Войны Древнего Мира

Содержанием войны был вопрос о господстве в Сирии, которое хетты оспаривали у Египта. Решающим сражением оказалсябой у Кадеша{4}. В этой войне хетты проявили большее искусство, египтяне же - большую доблесть.

Рамзес III благодаря значительному превосходству в силах развернул прямое наступление на Кадеш. Муваталлис, пользуясь недостатками в работе египетской разведки, сумел добиться нарушения взаимодействия между отрядами египтян. Свое войско он спрятал в засаде за городом, в то время как фараон беспечно расположился лагерем на виду Кадета.

Атака хеттов была внезапной. Им удалось разгромить отряд Ра. Сам фараон в составе отряда Амон попал в окружение противника, в то время как основные силы египтян были еще за Оронтом. В возникшей ситуации Рамзес не растерялся. Прежде всего он приложил усилия к тому, чтобы сообщить о сражении главным силам. В ожидании подкреплений фараон, «облачившись в броню», едва ли не в одиночку отбивал хеттское нападение, в чем и преуспел.

Сражение после подхода отряда Птах закончилось вничью.

Оно впервые продемонстрировало, что за счет военного искусства слабейший может победить сильнейшего и что тем не менее исход сражения решается все-таки не одним лишь абстрактным стратегическим мастерством, но реальным столкновением живой силы [416] на поле боя. Так что бой у Кадеша можно считать как тезой, таr и антитезой положений Лиддел-Гарта.

Сама война, как и абсолютное большинство войн, в которых сильнейшая сторона демонстрирует исключительно прямые действия, не привела к решающему результату и лишь институализировала противостояние египетской и хеттской держав, превратив его в вековой конфликт.

Из статистических данных известна лишь численность хеттского войска (по египетским источникам) - 28 тыс. пехоты и 6000 конницы, что правдоподобно. Исходя из известных данных о структуре египетского войска, его размеры оценивают в 20 тыс. пехотинцев и 2500 колесниц. Поскольку силы хеттов не были едиными (около половины - отряды из сирийских и палестинских городов-государств, ранее никогда не сражавшиеся вместе), с учетом превосходства египтян в вооружении можно говорить об их значительном превосходстве

Следующая великая война разразилась столетием позднее (1200 г. до н.э.), ее эпизод, связанный с осадой Трои, навсегда остался в европейской истории. Содержанием этого конфликта была попытка передела мира (в данном случае слово «мир» обозначает Восточное Средиземноморье), предпринятая Микенской Грецией. Реально война вылилась в длительную борьбу за побережье Малой Азии, и единственным ее позитивным результатом было создание несколькими столетиями позднее поэм Гомера.

В полном соответствии с воззрениями Лиддел-Гарта и в подтверж дение формулы Сунь-Цзы («Самое худшее - осаждать крепости...») война закончилась тотальным поражением всех участвующих в ней сторон. Хеттское государство и малоазиатский союз городов прекратили существование. Микенское войско было в конечном счете разгромлено египтянами, которые, однако, так и не оправились от последствий своей победы. Греция была завоевана дорийскими племенами, микенская культура разрушена, и Европа на столетия погрузилась во тьму. Вследствие наступившего во всех воюющих странах упадка статистические данные о войне носят сугубо легендарный характер.

Гибель «великих держав» рубежа I-II тысячелетий до н.э. вызвал волну экспансии со стороны Ассирии. Период с 912 по 606 г. до н. э. может быть назван «ассирийскими войнами». Содержанием их было создание, а затем уничтожение первой в истории «мировой империи».

Военное искусство ассирийцев интересно прежде всего с точки зрения совершенствования организационной структуры вооруженных сил:

впервые были созданы и широко использовались в боях саперные части. Ассирия придала военному искусству информационное измерение:

армия получила налаженную службу разведки и связи, всегда по традиции возглавляемую наследником престола. При осаде Иерусалима ассирийцы пытались сломить сопротивление противника с помощью пропаганды (первый зафиксированный случай применения идеологического оружия). [417]

Вооруженные силы Ассирийской державы были весьма значительны - в одном не слишком крупном и не самом удачном походе Салманасара и Сирию в середине IX в. до н.э. участвовало 120-тысячное войско).

Для ассирийского военного искусства была характерна жестокость, выходящая за общепринятые рамки даже того времени. Первоначально оно приводило к успеху. Очень быстро, однако, выяснилось, что подвластные ассирийцам территории обезлюжены, ничего не производят и, напротив, требуют ресурсов для их удержания. Наступил период неустойчивого равновесия, во время которого ассирийцы изобрели новый инд «умиротворения» - массовые депортации населения.

