Слайд 7.61

 

Критерии разнообразия СМИ:

■ структура и контент призваны отражать различные социальные, культурные, экономические реалии в обществе в целом и отдель­ных коммьюнити более или менее пропорционально;

■ социальные и культурные меньшинства вправе иметь равные шансы для высказываний;

■ СМИ должны служить форумом для представления различных интересов и точек зрения в обществе или коммьюнити;

■ СМИ обязаны давать возможность выбора (информации) в каж­дый определенный момент времени, соответствовать потребно­стям и интересам их аудитории.

_________________________________________

По мнению ряда исследователей, сегодня разнообразие СМИ сле­дует оценивать с применением по крайней мере следующих критериев:

■ структура и контент призваны отражать различные социальные, культурные, экономические реалии в обществе в целом и отдель­ных коммьюнити более или менее пропорционально;

■ социальные и культурные меньшинства вправе иметь равные шансы для высказываний;

■ СМИ должны служить форумом для представления различных интересов и точек зрения в обществе или коммьюнити;

■ СМИ обязаны давать возможность выбора (информации) в каж­дый определенный момент времени, соответствовать потребно­стям и интересам их аудитории.

Совершенствование представительства в СМИ особенно актуаль­но в связи с социальными, национальными и другими конфликтами. Обществоведы, специализирующиеся в области конфликтологии, настаивают на том, что острота конфликта может быть снижена, если его «вынуть из подсознания и превратить в предмет рационализированно­го диалога». По каким же каналам граждане могут, обмениваясь суж­дениями, «рационализировать конфликты», когда журналисты, если с кем-то и делятся, то с профессионалами (политики, шоу-бизнеса и го­раздо реже из других сфер)? Основное же пространство российских СМИ приватизировано медиапрофессионалами (даже если власть вли­яет на их позицию, это дела не меняет).

Одна из основных причин нарушения пропорционального предста­вительства в авторстве, составе персонажей, в контенте связана с воз­растающим противоречием между необходимостью профессионализ­ма в управлении обществом и столь же необходимого демократизма — доступности участия в управлении для разных слоев общества.

Типичная картина в студии во время ток-шоу: ведущий гораздо чаще об­ращается к экспертам и должностным лицам (чем выше рангом, тем чаще), весьма терпим к длиннотам их рассуждений, но при этом проявляет явную жесткость по отношению к студийной аудитории, редко дает неопытному в публичных выступлениях человеку довести до конца высказываемую мысль. Даже в демократичных по сути высказываемых идей передачах типа «Свобо­да слова» или «Основной инстинкт» известные «златоусты» из Госдумы, по­литологи могли самостоятельно и неоднократно брать слово. Выступления же студийной аудитории в «Свободе слова» были ограничены 50 секундами на каждого. Этот лимит жестко обозначался звуковым сигналом и отключе­нием микрофона. Получается, что рядовые представители общества (обще­ственности, публики) должны выдерживать конкуренцию с двумя группами профессионалов — управленцами и экспертами.

Во многих же случаях журналисты не склонны делиться медийным пространством и временем даже с профессионалами. Контент-аналитичес­кие замеры показывают, что эксперты не частые гости на полосах печатной периодики, особенно массовой.

Должно ли общество заботиться о том, чтобы обыватель был на рав­ных с профессионалами в обмене информацией? Конкуренция со специалистами естественна, их суждения, с точки зрения сути вопроса, весомее дилетантских. Но это касается лишь тех аспектов проблемы, где профессионал выбирает специальные техноло­гии решения проблемы (например, только специалисты знают, как именно можно снизить уровень шума от транспорта). Но в любых си­туациях, представляющих общественный интерес (а только они и долж­ны становиться предметом публичного обсуждения), гораздо больше аспектов социальных, в которых и обычные граждане, конечно же, впол­не компетентны. Например, жители микрорайона при демократическом развитии самоуправленческих начал могут выбрать наилучшие пропор­ции в структуре коммунального бюджета или определить очередность мероприятий по защите от шума. Гражданам доверяют участвовать в выборах представительной вла сти, тем самым как бы не оспаривая их компетентность. Можно возразить: смысл такого участия как раз в делегировании, передаче власти. В свою очередь, возможен такой контраргумент: все мы знаем, что компетентность избранных часто размывается корпоративными интересами, вплоть до коррупции. Значит, дилетантам нельзя совсем устраняться от обсуждения и решения проблем, контроля за властью.

