ЗАМЫКАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ

Нервное замыкание и есть первый нервный механизм, с которым мы встречаемся при изуче­нии функциональной деятельности коры больших полушарий.

И. П. Павлов

Переходим к исследованию влияний, какие в условиях внушенного ска могут оказываться на корковые процессы через вторую сигнальную систему. Начнем с рассмотрения вопроса о действии слова на замыка-тельную функцию коры мозга.

Прежде всего нас интересовало, можно ли действием слова изменить или даже полностью устранить возникшую ранее условную связь и ка­ковы условия реализации самого словесного внушения, т. е. замыкания дуги типичнейшего условного рефлекса человека, каким является дей­ствие слова.

Прежде всего рассмотрим данные наших ранних исследований в этом направлении, проведенных еще в 1910 г. в лаборатории В. М. Бех­терева и описанных в одной из глав нашей диссертации (1912).

Для этой цели мы воспользовались хорошей гипнабильностью двух наблюдавшихся нами женщин, быстро впадавших в состояние внушен­ного сна с последующей полной амнезией. У обеих женщин на основе без­условного оборонительного (двигательного) рефлекса был выработан прочный двигательный условный рефлекс на сумму раздражений (свет+ звук) и на каждое из раздражений в отдельности. При этом двигатель­ная реакция (оборонительное движение стопы левой ноги) на звук (электрический звонок средней силы) оказывалась более энергичной, чем на свет (электрическая лампочка в 16 W).

После ряда проб на прочность рефлексов первая из исследуемых по­гружалась в состояние внушенного сна и ей делалось внушение: «Свет и звук, взятые вместе и каждый в отдельности, не являются для вас раз­дражителями, вызывающими движение ноги». После пробуждения иссле­дуемой ряд односекундных световых раздражений не вызвал никакой ре­акции: рефлекс оказался заторможенным. Это немало удивило исследу­емую, так как до того ей не удавалось произвольно задержать эти реакции. Но пробы на звонок и на сумму раздражителей (свет + звук) двигательную реакцию вызвали. Лишь повторное, более энергичное сло­весное воздействие, направленное в сторону снятия реакции на звонок, совершенно затормозило двигательный рефлекс также на звуковой раз­дражитель. После этого было сделано обратное внушение: «Свет и звук снова стали вызывать движение ноги!», в результате чего рефлексы как на свет, так и на звук полностью восстановились.

— Конечно, в данном случае, казалось бы, можно было заподозрить возможность симуляции. Но это исключалось тем, что исследуемая, как уже упоминалось, до того не могла произвольно задержать движение ноги, причем выработанный у нас двигательный условный рефлекс был настолько прочен, что проявлялся и вне лабораторной обстановки, на­пример в домашних условиях при внезапном освещении темной комнаты искрой проходящего трамвая или при дававшемся во внелабораторных условиях звонке; все это вызывало у нее, по ее собственному выраже­нию, непроизвольное «дергание ноги».

У второй исследуемой образовался такой же прочный условный дви­гательный рефлекс. Особенность последнего заключалась в том, что вместо обычной оборонительной реакции в виде однократного отдерги-

СветЮсекунд СВет5секун,

Рис. 29. Влияние словесного внушения на выработанный ранее двигательный условный

рефлекс.

а — до словесного внушения; б — после внушения одинаково спокойного отношения к обоим раз­дражителям.

вания (поднимания и опускания) стопы реакция на свет и звук у нее проявлялась в форме клонических колебаний стопы, которые продолжа­лись в течение 10—15 секунд после прекращения односекундного звуча­ния звонка. Такая же реакция у нее получилась и на сумму условных раздражителей. Но с первого же сеанса обнаружилось, что эта своеоб­разная клоническая реакция была связана лишь со звуковым условным раздражителем (звонок), причем длилась всегда некоторое время и после прекращения звучания звонка. Сила этой реакции была адекватна силе раздражителя, что особенно ярко проявилось после замены звонка звучанием струны (при разных октавах): ослабление двигательной ре­акции развивалось соответственно затиханию звука струны, но движе­ния сохранялись и по прекращении звучания струны (рис. 29, а). Реак­ция же на 10-секундное световое раздражение была иная — движение стопы прекращалось одновременно с окончанием светового раздра­жения. При этом данной исследуемой, как и первой, никогда не удава­лось произвольно не только совершенно подавить, но даже ослабить эту двигательную реакцию. По словам исследуемой, «нога двигается не по моей воле и удержать ее я не могу».

