Большая или Генеральная репрессия как системообразующее событие

Большая репрессия – одна из фундаментальных реалий отечественной истории ХХ века. Это понятие не нуждается в расшифровке. Генеральная репрессия – чрезвычайное событие, характеризующееся уровнем насилия, резко превышающим устойчивые значения. В ходе такой репрессии выбивается существенный сегмент общества. При том, что она охватывает все слои населения, наблюдается закономерность: самый мощный удар падает на субъектный слой общества. Все слои и уровни элиты, производящие смыслы, переживают радикальное «прореживание».

Большая репрессия – событие, конституировавшее русский мир и возрождавшее его после серьезных переформатирований. Событие, в котором революционная эпоха нашла свое завершение. После этого космос выстроился, и русский мир воссоздался заново. Важно помнить об эсхатологическом измерении Большой русской репрессии, для этого мира характерном. Формирование российской цивилизации завершается в начале Нового времени. Мы имеем в виду эпоху Ивана Грозного. Обстоятельства возникновения и природа доминирующего сознания диктовали эсхатологический комплекс как базовое для традиционного российского сознания переживание истории.

Я придерживаюсь точки зрения, согласно которой эсхатологическое брожение – универсальная реакция традиционного мира на наступление Нового времени и распад Традиции (6). Крестьянские войны, восстания, сектантские движения, консервативные революции резко упрощают мир, блокируют социально-культурную дифференциацию, актуализуют вчерашние и позавчерашние модели поведения. Общество останавливается, оказавшись не в силах переступить порог, отделяющий Новое время от предшествующих стадий развития. В России же ко всему перечисленному прибавилась Большая репрессия, вершимая сакральной властью в контексте эсхатологических упований. Она стала генеральным средством, заблокировавшим наступление Нового времени на территории страны.

Однако Большая репрессия по своей природе двойственна. В сознании патриархального человека она выступала силой, противостоявшей Новому времени. Но объективное содержание этого процесса состояло в обвальном и массовом включении традиционного общества в письменную культуру, приобщении к урбанистической реальности и модернизации. На место носителя вечной и неизменной крестьянской культуры приходил мигрант в первом поколении. Персонаж нестабильный, изменяющийся в чреде поколений и последовательно входивший в жизнь урбанистической цивилизации.

Телеология Большой репрессия состоит в том, что последняя запускает процесс глубокой архаизации социально-культурной реальности. К сожалению, понятие «архаизация» слабо разработано, особенно в отечественной гуманитарной мысли. Ясно, что это что-то плохое, но что – не слишком понятно. Между тем данное понятие заслуживает самого серьезного внимания. Архаизация есть актуализация смыслов, практик, моделей понимания и поведения, психологических механизмов, характерных для исторически предшествующих эпох вплоть до палеолита, который есть лоно формирования архаики.

Природа человека и, соответственно, природа исторического процесса таковы, что стадиально предшествующие модели бытия (и соответствующие им ментальные структуры) не умирают, а, так сказать, «отодвигаются». На уровне отдельного человека они перемещаются на периферию индивидуального психического, а на уровне общества – на периферию социокультурной реальности: в маргинальные слои, в игровые детские и юношеские практики, в субкультуру преступного сообщества, в секты и т. д. В особых ситуациях эти пласты исторической памяти могут в тех или иных формах актуализоваться. Распад государства, кризис исторически последующих форм социальности и культуры всегда актуализует исторически предшествующее, отодвинутое на периферию. Мощнейшим фактором актуализации архаики является эсхатологическое томление и истерия, которая охватывает традиционное общество на пороге стадиального перехода к Новому времени. Интересующая нас Большая репрессия создала дополнительный сильнейший импульс архаизации общества, переживавшего этот процесс.

Процессы архаизации на уровне индивида, в сфере человеческой психики и ментальности описаны Питиримом Сорокиным. Опираясь на материалы русской революции 1917 года, он анализировал прорыв репрессированных ранее базовых инстинктов и импульсов. Процесс «раскультуривания» может достигать глубокого уровня, вплоть до каннибализма. Причем подобного рода явления характерны для любого социального кризиса, начиная с глубокой древности (7).

Как известно, легче всего редуцируются те уровни психического и уровни культуры, которые утвердились недавно и слабо закреплены в культурном опыте и органике человека. Большая репрессия работает так же, как и любой глубокий кризис. Но она разворачивается после революции и может рассматриваться как завершающий этап этого кризиса. Культурный регресс неприемлем и чудовищен для человека, сущностно принадлежащего большому обществу и цивилизации, прочно и однозначно вписанного в мир исторического бытия. Но архаики и традиционалисты, вписанные в государство насильственно и частично, переживают ситуацию регресса совершенно по-иному.

Конечно, переход порога табуации болезненен и для них. Сделать «это» страшно и мучительно. Но затем для того, кто «преступил», открывается новая психологическая и онтологическая реальность. В этой реальности человек, прошедший стадию раскультуривания, обнаруживает свою прелесть. Ему комфортно и привольно жить в новом для себя состоянии. Он не только освободился от вчерашних запретов, он вернулся к себе, актуализовал скрытые пласты собственной психики. Пращур, спрятанный на дне подсознания, распрямился и встал во весь рост; и это, оказывается, прекрасное чувство.

Не менее интересны процессы редукции сознания. Раскрывая панораму процессов актуализации архаических пластов психики, моделей поведения и видения мира, В. Хачатурян выделяет измененные состояния сознания, а также феномен «омассовления», превращения индивида в человека толпы (8).