Г. Лассуэлл подчеркивал, что, с одной стороны, есть полное знание, профессиональная компетентность. С другой — достаточная для социального или гражданского участия в решении проблемы информиро­ванность. «Структура понимания у специалиста и дилетанта различна. Так будет всегда. Но, тем не менее, возможно согласиться по целому ряду аспектов действительности. Вполне реально, чтобы те, кто контро­лируют средства массовой коммуникации, взяли бы на себя задачу добиваться высокой степени соответствия картины действительности у дилетантов, экспертов и руководителей».

Проблема привлечения непрофессионалов к управленческой деятельности состоит не в их некомпетентности. Основные трудности — субъективного характера: нежелание власти вести ответственный разговор с гражданами, отсутствие ее ориентации на контакты с общественностью, а потому — неверие общества в возможность влиять на происходящее; неготовность журналистов заниматься процедурами многостороннего общения через СМИ.

Возможность выразить свою точку зрения распределяется край­не неравно. Журналисты подкрепляют свои общегражданские инфор­мационно-коммуникативные права и свободы институциональными: они имеют профессиональные гарантии на получение информации, владеют и распоряжаются медийным пространством и временем. Пред­ставители власти подкрепляют свои индивидуальные права «админи­стративным ресурсом» (особенно в тех случаях, когда от них зависит дотирование или распределение других благ для журналистов). У биз­несменов есть возможность владеть СМИ или спонсировать их деятель­ность и добавлять такое участие к индивидуальным правам. Осталь­ные граждане остаются лишь при своих индивидуальных правах. И потому их присутствие в медийном контенте минимально.

Рядовым гражданам необходимы специальные временные или по­стоянные объединения (советы, фонды, комитеты и т.п.) для того, что­бы объединять индивидуальные права, институциализировать их. Ина­че индивидуальных правовых гарантий не хватает, чтобы пройти журналистские фильтры на пути к участию в информационном обмене не только в качестве потребителей. Совет западноевропейских демокра­тов: «организации и движения должны искать союза с симпатизирующи­ми профессионалами из основных СМИ». На Западе в таких случаях имеют в виду так называемую «omnibus press», т.е. универсально-тема­тические, общественно-политические СМИ для широкой аудитории. Но и в этом случае ситуация будет складываться в зависимости от бла­госклонности, а иногда и солидарности, мужества журналистов. Полу­чается, что именно журналисты в самых разных обществах определяют судьбу участия людей в обсуждении проблем их жизни и принятии со­ответствующих решений. Поэтому воля журналистов, мера их соци­альной ответственности — ключевой, повседневный фактор обеспе­чения участия граждан в коммуникациях, а через это — социального, или гражданского, участия. Однако и само общество, общественность должны быть готовы к учас­тию. «Нормативная модель современной демократии строится на фунда­менте представлений о гражданине как о рационально мыслящей и ответ­ственно действующей личности, сознательно и компетентно участвующей в политике». Известный политолог В.О. Руковишников считает, что для этого необходимо хотя бы минимальное понимание сути политических процессов и общественных проблем, информированность по этому поводу, готовность к сотрудниче­ству с другими людьми, доверие к социальным институтам. Важно и «ощу­щение индивидуальной политической значимости, признание возможнос­ти рядового гражданина влиять на политику государства»¹⁸³.

«Нормальный адекватный гражданин — это тот, кто обладает минималь­но достаточным объемом знаний о том, что соответствует его собственным интересам, и о том, какой политический выбор позволяет ему обеспечить эти интересы лучше других», — считает исследователь из США Р. Даль. Наивность, с какой ведут себя многие российские избиратели, с одной сто­роны, и несформированность партийной системы в стране — с другой, дела­ют подобный критерий неприменимым к отечественной ситуации. В таких условиях СМИ тем более необходимы как средство повышения информи­рованности граждан, анализа сути социальных проблем, привлечения для этого экспертов и самих граждан. Ценностно-нормативный потенциал СМИ должен работать на формирование позитивного отношения к анализу про­блем, участию в их обсуждении и решении.

Людям предстоит укрепиться в уверенности, что они могут быть само­стоятельными политическими акторами, если перестанут быть безучастны­ми. Но в это мало кто верит даже в более демократических странах, с разви­тыми навыками гражданского объединения. Что же касается нашей, то здесь можно вспомнить старый спектакль студенческого театра МГУ, где в одном из эпизодов персонажи появлялись, каждый сам по себе, с одной и той же фразой: «А что я мог сделать один?» — и повторяли ее уже хором, строясь в довольно мощную колонну. «Культура участия» (партиципарная культура), конечно же, с трудом складывается в нашей стране, где у нее слишком сла­бые корни. Ни история, ни современное положение вещей (вспомним хотя бы о засилье бюрократии, коррупции) не стимулируют формирования гражданских качеств.