Для выяснения возможности изменять путем внушения характер реакции на условные раздражители мы сделали следующее внушение: «К свету и звуку более спокойное и равное отношение!» Разбудив иссле­дуемую, мы стали поочередно воздействовать то звуком струны, то све­том лампочки. Полученные рефлексы снизились, что отвечало сделанно­му внушению (рис. 29, б). Такой же положительный эффект был получен и при внушении абсолютной нечувствительности по отношению к обоим агентам: реакций не было ни на звук струны, ни на свет.

_ ял _

Интересно отметить, что звуковые раздражения, внезапно дававшие­ся уже по окончании исследования (во время беседы, проходившей вне опытной кабинки), также не вызывали ни подергивания ноги, ни вздра­гивания всего тела, в то время как до указанного отрицательного вну­шения' эти реакции имели место. Следовательно, отрицательное внуше­ние продолжало оставаться действительным и после окончания процесса самого исследования. Это влияние сохранялось и в последующие дни. Для восстановления прежней реакции оказывалось необходимым соот­ветствующее внушение противоположного характера. И тогда прежнее отношение наблюдаемой к тем же раздражителям тотчас же снова вос­станавливалось.

Эти исследования, хотя и произведенные только у двух лиц, позво­лили убедиться в том, что слово имеет значение реально дей­ствующего фактора, изменяющего условнорефлектор-ные реакции в том или ином направлении, подавляя их в одних случаях, оживляя в других и извращая в третьих.

Для нас эти исследования в те годы (1910) имели особое значение в связи с интересовавшими нас вопросами о воздействии словесного вну­шения на высшую 'нервную (психическую) деятельность человека. Если слово могло влиять на поведение человека, то отсюда следовало, что оно должно было оказывать воздействие и на элементарную условнореф-лекторную деятельность, в том числе на двигательные условные реф­лексы. Полученные данные подтвердили наше предположение, подводя этим самым физиологическую базу под понимание механизмов сложной системы воздействий, оказываемых словом на высшую нервную дея­тельность.

В дальнейшем аналогичные исследования в том же направлении были выполнены В. М. Бехтеревым и Н. М. Щеловановым (1925), В. М. Бехтеревым и В. Н. Мясищевым (1926), подтвердившими резуль­таты наших исследований. Ими также с полной ясностью устанавлива­лась возможность влияния словесного раздражителя в разнообразных направлениях на условнорефлекторную деятельность, причем в состоя­нии как бодрствования, так и внушенного сна.

Как будет видно из дальнейшего изложения, уже само преоблада­ние в коре мозга тормозного состояния с его фазами, особенно с пара­доксальной, без наличия состояния внушенного сна как такового,, также имеет большое значение не только для экспериментальных це­лей, но и для лечебных внушений. Как показывают данные лаборатории И. П. Павлова и многочисленные клинические наблюдения, тормозное состояние играет немалую роль также в возникновении некоторых невро­тических заболеваний, нередко проявляясь при известных условиях са­мостоятельно, без специального вызывания состояния внушенного сна. При этом, как мы знаем, тормозное состояние может иметь ряд степе­ней, начиная от едва заметного, «почти не отличимого от бодрого состоя­ния» (И. П. Павлов). Тем не менее уже при самом легком снижении коркового тонуса может иметь место та парадоксальность силовых отно­шений, при которой и создается повышенная внушаемость.

