СведенияРазговор о русском пространстве я хочу начать с формулировок из учебников, думаю, многие их помнят: "феодализм в России развивался не столько вглубь, сколько вширь"; "капитализм в России развивался не столько вглубь, сколько вширь". Но что значит "развивался преимущественно вширь"? Развиваться вширь, а не вглубь это, значит — развиваться преимущественно экстенсивно. Два фактора обусловили такой вариант развития: относительно низкая природно-хозяйственная продуктивность, подталкивавшая к движению, и наличие огромных пространств, позволявших это движение. Разумеется, двигались не только из-за низкой продуктивности, но и от — степняков, власти. В то же время в природно-исторических условиях русского пространства главным образом власть, а не собственность, становилась средством социальной организации. При развитии "вширь", а не "вглубь", собственность не может быть прочной, равно как и основанная на ней социальная система. Здесь овеществлённый ("прошлый") труд всегда менее значим по сравнению с землёй и живым трудом. Поэтому контроль над людьми (власть) здесь всегда важнее контроля над землёй и вещами. Поэтому капитал, который, по сути, есть овеществлённый труд, никогда не будет играть здесь системообразующую роль, как и классы. Собственно, классовое деление общества, т.е. такое, которое основано на различиях собственнического типа, всегда было в России зачаточным, а господствующие группы — бедными. Превращение русских господствующих групп в классы, в нечто западоподобно-собственническое требует в России присвоения ими не только прибавочного, если пользоваться языком марксистов, но и значительной части необходимого продукта. И разумеется, необходима поддержка властью этого процесса. Подобное в русской истории случалось лишь дважды: в 1861-1917 гг. и в 1990-е. Классогенез a la Запад в России всегда чреват социальным взрывом и распадом страны — цена за классовый путь развития на русском пространстве. В этом плане исторический коммунизм, советская система, как бы к ним ни относиться, — это положительные формы организации имманентной русской "неклассовости", в основе которой лежит определённое соотношение пространства и времени. Советский коммунизм не большевики выдумали, то был логический социосистемный результат многовековой русской эволюции, использовавшей в условиях капсистемы для решения своих задач Большой Левый Проект Запада. В рамках капсистемы Россия как определённый властно-пространственный тип могла сохраниться только на левых рельсах, как системный антикапитализм — добрым молодцам урок. Одна из главных задач здоровой, а не поражённой чужими смертоносными вирусами ("геоисторические инфекции" 1880-1890 и 1980-1990 гг.) русской власти — это социальная фармацевтика: тщательное взвешивание пространства и времени на исторических весах, поддержание социально обоснованной и выверенной пропорции между ними (так, чтобы время не превратилось в капитал, а пространство не сжалось в сингулярные точки Москвы и Петербурга) как внутри страны, так и на международном уровне. Если говорить о международном аспекте русского пространства, то необходимо отметить следующее. В мировых войнах (начиная с наполеоновских) за гегемонию в капиталистической системе (между англичанами и французами, англосаксами и немцами) именно русское пространство становилось главным и решающим театром военных действий. Капиталистической системе для её внутренних войн за гегемонию не хватало своего пространства (капитализм ведь — это Властелин колец времени), и она словно "брала его взаймы" у России/СССР. В этом плане бесспорная задача — не допустить подобных "займов" в будущем и не позволить превратить Россию, только теперь уже не европейскую, а азиатскую в поле выяснения отношений, например, между США и Китаем. В военном противостоянии России континентальной Европе (Франция, Германия) русское пространство становилось фактором размена на время — 1812, Брест-1918, 1941 г. Остаётся лишь сожалеть, что Александр II не использовал этот фактор во время первой по-настоящему общезападной агрессии против России в 1854-1856 гг. — это могло бы изменить вектор русской и европейской истории второй половины XIX — начала ХХ в. Таким образом, русское пространство (его расположение и количество, переходящее в качество) — одна из важнейших составляющих русского геостратегического и историко-цивилизационного потенциала. Не случайно враги России, начиная с конца XIX в. и заканчивая Гитлером и Бжезинским в ХХ в. (ну и, естественно, местными смердяковыми, ищущими какому бы "культурному" — и денежному — народу продаться) ставили и ставят задачу расчленения России, её разделения на 3, 10, 50 государств. Обосновывается это задачами борьбы против имперскости, за демократию. На самом деле речь идёт об уничтожении России как геоисторической и социокультурной целостности, ибо историческое русское пространство — необходимое условие существования этой целостности, характерных для неё культуры и власти или, как сказал бы Г. Федотов, свободы и империи. То, что в России называют государством, властью, империей есть не политическая форма, как на Западе, а социальная. Это форма организации социальной ткани, обусловленной определённым типом пространства. Ослабление или разрушение русской власти ("государственности") якобы в целях политической демократизации всегда оборачивается социальной катастрофой, поскольку власть в России институт не частно-политический, а целостно-социальный. И — обратная связь — распад, сжатие русского пространства сверх определённого уровня означает крушение власти и общества.
