Жизнь и творчество А.П. Чехова. Художественное своеобразие раннего творчества писателя. Специфика чеховского юмора. Приемы и способы создания комического в рассказах Чехова

В творчестве Чехова условно можно выделить несколько периодов.

Первый — «ранний» — конец 1870 — 1886 гг. Как известно, писать юмористические миниатюры Чехов начал еще в конце 1870-х гг. В 1876 г. семья Антона Чехова покидает Таганрог, поскольку отец окончательно разорился, и средств для существования семьи не осталось. Будущий писатель, оставшись на три года в Таганроге один, претерпел и житейские невзгоды, и незаслуженные обиды, и унизительную бедность.

Именно в то время, началось характерное чеховское одиночество, отшельничество, невольный «отказ». Отсюда псевдонимы ранних юмористических набросков: «пустынник Антоний», «старец Антоний». Эти годы дали мощный импульс творчеству. Одиночество творца оказалось плодотворным, благодаря целеустремленности, таланту, воле и трудолюбию. Когда Антон Чехов становится студентом медицинского факультета Московского университета, его склонность к одиночеству способствует утроенной работоспособности.

Второй период — «переломный» (1886 — 1993 гг.). Исследователи говорят о трех кризисных, поворотных моментах в его творчестве за эти шесть лет.

Первый кризис — конец 1886 — 1887 гг. Зима — весна 1886г. — взлет писательской карьеры Чехова: его замечают редакторы крупных изданий. Дмитрий Григорович пишет ему письмо, призывая не тратить силы и талант на пустяки. Чехова «призывают» в большую литературу, и он начинает сотрудничать с газетой «Новое время» Алексея Суворина.

Рассказы этого периода фокусируют внимание на одинокой личности, отчужденной от мира. И сам автор замкнут, постоянно раздражен. Летом 1887 г. Чехов посетил родной Таганрог, откуда написал брату Александру знаменитое «потерянное» письмо, в котором шла речь о невостребованности духовного потенциала, об одиночестве и чувстве ненужности в мире.

Второй кризис наступает на рубеже 1888 — 1889 гг. Это время, когда Чехов балансирует между «Северным вестником» и газетой «Новое время», отстаивает независимость своей творческой позиции. Газета «Новое время» организовала кампанию против писателей-евреев Н. Минского (Виленкина), С. Надсона и А. Волынского (Хаима Флексера). Чехов, не желая участвовать в этой травле, пишет для журнала «Северный Вестник» («Степь» (1888), «Огни» (1888)). Но вскоре редакторы этого журнала Н. К. Михайловский и А. М. Евреинова организовали поход против Л. Н. Толстого, которого Чехов боготворил. Независимость позиции Чехова оценивается ими как «равнодушие». В рассказе «Огни» герой, как и автор, испытывает «ощущение страшного одиночества… Ощущение гордое, демоническое, доступное только русским людям, у которых мысли и ощущения так же широки, безграничны и суровы, как и их равнины, леса, снега». Этот конфликт разрешается отъездом на Сахалин и путешествием по Сибири. Все единодушно выделяют один из мотивов — желание подвига, испытания предела своих сил. Сам Чехов в письме к А. С. Суворину объясняет это так: «Надо себя дрессировать». Немаловажен и тот факт, что за такой относительно короткий период писатель успел побывать в Индии, Китае, в Сингапуре и на Цейлоне, после чего в шутку заключил: «Я не видел большой разницы между заграницей и Россией».

Третий кризис (1892 — 1893 гг.) — время окончательного разрыва с редакциями «Нового времени» и «Северного вестника», время социальных и личных неудач. В эти годы внутренний разлад усугубился еще и безуспешными попытками создать роман. Многие исследователи считают, что эта неудача связана с отсутствием у Чехова позитивных основ мировоззрения, необходимых для крупной формы. Но именно «на сломе» духовных исканий пишутся самые пронзительные и художественно емкие произведения: «Дуэль» (1892), «Попрыгунья» (1892), «Три Года» (1892).

Третий период (1893 — 1899 гг.) в творчестве Чехова принято называть Мелиховским. Из Москвы Чехов с семьей переселяется в Мелихово. Тогда и начинается «чеховское пустынножительство». В письмах к друзьям он так и говорит: «Если бы Вы согласились посетить мою пустынь…». «Для самолюбивых людей, неврастеников нет удобнее жизни, как пустынножительство. Здесь никто не дразнит самолюбия и потому не мечешь молний из-за яйца выеденного». Мелиховское заточение неоднократно прерывалось: в 1894 г. вместе с Алексеем Сувориным Чехов путешествует по Черному морю (Ялта, Одесса), по Европе (Вена, Аббация, Милан, Ницца, Париж, Берлин); с осени 1897 г. по весну 1898 г. живет за границей (Биарриц, Ницца, Париж), лето проводит в Мелихово.