Забегая несколько вперед, отметим, что, по-видимому, именно в этом состоянии и возникает стойкая фиксация образовавшихся времен­ных связей, иногда приобретающих характер патологических «неугаси­мых реакций» типа так называемого навязчивого состояния. Эти психо-генно возникающие навязчивые состояния обусловлены словесным воз­действием, падающим на кору мозга в условиях тормозного состояния, при сниженном ее тонусе. В свою очередь эти состояния могут быть уст­ранены соответствующим словесным внушением, если оно осуществля-

ется при том же тормозном состоянии коры мозга, в каком они образо­вались, во только искусственно созданном. В этом и состоит наша мето­дика лечебного применения слова не только во время вну­шенного сна, но и в условиях преобладания в коре мозга тормозного состояния.

Для иллюстрации сказанного приведем ряд типичных наблюдений. Все они содержат в себе замыкание условнорефлекторной связи с возникновением соответствующего патологического синдрома и устра­нение этого синдрома словом врача. В некоторых наблюдениях явст­венно выступает активная роль словесного внушающего воздействия, травмирующего психику.

1. Больной К-, 37 лет, парикмахер, военнослужащий, обратился с жа­лобами, что он в течение последних 5 лет страдает навязчивым страхом, лишающим его возможности обслуживать лиц высшего командного со­става. При появлении в парикмахерской этих клиентов его охватывает непреодолимое волнение, возникает общая слабость, появляется дрожь в ногах и руках, связанная с боязнью порезать клиента. Диагноз поли­клиники: психастения. Применявшиеся в течение всего этого време­ни разнообразные терапевтические мероприятия оказывались безрезуль­татными.

В беседе с больным удалось выяснить причину образования этого невротического синдрома. Однажды он брил одного из лиц высшего ко­мандного состава. Благополучно побрив одну щеку, вышел в соседнюю комнату для того, чтобы направить бритву. Там заведующий обратился к нему в тревожно-предупредительном тоне: «Слушай! Ты знаешь, кого ты бреешь? Ведь это начальник нашей части! Ты видишь, у него три ром­ба! Смотри, не порежь его!»

«Я как-то оторопел при слове „начальник", — говорил больной, — и мне въелась мысль, что могу его порезать. С трудом и с большой неуве­ренностью в руке кое-как добрил его, весь дрожа, и действительно чуть было не порезал. С тех пор не могу брить клиентов с ромбами в петли­цах: боюсь, дрожу...»

В этом случае образовался прочно зафиксировавшийся патологиче­ский условный рефлекс на данную ситуацию, выразившийся в форме дискоординации движений, что возникло в условиях непреодолимого страха, навеянного словами императивно сделанного тревожного пред­упреждения, резко снизившего тонус коры мозга.

В возникновении этого рефлекса играло роль именно наличие оп­ределенных внешних признаков, имевшихся у клиента: «знаков различия». Когда больному приходилось брить того же начальника, но одетого не в военную форму, описанный патологический синдром не имел места, рука больного владела бритвой с обычным спокойствием и уве­ренностью.

Было сделано внушение в гипнотическом состоянии больного: «Пе­режитое вами волнение, вызываемое обслуживанием лиц высшего воен­ного состава, уже забыто, оно потеряло смысл и значение!», «Вы вполне освободились от страха, связанного с этими случаями, и всегда сохра­няете полное самообладание, а к этой категории клиентов относитесь спокойно и бреете уверенно!» Проведены три сеанса гипносуггестивной терапии с одночасовым внушенным сном-отдыхом после каждого из них. Удалось полностью устранить эту патологическую условную реакцию, причем было сделано профилактическое словесное внушение, предупреж­дающее возникновение такой реакции в будущем. Положительный ка-тамнез прослежен на протяжении 10 лет (наблюдение Ф. Б. Цей-кинской).

Что же в данном случае способствовало образованию и закрепле­нию описанной патологической условнорефлекторной связи?

