Зелень Осириса

 

И увидела жена, что дерево хорошо для пищи,

и что оно приятно для глаз и вожделенно,

потому что дает знание…

Бытие 3: 6

 

Тысячелетиями человек рос, жил и отдыхал рядом с зеленью. И растительная жизнь связана с Воскресением. С весенним обновлением природы. Понятно, что зеленый цвет благоприятно действует на человека. И ассоциируется с юностью, с жизненной возможностью, с рождением и надеждой. Согласно де Боно, зеленый цвет как символ плодородия, как растение, пробивающее путь к свету сквозь толщу земли символизирует создание ситуаций, пробуждающих сознание [dlxxxvii], или (как наделяет психология личности преимущественно мужской интеллект) «Я-концепцию».

Да и «зеленый змий», или «зелье», или «тоска зеленая» — это тоже скорее мужские признаки, чем женские. Об этом же пишет У. Бер: «в зеленом сильнее всего выражается мужское начало» [dlxxxviii]. Да и Людвиг Витгенштейн советовал: Всегда спускайся с голых вершин рассудительности в зеленые долины глупости [dlxxxix].

В Древнем Египте зеленый — строго канонизированный цвет Осириса (“произрастающего”). Так, в статье, посвященной семантическому анализу символики цвета, Л. Н. Миронова утверждает, что зеленый не символизирует Осириса, а является им самим[dxc]. Вместе с тем, немного далее в этом же исследовании зеленый рассматривается ею и как женский, поскольку демонстрирует пассивные свойства по отношению к мужскому красному и связан с землей как принципом женского начала.

Однако, во-первых, в Древнем Египте существовали матрилинейные отношения, то есть женское начало в некотором роде доминировало над мужским, — хотя бы при передаче власти. И, во-вторых, с учетом того, что Осирис — муж Исиды и отец Гора[dxci], несложно понять, почему практически во всех интерпретациях принято считать, что Осирис (его сублимат — зеленый) символизирует мужское начало, или, как отмечалось ранее, самосознание. Так, например, Ева Геллер уверена, что зеленый цвет Осириса — символизирует мужской принцип[dxcii].

Подобно этому казусу иногда встречается и смешение совершенно различных мифологических принципов, из-за которого путаются функции различных божеств и соответственно их цвета. Так, в главе о зеленом цвете авторы коллективной монографии “La couleur” утверждают, что Осирис был богом произрастания и смерти [dxciii]. На мой взгляд, это положение не может быть доказано, так как Осирис был прежде всего богом производительных сил природы и царем (но никак не богом!) загробного мира. То есть он мог лишь судить покойных, но никак не умерщвлять живых[dxciv]. Об этом говорит и цветовая, и мифологическая семантика: зеленый Осирис всегда противостоял оранжевому Сету[dxcv].

Конфуцианская традиция наделила зеленый цвет свойством гуманности. Так, например, в Традиционном Китае всегда существовала четкая связь между мужественным принципом ЯН и нефритом[dxcvi]; при этом последний, согласно А. Е. Ферсману, всегда характеризуется зеленым цветом. Практически эти же качества ауры ярко-зеленого цвета усматривают экстрасенсы: терпимость к мнениям и верованиям других, умение легко приспосабливаться к изменяющимся условиям: такт, вежливость, житейскую мудрость и т. п. То есть те качества, которые иногда могут трактоваться как «тонкий обман» [dxcvii].

По преданиям, зеленый хризопраз дает носящему его прекрасную память. В Индии же считалось, что зеленый цвет укреплял не только память, но и собственно знания. В Бангкоке же, столице Тайланда находится знаменитый Храм Изумрудного Будды со статуей Будды, сотворенной из цельной глыбы жадеита (минерала яблочно-зеленого цвета)[dxcviii]. Аналогично этому в буддистских верованиях ярко-зеленый олицетворял цвет отца и цвет сыновей и являлся символом жизни[dxcix].