Почти все победы ассирийского войска были победами организации и мощи, но не военного искусства. Едва ли не единственным исключением был поход Саргона против царства Урарту (714 г. до н. д.). В полном соответствии с логикой непрямых действий Саргон диинулся не на север - к Урарту, а на восток. Урартский царь Руса попытался зайти ему в тыл. Здесь и сыграла свою роль вечная оборотная сторона обходных маневров - медлительность. Получив за счет превосходной работы ассирийской разведки сведения о войске противника, Саргон, бросив пехоту, с колесницами и кавалерией ударил в западном напрвлении, встретив урартское войско на марше. В коротком и кровопролитном бою Руса был разгромлен, чему не в последнюю очередь способствовало нарушение психологической устойчивости его армии ввиду эффекта внезапных и совершенно непрямых действий противника.

После победы города Урарту и его союзников храмы и казна достались победителю. Косвенным следствием победы был и захват четырьмя годами позже Вавилона с установлением господства над Двуречьем.

При преемниках Саргона действия ассирийцев становятся подчеркнуто прямыми и, как следствие, все более бесплодными. Грандиозное сражение при Халулэ (691 г. до н. э.) с вавилонянами, халдеями, эламитами и персами заканчивается вничью, боевые действия прекращаются из-за взаимного истощения. Для «государства-волка», военно-паразитического образования, живущего лишь войной, это было началом конца. В середине столетия - при Ашшурахиддине и Ашшурбанипале - Ассирии ненадолго удалось вернуть свои владения, «замирив» до состояния кладбища Элам, Вавилон, Сирийские города.

Конец наступил в 612 г. до н.э., когда Мидия и Вавилонское царство заключили союз, направленный на «вычеркивание из реальности» Ассирийской державы. К 605 г. до н. э. Ассирия была разгромлена, ее народ, культура и язык полностью уничтожены.

Не будет ошибкой сказать, что именно трагедия Ассирии положила начало попыткам ввести военные действия в русло каких-то этических ограничений. Во всяком случае, в исторических источниках, повествующих о судьбах ассирийских царей, присутствует и занимает заметное место мотив воздаяния за грехи.

Следующая и значительно более удачная попытка создать мировую империю связана с народами, населяющими Иранское плато. Мидия [418] после победы над Ассирией расширялась к западу и востоку. После безрезультатного сражения на реке Галис, прерванного солнечным затмением (28 мая 585 г. до н. э.), между ней и малоазиатской Лидией был заключен мир. Поколением позднее Мидия перешла в руки своих же данников персов, возглавляемых Киром. За четырнадцать лет - с 553 по 539 г. до н. э. Кир не только покорил Мидию, Парфию, Гирканию, Лидию, территории современного Ирана и Средней Азии, Месопотамию, Сирию, Палестину, но и создал на оккупированных землях нормальные условия для развития земледелия, ремесел и торговли, впервые в истории организовав пространство империи. Интересно, что, хотя античные источники подробно освещают жизнь Кира, о его полководческом искусстве говорится очень немногое. Как заметил еще Сунь-Цзы: «Когда хорошо сражавшийся побеждал, у него не оказывалось ни славы ума, ни подвигов мужества».

Вклад Ахеменидской державы в военное искусство значителен. Персия была, по-видимому, первой страной, сознательно применяющей на практике фундаментальное положение стратегии непрямых действий: целью войны является мир лучший, нежели довоенный. Киру Великому удалось связать политику, войну и дипломатию в единой искусство, и целью победы был не разгром врага, гекатомбы вражеских трупов и вереницы рабов, но превращение неприятеля в союзника. Наследники уяснили внешнюю сторону действий Кира - персидская политика оставалась веротерпимой{5} (да и вообще терпимой), но внутреннее - созидательное содержание своей политики «счастливейший из смертных» унес в могилу.

Для историка Ахеменидская держава интересна тем, что это - первое мировое государство, организованное на современных началах (прежде всего как единое юридическое и торговое охраняемое пространство). Соответственно, именно Персидская империя впервые столкнулась с транспортной теоремой, согласно которой связь провинции и метрополией может быть обеспечена, лишь если товарооборот между ними растет быстрее, нежели экономика провинции. В 500-499 гг до н. э. в греческих городах Малой Азии (самоуправляющихся, но входящих в состав империи) вспыхнуло антиперсидское восстание, вылившееся в первую великую войну европейской цивилизации- греко-персидскую.