Ответ на этот вопрос дают слова И. П. Павлова: «...То, что психоло­гически называется страхом, трусливостью, боязливостью, имеет своим физиологическим субстратом тормозное состояние больших полушарий, тфедставляет различные степени пассивно-оборонительного рефлекса»¹. Это состояние, говорит он в другом месте, находится в определенной связи с гипнотическим состоянием, градации которого являются «часто едва отличающимися от бодрого состояния» (разрядка наша. — К. П'.) ².

В самом деле, в данном случае слова заведующего парикмахерской, вызвавшие аффект страха, привели больного в состояние оторопелости, обусловив образование (по физиологическому механизму внушения) дли­тельно зафиксировавшейся патологической временной связи на опреде­ленный сложный условный раздражитель, каким был клиент с опреде­ленными военными знаками различия.

Следует отметить, что физиологическим субстратом состояния ото­ропелости является сниженный тонус коры мозга, в котором легко раз­вивается фазовое состояние («фаза внушения»). Доказательством мо­жет служить устранение возникшей патологической временной связи словесным внушением, осуществленным в том же гипноидном со­стоянии коры мозга, в каком она находилась в момент возникновения данного патологического синдрома.

Приводим еще один такой пример, являющийся, как нам кажется, также весьма показательным.

2. Больной 3., 42 лет, главный бухгалтер крупного учреждения, об­ратился с жалобой на спазматические движения, возникающие в кисти правой руки при письме, что проявляется главным образом при подпи­сывании им банковских чеков, особенно если это происходит при посто­ронних лицах. Помимо дрожания руки и судорожного сведения паль­цев, наблюдается также непроизвольное отбрасывание их в сторону. Указанные явления держались в течение нескольких недель, и это дало основание для крайнего беспокойства и волнения больного. Необходимо отметить, что при подписывании других документов больной был уверен в себе и вполне спокоен.

Напомним, что, как отмечает В. М. Бехтерев (1929), «у лиц, имею­щих дело с важными актами, которые им приходится подписывать в учреждениях при публике, встречается иногда особый вид фобии, состоя­щий в страхе подписывать. Здесь, по-видимому, ничто не выдает болезненного состояния до тех пор, пока не представится необходимость подписать свою фамилию. Тогда тотчас возникает безотчетный страх, который все более и более возрастает, рука начинает дрожать и напи­сание фамилии до такой степени искажается, что подпись оказывается одва узнаваемой или даже вовсе неузнаваемой».

Такой симптомокомплекс заставил предположить его условнореф-лекторное происхождение. Путем анамнестической беседы было установ­лено, что эти явления развились постепенно, начавшись с того времени, когда однажды больной был вынужден в спешном порядке подписать большое количество банковских чеков на весьма крупные суммы, что, по его, словам, «происходило в конце рабочего дня, на усталую голову, в обстановке крайне напряженной работы, в условиях суеты и спешки».

¹ И. П. Павлов. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. 1927, стр. 360.

² И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медтиз, 1951, стр. 330.

— 87 —

Вскоре по вине больного произошла порча одного из чеков на очень крупную сумму, уже подписанного директором треста, что повлекло за собой ряд неприятностей и еще больше усилило тревогу больного за состояние своей нервной системы. Подписывая этот чек, он впервые по­чувствовал непроизвольное отбрасывание пальцев, вследствие чего сде­ланная им подпись получила столь необычный вид, что не могла быть признана банком за действительную. С этого момента у него возникла постоянно проявлявшаяся невозможность подписывать банковские чеки, что он особенно остро чувствовал в присутствии посторонних лиц.

По этому поводу больной неоднократно обращался к врачам, но применяемые ими разнообразные методы лечения успеха не дали, в ре­зультате чего врачи рекомендовали ему переменить профессию.

