Александр Митта кино между адом и раем 22 страница

 

Афина отбросила прочь свою сигарету, после того как прикурила еще одну. Она, казалось, предавалась размышлениям, словно через ее сознание проходили даже еще более глубокие мысли, чем те, которым она придавала столь изящную выразительность.

 

Мы внимательно за ней наблюдали. Героин успокоил и интенсифицировал наше мышление, сильно простимулированное ее объяснением. У нас не было желания ее прерывать. Мы хотели, чтобы она говорила вечно.

 

Ее поглощенность своими мыслями становилась все более заметной. После очень долгой паузы она вновь начала медленно говорить, как казалось, больше с самой собой, чем с нами, и, скорее, с намерением придать форму своей собственной мысли, нежели инструктировать нас.

 

- Я полагаю, что в этом-то и заключается главная идея, - сказала она.

 

У нее был любопытный рот, с прямоугольными губами, какие можно заметить в некоторых старых Египетских статуях, и с изгибами на уголках, в коих таились бесчисленные возможности самовыражения. Глаза - глубоко посаженные и спокойные. Лицо квадратное с очень своеобразным подбородком, выражающим потрясающую решимость. Я никогда еще не видел женского лица, в котором мужественность была бы так сильно обозначена.

 

- Да, я думаю, что понимаю это сейчас. Он заставляет человека прийти к тому, что я могу назвала бы точкой смерти. Из нее он видит всю свою жизнь в перспективе, и, таким образом, схватывает ее значение. Но, вместо того, чтобы отправиться на встречу с неизвестным, как в случае со смертью, у него остается возможность и необходимость вновь вернуться к своей старой жизни в той точке, где он оставил ее, но уже с ясной способностью постигать прошлое, определяющее будущее. В этом смысл того, что он зовет посвящением. Так я понимаю изречение: "Ты не имеешь никакого права, кроме как творить то, что ты желаешь". Вот почему старые жрецы в Древней Греции помещали посвящаемого в темную и тихую келью, предоставляя ему выбор: или сойти с ума, или познать себя. И когда ему возвращали свет и жизнь, любовь и свободу, он становился в полном смысле этого слова Неофитом, человеком заново рожденным. Большой Лев проделал с нами то же самое, только мы то есть не понимали, что он делает. Я сама прошла через это, но не понимала отчетливо, что же на самом деле со мной случилось, пока не попыталась объяснить это вам.

 

Ощущение зачарованности вновь переполнило меня. Я бросил взгляд на Лу, и заметил по ее глазам, что она чувствует то же самое. Но она содрогалась от возбуждения и нетерпения. Ее взгляд впился в лицо Сестры Афины с жадным пылом. Она стремилась как можно скорее испытать сама это потрясающее переживание. Мое собственное настроение было слегка иным. Вся моя прошлая жизнь предстала передо мной в виде череды пульсирующих картинок. Я восставал против непоследовательности и бессмысленности прошлого. Достижения, которыми я гордился, потеряли весь свой смысл, потому что они, не привели меня никуда. На ум мне пришли слова Льюиса Кэррола:

 

"Мудрая рыбка никогда никуда не отправляется без дельфина". И вне всякой связи в мое сознание ворвалась мелодия:

 

Will you, won`t you, will you, won`t you,

Won`t you join the dance?

 

Когда я проснулся, было, полагаю, около полуночи. Кто-то накинул на меня плед. Я не замерз, несмотря на бриз, врывавшийся в открытую дверь. Последнее насторожило меня - очень странно, что она была открыта. Эта местность пользовалась дурной славой якобы из-за изобилия разбойников.

 

Царь Лестригонов сидел за своим столом и что-то писал при свете лампы. Я лениво наблюдал за ним, чувствуя себя очень комфортно, и был несклонен двигаться куда бы то ни было.

 

Вскоре я услышал глухой звон колокола в отдаленной церкви. Пробило двенадцать часов.

 

Лам немедленно поднялся, пошел к двери, спустился вниз по ступенькам и вышел на залитую лунным светом террасу. Он обратил лицо к северу. Глубоким торжественным голосом он декламировал то, что очевидно было заклинанием.

 

- Приветствую тебя, кто есть Ра безмолвия, даже тебя, кто есть Кефра жук, что путешествует под небесами в челне полуночного часа солнца. Тахути стоит в своем великолепии на носу, и Ра-Хоор правит рулем. Приветствую тебя из чертогов вечера!

