– Кого я вижу! Какой сюрприз! – Андрей Кисляк, улыбнувшись так, что на щеках появились ямочки, сводившие с ума многих и многих девушек, попытался обнять Яну, но та отстранилась.
Андрей, иронически приподняв бровь, посмотрел на нее.
– Я вчера ждала тебя весь вечер, – произнесла девушка напряженным голосом.
– Ну Яна, – он снова улыбнулся, – ты же знаешь, у меня сегодня был матч, требовалось выспаться…
– И телефона, чтобы позвонить, не было, – уточнила девушка, глядя себе под ноги, на пляшущую на асфальте тень.
– Устал, забыл. Нужное подчеркнуть. Ну реально, ты же знаешь, какая у меня запара! – Андрей поднял глаза к небу.
Сказать честно, Яна не пробуждала в нем фантазию. Слишком правильная, холодная… Вот, например, одна из чирлидерш Маринка – вот это огонь, это страсть. Нормально! А не эта – рыба мороженая. К тому же одно то, что отец считал Яну идеальной для сына партией, делало ее шансы вызвать его интерес близкими к нулю. Андрей знал ее давно, она была одним из привычных, устойчивых элементов жизни, примерно как потолок в его комнате – есть, и ладно. О какой страсти тут вообще можно говорить?!
Неподалеку протопал Бакин с невысоким мужиком в куцей курточке и меховой шапке, такой раритетной, что Андрей и не подумал бы, что подобный музейный экспонат вообще можно носить. Кисляк скосил на них глаза. Надо же, это же Бакинский отец, заядлый болельщик.
– Позор! – донесся до них голос Бакина-старшего. – У них один приличный игрок, ек-макарек, и тот сидит на скамейке запасных, штаны протирает!
– Пап… – протянул Семен как-то жалобно.
– А что – пап?! – отозвался тот. – Коррупция у них везде! Ты вон какую банку[3] взял, а тебя на скамейке маринуют. А знаешь почему? Потому что у них все блатные! Мафия! У кого папа-мама высоко сидят – те и играют, а настоящему таланту ходу нет!
Они прошли мимо, а Кисляк подмигнул Яне, предлагая ей вместе посмеяться над высказыванием про мафию. Но Яну, похоже, это не развеселило. Она, кажется, вообще не обратила на Бакиных внимания.
– Ты говоришь, что загружен, – продолжала она гнуть прежнюю линию. – Можно подумать, мне нечего делать. У меня, как и у тебя, институт…
Он вдохнул и выдохнул.
– Давай не сейчас, а? Устал, вот клянусь, как собака!
Девушка повернулась к нему и с минуту смотрела прямо в глаза. Андрей даже успел позабыть, какие выразительные у нее глаза – огромные, золотистые. В принципе, есть все-таки в ней нечто…
– Ты прав, – она отвела взгляд и поправила на плече сумочку, – не сейчас. И потом тоже, наверное, не надо. Просто ты другой человек… Не мой человек.
Яна зашагала к припаркованной на стоянке машине. Девушка уверенно водила уже почти год. Дочка начальника местного ГИБДД – еще бы у нее не было машины.
– Ян! Ну это глупо… – Андрей догнал ее, когда она уже садилась в автомобиль.
– Вот именно, что глупо.
Дверца захлопнулась, и машина рванула с места.
– Во дела, – Кисляк вдохнул ледяной воздух и выпустил изо рта струйку пара. Не в обычаях Яны было вести себя так. Если устроила истерику, значит, происходящее ее действительно задело.
«Ну и ладно, – решил он, – будем разбираться с проблемами по мере их поступления».
Скорость и приличная музыка помогали расслабиться и действительно отставить все проблемы в сторону. Автомобиль шел плавно и красиво, иногда Андрею хотелось раздвоиться, чтобы не только сидеть за рулем, но и наблюдать за маневрами со стороны, глядя, как солнце отражается от блестящего корпуса дорогой спортивной машинки. Кисляк вырулил на проспект и тут заметил гибкую девичью фигурку.
Притормозив рядом с девушкой и оказавшись одним колесом в сугробе, он открыл окно, не обращая внимания на тут же устремившийся в салон ледяной воздух, и окликнул идущую:
– Девушка! Простите, далеко собрались?