Они кричат, они грозятся:
"Вот к стенке мы славян прижмем!"
Ну, как бы им не оборваться
В задорном натиске своем.
Федор Тютчев, 1861 г.
Сто пятьдесят лет назад, в феврале 1854 г., Николай I отверг британский ультиматум вывести русские войска из дунайских княжеств к 30 апреля. Это стало началом нового этапа в Крымской (восточной) войне, а по сути — войны Запада (в лице его крупнейших держав) против России. За названием "Крымская война" скрываются две разные и разномасштабные войны — война России с Османской империей и война России с Западом.
А началось все в мае 1853 г., когда — ровно четыреста лет спустя после того, как в мае 1453 г. турки захватили Константинополь, — османское правительство отвергло русский ультиматум. В ответ Россия разорвала с османами отношения, и русский чрезвычайный посол Меншиков на корабле "Громоносец" покинул Стамбул. В июне русские войска вошли в дунайские княжества Молдавию и Валахию, а 27 октября 1853 г. султан объявил России войну, в которой османы очень быстро потерпели поражение. На помощь султану пришли Англия и Франция, действия которых с формальной точки зрения вполне можно квалифицировать как агрессию.
148 лет назад, в феврале 1856 г., в Париже начались мирные переговоры, окончившиеся заключением крайне невыгодного для России Парижского мира. Россия была готова к переговорам уже весной 1855 г., однако союзники — французы и англичане — пошли на них только после взятия Севастополя (сентябрь 1855 г.) и уничтожения русского Черноморского флота. Конечно же, англичане стремились к уничтожению русского флота вообще, то есть включая Балтийский, поскольку одной из главных задач Англии в войне было уничтожение России как морской державы, но это сделать не удалось.
Крымская война стоила России, по разным оценкам, от 300 до 500 тыс. жизней (Англии — 60 тыс., Франции — 100 тыс.), полмиллиона рублей и поражения. Более того, как заметил английский историк А.Дж.П. Тэйлор, эта война, подорвавшая не только реальную военную мощь России, но и посленаполеоновскую легенду о ней, была самым успешным военным вторжением Запада на русскую землю от Наполеона до Гитлера. После 1856 г. самодержавная Россия никогда больше не имела такого влияния в Европе, каким она пользовалась — по нарастающей — после 1721, 1763 и 1815 гг. В 1855 г. падением Севастополя закончилось почти сорокалетие страха Запада перед Россией, так же, как в 1989 г. завершилось такое же почти сорокалетие страха Запада перед СССР — sic transit gloria mundi. В XIX в. эта "глория" закончилась в Крымской войне.
Крымская война — странная, она с трудом поддается определению. С одной стороны, это локальная война, главным театром которой стал Крым. С другой стороны, по составу участников, по сути — это мировая война. Однако мировые войны характеризовались наличием двух противостоящих друг другу блоков. Крымская война с 1854 г. была противостоянием не блоков, а одной державы — России — целому союзу, ядром которого были две наиболее развитые страны Запада — Англия и Франция — и в который входили также Османская империя и Сардиния. На стороне союза были также Австрия, Пруссия и Швеция.