В зеленом энергетическом центре тантрическое учение находит прежде всего обретение власти над своим “Я”, ощущение внутренней силы, контроль над речью и чувствами, преодоление препятствий и трудностей[dc]. Так, одежды Робин Гуда всегда были зелеными. Так, в день Святого Патрика (17 марта) принято одветься в зеленое. Так, Ирландию называют «изумрудным островом» и, по словам популярной ирландской песни, «облачение в зеленое» выражает проирландские симпатии[dci]. Так, Н. Гумилев усматривает в зеленом цвете явные признаки мужественности:

 

Земля забудет обиды

Всех воинов, всех купцов,

И будут, как встарь, друиды

Учить с зеленых холмов.

 

Аналогичная семантика выявляется и в других культурах. Этим, возможно, объясняется и шпенглеровское соотнесение зеленого цвета с цветом одиночества, с фаустовским, монотеистическим цветом судьбы, как имманентного вселенной стечения обстоятельств. Наряду с синим, Шпенглер определяет зеленый цвет развоплощающим действительность и созидающим дали силой [dcii].

Смарагд (изумруд) был любимым камнем Соломона. Иначе говоря, зеленый — мужской цвет. “И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву сеющую семя” (Быт. 1, 11), и стали “сыны человеческие... — как трава (Пс. 89, 4–6). Как о сыновьях своих вспоминают они о... дубравах своих у зеленых дерев... (Иер. 17,2). Злодеи же и делающие беззаконие [мужчины] как трава… как зеленеющий злак, увянут (Псалт. 36.1–2).

Пятидесятница[dciii] — это праздник зелени. Зелеными ветками забрасываются полы, украшаются стены. Как в Древнем Египте зелень олицетворяла бога Осириса, так в Древней Греции Вакх (Дионис) — античный образец мужской творческой и оргиастической потенции — поверх алого плаща был традиционно увит зеленым плющом и зелеными виноградными лозами.

Одними из живых знаков праздника Шавуот до сих пор являются зелень и цветы, которыми украшают жилые дома и синагоги. По преданиям, это связано с тем, что мать прятала Моисея в зеленых зарослях тростника на берегу Нила. Или с зеленой (тогда еще) горой — Синаем, где была вручена Тора. Христианская традиция на Пятидесятницу обязательно украшает зеленью дома и церкви.

В Риме же мы находим любопытное сочетание слов vir (мужчина), viridis (зеленый, могучий) и virilis (мужской) со словами virgo (девушка) и virga (ветка, побег), которое может указывать на гендерную обоеполость зеленого цвета в нормальных для мужчин и экстремальных для женщин условиях существования.

Так, император Нерон имел обыкновение смотреть на мир сквозь изумрудные стекла и любил как мужчин, так и женщин (Светоний. Нерон 34–35). Так, зеленые мужчины создают свой мужской язык[dciv] «арго», который во Франции традиционно называют именно «зеленым»[dcv].

В Византии, по Псевдо-Дионисию, зеленый цвет символизировал юность и цветение [dcvi]. Это типично земной цвет, он противостоит в изображениях небесным и «царственным» цветам — пурпурному, золотому, голубому[dcvii]. Поэтому в иконописи зеленый цвет зачастую применяли и в одеждах святых. По христианским канонам Иоанн Предтеча обычно изображаетсяв светло-зеленых тонах одежд, апостол Павел — в зеленых и / или красных, святая Троица — в красных, синих и зеленых. Замечательно, что этот типично земной цвет, наряду с белым, доминировал в изображениях райского сада с его причудливыми травами и деревьями [dcviii].

В иконографии нередко зеленый цвет одеяний Христа оказывается связанным с земной жизнью Христа и такими символическими представлениями как триумф жизни, надежда на воскресение, духовное посвящение в тайну. Ибо цвет травы, листвы, деревьев — зеленый цвет — предельно материален и близок человеку своей неназойливой повсеместностью. Как подчеркивает Л. Н. Миронова, имеет значение и то, что культ Христа воспринял многие черты древнейших культов Осириса, Атиса, Думузи и других богов, символом которых был зеленый цвет воскресения и периодического обновления[dcix].