Измененные состояния сознания (ИСС) и их «заменители» (экстатические, трансовые состояния, одержимость) представляют собой неотъемлемую часть религиозно-культурной жизни архаических и традиционных обществ. Глубокие уровни погружения в ИСС, которые описываются как ощущение растворенности в безвременье, потери пространственного местонахождения, как «слияние со всем миром», имеют инволюционный характер и неизбежно сопровождаются утратой индивидуальности и способности к рефлексии. Исследователи указывают на то, что, помимо метафизических прозрений, ИСС улучшает отношения между людьми, благотворно влияет на эмоциональное состояние, т.е. выполняет компенсаторную функцию.

Зрелая цивилизация формирует нормальное или бодрствующее состояние сознания, которое оперирует культурными смыслами, соответствующими субъект-объектному разделению мира, пребыванию человека в физическом времени и пространстве. Между тем практикам ИСС «относительно близки исторически первые практики развития сознательного». Первобытный человек воспринимает мир как всеохватный. Его сознание лишь иногда поднимается из океана бессознательного и вновь погружается в него (9). Но это касается не только глубокой архаики.

Специалисты говорят о «плавающем сознании», отличающемся трудноуловимыми выпадениями в ИСС из бодрствующего состояния. Прежде всего, это относится к детям и старикам, но присуще и всем остальным людям. А само ИСС «характеризуется максимально возможным (но далеко не полным) освобождением от культуры и субъектности, развитие которых составляет доминанту исторического процесса» (10).

Это важный вывод. Человек, принадлежащий зрелой цивилизации, по преимуществу пребывает в бодрствующем состоянии, архаик и традиционалист – в разных модификациях ИСС.

Большая репрессия вожделенна и целительна для деспотического правления. Она конституирует и утверждает традиционно-архаическое целое не как главенствующую, но как единственно подлинную реальность. Фиксирует культурный космос, переживающий кровавый ритуал массового жертвоприношения, и бесконечно высоко поднимает статус сакральной власти. Но почему деспотам или претендентам на статус деспота удается запустить процесс Большой репрессии? Ведь это делается руками десятков и сотен тысяч людей, которые позже станут жертвами процесса самоуничтожения!

Сталинская Большая репрессия прошла, по историческим меркам, сравнительно недавно и оставила множество свидетельств. Осмысление этих материалов позволяют полагать, что такая репрессия формирует эмоционально-психологический климат, который способствует выпадениям в ИСС, поощряет данную ментально-психологическую стратегию. Кроме того, репрессия способствует упоминавшемуся выше «омассовлению», превращению индивида в человека толпы. По справедливому замечанию В.Хачатурян, феномен «омассовления» можно рассматривать как вариант ИСС.

Мое понимание проблемы состоит в том, что архаики и традиционалисты, насильно вовлекаемые в мир модернизирующегося государства, который требует от них противостоящего их органике пребывания в бодрствующем состоянии, бессознательно, на ощупь будут стремиться к любым изменениям социокультурной реальности в направлении, которое обеспечит доминирование вожделенного для них измененного состояния сознания. Большая репрессия формирует именно такую диспозицию. Она целительна для традиционалистов и архаиков, насильно втянутых в чуждую им реальность. Происходит не только большое упрощение, но возврат к психологическому состоянию, исторически предшествующему актуальному. К правильному и безусловному миру детства. К ясности и глубинной защищенности, которая, казалось, была необратимо утрачена. Раскручивающий маховик репрессии деспотический режим обретает мощнейшую подпитку снизу, которая позволяет преодолеть сопротивление как элиты, так и модернизированных слоев.

Современники событий, затрудняющиеся точно выразить дух той страшной эпохи, рисуют мир, погруженный в сумеречное, призрачное, отчасти бредовое состояние. Это и есть образ вчера еще рационального мира, переживающего погружение в дорациональное и довербальное, палеолитическое сознание.

Большая репрессия на полную мощность запускает механизм Стокгольмского синдрома. Любовь и иррациональная преданность власти разгоняется до фантастических значений. Она же рождает иррациональный ужас и окончательно десубъективирует не только массового человека, но практически каждого. Только глубинно модернизированный человек, сохраняющий ясность ума в любой ситуации, способен противостоять иррациональному ужасу и вырабатывать некоторую рациональную стратегию в соответствии со своими принципами в этой трагической ситуации.

Великий откат психологически комфортен и целителен. Архаики – люди довербальные. Им не дано выражать свое отношение в связном дискурсе, но своим нутром они чувствуют – это та самая, наша, правильная жизнь, комфортное, органичное самоощущение, правильный мир.

Таким образом, Большая репрессия предстает как специфический механизм включения огромных традиционно-архаических масс в реальность модернизирующегося общества. Здесь мы сталкиваемся с парадоксальной диалектикой. Массовый террор «срезает» верхушку общества, отбрасывает его от достижений лидирующих групп и слоев, усредняет его, примитивизируя общую картину бытия. Но одновременно он позволяет включить миллионы людей в чуждый для них, пугающий мир индустриальной цивилизации. И, тем самым, запускает бесконечный процесс модернизационного развития десятков миллионов вчерашних крестьян.

Завершая данный исследовательский сюжет, надо сказать, что условия разворачивания Большой репрессии снимаются вместе с вымиранием архаика и традиционалиста. Когда обозначенные социокультурные категории превращаются в меньшинство, утрачивается телеология Большой репрессии и сама она становится невозможной.