Она оглянулась и тут же ослепительно улыбнулась.
– Так… гуляю…
В немного манерном голосе звучало неприкрытое кокетство.
– Вы одна? Или с кем-то? – Андрей даже вытянул шею, изображая, как усердно выглядывает ее спутника. – Неужели такую красавицу отпустили одну?
– Отпустили…
– Ну, тогда я с удовольствием подберу! Садись! – Он хлопнул ладонью по кожаному сиденью рядом с собой.
Марина, самая красивая девушка команды чирлидерш, с готовностью открыла дверцу и села рядом. Ей, как и ему, нравились дорогие машины и этот особенный запах солнца и кожи, который витал в салоне.
Андрей чмокнул девушку в щеку, совсем по-деловому уточнил: «Ко мне?» – и, уже зная ответ, тронул автомобиль с места, лихо врываясь в поток.
Едва оказавшись в квартире, они принялись целоваться, не обращая внимания на трезвонящий в сумочке Марины мобильник, на экране которого высветилась надпись «Щука».
* * *
Через некоторое время Саша Костров понял, что идти в никуда довольно тупо. Как бы там ни было, куда-то все равно придешь, только герои приключенческих фильмов уезжают в закат. Значит, нужно что-то делать, предпринимать какие-то усилия, на худой конец, найти место, где можно перекантоваться.
Ветер бросил в лицо горсть колючего снега, и Костров решительно повернул к дому Кисляка. Тот жил отдельно от родителей, и хотя характер имел не то чтобы сахарно-медовый, в некоторых вопросах на него можно положиться.
Топая по ступенькам обледеневшими тяжелыми ботинками, Саша поднялся на нужный этаж, нажал кнопку звонка, и в этот же миг из-за двери донесся женский смех.
Костров отступил, только сейчас сообразив, что Андрей может быть не один. Да что там, скорее всего, он и есть не один, а с удивительной девушкой Яной, обладательницей самых солнечных в мире глаз. Убежать? Но ноги словно приросли к полу. Как же нелепо все вышло!
Звякнул отпираемый засов.
– А вот и пицца! – крикнули из-за открывающейся двери, и Саша оказался нос к носу с… Мариной Касаткиной.
Разрумянившаяся, в мужской рубашке, похоже, надетой на голое тело, она выглядела чертовски соблазнительно, но в то же время она не была Яной!
Облегчение и разочарование от этого факта показались Кострову двумя сторонами одной медали.
– А, Костер?.. Тебе чего? – Из-за плеча Марины выглянул Андрей. Такой же взлохмаченный.
Саша почувствовал, как его щеки розовеют. Очевидно, эта парочка тут не цветочки нюхала. Но как же Яна?! Как можно ее предать? Да и Маринка, насколько он знает, встречается с капитаном, Егором Щукиным.
– Нет, ничего, не важно. – Он отвернулся.
Как же странно, как нелепо все сегодня выходит!..
Уже позже врач команды Фролов Василий Геннадьевич, называемый ребятами в сокращении от имени и отчества ВасГен, рассказывал мне, как нашел Кострова на трибуне спорткомплекса, замерзшего и потерянного.
Другой на месте нашего ВасГена отправил бы пацана домой, а то и просто позвонил бы его родителям и испортил не только отношения, но и все дело. Но ВасГен – человек опытный, не первый год работающий с подростками, хороший психолог и, что на мой взгляд ценнее, дельный человек. Он отвел Кострова к себе, не грузя нотациями и не донимая вопросами, дал время разобраться во всем самому.
– Я видел, он и так на взводе, – рассказывал мне ВасГен. – А еще случайно услышал мой разговор с Жарским. Тот был зол, ну и высказался о ребятах… сам понимаешь… Мол, легче обучить корову играть в хоккей, чем их.
Я молчал. Что тут скажешь, без комментариев.
– Да не со зла Жарский так сказал, – дипломатичный ВасГен тут же принялся защищать бывшего тренера, – просто сил у него не осталось, да и годы…
Я кивнул. И вправду, годы… Они пролетают как-то слишком быстро, отнимая силы, не давая времени оглянуться и исправить сделанные ошибки.