Как образ молодости и полноты сил звучит зеленый цвет в одеждах правого ангела рублевской «Троицы». Этот персонаж символизировал Духа Святого, и его зеленые одежды как нельзя более точно передают свойства все обновляющего и возрождающего к новой жизни «утешителя» [dcx].

Зеленый — жизнь, возрождение, справедливость, юность по аналогии с недоспелым плодом. С этими значениями, по-видимому и были связаны представления ранних христиан о том, что в зеленом цвете традиционно заключен символ земной жизни Христа. В православии изображения первых русских святых Бориса и Глеба[dcxi] с XII века не только наделялись зеленым нимбом, но и украшались зелеными побегами и ростками, практически так же, как в Древнем Египте изображения Осириса[dcxii]. Одежды Св. Иоанна — зеленые, что великолепно согласуется с обожествлением им Слова и, вообще говоря, процесса вербализации (Иоанн 1: 1–14).

Особенный характер этого цвета подчеркивается исламом, где зеленый — святой цвет. Райские сады — зелены. Как зелено “майское дерево”. Как зелены и священные знамена пророка Магомета. Некогда использование зеленого цвета в коврах было категорически запрещено — нельзя топтать ногами священный цвет Магомета. Поэтому зеленый присвоен одеяниям высшего духовенства ислама, а для большинства правоверных является праздничным цветом[dcxiii]. Так в райском саду истинно верующих обслуживают отроки вечные и на них одеяния зеленые (Коран 76: 19–21). Так в зеленом цвете ислама соединились земное и небесное начала [dcxiv].

В семантическом цветоведении зеленый цвет ислама обычно интерпретируется как цвет долгожданного зеленого оазиса на желто-сером фоне песков пустыни[dcxv]. В хроматизме одной из взаимосвязанных областей изучения является гендерная проблема. С позиций ее модельного разрешения ислам оказывается восточным религиозным направлением, в котором патриархальность общества доведена до своего логического предела. То есть того предела, когда «высшая цель религии не правильная вера, а правильное действие», — как замечает Эрих Фромм после исследования рабской любви к отцовскому божеству [dcxvi].

Как указывает, В. В. Похлебкин[dcxvii], политическая символика цвета в последнее время развивалась в основном в Европе, и поэтому, выходя за национальные границы отдельных европейских стран, могла не совпадать с трактовкой определенного цвета в странах Азии, Африки, на Ближнем Востоке. Так, например, зеленый цвет в Греции исторически, с времен Византийской империи, трактовался как цвет жизни, развития, роста, свободы, позднее он стал партийным цветом партии ПАСОК (Всегреческое социалистическое движение).

В то же время «зеленая линия» на Кипре и в Бейруте по терминологии 60–90 годов XX в. означала нейтральную линию, то есть то, что в Западной Европе в аналогичной ситуации считалось бы «белой линией», ибо она отделяла разные «миры»: в одном случае — греческий Кипр от северного, турецкого района на Кипре, а во втором случае — Западный Бейрут от Восточного, то есть два противоборствующих района,— и считалась священной, неприкосновенной.

Это связано с тем, что в Восточном Средиземноморье, на Ближнем Востоке, в бывшем эллинском мире «зеленое» означает и неприкосновенное (священное), и свободное, развивающееся, в то время как в исламском мире, в Азии и Африке, «зеленое» — религиозный цвет ислама, причем принятый как священный и общий, независимо от партийных принадлежностей [ср. «Зеленая книга» — основная, основополагающая, принципиальная книга Муаммара Каддафи (Ливия)].

С середины ХХ века «зелеными» на Западе называют себя представители экологических движений и партий, то есть зеленый цвет толкуется как цвет жизни, гармоничного развития. В нашей стране, где имеется и многомиллионное мусульманское население, и широкое, хотя и рыхлое, экологическое движение со своей «партией зеленых», по данным В. В. Похлебкина, находят применение оба толкования зеленого цвета. Тем не менее, всегда следует помнить, что в исламе зеленый цвет представляет собой сублимированное значение маскулинного самосознания, тогда как в обозначении «партии зеленых» — предметный цвет окружающей зелени[dcxviii].