Осень 333 г. до н. э. - битва у Иссы. Бой с перевернутым фронтом, структурно напоминающий операцию Саргона II против Урарту. Различие - не в пользу Александра, который допустил грубый оперативный просчет и оказался перед необходимостью тактически выигрывать стратегически проигранное сражение, имея 40 тыс. человек против 60 тыс. человек Дария. В этом сражении для Александра все висело на волоске. Исход боя был решен, по-видимому, лишь тем, что и тот момент, когда ударные группировки противников почти одновременно добились успеха, Александр управлял войсками из самого центра сражения, Дарий же оставался в тылу{11}. До самого конца. Данные о потерях не приводятся. По всей видимости, у македонцев они были значительными, персы же вновь целиком потеряли свою армию. Победа при Иссе означала конец Персии как великой державы и разрешение межцивилизационного конфликта. Дальнейшие действия Александра были не оправданы.

Январь-август 332 г. до н. э. - борьба за побережье Средиземного моря. Для Александра - период «сбора урожая», [424] проведенный не лучшим образом. После Иссы Сирия, Палестина и Египет не могли быть удержаны персами. Устанавливая свое господство над этими территориями, Александр сначала потратил много времени на прямую осаду Тира, а затем еще и уничтожил этот город, продав в рабство 30 тыс. его жителей. Оправдать этот поступок было трудно даже апологетически настроенным по отношению к Александру историкам. Даже если оставить в стороне этические мотивы, гибель этого великого города была крайне невыгодна македонцам{12}.

1 октября 331 г. до н. э. - Гавгамелы. Попытка Дария «переиграть» Исское сражение в невыгодной для себя обстановке: 40 тыс. македонских пехотинцев и 7000 конницы столкнулись с 60 тыс. персидских пехотинцев, 15 тыс. всадников при 200 колесницах и 15 боевых слонах. Самое зрелое из сражений Александра, который сознательно, заранее рассчитанным точным маневром вынудил противника создать разрыв в оперативном центре позиции{13}. Подобные разрывы всегда возникают при резких перестроениях не слишком хорошо спаянного войска и, как правило, не опасны. Однако Александр, который ждал появления бреши, бросил туда свою отборную конницу - гетайров и элитную среднюю пехоту - аргироспидов.

Этого разгрома Персидское государство уже не перенесло. Суммируя вышеизложенное, необходимо сказать, что с точки зрения межцивилизационного конфликта действия Александра на всех этапах были прямыми (силовое решение), а после битвы при Иссе еще и ошибочными. В результате конфликт закончился поражением обеих культур: эллинистические царства, возникшие после похода Александра, были мертворожденными новообразованиями, не принадлежащими ни европейской, ни азиатской культуре{14}. В междоусобных войсках и заговорах погибли почти все полководцы Александра и были перебиты остатки македонского войска.

Войны за гегемонию в Греции «заполнили время» между периодом персидской экспансии и «ответом» Александра. Непрерывная [425] полуторавековая «борьба всех против всех» не привела ни к какому положительному результату. Итогом конфликта стал духовный распад эллинской культуры, утрата Грецией цивилизационного приоритета и потеря ею независимости.

По сути, «войны за гегемонию» мало отличались от «номовых» («доменных») конфликтов в Египте, Двуречье или много позднее - в (ррд невековой Европе. Следует согласиться с марксистской историографией, которая видит причины войн V-IV столетий до н.э. в кризисе полисной структуры античного мира. Устойчивость полиса как формы ирпшизации жизни объяснялась чрезвычайно пересеченной местностью Эллады, издревле лишенной дорог. С ростом цивилизации, однако, уйглпчивалась как транспортная связность, так и возможности осадной грхники. В результате изолированный полис становился беззащитным к подникали условия для военного объединения страны под властью г(1Л1)Нейшего.

Не привнеся ничего позитивного в европейскую историю, «войны (и гегемонию» способствовали, однако, превращению военного дела в «осиное искусство. Именно в этот исторический период в Европе нпр|)вые появляются стратеги и полководцы в современном значении чтих терминов.

Отношение к войне как к форме искусства привело к заметному усложнению структуры войск. Появляются элитные части типа фиван-гкого «Священного отряда». Наряду с легкой и тяжелой создается гргдняя пехота (пелтасты), сочетающая в себе боевую устойчивость с мобильностью (Ификрат, 390 г. до н.э.). Именно элитная средняя цгхота аргироспидов (серебряных щитов) станет «ключевым» родом поиск в победах Александра Великого{15}.