При этом действия именно Австрии и Пруссии — ультиматум императора Франца Иосифа в декабре 1855 г. (прямая угроза) и письмо короля Фридриха Вильгельма IV (подарок на новый, 1856 г.), в котором тот писал, что его страна едва ли сможет сохранять нейтралитет по отношению к России, — стали двумя ударами в спину России, загнали Александра II в угол.
Правда, справедливости ради надо признать: не умри Николай I, с его выдержкой и характером, Россия, скорее всего, не поддалась бы на австро-прусский шантаж, и война могла бы закончиться вничью. Австро-прусский ход тем более важен, что к весне 1855 г. военный пыл французов начал угасать, в Париже и Петербурге стали постепенно привыкать к вероятности ничейного исхода войны. На бульварах Парижа говорили, что Севастополь никогда не взять, и этих разговоров было столько, что властям для их пресечения пришлось прибегнуть к полицейским мерам. Англичанам пришлось активно поработать (и даже после взятия Севастополя), чтобы "убедить" Вену и Берлин.
КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ПРОТИВ РОССИИ
Чем же Россия так задевала к середине XIX в. Запад в целом, что Англии удалось свои интересы против России представить как общезападные и создать антирусскую коалицию, и представить эти интересы как цивилизационные в самых различных "одеждах" — от реакционных до революционных? Ведь действительно на англосаксонский интерес поработали французы и немцы, революционеры и реакционеры. С чем был связан страх перед Россией?
Из войны с Наполеоном Россия вышла не просто победителем и героем, но основным военным гарантом посленаполеоновского устройства Европы. Устройство называлось Священный союз. Созданный в 1815 г. четырьмя великими державами и призванный бороться с революционными движениями в Европе (дабы не повторился "казус Бонапарта", то есть защищать принцип легитимизма), уже к середине 1820-х гг. союз сохранялся скорее на бумаге, чем в реальности. Неудивительно: Англия больше не боялась ни Франции, ни революций. Напротив, революционные националистические движения (например, в Австрийской империи — в Италии) были выгодны англичанам, поскольку ослабляли крупные континентальные империи. Монархическая Франция шла в английском фарватере. Поэтому, когда в 1833 г. Николай I решил оживить Священный союз, целям и ценностям которого он оставался верен до конца, его поддержали только Австрия и Пруссия. По сути, это был русско-германский "континентальный" монархический союз, оказавшийся непрочным (впрочем, как и все другие русско-немецкие союзы: "Трех черных орлов" — 1732 г., "Трех императоров" — 1872-го, Советской России и Веймарской республики и, наконец, менее чем двухлетний альянс Сталина и Гитлера; эта непрочность — не совпадения, а закономерность). Фундаментом и ударной силой этого союза была, естественно, Россия с ее миллионной армией.
Страх перед Россией начал развиваться в Европе вскоре после победы над Наполеоном. Из победителя-тирана Россия в глазах европейцев, особенно либерально настроенных, не говоря уже о революционерах, стала превращаться в нового тирана. И это при том, что Россия не стремилась к завоеваниям в Европе. В немалой степени над созданием отрицательного образа России поработали несколько тысяч поляков, бежавших на Запад после подавления польского восстания 1830-1831 гг. и призвавших Запад к "крестовому походу" против России, к вытеснению ее из Центральной и Восточной Европы военным путем. Это стремление либералов и революционеров как националистов, так и интернационалистов, еще более усилилось после европейских революций 1848-1849 гг. Соответствовало оно и политико-экономическим интересам Великобритании.