В Каббале зеленый цвет олицетворяет победу. Белое знамя с зеленым крестом Великого Командора масонов XVIII века украшал девиз “Dieu le veut” (Этого хочет Бог). В геральдической радуге зеленый цвет трактовался как надежда на божественное великодушие. Однако на море флаг зеленого цвета международная символика приняла как знак кораблекрушения. У алхимиков «Зеленый Лев» или «Зеленый Дракон» — начало «Великого Опыта», юный бог зерна, рост, надежда[dcxix].

Как отмечает Елена Блаватская[dcxx], из подлинных герметических книг уцелел лишь отрывок, известный как «Изумрудная Скрижаль». Поскольку, по ее же словам, Западные каббалисты не принимают женщин в свои ряды, то это цветообозначение также может свидетельствовать о преимущественном соотнесении зеленого цвата и мужского начала в Каббале.

Как считает А. Чернова[dcxxi], зеленый был любимым цветом Шекспира, как впоследствии и Мольера. Возможно, тут причина психологическая, связанная с успокаивающей способностью зеленого. Возможна и причина концептуальная [dcxxii] — ведь в комплексе положительных значений его символики главенствовали: Влюбленность, нетленная юность и цветение. Зеленые шнурки и подвязки носили шекспировские любовники. Светло-зеленый — цвет роста и развития — в Англии считали цветом молодых людей.

Поэтому и странствующий рыцарь должен одеваться в зеленое, как отмечает Й. Хейзинга[dcxxiii]. Темно-зеленое нефритовое надгробие на могиле Тимура было установлено по его завещанию в Гур-Эмире. Зеленый цвет мундиров ввел Петр I в России и Наполеон во Франции[dcxxiv]. Зеленый цвет доллара ввел также мужчина, для которого до сих пор «нажива — цель жизни». Или как пишет Н. Гумилев,

 

Он садится под тенью пальмы,

Обернув лицо зеленой вуалью,

Ставит рядом с собой бутылку виски

И хлещет ленящихся рабов.

 

Кандинский соотносил “пассивное зеленое” с самодовольностью буржуазии, с ее ограниченностью. В самом деле: карточный стол, как и столы банкиров, покрыты зеленым сукном. И там, и там нужно считать. И там, и там нужно осознавать свои действия. Быть может, зеленый — самосознание мужчин? Ведь женщины-банкиры, как и настоящие буржуа — исключение из правил. Зеленые цвета пиджаков “новых русских” лицезрела Россия начала 90-х годов. И все это может означать, что приходящая с новым сознанием власть утверждается в своем зеленом самосознании.

Эти свойства зеленого цвета в «Хроматике» (§802) отмечал еще Гете: Наш глаз находит в нем действительное удовлетворение…, глаз и душа отдыхают… Не хочется и нельзя идти дальше. Причем в §819 он давал уточняющее сопоставление зеленого цвета с реальным удовлетворением. Согласно наблюдениям Кандинского, зеленый — представляет собой полную неподвижность и покой. Впрочем, этот покой вполне можно сравнить с сознанием человека, который достиг каких-то высот и совершенно не желает идти дальше.

Зеленый цвет предельно материален и действует успокаивающе, но может производить и угнетающее впечатление. Так, в Новое время на Западе гадали на картах, каждая масть которых имела иной цвет и соответствующее символическое значение, причем зеленая масть означала печаль, горе, досаду. Да и в России не случайно тоску называют "зеленой", а человек от зависти "зеленеет")[dcxxv]. Или, как говорят итальянцы: «В зеленом пропадает самое прекрасное»[dcxxvi]. Все это с позиций хроматизма объясняется сугубой приземленностью возвышенного, идеального в рационально зеленом самосознании человека.

Зеленые тона при фокусировке хрусталиком глаза располагаются практически в плоскости сетчатки, что вызывает комфортное состояний покоя и отдыха, укрепляет нервную систему. Психологи считают, что отвержение зеленого цвета указывает на неуравновешенность личности. Действительно, дети, предпочитающие зеленый цвет, обычно более уравновешены, самостоятельны и не проявляют излишних эмоций.