 

Он сопровождал речь сложной чередой жестов. Когда он закончил и вернулся, то заметил, что я проснулся.

 

- Ну, хорошо ли вы поспали? - спросил он мягко, стоя у моего матраса.

 

- Никогда еще не спал лучше.

 

Было бы невозможно передать все детали даже одного дня в Телепиле. Жизнь здесь обладала всей полнотой жизни под героином, но без присущих ей разочарований. Поэтому я буду просто отбирать происшествия, которые прямо относились к нашему Чистилищу.

 

Вскоре я снова провалился в сон после короткой беседы с Бэзилом относительно каких-то малозначительных вещей, и проснулся утром гораздо более освеженный, и по-прежнему преисполненный убеждения, что подняться без героина невозможно. Однако блестящее весеннее солнце, и его лучи, так свежо падавшие на зелено-серые и серовато-коричневые скалы напротив, напомнили мне, что я приехал в Телепил восстановить свою молодость. Я сдержал свою руку. Мало-помалу сила возвращалась ко мне; но по мере того, как она возвращалась, чувство беспомощности в отсутствие героина заменило страстное желание его.

 

Я сполз с матраса и нетвердо поднялся на ноги. Лу все еще спала, и она выглядела столь очаровательно в чистом бледном свете, проникавшем в комнату, что я принял твердое решение порвать с той привычкой, что разрушила нашу любовь. Только во сне она и была прекрасна за все эти последние месяцы. Когда же она просыпалась, выражение напряженности и отчаянья на ее лице, нервный тик и разрушение плоти из-за неспособности печени справиться с токсичным воздействием наркотика, делали ее не только в два раза старше ее возраста, но и отвратительной в пороке, более омерзительном, нежели любые чисто эстетические ошибки природы.

 

Красота Лу, в большей степени, чем у любой другой знакомой мне девушки, зависела от ее духовного состояния. Влияние какой-то идеи могло трансформировать ее в одно мгновение из Венеры в Ехидну или наоборот.

 

Глубокое духовное удовлетворение сделало ее такой привлекательной этим утром. Но даже пока я стоял и смотрел на нее, ужасающая героиновая жажда почти заставила меня принять порошок ранее, чем я осознал движение моего тела. Но я вовремя заметил этот порыв, и подумал, что прогулка на свежем воздухе поможет мне миновать критический момент. Как только я вышел из дома, меня встретила Сестра Афина.

 

- Твори, что ты желаешь, да будет то Законом, - сказала она.

 

Это было обычное утреннее приветствие в Аббатстве. Как я ни привык к этой фразе, она все еще заставляла меня врасплох.

 

- Доброе утро, - отозвался я несколько смущенно.

 

- Ответ - "Любовь - закон, любовь подчиняется воле", - улыбнулась она. - Мы обмениваемся этим приветствием, чтобы быть уверенным, что вид наших друзей не отвлекает нас от Великого Труда. А сейчас мы можем поговорить о чем угодно. О нет, не можем, я должна сначала проверить ваш вчерашний график.

 

Я принес его и мы сели вместе за стол. Разумеется, там был только один крестик. Афина сразу посуровела.

 

- Это крайне нерегулярно, брат, - заметила она. - Вы не заполнили вторую колонку.

 

Я обнаружил позже, что частью системы Аббатства было делать вид, что вы очень сурово относитесь к любому нарушению правил, и затем показываете каким-то дружелюбным замечанием, что не это имели в виду. Целью такого поведения было внушить провинившемуся, что проступок был на самом деле очень серьезным, так что напускной выговор производил впечатление самого настоящего искреннего обвинения.

 

Не зная этого, я был удивлен, когда она продолжила:

 

- Это ничего, Петушок, мы знаем, что вы - новичок.

 

Но ее палец указывал строго на вторую колонку. Над ней было написано: "повод для принятия дозы".

 

Ну что ж, Дионис показал мне выход из этого положения, так что я нагло вывернулся, воскликнув:

 

- Довольно Почему, будь оно проклято, собака!

 

Эффект был электризующий. Мы оба разразились низким музыкальным смехом, который, как мне показалось, утонченно гармонировал с красотой апрельского утра.

