РД1 РОТ

– Они убивают и убивают друг друга, и мы ничего не можем с этим поделать, – сказала Тесса, положив руки на потертые каменные перила моста. Она думала о Великой Войне, о впустую прожитой жизни. Война не касалась Сумеречных Охотников, но демоны были рождены из войны и крови, и это было обязанностью Нефилима – не позволять демонам причинять более значительный ущерб.

Мы не можем спасти их от самих себя, ответил Джем. Он был в капюшоне, но ветер сдул его, показывая ей щеку со шрамами.

– Что-то надвигается. Ужас, который Мортмейн даже не мог вообразить. Я сердцем это чувствую.

Никто не может избавить мир от зла, Тесса.

И когда она достала его кинжал, завернутый в шелк, все грязный и в пятнах земли и крови Уилла, из кармана ее пальто и отдала ему, он наклонил голову к нему и скрючив плечи, как если бы хотел защитить рану в своем сердце.

– Уилл хотел, чтобы ты это увидел, – сказала она. – Я знаю, ты не можешь взять его с собой.

Сохрани его для меня. Возможно, когда-нибудь придет тот день.

Она не спросила его, что он имел в виду, но она хранила его. Хранила его, когда она уехала из Англии, белые скалы Дувра отступали, как облака вдалеке, когда она пересекла Ла-Манш. В Париже она нашла Магнуса, который жил в квартире в мансарде и рисовал, занятие, к которому у него вообще не было способностей. Он позволил ей спать на матрасе у окна, и в ночь, когда она проснулась от собственного крика о Уилле, он пришел и обнял ее, пахнущий скипидаром.

– Первый раз всегда самый тяжелый, – сказал он.

– Первый?

– Первый раз, когда тот, кого ты любишь, умирает, – сказал он. – Со временем с этим будет легче смириться.

Когда война пришла в Париж, они вместе поехали в Нью-Йорк, и Магнус повторно представил ей город, в котором она родилась – занятая, яркая, гудящая столица, которую она только признала, где автомобили переполняли улицы, как муравьи, и поезда просвистывали на высоких платформах. Она не видела Джема в том году, потому что Военно-воздушные силы обстреливали Лондон, и он считал слишком опасным встречаться в то время, но через несколько лет…

– Тесса?

Ее сердце остановилось.

Большая волна головокружения прошла над ней, и на мгновение она подумала, что сходит с ума, если после стольких лет прошлое и настоящее смешались в ее воспоминаниях, пока она не могла понять разницу. Голос, который она слышала не был мягкий, тихий голос в ее голове брата Захарии. Голос, который эхом отдавался в ее голове, один раз в год последние сто тридцать лет.

Это было голос, который вытягивал воспоминания, простирался к годам памяти, как бумагу разворачивая и сворачивая слишком много раз.

Голос, который принес, словно волна, воспоминание о другом времени на этом мосту, о давней ночи, всей в черном и серебристом цветах и о реке далеко несущейся под ее ногами…

Её сердце стучало так бешено, что она чувствовала, будто оно пытается вырваться из груди. Она повернулась медленно, задом к балюстраде. И посмотрела.

Он стоял на тротуаре перед ней, застенчиво улыбаясь, руки в карманах очень современных джинс. Он был одет в синий хлопковый джемпер, завернутый до локтей. Бледные белые шрамы украшали его предплечья, как кружево. Она могла видеть форму руны Спокойствия, которая была такой черной и сильной на его коже, выцветшая сейчас до слабого отпечатка серебра.

– Джем? – прошептала она, понимая почему не увидела его, когда искала в толпе. Она искала кого-то, выглядящего как брат Захария, одетого в пергаментно-белый плащ, скользящий незаметно через толпу лондонцев.

Это был Джем.

Она не могла оторвать взгляд от него. Она всегда думала, что Джем красив. Он был не менее красивым для нее сейчас. Однажды у него были серебристо-белые волосы и глаза, как серое небо. У этого Джема были волосы цвета вороного-крыла, слегка завивающиеся из-за влажного воздуха, и темно-карие глаза с отблесками золота в радужке. Однажды его кожа была бледной, а теперь на ней был румянец. Там где на его лице были знаки, прежде чем он стал Безмолвным Братом, были два темных шрама, первые руны Братства, выделяясь резкими и мрачными дугами на каждой скуле.

Там, где воротник джемпера был немного ниже, она увидела бледные очертания руны парабатай, которая однажды связала его с Уиллом. Это могло до сих пор связывать их, если представить, что души могут быть связаны даже через пропасть смерти.