А из женщин, пожалуй, единственные Екатерина Медичи и Елизавета Петровна любили зеленые тона одежд и правили не хуже мужчин. Р. Л. Руссо приводит замечание великого кутюрье о том, что женские и детские платья зеленого цвета продаются намного хуже, чем платья других цветов[dcxxvii]. С этим же согласуется и мнение Т. В. Козловой, которая чисто по-женски рассуждает о цвете женских платьев: «желтый цвет, говорят, утоньшает, а зеленый, даже темный, — толстит»[dcxxviii]. Любопытные данные приводит Элизабет Бремон: у женщин зеленый цвет ассоциируется с «мужественным» запахом и, в частности, с запахом дезодорантов для мужчин[dcxxix].

«Цвет культуры — зеленый, и цвет революции — огненный…но зеленый цвет дополнителен красному», — считал Андрей Белый[dcxxx]. Прямое подтверждение этим выводам находим в воспоминаниях сестры Бориса Пастернака: “В начале 20-х годов Боря привез в Берлин свою молодую жену… Боре отвели маленькую рабочую комнатку: стол, стул, лампа. Абажур был розовый… “Не могу же я писать при розовом абажуре!” — воскликнул он возмущенно и купил зеленый”. Традиции охраняют культуру как материнское сознание охраняет самосознание сына.

Как традиции являются почвой для самосознания человечества, или как мужчина является опорой для женщины, так и зеленый цвет лугов и полей олицетворяет надежность и твердость жизненных устоев. Вспомним, к примеру творчество А. П. Чехова, о котором говорит в «Романтиках» К. Г. Паустовский: «Чехов писал за простым письменным столом, светила лампа с зеленым абажуром». И в этом смысле зеленый цвет чрезвычайно близок к белому: самосознание — это часть сознания[dcxxxi].

Каждый, наверное, кто наблюдал закат или восход солнца — с борта самолета, летящего выше облаков — мог заметить отсутствие зеленого цвета между голубыми и желтыми тонами спектра, возникающего на горизонте. Аналогичные данные постоянно констатировались и космонавтами. Эти данные позволяют полагать возможным возникновение и существование зеленого цвета как чисто человеческого феномена, связанного с развитием на Земле[dcxxxii]. Об этом, как мне кажется, говорил еще Дарвин.

Как показывают эксперименты, зеленый по самому существу своему — здоровый для человека цвет [dcxxxiii]. Нормализует кровяное и внутриглазное давление. Увеличивает остроту зрения. Сужает величину слепого пятна сетчатки. Приводит к нормализации дыхания и пульса, увеличивает длительность выдыхания (по сравнению с теплыми цветами). Уменьшает величины мускульной реакции. Создает несильный, но прочный подъем умственной работоспособности. Благоприятствует концентрации внимания. После привыкания к зеленому число правильно решенных задач увеличивается на 10% при сокращении числа ошибок на 20%. Наблюдается небольшое замедление реакции “счет чисел”, поскольку возникает определенная недооценка времени[dcxxxiv].

Зеленый наиболее показан лицам, которые периодически страдают невралгиями и мигренями, вызванными повышенным кровяным давлением. Ибо — как никакой другой — зеленый цвет способствует нормальному наполнению кровеносных сосудов; поднимает жизненный тонус и создает реальное ощущение отдыха при нервной раздражительности, истерии или бессоннице.

Принято считать, что зеленые стекла очков имеют уравновешивающий и успокаивающий характер, поэтому могут быть рекомендованы при нервных срывах и переутомлениях. Психоаналитики в нем находят “довольный собой цвет, ограниченный в духовном пространстве. Или законсервированную продолжительность саморегуляции и самооценок” [dcxxxv].

В заключение обобщим полученные данные. В межконфессиональном круге цветов зеленый цвет является хроматическим архетипом ислама. В хроматической модели интеллекта зеленый цвет сублимирует черты мужского самосознания при нормальных условиях и женского — при экстремальных.