 

- И дьявол способен цитировать священное писание, - возразила она, - и суть этого изречения относится к кое-чему совершенно другому. Дело в том (она стала очень серьезной), что мы хотим, чтобы вы поняли происходящее в вашем собственном сознании. Мы все делаем так много глупостей, по самым нелепым причинам или вообще без оных. "Прости их, Господи, ибо не ведают они, что творят" относится к девяти десятым наших действий. Мы так многого уже добились в этом Аббатстве, потому что научились следить за нашим сознанием и не давать самим себе терять даже мгновение на что-нибудь никчемное, или подменять один образ действия другим, и таким образом терять все. В вашем случае, задача состоит в том, чтобы научиться управлять наркотиком столь могущественным, что едва ли один человек из десяти тысяч имеет малейший шанс выбраться из его тисков. Особенно это важно потому что, боюсь, вы скоро обнаружите, - вернее, я хотела сказать, надеюсь, вы довольно скоро выясните, что ваше сознание приобрело определенные болезненные склонности. Вы мыслите извращенно. Большой Лев уже рассказал мне, как вы дошли до состояния, когда принимаете одну дозу, чтобы заснуть, и другую, чтобы снова проснуться, и когда пытаетесь скрыть принимаемое количество от того самого человека, на глазах у которого вы его принимали. Другая сложность состоит в том, что нужда или потребность в наркотике всегда нарушает ментальное равновесие. Человеку, который нуждается в еде или деньгах, приходят в голову очень странные мысли, и он делает вещи, не обязательно напрямую связанные с его потребностью, как бы она ни была настоятельна, которые совершенно не вяжутся с его характером.

 

Я взял карандаш и написал тут же против крестика во второй колонке: "С целью постичь наилучшим образом в высшей степени познавательную лекцию Сестры Афины".

 

Она весело засмеялась.

 

- Вы видите, это повторение истории с Адамом и Евой! Вы пытаетесь переложить ответственность на меня. Между прочим, я заметила, что в данный момент вы снедаемы беспокойством. Если вы не хотите принимать героин, а вы не хотите, то вам не нужно доводить себя до такого состояния, как сейчас, и лучше принять белую таблетку. Она не даст вам заснуть, так как вы уже отдыхали ночью, и этой бедной небольшой штучке не останется ничего, кроме как обежать ваше солнечное сплетение и слегка причесать все ваши нервишки, чтобы они стали мягкие и пушистые.

 

Я воспользовался советом и почувствовал себя гораздо лучше. В этот момент появился Царь Лестригонов и вызвал Сестру Афину на партию Телемы. Я вывел Лу; и мы сидели во дворике, наблюдая, как они играют.

 

Игра называется Телемой из-за разнообразия ударов. Это своего рода смесь с футболом, но здесь нет боковых линий, только низкая стена сзади, и если за нее попадает мяч, то он находится вне игры, также как если он попадает за пределы вертикальных линий, нарисованных на стене или ниже планки около фута от земли. Мяч можно ударять любой частью тела, но только когда он свободен. Игра эта захватывающе зрелищна.

 

После двух геймов игроки тяжело дышали. Счет напоминал теннисный, но, каждое очко имело односложное имя, чтобы экономить время. При этом в них также заключался определенный поразительный скрытый смысл - с целью ближе познакомить ум с идеями, которые обычно возбуждают.

 

Вся система Царя Лестригонов заключалась в том, чтобы научить людей не обращать никакого внимания, точнее эмоционального внимания, на все суетное в жизни. Величайший вклад в притягательность наркотиков внес тот шум, что поднят вокруг них; то, что на них сосредоточено общественное внимание. Абсент, запрещенный во Франции, Швейцарии и Италии, все еще свободно продается в Англии, и никто еще никогда не встречал англичанина, одержимого абсентом. Если кто-нибудь вобьет себе в голову начать газетную кампанию против абсента, то он начнет представлять опасность для общества в очень короткие сроки.

 

Царь Лестригонов освобождал человеческий ум, применяя противоположную формулу. У него были в распоряжении множество уловок, чтобы заставить людей воспринимать самые поразительные зрительные и слуховые ощущения как нечто заурядное. Даже детей он сталкивал лицом к лицу с этими потрясающими идеями, в том возрасте, когда они были еще слишком молоды, чтобы страдать сложившимися фобиями.

 

Гермес, в возрасте пяти лет, уже привык наблюдать за хирургическими операциями и тому подобным, видел, что случается с теми, кто утонул или упал со скал, и, в результате, полностью потерял страх перед этими вещами.

 

Эти принципы были объяснены нам во время нескольких передышек между сетами. Сестра Киприда и трое или четверо остальных пришли из других домов, чтобы принять участие в игре.