– Джем, – она облегченно вздохнула. На первый взгляд он выглядел на девятнадцать или, возможно, двадцать лет, немного старше, чем когда он стал Безмолвным братом. Когда она посмотрела глубже, она увидела мужчину – долгие годы боли и мудрости в его глазах, и даже, то как он двигался говорили о заботе или о тихой жертве. – Ты – ее голос повысился с дикой надеждой – это навсегда? Ты больше не связан с Безмолвными Братьями?

– Нет – сказал он. Он перестал дышать и посмотрел на неё, будто понятия не имел, как она среагирует на его появление. – Нет.

– Лекарство – ты нашел его?

– Я не сам его нашел – медленно сказал он. – Но оно найдено.

– Я видела Магнуса в Аликанте всего несколько месяцев назад. Мы говорили о тебе. Он не сказал….

– Он не знал, – сказал Джем. – Это был тяжелый год, темный год для Сумеречных охотников. Но из крови и огня, потери и горя, появились великие новые изменения. – Он протянул руки, самокритично и с некоторым удивлением в голосе сказал, – Я сам изменился.

– Каким образом?

– Я расскажу тебе эту историю. Еще одна история Лайтвудов, Херондейлов и Фейрчайлдов. Но это займет больше часа, а ты, должно быть, замерзла. – Он двинулся вперед, как будто собираясь коснуться ее плеча, потом, словно опомнившись, опустил руку.

– Я…, - слова покинули её.

Она все еще пребывала в глубочайшем шоке от того, что видит его таким. Да, она видела его каждый год, на этом месте, на этом мосту.

Но до этого момента она не понимала, что видит как сильно он изменился.

Но это – это было для нее как падение в прошлое, все прошедшие века стерлись, и она чувствовала головокружение и ликование и испуг.

– Но – после? Куда ты пойдешь? В Идрис?

Какое-то мгновение он выглядел искреннее сбитым с толку, и несмотря на то, что она знала сколько ему лет, таким молодым.

– Я не знаю, – сказал он. – У меня никогда прежде не было целой жизни, чтобы планировать.

– Тогда…в другой Институт? – Не уходи, хотела сказать Тесса. Останься. Пожалуйста.

– Я не думаю, что пойду в Идрис, или в какой-то институт, – сказал он, после такой долгой паузы, что ей казалось, что ее колени подогнутся, если он не заговорит. – Я не знаю, как жить в мире, как Сумеречный Охотник без Уилла. Я не думаю, что хочу этого. Я до сих пор парабатай, но моя другая половина ушла. Если я пойду в какой-нибудь институт и попрошу их, взять меня, то я никогда не забуду об этом. Я никогда не почувствую себя целым.

– Тогда что?

– Это зависит от тебя.

– От меня? – Некий ужас охватил ее.

Она знала, что она хотела услышать, но это казалось невозможным. За все время, когда она видела его, с тех пор как он стал Безмолвным Братом, он казался отчужденным.

Не то чтобы злым или бесчувственным, но таким, словно между ним и окружающим миром был слой стекла. Она вспомнила мальчика, которого она знала, кто отдала свою любовь так же свободно, как дыхание, но это был не тот человек, которого она встречала только один раз в год в течение более чем столетия.

Она знала как сильно время между – тогда, и сейчас, изменило её.

Как сильно оно должно было изменить его?

Она не знала, что он хочет от своей новой жизни или, непосредственно, от нее.

Она хотела сказать ему все, что он хотел услышать, хотела обнять его и держать, взять его руки и убедиться в их очертаниях, но она не смела.

Не зная, чего он хочет от нее. Прошло так много лет

Как она могла предположить, что у него всё ещё есть чувства, как раньше?

– Я… – Он посмотрел на свои тонкие руки, вцепившиеся в бетонный мост. – За сто тридцать лет, каждый час моей жизни был расписан. Я часто задумывался о том, что бы я делал, если бы был свободен, если бы когда-нибудь нашлось лекарство. Я думал, что сразу улетел бы, как птица, выпущенная из клетки. Я не думал, что выйду и увижу мир таким изменившимся, таким отчаянным. Тонущим в огне и крови. Я хотел выжить в нем, но только по одной причине. Я хотел…

– Чего ты хотел?

Он не ответил. Вместо этого он протянул руку и легко прикоснулся пальцами к ее жемчужному браслету.