Многолетние исследования социологического коллектива под руководи ством Ю. А. Левады привели к выводу об устойчивости типообразующих качеств личности, воспитанной советским строем. Для советского государ­ства индивидуальным контрагентом являлась «не личность, а (в принципе) гиперсоциализированный (т.е. сверхобобществленный) и тотально зависимый от властей субъект. Патернализму непременно соответствуют инфантилизм, самосознание подростка, недоросля», а главное ожидание «от начальства» - «забота о людях». Это свойственно даже обычно более кри­тичной по сравнению с другими слоями бывшей советской интеллигенции — «неоправданная надежда на то, что следующее начальство будет толковым», а одно из самых дурных свойств нашего народа - «желание любить своих вождей».

В России ни оформления СМИ в независимую четвертую власть, ни трансформации журналистского сообщества в независимую профессио­нальную группу, служащую общественным идеалам, ни превращения ауди­тории в группы граждан пока не получилось. В лучшем случае, пользу­ясь выражением Ю. Хабермаса, отмечается «пассивное использование патерналистски (т.е. «сверху» - И. Ф.) переданных прав».

В России спад поднявшейся было волны активности на рубеже 1980-1990-х годов был связан с ее (активности) неэффективностью. «Молчали­вое большинство молчит потому, что ему сначала показалось, что если оно заговорит, то что-то будет. Заговорили, а ничего не произошло», - считает один из ведущих отечественных социологов В. А. Ядов. Многие общество­веды связывали общественную апатию с трудностями переходного перио­да и необходимостью выживания («обязанности гражданина в переходном обществе трудны и изнурительны»). И в последующий период, в первом десятилетии нового века, суще­ственных изменений не наблюдается, в чем немалую роль сыграло су­жение поля общественно-политического вещания на телевидении и радио. В стране и сегодня распространена психология «социального бессилия», ориентация на терпение и выживание, а это антиподы социального участия.

Это же беспокоит и аналитиков западного общества. В частности, они связывают нежелательные эффекты в сознании и поведении людей с теле­видением, которое создает ложное представление о мире, ощущение его неподвластности простым смертным. «Это способствует развитию фаталис­тической невовлеченности, особенно у наименее политизированных телезрителей. Это способствует двустороннему цинизму: с одной стороны, цинизм продюсеров, чьи цели сближаются с целями рекламы, с другой -цинизм зрителей, переключающих пульт».

Взаимоотношения журналистики и аудитории не изолированы от общей ситуации, во многом определяются поведением власти. Это лишний раз обнаруживается с появлением Интернета со всеми его интер­активными возможностями. Известный западный исследователь новых информационных технологий М. Кастельс считает, что властные орга­ны используют свои сайты в основном в качестве электронной доски объявлений, но не средства реального взаимодействия с обществом (точно то же мы обнаруживаем в отечественной практике). Германский исследователь Ю. Хабермас считает, что сильное государство и силь­ная экономика «вырабатывают в себе некое системное своенравие и оттесняют граждан на периферию общественной жизни, разрушают модель сообщества, которое самоопределяется с помощью «совместной практики самих граждан». По мнению многих исследователей, исклю­чение составляют скандинавские страны, где традиционные СМИ, осо­бенно локальные, и нынешние, электронно-цифровые, создали тради­цию привлечения к участию граждан.

Власть, как правило, вполне устраивает спад гражданской активности, это позволяет выводить политику из публичной сферы, дистанцироваться от общественных «площадок», заменяя нормальные контакты ритуалами ответов на вопросы народа. Из суждений самих граждан: «Нам как будто говорят: сидите и не рыпайтесь, мы сами за вас все порешаем... Что нам хо­тят внушить? Ощущение всеобщей и безысходной зависимости, тщеты сво­их усилий».

В указанных обстоятельствах и журналисты менее всего ориентиро­ваны на диалог. За редким исключением или за рамками некоторых тема­тических сфер и жанровых форм (особенно на телевидении и радио — с ажиотажами по поводу некоторых случаев из жизни брачующихся и раз­водящихся известных персон), это — отчужденные или доверительно-при­страстные, насыщенные бесконечными подробностями журналистские монологи, будь то каналы для «комильфо» или «человека с улицы». Авторы по преимуществу самодостаточны, безапелляционны, не нуждаются в отклике, обмене мнениями с аудиторией, специалистами.

Сравнивая результаты, полученные нами два года подряд, можно гово­рить об устойчивости тенденции (табл. 2).