготеющая к авторитарным от­ношениям и требующая, чтобы дети беспрекословно при­нимали от родителей наставления и наказания.

Сопоставляя монархию с республикой и отдавая свои симпатии первой, Ильин не считает монархические ори­ентации архаизмом. Прослеживающиеся за ними тыся­челетние традиции мировой цивилизации сообщают им необычайную историческую устойчивость, заставляющую к ним по сей день относиться с полной серьезностью и уважением.

Там, где в народе в силу тех или иных причин слабе­ет потребность в олицетворенном, сакральном восприя­тии государственной власти, монархический склад по­литико-правового сознания перестает доминировать и уступает место республиканскому. Ильин вскрывает глу­бинные культурно-исторические корни ориентации, сти­мулирующих республиканско-демократические настрое­ния широких масс. Эти ориентации присутствуют в индивидуальной и общественной психике в виде бессоз­нательных интенций и душевных склонностей, которые ищут реализации во всех доступных сферах. Когда они вторгаются в область отношений индивидов с государ­ством, то обретают форму республиканского политико-правового сознания.

Республиканское сознание тяготеет к растворению индивидуально-личностного начала в коллективном. Даже на ключевом посту во главе государства ему не нужна яркая индивидуальность, а предпочтительнее рядовой политик из числа обывателей, избираемый на определен­ный срок премьер-министром или президентом.

Республиканское сознание склонно к рассудочному толкованию мира, истории, государственности. В отли­чие от теоцентристски ориентированного монархическо­го сознания, оно антропоцентрично, рационалистично и убеждено, что человеческая воля выше «природы», «судь­бы», «провидения». Не случайно его носители, как пра­вило, презирают тех, кто склонен к религиозному по­клонению.

Отвергая принципы иерархии, тяготея к идее равен­ства, республиканское правосознание убеждено, что люди по своей природе являются равноценными существами. Если монархическое сознание фиксирует свое внимание на том, что отличает людей друг от друга, то республи­канское сознание обращается прежде всего к тому, что их сближает, к сходным потребностям, интересам, тре­бованиям равных прав и свобод. Ратуя за полное равен­ство, оно требует, чтобы женщинам были даны все пра­ва для активной политической деятельности. Монархи­ческое сознание, в отличие от него, настаивает на том, что женщину не следует вовлекать в грязь и пошлость политической борьбы, так как у нее есть более важные и интимные задачи, предписанные ей природой и являю­щиеся драгоценными для общества и государства. Но для республиканцев естественные различия между муж­чинами и женщинами отступают на задний план под натиском идеи гражданского равенства.

Республиканскому сознанию чужд консерватизм, оно не ценит традиций и не чувствует тех уз, которые связы­вают его с ними. Поэтому оно с готовностью приемлет любые новации, перемены и реформы. Его социальный, политический активизм носит центробежный характер и заставляет его ратовать за личные свободы, открываю­щие простор для индивидуальных инициатив и создаю­щие атмосферу политической конкуренции. Республика­низм, с характерным для него дефицитом чувства ответ-

ственности за свои деяния, поощряет политический карь­еризм и властолюбие, открывая для них законные пути и предлагая легитимные средства. Он фактически стиму­лирует стремления энергичных и предприимчивых граж­дан к их вхождению во властные структуры и к последую­щему захвату власти наиболее удачливыми из них.

Республиканские ориентации способны проявляться и помимо политико-правовых сфер. Так, например, се­мья, строящаяся на основании республиканских симпа­тий ее членов, проводит в жизнь принципы «равенства» двух и даже трех поколений, отвергает строгую дисцип­лину и субординацию. В школе республиканизм предпо­читает «координацию» вместо субординации, пытается внести максимум товарищеского духа в отношения уче­ников с учителями. При этом, если у детей высокий нравственный уровень, а у преподавателей много жиз­ненного опыта, культуры и такта, это дает хорошие пло­ды, но если ничего этого нет, школьное дело гибнет.

В армии принципы республиканизма совершенно не­уместны, так как без субординации и дисциплины она не боеспособна. Когда в России в феврале 1917 г. на армейские подразделения попытались перенести прин­ципы республиканской идеологии, ограничив права ко­мандиров, учредив их избирательность и подотчетность солдатам, армия молниеносно разложилась.

Исследуя социально-философские, культурно-истори­ческие и морально-правовые грани республиканской идеи, Ильин обнаруживает целый ряд ее слабых сторон и уяз­вимых мест. Это заставляет его довольно сдержанно, без особого оптимизма и энтузиазма воспринимать те процес­сы демократизации, которые стали играть важную роль в исторических судьбах многих государств в XX в.