 

Чрезвычайная активность и беззаботность всех ошеломили меня и Лу. Нас попросили присоединиться к игре, и наша неуклюжесть стала для нас острым источником досады. Мы были слишком ослаблены нашим злоупотреблением наркотиками, чтобы держать себя в руках; в результате мы испытали прилив страстной решимости освободиться от этого рабства.

 

Впрочем, страдания этого утра только начинались. В Аббатстве было обычаем отмечать прибытие новичков пикником на вершине горы. Из Аббатства тропа вела через небольшой участок, засаженный деревьями, к неровной, поросшей кустарником узкой дороге между двумя стенами. В их конце высился акведук. Лу и я слишком нервничали, идя по узкой тропинке. Нам пришлось пойти в обход, и от этого происшествия нам стало еще стыднее.

 

На другой стороне вздымались крутые холмы. Полоска травы вела к глубокому оврагу, на дне которого виднелись останки стены древнего города, венчавшего скалу две тысячи или больше лет тому назад, когда климат был менее засушливым, и население могло вполне положиться на ливень, вместо того, чтобы рыскать в округе в поисках родников и источников.

 

Царь Лестригонов привязал себя к середине веревки с Дионисом на одном конце и с Гермесом на другом; тогда как мы, в сопровождении Киприды и Афины, с усилием взбирались по козлиной тропе, петлявшей зигзагом по травянистому склону. Команда Лама штурмовала контрфорс скалы справа от нас.

 

Царь Лестригонов заставил Гермеса карабкаться вверх по самым крутым утесам. Иногда он давал ему совет, но не оказывал никакой помощи. Однако он был всегда наготове подстраховать мальчика, и если бы тот сделал ошибку и сорвался, то Лам бы немедленно его поймал и спас от травм. Но сам ребенок не знал, как за ним внимательно наблюдают и охраняют. Бэзил в любом случае обращался с ним, как отвечающий за него старший товарищ.

 

Их продвижение было неизбежно медленным, но таким же оказалось и наше. Лу и я не могли пройти более ста футов или около того без отдыха. У нас было достаточно времени, чтобы наблюдать за скалолазами, и было увлекательно следить за работой ума Гермеса, и за тем, как он разрешал встававшие перед ним все новые и новые проблемы.

 

Во многих случаях самым простым было обогнуть препятствие, но он никогда не пытался сделать это. Царь Лестригонов уже внедрил в его мозг идею, что радость скалолазания состоит именно в преодолении наиболее трудных участков.

 

Остановившись в шаге от расщелины, ребенок внимательно изучал ее, словно это была математическая задача. Один или два раза он приходил к выводу, что ему с ней не совладать, и в этих случаях Царь Лестригонов шел первым, выкрикивая инструкции, чтобы обозначить точные места, где он упирался в скалу руками и ногами; и тогда уже наступала очередь Гермеса осторожно следовать за ним, причем, как правило, он проделывал маршрут на ослабленной веревке. Пример лидера учил его, как преодолевать препятствия.

 

Что касается Диониса, его метод был полностью иным. Он не обладал ни интеллектуальной мощью старшего мальчика, ни его благоразумием, и он карабкался вверх со своего рода буйным вдохновением.

 

На вершине гребня козлиная тропа сворачивала под стеной направо, к той точке, где находился пролом, через который можно было легко пролезть. Здесь мы вновь присоединились к скалолазам.

 

- Завтра, - сказал Гермес с достоинством зрелого проводника-альпиниста, - я проведу тебя через Великую Расселину.

 

Дионис поднял свою головку.

 

- Я не знаю, смозет ли он беребраться через дыру, - посетовал он.

 

Царь Лестригонов снял веревку и свернул ее в кольцо, намотав вокруг своего колена. Мы же с трудом, болезненно охая, побрели по очень неровной площадке к вершине скалы. Зрелище двух мальчиков, перепрыгивающих с валуна на валун, нас одновременно восхищало и приводило в уныние.

 

Наконец мы достигли вершины. Два брата, тащившие провизию в рюкзаках, уже начали раскладывать ее на верхней площадке, поросшей травой.

 

ГЛАВА VI

 

ИСТИННАЯ ВОЛЯ

 

Лу и я были совершенно измучены восхождением; и Царь Лестригонов напомнил нам, что в этом заключалась формула Аббатства Телема в Телепиле - каждый должен достичь вершины, шаг за шагом, благодаря его собственным усилиям. Речь не шла о том, чтобы взмыть в воздух с чужой помощью, и со всей вероятностью снова с глухим ударом шлепнуться на землю.