– И что ты сказал Кострову? – поинтересовался я, уже догадываясь, что кто-кто, а наш ВасГен нашел единственно правильные, верные слова.
– А что сказать? – врач развел руками. – Сказал, что хоккей – это когда тебя ломают. Ты падаешь, но все равно встаешь и продолжаешь игру. Несмотря на боль. Несмотря на обиду. Несмотря ни на что.
– И он тебя понял? – Я с напряжением ждал ответа.
– Понял, – круглое, какое-то домашнее лицо ВасГена расплылось в улыбке. – Сашка – он правильный хоккеист, он настоящий.
Вы, наверное, уже недоумеваете, где же в этой истории я?
И вовремя: как раз пора и мне появиться на сцене.
* * *
Шла пятнадцатая минута от начала тренировки. Никого из команды на льду не было. Спортивный директор и второй тренер, сказать по правде, своим присутствием тоже не баловали.
Я стоял у линии, одну за другой отправляя в ворота сложенные горкой шайбы. Сейчас появятся они, мои ребята. Тут важно сразу задать верный тон: покажешься им в первую встречу слабаком и можешь забыть о тренерстве – они никогда в жизни тебя не послушают. И вообще я, честно сказать, предпочитаю жесткость слащавому заискиванию.
Послышались шаги, шум голосов. Я внутренне собрался, даже немного напрягся.
Они замерли у бортика. Совсем дикие, как волчата, взгляды настороженные.
– Эй, дядя! У нас тут тренировка!
Голос молодой, задорный. Я скосил глаза: Егор Щукин.
– Вот именно тренировка. Уже пятнадцать минут как должна идти. – Я подъехал к бортику, принимая удивленные и недоверчивые взгляды. – Давайте на лед. Вы собираетесь тренироваться или нет?
Я знал, что с ними будет сложно, и ребята всячески старались оправдать мои ожидания.
Оставив их для раскатки, я со стороны наблюдал за затеянной ими детской игрой с забрасыванием перчатки в ворота. И ладно бы еще клюшкой забрасывали: руками! Пришлось вмешаться.
– Это что, новый вид спорта? – поинтересовался я, подъезжая. – Смотрю, в хоккее вы уже достигли вершины.
Они немного растерялись, даже Кисляк. Учитывая вчерашнее поражение. Требовалось упрочить позицию.
– Скажи, зачем ты здесь? – спросил я у Миши Пономарева – тихого, серьезного парня с необычайно чистыми, светлыми глазами.
– Я?.. – Миша принялся возить клюшкой по льду.
– Зачем я здесь, мне известно. А ты что здесь делаешь?
– Ну… занимаюсь… В хоккей хочу играть…
– Желательно где-нибудь в «Детройте»? – охотно подсказал я.
– Можно в «Детройте». – Пономарев посмотрел на меня тоскливо.
– Понятно. – Я повернулся к Кисляку: – А ты?
– А я не хочу в «Детройте», – с радостью принял игру тот. – Мне больше «Бостон» нравится.
– А мне Континентальная лига, – поддержал Егор Щукин.
Они засмеялись, считая, что отвечают очень остроумно.
– Давайте посчитаем, – предложил я, проезжая между ними. – Знаете, сколько в России профессиональных хоккеистов? Шестьдесят четыре тысячи человек. Из них в КХЛ драфтуют примерно тысячу юниоров, а в НХЛ[4] – и вовсе человек восемь. Получается, что ваши шансы составляют примерно один процент.
– Один и пятьдесят восемь сотых, – поправил Дима Щукин.
Умный мальчик. Далеко пойдет. Если захочет…
– Тем более, – согласился я. – Но знаете, что самое важное для меня? Сделать из вас команду. Сейчас ее нет, но я буду работать над тем, чтобы она сложилась. Тот, кто хочет развлечься, – на выход. Остальные – на синюю линию, работаем.
И они послушались. Пока. Я не обольщался, потому что очень хорошо понимал: это лишь пробный заход, они еще не раз будут испытывать меня, пробуя на прочность, провоцировать и с юношеским любопытством смотреть, что из этого получится. До взаимопонимания нам еще пахать и пахать.