К этому же, но в целях установления своей гегемонии, стремился Наполеон III. Накануне войны он сказал: "Мне все равно, желает ли Россия очистить княжества или нет, но я хочу ослабить ее и не заключу мира, пока не достигну своей цели". Кроме того, у Франции были свои противоречия с Россией на Ближнем Востоке. Отсюда — англо-французский союз, направленный на ликвидацию системы Священного союза, в котором доминировала Россия. Идейно-политический климат, сложившийся в Европе после 1848 г., работал на англичан и французов. Ну а сломать старую систему можно было только путем общеевропейской войны против России, выбив ее из Центральной Европы. Собственно, к этому и призывали многие, в частности, Маркс, — революция на службе буржуазии и британской гегемонии. Нельзя не согласиться с А.Дж.П. Тэйлором, который писал, что главный вопрос Крымской войны — не Османская империя (воевали не за нее), а Россия (воевали против нее), а главная ставка — Центральная Европа. Это позволяет снять с России несколько важных обвинений по поводу Крымской войны.
Главной целью Крымской войны была ревизия результатов финальной фазы наполеоновских войн 1812-1815 гг., триумфатором которой была Россия. Поскольку, в свою очередь, наполеоновские войны были третьим (после Семилетней, 1756-1763 гг., и революционных — 1792-1799 гг.) этапом мировой англо-французской войны, начавшимся триумфом русских над английским орудием — Фридрихом II и продолжившимся итальянским и швейцарским походами Суворова и взятием о.Корфу Ушаковым, то это в равной степени была попытка поворота вспять результата всей этой войны. Англичанам это было необходимо потому, что победив и став гегемоном молодой капиталистической системы, они не стали военно-политическими гегемонами ни в Евразии, ни даже в Европе. Французы нуждались в ревизии как проигравшие — они еще не понимали, что революция и ее "экспортный вариант", наполеоновские войны, выкачали из них практически всю "социальную сперму" и лишили исторической потенции, возможности выступать в качестве первостепенного субъекта истории даже в Европе. "Ревизионисты" победили и в 1856 г. косвенно взяли верх не только над Александром II, но и над целой чередой его предков.
Ревизионисты воевали с Александром I, Павлом I, Екатериной II и Петром I. Отсюда вывод: полноценное понимание места и значения Крымской войны, ее особенности (не мировая и не локальная) возможно лишь в контексте войн эпохи Модерна за мировую гегемонию.
ФРИЦ ВМЕСТО ИВАНА
Но, победив, добился ли Запад своих целей в результате войны? В чем-то — да, в чем-то — нет. Россию вытеснили из Европы, заблокировав возможности ее проникновения на Балканы (Средиземноморье) и на Восток (через Турцию), лишив ее влияния в Центральной Европе. Что же касается всего остального, то скорее нет. Чаемого англичанами "концерта держав" не получилось. Калифом на час стал бесталанный Наполеон III. Ну а затем Бисмарк нанес поражение Франции, и началась "эпоха Бисмарка". Побочным среднесрочным следствием Крымской войны стало то, что Англия получила на континенте нового грозного соперника, да такого, что уже в 1871 г. в Лондоне всерьез обсуждалась возможность высадки немецких войск на территорию страны. Германия станет главным конкурентом Британии в Европе, претендентом не только на европейскую, но и на мировую гегемонию. Не нравился Джону Булю Иван? Получите Фрица — природа (континентальная) не терпит пустоты. Впрочем, англосаксы, спасая свой мир, дважды стравят Фрица и Ивана, англо-американский истеблишмент решит свои проблемы немецкой и русской кровью.
Если в Европе после Крымской войны Англия в качестве соперника получила Германию, то в Азии уже в середине 1860-х гг. — Россию. Русско-английское соперничество сместилось на Восток, прежде всего в Среднюю Азию, и разгорелось с новой силой — там началась Большая игра. Расчеты англичан на полный успех в этой игре провалились, в Азии Россию не удалось прижать к стенке, как это получилось в Европе.
В Большой игре англосаксы "оборвались". В 1885 г. две империи оказались в одном шаге от войны, но все же удержались и договорами 1885 и 1895 гг. разграничили сферы влияния. Сведения
|