Как мы видим, развитие явления писчего спазма, впервые возник­шего в условиях сниженного тонуса мозговой коры, при остром перена­пряжении подвижности основных корковых процессов, произошло в дан­ном случае также по условнорефлекторному механизму. Подписывание денежных документов одного и того же типа (банковские чеки), выпол­нявшееся больным много раз подряд, происходило в одной и той же об­становке, травмировавшей его психику. В связи с этим имелись все ус­ловия для образования и прочной фиксации патологического (кинестези-ческого) условного рефлекса, упрочившегося настолько, что устранить его усилием своей воли сам больной уже не мог.,

Была проведена успокаивающая разъяснительная психотерапия, за­кончившаяся тремя сеансами императивных внушений соответствующего содержания: «Ваши волнения забыты, спазматические явления, возни­кающие в правой руке при подписывании чеков, прекратились и больше не могут повторяться, самочувствие хорошее. Вы уже здоровы, и все об­стоит хорошо!» и т. п. Внушения были сделаны во внушенном дремот­ном состоянии больного, т. е. при том же сниженном тонусе коры мозга. После каждого сеанса давалось по одному часу внушенного сна-отдыха.

Все это привело к уравновешиванию основных корковых процессов и устранению описанного патологического условного рефлекса. Больной находился под нашим наблюдением в течение- 2 лет, рецидивов не было. Был демонстрирован на конференции психотерапевтов (наблюдение Ф. Б. Цейкинской).

3. Больной Д., 38 лет, вагоновожатый, обратился с жалобами на учащенное сердцебиение и раздражительность, но главным образом на то, что, по его словам, «не переносит вида висящих на вагоне трамвая детей». У него мгновенно, по его выражению, «обрывается сердце», под­кашиваются ноги, он обливается потом и не может работать. Заболе­вание возникло год назад, после того как под колеса его вагона попал мальчик.

Несколько месяцев безуспешно лечился в поликлинике и в сана­тории по поводу «невроза сердца». Применена психотерапия, получил три сеанса соответствующего словесного внушения во внушенном сне, в результате чего наступило стойкое устранение всего патологического синдрома. Находился под наблюдением в течение года; рецидивов не было (наблюдение автора).

У данного больного также образовалась патологическая временная связь на определенную ситуацию, возникшая при однократно пережитом остром аффективном напряжении, создавшем в коре мозга сильнейший очаг возбуждения с отрицательной индукцией в других участках коры, что в свою очередь повлекло за собой положительное индуцирование подкорки с ее вегетативными центрами.

Приведенные примеры иллюстрируют картину образования времен­ных патологических условных связей и механизм устранения этих связен путем словесного воздействия.

Описывая физиологические механизмы, лежащие в основе реализа­ции словесного внушения, производимого во внушенном сне больного, а также в основе явления раппорта, И. П. Павлов поясняет, что при этом большие полушария захвачены торможением не на всем протяжении, в них могут образоваться и возбужденные пункты. Из такого возбужден­ного пункта (служащего пунктом раппорта.— К. П.) «вы действуете на него и внушаете. И загипнотизированный потом роковым образом испол­няет ваше приказание...». В этих условиях «влияние остальных частей полушарий на то, что вы даете в ваших словах, в ваших раздражениях, совершенно отрывается от всех остальных». Вследствие этого, «когда человек приходит в бодрое состояние после этого внуше­ния, он ничего не может сделать с этим изолированным раздражением, потому что оно разъединено со всеми остальными» (разрядка наша.— К. Я.)¹.

Реализация словесных внушений, как мы уже знаем, осуществляется наиболее легко и эффективно именно во внушенном сне, с его бодрствую­щей зоной раппорта. Индукционные взаимоотношения в коре головного мозга чрезвычайно благоприятствуют усилению в зоне раппорта замыка-тельной деятельности. Именно в силу этого, по словам И. П. Павлова (1927), «...гипнотизируемому можно внушить все противоположное дей­ствительности» ², как и вызвать реакции, явно противоречащие действи­тельным раздражениям. Это свидетельствует о значительной силе сло­весного воздействия, которое может быть оказано на многие процессы в организме, в том числе и на функциональное состояние самой коры мозга.