В Мелихово Чехов закончил начатую еще в 1892 г. книгу «Остров Сахалин», занимается врачебной практикой, участвует в деятельности санитарной комиссии в разгар холеры и попечительстве сельских школ, пробует себя в качестве присяжного заседателя. Однако при такой активной деятельности он продолжает поэтизировать свое одиночество, которое увлекает его жаждой уединенного творческого труда, стремлением быть наедине с собой, своими героями и в своем мире. Отсюда желание «уходить в огород и полоть там бедную травку, которая никому не мешает». Одиноки и чеховские герои: одинок в жутком больничном флигеле Иван Громов с его знаниями и умом, чуткостью к чужой боли; одинок и обречен на вечную разлуку художник Старцев; одиноки в своем служении искусству Константин Треплев и Нина Заречная; одиноки сестры в провинциальном городе…

Четвертый период — «поздний» (1899 — 1904 гг.)

Болезнь писателя усугубляется, и он переезжает в Ялту, откуда ведет обширную переписку с писателями, актерами Художественного театра, активно работает над пьесами «Три сестры», «Вишневый сад». В Ялте будут написаны рассказы «Архиерей», «В овраге», «Невеста»,

Чехов вошел в литературу пародиями и юмористическими рассказами – весело, но нельзя сказать, чтобы легко. Он дебютировал на страницах тогдашних журналов, которым требовались, в первую очередь, рассказы-миниатюры, рассказы-«сценки», рассчитанные на мгновенный комический эффект. Чеховские юморески подобны зарисовкам с натуры, его «сценки», говоря сегодняшним языком, будто сняты скрытой камерой.

Будущий автор «Палаты №6», «Дамы с собачкой», настойчиво стремился к краткости, к сжатому, плотному повествованию. Краткость формы и талантливость для него были синонимами. Похвала краткости предполагает умение немногими словами сказать о многом, насытить скупую речь богатым внутренним содержанием. Вот этим умением как раз и обладал Чехов. Краткости форм Чехов достигает за счет избегания большого количества персонажей (2-3). Когда тема и сюжет требует нескольких персонажей, Чехов обычно выбирает центральное лицо, которое и рисует подробно, разбрасывая остальных, по фону, как мелкую монету. Этот прием позволяет сфокусировать внимание читателя на основной части рассказа.

Случай в театре («Смерть чиновника»), встреча на вокзале («Толстый и тонкий»), беседа в вагоне поезда («Загадочная натура»), разговор за обеденным столом («Торжество победителя») – вот типичные для Чехова-юмориста ситуации. В которых он описывает обыденную жизнь, самые элементарные и обычные бытовые ситуации, которые можно увидеть каждый день, и, которые мы часто не замечаем. В них он раскрывает разнообразные сюжеты, представляющие различных героев. А типичный чеховский персонаж – это человек из толпы, один из многих. Смех он вызывает не какими-то странностями или причудами, а наоборот, своими в общем-то заурядными поступками. Эти поступки: взяточничество, чревоугодие, амбиции «маленького человека», льстивость, – порой доходят до крайности, и вызывают не только смех, а отвращение – стараемся никогда не совершать их.

Его произведения показывают поистине пошлую жизнь пошлого человека. Меньше всего узнают себя читатели в таких произведения, когда пошлость прикасалась к высоким явлениям человеческого духа. А ведь именно здесь его смех был особенно ядовит и колюч. Яростью автора, надежно скрытой от массового читателя юмористической формой изложения, рождены многие строки целящиеся прямо в мишень; и чем меньше в человеке человечного, тем жестче подчерк юмориста.

Когда Чехов хочет указать на бездушие героя он придает ему свойства манекена, и в юмористическом рассказе возникают грозные очертания сатиры. Такой герой живет в плену нескольких закостеневших представлений, они, как панцирь стягивают его живое чувство, глушат мысль. Привычка прислуживаться, доведенная до крайности у таких людей, может принять и опасную форму; так возникает фигура добровольного надзирателя и доносчика («Унтер Пришибеев»). Унтер действует вопреки здравому смыслу, он выглядит посмешищем, ходячей карикатурой, но от его тупого усердия исходит реальная угроза. Пришибеев со своим нелепым поведением не оплачиваемого полицией добровольного шпиона, живет с мыслью как бы чего плохого не случилось. Предмет, внушающий страх здесь не имеет предела: ведь не для политических сходок собираются вечером крестьяне, имена которых он вносит в свой список. Как бы себя жители не вели он найдет повод взять их под стражу. Он портит жизнь не себе, а другим – и этим страшен. Но по иронии судьбы человек, рьяно защищающий закон («Нешто в законе сказано…» – главный его аргумент), законом же и наказывается. И в этой нелепости – тоже своеобразие чеховской сатиры.