Первой и важнейшей среди «войн за гегемонию» была Пелопоннесская война (431 ~ 404 гг. до н. э.). В историю военного искусств она входит как редчайшая коллекция исключений из правил: сторона, более развитая экономически, политически и культурно, контролирующая более обширные финансовые и материальные ресурсы, превосходящая противника по численности населения, обладающая [426] неоспоримым господством на море, имеющая в целом более способных политических и военных руководителей, избравшая и последовательно осуществляющая выигрывающий стратегический план, терпит полное поражение.

Структура Пелопоннесской войны чрезвычайно запутана. Стороны маневрировали, меняли союзников и противников, сочетали «войну империалистическую (за власть в Элладе) с войной гражданской». Зона боевых действий охватывала Балканский полуостров, Малую Азию, Черноморские проливы, острова Эгейского моря, Сицилию и едва ли не Карфаген. Не останавливаясь на всех перипетиях этой борьбы, сосредоточимся на решающем событии войны - провале плана Перикла.

Как известно, в плане Перикла территория Аттики отдавалась на разграбление. Население укрывалось в укрепленном лагере, включающем Афины, Пирей и Фалер. Этот лагерь, защищенный длинными стенами и снабжаемый продовольствием по морю, был фактически неприступен. Опираясь на него, Перикл предполагал ударами по побережью Пелопоннеса убедить спартанцев в бесперспективности войны. В сущности, речь шла о формальной морской блокаде государства, господствующего на суше. Опыт Наполеона, Вильгельма II, Гитлера и иже с ними показал, что такой стратегической схеме трудно противопоставить что-то реальное: пусть медленно и без особого блеска, но морская мощь всегда ломает сухопутную.

Неудачу Перикла связывают с исторической случайностью - эпидемией чумы в Афинах. Заметим прежде всего, что распространенность этой версии, которой отдал дань и Лиддел-Гарт, можно объяснить только склонностью историков к некритическому переписыванию друг у друга. При скученности населения в афинском укрепленном лагере, при тогдашнем состоянии медицины и санитарии эпидемия чумы продолжалась бы не два года, а максимум 2,5 месяца. За это время вымерло бы от 95 до 100 процентов населения Афин и погибло бы около 2/3 осаждающей армии. Далее эпидемия прокатилась бы по городам Афинского морского союза, собирая несколько меньшую жатву. Трудно оценить, охватила бы эпидемия весь полуостров или нет, но во всяком случае война Афин и Спарты закончилась бы немедленно за отсутствием сражающихся. Так что как обычная логика, так и изложение симптомов болезни Фукидидом убеждают нас, что речь шла не о чуме, а о самом обычном брюшном тифе.

Но вот здесь уже необходимо бросить упрек Периклу. Медицина того времени знала об опасности подобных заболеваний в осажденных городах, и Перикл был обязан учитывать такую возможность (Собственно, если принять во внимание скученность, отсутствие водопровода, плохую воду и жаркий климат, следует удивляться не вспышке самой эпидемии, а тому, что Афины избегали ее так долго.)

Именно поэтому дать взвешенную оценку плана Перикла чрезвычайно трудно. Историк должен избегать искушения опираться только и исключительно на результат, в данном случае - неудачный. С другой стороны, не хочется и «сваливать» исход войны на чистую случайность [427]

По всей вероятности, афинский план войны мог быть успешно реализован. Однако для того, чтобы парировать неизбежные на войне случайности и осуществить план при любых привходящих обстоятельствах{16}, данную оперативную схему следовало проводить в жизнь совершенно по-другому.

Вообще, при изучении событий Пелопоннесской войны создается ощущение, что война эта Периклу была неинтересна. В строительство Афин, в сицилийскую колониальную политику, в кропотливую «наладку» афинского демократического государства Перикл вложил душу, в создание же плана - только ум. В ленивой блокаде Пелопоннеса почти не ощущается присутствия личности Перикла. Возможно, это отсутствие личностного измерения в стратегии и привело Перикла и его план к крушению{17}.

Статистические данные: Афины начали войну, имея 300 триер, >14 тыс. гоплитов, 16 тыс крепостных гарнизонов, 1200 всадников, 1600 лучников. Спартанцы с союзниками развернули до 60 тыс. человек полевой армии, флот их оценивается в 100-120 кораблей. Результатом войны стало полное уничтожение морской и финансовой мощи Афин, распад Морского союза и институирование «войн за гегемонию» в вековой конфликт.