– Это твой браслет на тридцатый юбилей, – сказал он. – Ты все еще носишь его.

Тесса судорожно сглотнула. Ее кожу покалывало, пульс участился. Она поняла, что столько лет не чувствовала этого, этого особого вида возбужденной нервозности, что уже почти позабыла его.

– Да.

– После Уилла, ты никогда никого не любила?

– Разве ты не знаешь ответ на этот вопрос?

– Я не имею в виду то, как ты любишь своих детей или друзей. Тесса, ты знаешь, о чем я спрашиваю.

– Нет – сказала она. – Думаю, мне нужно, чтобы ты сказал мне.

– Однажды мы должны были пожениться, – сказал он. – И я любил тебя все это время – полтора века. И я знал, что ты любишь Уилла. Я видел вас вместе на протяжении многих лет. И я знал, что эта любовь была настолько велика, что она могла сделать другую любовь, ту, которая у нас была, когда мы были так молоды, маленькой и несущественной. Ты целую жизнь была влюблена в него, Тесса. Так много лет. Детей. Воспоминания, которые я не могу надеяться на…

Он прервался после такого сильного начала.

– Нет, – сказал он, отпуская ее запястье. – Я не могу этого сделать. Было глупо так думать – Тесса, прости меня, – сказал он и, отойдя от нее, нырнул в толпу людей, идущих через мост.

Тесса на минуту замерла в шоке, это было просто на мгновение, но этого было достаточно времени для него, чтобы раствориться в толпе. Она протянула руку, чтобы не упасть. Камень моста был холодным под ее пальцами – холодным, так же, как это было в ту ночь, когда они впервые пришли в это место, где они впервые заговорили. Он был первым человеком, которому она выразила свой наибольший страх: что ее сила сделали ее чем-то другим, тем, что не было человеком. Ты человек, сказал он. Во всех смыслах этого вопроса.

Она вспомнила его, вспомнила милого умирающего мальчика, который торопился успокоить испуганную девушку, которую он не знал, и не сказал не слова о своем собственном страхе. Конечно, он оставил свои отпечатки на ее сердце. Как могло быть иначе?

Она вспомнила, как он предложил ей нефритовый кулон своей матери, протянув свою дрожащую руку. Она вспомнила поцелуй в карете. Она вспомнила, как зашла в его комнату, залитую светом полной луной, и серебряного мальчика, стоящего перед окном, терзающего музыку более красиво, чем хотела скрипка в его руках.

– Уилл, – сказал он. – Это ты, Уилл?

Уилл.

Мгновение её сердце колебалось.

Она вспомнила, как умер Уилл, ее агонию, долгие ночи в одиночестве, поиски на кровати каждое утро, когда она просыпалась, годами ожидая найти его рядом, и только медленное привыкание к тому факту, что другая сторона кровати обычно пустая.

Моменты, когда она находила что-то забавное и поворачивалась с шуткой к нему, только заново шокировали ее тем, что его там не было.

Ужасные моменты, когда, сидя в одиночестве за завтраком, она понимала, что забыла синеву его глаз или глубину его смеха, что, как звуки скрипки Джема, они отошли на такое расстояние, где воспоминания молчат.

Теперь Джем был смертным. Он состарится и умрет как Уилл, и она не знала, сможет ли она снова это вынести.

И все же.

Большинство людей счастливы хотя бы раз в жизни найти большую любовь. Ты нашла две.

Внезапно её ноги задвигались, почти без ее желания.

Она бросилась в толпу, пробежала мимо незнакомцев, выдыхая свои извинения, когда она чуть не споткнулась о ногу прохожих или стукала их своими локтями.

Ее не волновало.

Она бежала через мост, резко затормозив, остановилась в самом конце, где ряд узких каменных ступеней вел вниз, к воде Темзы. Она перескакивала через две, чуть скользя по влажному камню.

В конце лестницы был небольшой цементный причал, окружённый металлическими перилами.

Река была высока и плескала между зазорами в металле, заполняя небольшое пространство запахом ила и реки.

Джем стоял у перил, глядя на воду.

Его руки плотно застряли в карманах, отчего он сгорбился, будто против сильного ветра.

Он слепо смотрел перед собой, так недвижимо, что казалось, не услышал, как она подошла к нему сзади.

Она взяла его за рукав, разворачивая к себе лицом.

– Что? – спросила она, затаив дыхание. – О чём ты хотел спросить меня, Джем?