Г. Д. ГУРВИЧ: СОЦИОЛОГИЯ «МИКРООТНОШЕНИЙ»

Георгий Давыдович Гурвич (1894-1965) — российско-французский социолог и философ. Родился в России в семье директора банка. Учился в гимназиях Ростова и Риги. Окончил Петербургский университет. С 1918 г. профессор Томского университета. В 1921 г. эмигрировал в Европу. Преподавал в университетах Праги, Бордо,

• 351 •

Страсбурга, а также в Гарвардском и Колумбийском уни­верситетах США. В 1935 г. вышла работа Гурвича «Раз­витие и система социального права. История доктрины с XVII до конца XIX в.», которую он защитил как доктор­скую диссертацию. В 1948 г. Гурвич занял должность профессора Сорбонны, возглавил кафедру социологии. Он вел большую научно-организационную деятельность: явился основателем Лаборатории социологии познания и морали, Международной ассоциации социологов фран­коязычных стран, журнала «Международные тетради по социологии». Основные сочинения: «„Правда воли монаршей" Феофана Прокоповича и ее западноевропей­ские источники» (1915); «Фихтевская система конкрет­ной этики» (1924); «Юридический опыт и плюралисти­ческая философия права» (1935); «Эссе о социологии» (1938); «Социология права» (1942); «Декларация соци­альных прав» (1944); «Введение в исследование социо­логии познания» (1948); «Социология» (1947); «Социо­метрия во Франции и США» (1950); «Социальные детер-минизмы и человеческая свобода» (1955); «Социология К. Маркса» (1959); «Трактат по социологии» (1962); «Диалектика и социология» (1962); «Прудон, его жизнь и дело» (1965)и др.

Согласно Гурвичу, главная задача социологической науки заключается в том, чтобы изучать социальные «микроотношения» между людьми, связывающие их в разномасштабные «макрогруппы». Смыслы этих отно­шений определяются действием трех ведущих принци­пов — фатализма, детерминизма и свободы. Но если су­ществование фатума проблематично, то наличие свобо­ды несомненно. Общество не допускает того, чтобы свобода была абсолютна. Действие разнообразных соци­альных причин налагает на нее свою печать, ограничи­вает ее с разных сторон и сообщает действиям каждого конкретного человека в каждой отдельной ситуации осо­бый характер. Поэтому социология должна в первую очередь исследовать эти конкретные «микрорисунки», «микросхемы» социального поведения людей и выяв­лять на их основе наиболее типичные модели. Из сово­купностей этих типовых форм складываются общие кар­тины социальной реальности.

Социология права — это составная часть общей со­циологии человеческого духа. Ее интересуют правовые реалии, пронизывающие практическую и духовную жизнь людей, и то, каковы их взаимовлияния. Гурвич выделяет следующие основные разделы социологии пра­ва: 1) систематическая социология права (исследует функ­циональные связи между социумом и правом); 2) гене­тическая социология права (изучает содержащиеся в правовых системах нормативные тенденции). Право — это позитивный порядок, реализующий принцип спра­ведливости в конкретной социальной среде путем созда­ния и применения совокупности многосторонних импе­ративов и конвенций.

Значительное место в работах Гурвича занимала кон­фликтологическая проблематика. Он считал конфликты неустранимым атрибутом социальной жизни людей. Со­циум способен генерировать и аккумулировать деструк­тивную энергию конфликтов, давать ей накапливаться до критической степени, а затем быть свидетелем и жертвой разрушительных вспышек и взрывов. Социальные систе­мы находятся лишь на подступах к пониманию природы конфликтов и еще очень далеки от владения искусством их блокирования или нейтрализации. Те процессы, кото­рые помимо воли людей происходят в современном обще­стве и делают его все более бюрократизированным и тех­нократическим, лишь усугубляют состояние дел, повы­шают степень конфликтогенности социальных отношений. Единственное, что может хоть как-то сгладить ощущение безысходности, это надежда, что развитие всех форм плю­рализма, от философского до политического, проникно­вение во все социальные сферы принципа толерантности сделают общественную жизнь достаточно сносной.

С. Л. ФРАНК: РЕАЛИЯ ДЕСПОТИЗМА И ПРОЕКТ ТЕОКРАТИИ

Семен Людвигович Франк (1877-1950) — российский мыслитель. Учился на юридическом факультете Мос­ковского университета, изучал социологию и филосо­фию в Гейдельбергском и Мюнхенском университетах. Преподавал в Петербургском, Саратовском и Московском

• 353 •

университетах. После вынужденной эмиграции в 1922 г. жил в Германии, Франции, Великобритании. Основные труды: «Теория ценности Маркса и ее значение. Крити­ческий этюд» (1900); «Философия и жизнь. Этюды и наброски по философии культуры» (1910);«Предмет зна­ния. Об основах и пределах отвлеченного знания» (1915); «Душа человека (Опыт введения в философскую психо­логию)» (1917); «Очерк методологии общественных наук» (1922); «Живое знание» (1923); «Крушение кумиров» (1924); «Русское миросозерцание» (1925); «Ересь уто­пизма» (1926); «По ту сторону „правого" и „левого"», «Духовные основы общества» (1930); «Непостижимое» (1939); «П. Б. Струве», «Свет во тьме. Опыт христиан­ской этики и социальной философии» (1949); «Реаль­ность и человек. Метафизика человеческого бытия» (1956); «С нами Бог» (1964) и др.