Решающий удар могуществу Спарты нанес Эпаминонд в ходе Беотийских войн (371 - 362 гг. до н. э.) {18}. В битве при Левткрах (5 августа 371 г. до н. э.) Эпаминонд применил не столько «косой боевой порядок», сколько невероятное оперативное усиление. Имея 6000 гоплитов и 1,5 тысячи всадников против 10 тыс. непобедимой спартанской пехоты при 1000 кавалеристов, Эпаминонд при равной ширине фронта (по моде того времени) мог противопоставить 12 шеренгам противника только 8-9 шеренг. Это гарантировало ему [428] поражение, даже если не учитывать качественное превосходство спартанской пехоты. Однако на своем левом фланге (в нарушение всех традиций - на левом) Эпаминонд поставил свой единственный элитный отряд, выстроив его в 50 шеренг, и этот отряд прошел через боевые порядки противника, как нож сквозь масло. Психологический удар был столь силен, что впервые в истории армия спартанцев побежала{19}.

В битве при Мантинее (июль 362 г. до н. э.) на стороне Эпаминонда была идеальная стратегическая обстановка и общее превосходство в силах (30 тыс. пехотинцев и 3000 конницы против 20 тыс. пехотинцев и 2000 конницы). Сражение было организовано блестяще, что подтверждает хотя бы тот факт, что фиванцы выиграли его, даже лишившись командования (см. стр. 37).

Результатом беотийских войн явился полный военный и политический разгром Спарты.

Первый период «войн за гегемонию» завершила война Македонии против Панэллинского союза. В августе 338 г. до н. э. при Херонее встретились почти равные силы: и Филипп Македонский и Панэллинский союз имели по 30 тыс. человек. Филипп выиграл сражение, действуя в духе основных идей Эпаминонда: был осуществлен прорыв - охват при резком оперативном усилении ударного фланга.

Распад империи Александра привел к новому-витку «войн за гегемонию». Теперь между собой сражались не полисы или их объединения, а централизованные эллинистические царства. (Примерно в том же затяжном и бестолковом стиле.) Лиддел-Гарт выделяет битву при Ипсе (301 г. до н. э.), положившую конец попыткам воссоздать единую империю. С точки зрения военного искусства эта битва помимо своей масштабности{20} интересна тем, что в ней впервые армия, преимущественно азиатская, одержала победу над армией европейского типа.

К общему итогу эллинистического этапа «войн за гегемонию» можно отнести истощение участвующих в ней государств и создание благоприятных условий для римского завоевания.

Римское государство так же знало период «борьбы за гегемонию». (Вейская война 406-396 гг. до н. э.. Латинская война 340-338 гг. до н. э., Самнитские войны 327-290 гг. до н. э., Тарентская война 280-275 гг. до н. э. - лишь главнейшие из [429] столкновений, определивших распространение власти Римского полиса на весь Италийский полуостров.) Заметно четкое различие в ходе и исходе римских и греческих войн. В Греции мы видим красивые сражения (Левктры, Мантинея и пр.), тонкие стратегические планы (Перикл, Алкивиад, Брасид, Лисандр, Ификрат, Эпаминонд, Филипп), героические подвиги и черные измены и в качестве цены всему этому - полное разорение страны и гибель участвующих в борьбе полисом. В Италии ситуация совершенно противоположная. Редкий историк назовет имена римских полководцев периода Латинской или Самнитских войн. Стратегии по существу нет: если республиканские консулы н уклонялись от чисто прямых действий, то обычно только из политических (притом скорее внутриполитических) соображений. Результат - расцвет Рима и его превращение в сильнейшую средиземноморскую державу.

Если одну битву (или войну) и можно выиграть случайно, то о цепочке «случайных» побед длиной в два столетия говорить не приходится. У римлян, следовательно, была своя стратегия, свой особенный - безличный - стиль военного искусства.

Конечно, римляне немало внесли в организацию армии. Легион, разбитый на манипулы и центурии, был построением гибким и одновременно достаточно устойчивым. Собственно, римляне первыми в истории создали представление о самостоятельно действующей тактической единице. Но!.. Манипулярная структура легиона сложилось окончательно лишь после Тарентской войны.

Римляне были мастерами политической подготовки к войне (лишь Бисмарк в XIX столетии нашей эры превзошел уровень римских «военных» дипломатов). Однако, ссылаясь на искусную дипломатию как на основополагающий фактор побед римского оружия, мы меняем форму, но не содержание проблемы. Остается вопрос, в чем секрет римской дипломатии? Нельзя, разумеется, сводить ее к простейшей формуле «Разделяй и властвуй», которая и во времена Муваталлиса была банальностью.

Объясняя непобедимость Римского государства (при том, что римские легионы неоднократно были биты и равным, и сильнейшим, и слабейшим противником), обратим внимание на римский вклад в цивилизацию, на те р