Его глаза широко раскрылись. Его щеки горели, она не была уверена, то ли от бега, то ли от холодного воздуха. Он посмотрел на нее, как будто она была каким-то причудливым растением, которое появилось из ниоткуда, удивляя его.

– Тесса, ты шла за мной?

– Конечно я пошла за тобой. Ты убежал в середине предложения!

– Это было не очень хорошее предложение. – Он посмотрел вниз на землю, а затем на нее снова, со знакомой улыбкой, как и в ее собственных воспоминаниях, дергая уголком рта. Он вернулся к ней тогда, потерял память, но не забыл: улыбка Джема всегда была как солнечный свет. – Я никогда не был хорош со словами, – сказал он. – Если бы у меня была своя скрипка, я был бы в состоянии сыграть тебе то, что я хотел сказать.

– Просто попытайся.

– Нет – я не уверен, что смогу. У меня было шесть или семь приготовленных речей, и всегда с них сбегал, я думаю.

Его руки были засунуты глубоко в карманы джинсов. Тесса протянула руку и нежно взяла его за запястья.

– Ну, я хороша со словами, – сказала она. – Итак, позволь тогда мне спросить тебя.

Он вытащил руки из карманов, позволяя её пальцам обхватить его запястья. Они замерли, Джем смотрел на неё из-под тёмных волос, овеваемых ветром с реки. Была ещё одна частица серебра в нём, поразительно контрастирующая с чёрным.

– Ты спросил меня, любила ли я кого-нибудь кроме Уилла? – сказала она. – Мой ответ да. Я любила тебя. Всегда любила и всегда буду любить.

Она услышала его резкий выдох. Пульс бьющийся на горле, различимый под бледной кожей, испещрённой исчезающими рунами, нанесёнными Безмолвными братьями.

– Говорят нельзя любить равно сразу двоих, – сказала она. – И возможно для других, это так. Но ты и Уилл – вы не похожи на двух простых людей, двух людей, которые, возможно, ревновали друг к другу, или кто воображал мою любовь к одному из них моей уменьшенной любовью к другому. Вы объединили свои души, когда вы оба были детьми. Я, возможно, не любила бы Уилла так сильно, если бы я не любила тебя также. И я не могла любить тебя так, как сейчас, если бы я не любила Уилла.

Её пальцы слегка сжались вокруг его запястий, чуть ниже манжетов джемпера. Было так странно прикасаться к нему, и всё же ей хотелось этого ещё больше. Она почти забыла, как много она упустила прикосновений человека, которого любила.

Она заставила себя отпустить его и дотянутся рукой до чего-то под ее рубашкой. Осторожно она достала цепочку, висевшую на шее и показала так, чтобы он видел свисающий с нее нефритовый кулон, который он дал ей так давно.

Надпись на ней по-прежнему сверкала, как новая: Когда два человека вместе, в своих сердцах они могут разрушить даже железо или бронзу.

– Помнишь, как ты оставил ее мне? – спросила она. – Я никогда ее не снимала.

Он закрыл глаза. Его ресницы лежали на щеках, длинные и тонкие.

– Все эти годы –, сказал он, и его голос был тихим шепотом, и это не был голос мальчика которым он был когда то, но это все еще был тот голос, который она любила. – Все эти годы, ты носила его? Я не знал.

– Казалось, что это было бы только обузой для тебя, когда ты был Безмолвным Братом. Я боялась, что ты подумаешь, что то что я его ношу означало бы своего рода ожидание от тебя. Ожидание, которое ты не смог бы выполнить.

Он долго молчал.

Тесса могла слышать плеск реки, движение вдалеке.

Ей казалось, она слышит, как облака плывут по небу.

Каждый нерв в её теле кричал, что бы он заговорил, но она ждала: ждала выражения на его лице, когда он наконец заговорил.

– Быть Безмолвным Братом, – сказал он, – это видеть все и ничего одновременно. Я видел большую карту жизни, раскинувшееся передо мной. Я мог видеть течения мира. И человеческая жизнь стала казаться игрой, за которой наблюдают на расстоянии. Когда они освободили меня от рун, когда мантия Братства была снята, это было как если бы я очнулся от долгого сна, или словно стеклянный щит вокруг меня был разрушен. Я чувствовал все, все сразу обрушилось на меня. Все человеческое, что заклинание Братства забрало у меня. Так много человеческого вернулось ко мне… Это из-за тебя. Если бы не ты, Тесса, если бы не эти ежегодные встречи, они как мой якорь и мой гид, я не знаю, смог бы я вернуться.