Все это было в свое время подтверждено физиологическими иссле­дованиями. Так, Н. И. Красногорский (1939) при изучении деятельности головного мозга детей и подростков установил, что в коре мозга, нахо­дящейся в состоянии гипнотического торможения, «могут в ее бодрст­вующих полях образоваться исключительно сильные и стойкие рефлек­сы». Речь идет о клинических исследованиях С. Л. Левина, которые по­казали, что внушение еды яблока, сделанное во внушенном сне ребенка, вызывает вдвое большую секрецию слюны, чем то же внушение, но сде­ланное в бодрственном состоянии.

По Ю. А. Поворинскому (1953), слово «звонок», произносимое усы­пившим, дает большую условнорефлекторную реакцию, чем самый зво­нок, на который в бодрственном состоянии был выработан рефлекс. Эти особенности сохраняются в условиях даже самого глубокого сонного торможения в сомнамбулической стадии гипноза.

В заключение следует остановиться на рассмотрении вопроса, поче­му внушение можно осуществлять только одним путем — путем словес­ного воздействия, оказываемого усыпляющим на усыпляемого? При этом оно всегда должно иметь форму приказа или указания, что именно в данный момент происходит или же произойдет когда-либо позже. На­пример: «Вы испытываете чувство радости!» или: «Вы держите в руке цветок!», или «Через час по пробуждении выполните то-то» и т. п.

Как можно думать, это обусловлено тем, что только второй сиг­нальной системе свойственны процессы обобщения и отвлечения, на ос-

¹ И. П. Павлов. Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) животных. Медгиз, 1951, сир. 484.

² И. П. Павлов. Лекции о работе больших полушарий головного мозга. 1927,

нове которых, по-видимому, и образуются соответствующие новые кор ковые динамические структуры, являющиеся отражением в коре мозга содержания словесного воздействия. Отсюда следует, что только словес­ная форма воздействия и может создавать в коре мозга эти новые, обобщенные динамические структуры, содержащие в себе как первосиг-нальные и безусловнорефлекторные, так и речевые комплексы.

При этом такие динамические структуры оказываются связанными и с соответствующими анализаторами в коре мозга, и с подкорковыми центрами.

Возникает, естественно, второй вопрос: почему внушаемое реали­зуется, т. е. 'претворяется в форму определенного и целостного двига­тельного или же рецепторного акта?

Можно предполагать, что в данных условиях в коре мозга проис­ходит процесс оживления следов аналогичной деятельности в прошлом. При этом реализация внушенного состояния или действия в виде соот­ветствующей рецепторной деятельности, двигательного акта или эмоци­онального состояния возникает лишь тогда, когда оживление этих следов достигает определенной силы.

Реализация внушаемой мысля или исполнение приказа усыпившего в форме ответа на поставленный вопрос и т. д., по-видимому, осуществ­ляется путем оживления следов прежней второсигнальнои деятельности.

Обычно усыпленный дает достаточно правильные ответы на постав­ленные ему вопросы. Последнее обстоятельство нередко вводит исследо­вателя в заблуждение, заставляя думать, что он имеет дело с созна­тельными ответами, в то время как в действительности ответы, имея сложную условнорефлекторную природу, могут осуществляться без участия сознания усыпленного. Об этом свидетельствуют факты полной амнезии вопросов и даваемых на них ответов (если только не было сде­лано специальное внушение о том, чтобы помнить о них после пробуж­дения). Так как кора мозга усыпленного находится в состоянии более или менее- глубокого функционального расчленения на бодрствующие и сонные участки, ответная деятельность ее может осуществляться лишь постольку, поскольку между бодрствующими участками возможны про­цессы оживления прежних связей и образования на их основе новых свя­зей и новых динамических структур.

Впрочем, путем соответствующих словесных внушений усыпивший может направленно растормаживать значительные районы коры мозга и таким путем расширять возможности корковой деятельности усып­ленного.

П

Гя

ГЛАВА VI