В его темных глазах был свет, и ее сердце взлетело в ее груди.

Она любила только двух мужчин в ее жизни, и она никогда не думала увидеть их лица снова.

– Но ты должен, – прошептала она. – И это чудо. И ты помнишь, что я однажды говорила тебе о чудесах.

Он снова улыбнулся.

– Никто не подвергает сомнению чудеса и не жалуется, что они не пришлись по душе. Я предполагаю, что это верно. Мне жаль, что я, не вернулся к тебе раньше. Я жалею, что я уже не тот человек, которого ты полюбила когда-то. Я боюсь, что годы изменили меня в кого-то еще.

Тесса посмотрела на его лицо.

Вдалеке она могла услышать звук транспорта, но здесь, около реки, она почти могла представить, что она снова девочка, и воздух полный тумана и дыма, грохочущего звука железной дороги вдалеке…

– Годы изменили и меня тоже, – сказала она. – Я была матерью и бабушкой, и я видела смерть тех, кого люблю, и видела, как другие рождаются. Ты говорил – токов мир. Я тоже видела его. Если бы я была все та же девушка, которой я была, которую ты знал, я во-первых, не была бы в состоянии говорить, что мое сердце свободно для тебя, и это действительно так. Я бы не могла спросить тебя, что я собираюсь просить прямо сейчас.

Он поднял его руку и придал её щеке круглую форму. В его выражении лица была надежда, озаряющая его.

– И что это?

– Пойдем со мной, – сказала она. – Останься со мной. Будь со мной. Смотри все со мной. Я путешествую по миру и видела так много, но есть еще много вещей, и я бы хотела увидеть это вместе с тобой. Я хочу быть везде и всегда с тобой, Джем Карстаирс.

Его большой палец скользнул вдоль ее скулы. Она вздрогнула. Это было так давно, что кто-то смотрел на нее так, как будто она была великим чудом в мире, и она знала, что смотрит на него, как на чудо.

– Это кажется нереальным, – сказал он хрипло. – Я любил тебя так долго. Как это может быть правдой?

– Это одна из самых главных истин моей жизни – сказала Тесса. – Ты пойдёшь со мной? Потому что я не могу ждать, чтобы разделить мир с тобой Джем. Это хорошо видно.

Она не была уверена, кто из них прикоснулся к другому первым, но в следующий момент она уже была в его объятьях и он шептал, гладя ее волосы:

– Да, конечно, да.

Он осторожно искал ее губы – она могла почувствовать его легкое напряжение, вес стольких лет между их последним поцелуем и этим.

Она потянулась вверх, обвивая свои руки вокруг его шеи, и потянула его вниз, шепча:

– Bie zhao ji.

Не волнуйся, не волнуйся.

Она поцеловала его щеку, уголок его рта, и, наконец, его рот, давление его губ на ее, насыщенное и прекрасное, и, о-о, как стучало его сердце, вкус его губ, ритм его дыхания.

Ее чувства откликнулись в памяти: каким худым он был когда-то, ощущение его лопаток, острых, как ножи, под тонкой тканью рубашек, которые он некогда носил.

Сейчас она чувствовала силу, твердые мышцы, когда она обнимала его, движение жизни в его теле, когда он сжимал ее, мягкий хлопок его джемпера между ее пальцами.

Тесса знала, что выше их маленькой набережной люди все еще шли по мосту Блэкфраиарс, что там шло движение, и прохожие, вероятно, смотрели на них, но она не заботилась об этом; после достаточного количества лет вы понимаете, что важно, а что нет.

И это было важно: Джем, скорость и стук его сердца, изящество его нежных рук, скользящих по ее лицу, его мягкие губы на ее губах, которыми он исследовал форму ее рта.

Его теплая крепкая безусловная реальность.

Впервые за долгие годы она почувствовала, что ее сердце открыто, и знала, что эта любовь – нечто большее, чем просто воспоминания.

Нет, последняя вещь, о которой она заботилась, состояла в том, уставились ли люди на парня и девушку, целующихся у реки, поскольку Лондон, его города и башни и церкви и мосты и улицы, окружающие их, были как память о мечте.

И если Темза, которая бежала около них, уверенная и серебряный в свете дня, вспомнила давнюю ночь, когда луна сияла так же ярко, как шиллинг, о том же самом парне и девушке, или если камни Блэкфрайарз знали шаги их ног и думали: Наконец, завершился полный круг, то они хранили молчание.

 

РД1 РОТ

 

 

ПРД1