 

Мы обнаружили, что время от времени в ходе восхождения у нас перехватывало дыхание, хотя оно заняло только три четверти часа, и мы, несомненно, никогда бы не достигли вершины не прибегая к героину. Но все это время, мы непрестанно изумлялись, наблюдая за поведением мальчиков; за их независимостью, бесстрашием, и инстинктивным умением экономить силы. Нам в голову не приходило, что дети такого возраста способны добиться, хотя бы физически того, что им удавалось, по всей очевидности без особых усилий.

 

Что же касается их моральной готовности, то это полностью превосходило всякое наше понимание. Я сказал что-то в этом роде; и Царь Лестригонов тут же возразил, что именно моральная готовность сделала возможными физические достижения.

 

- Вы обнаружите это на вашем собственном опыте. Это существенно поможет вам отказаться от ваших нынешних привычек. Когда вы энергично примитесь за дело, то должны вынести все до конца, а конца этого вы никогда не достигнете, пока не скажете либо да, либо нет, без разницы, вашим физическим ограничениям.

 

Но ни я, ни Лу не были в состоянии адекватно воспринять эти слова. Мы были слишком восхищены нашим физическим триумфом над скалой, каким бы пустячным он не казался; и наше поведение во время беседы напомнило о некоторых ощущениях, которые человек испытывает после полета. Та же самая отчужденность от дел этого мира, те же самые надмерные видения повседневной жизни; красновато-коричневые крыши домов, пятна возделанной земли, отдаленные склоны холмов с их волшебной отстраненностью, равнина морской глади, уплывающая вдаль береговая линия; все эти вещи были многочисленными свидетелями одной великой истины: только болезненное восхождение на вершину, недоступную для вмешательства общества, поможет обрести точку для наблюдения, с которой можно объективно оценить Вселенную.

 

Тут же мы провели моральную аналогию к нашему физическому положению, и приложили ее к нашей насущнейшей проблеме. Наперекор тому, что говорил Лам, мы по-прежнему были одержимы идеей, что должны прекратить прием героина.

 

Следующие несколько дней прошли в напряженных попытках сократить число приемов, и именно тогда мы начали обнаруживать животное коварство наших тел. Чтобы мы не делали, всегда находится причина, настоятельный довод для принятия дозы в любое время.

 

Наш рассудок тоже начал играть с нами шутки. Мы стали ловить себя на споре о том, зачем была нужна та или иная доза. Как только мы начинали сокращать число доз, они становились больше в количественном отношении. В итоге мы дошли до состояния, когда то, что мы считали правильной дозой, нельзя было одолеть как единственную понюшку. Но самое худшее, я понял это в один день, когда я упорно противился соблазну уступить своим желаниям - период между дозами, каким бы длительным он не был, рассматривался единственно как период между дозами и никак иначе. Иными словами, воздержание воспринималось с отрицательной стороны.

 

Суть жизни заключалась в принятии героина. Интервалы между дозами не считались за жизнь. Это напоминало отношение нормального человека ко сну.

 

Меня неожиданно осенило, что этот болезненный процесс постепенного приучения к воздержанию был вовсе не лечением в правильном смысле этого слова.

 

Бэзил оказался прав на все сто. Я должен поставить все с ног на голову и рассмотреть мою жизнь в позитивных понятиях. Именно это он имеет в виду, говоря "Твори, что ты желаешь". Я ломал голову над тем, в чем же заключается моя истинная воля? Существует ли она вообще на самом деле? Мои расчеты говорили мне, что должна существовать. Как много сил не было бы задействовано в процессе, человек всегда способен найти их результирующую.

 

Но все это были чудовищно общие рассуждения. Желание наше принять героин осознавалось кристально ясно. При приеме героин больше не производил какого-либо особенного эффекта. Сейчас, когда я снизил употребление до двух или трех доз в день, по большей части казалось, что у меня нет определенной цели, отсутствовала даже притупленная страстная тяга к веществу. Мне становилось все более и более сложно заполнить вторую колонку.

 

Царь Лестригонов снизошел до меня однажды утром, сразу после того как я принял дозу, и стал копаться в моем мозгу в поисках причины этого действия. Я попеременно то жевал конец моего карандаша, то делал бессмысленные заметки на бумаге. Я рассказал ему о своем затруднении.

 

- Всегда рад помочь, - отозвался он беззаботно; отправился к шкафу для хранения документов и вытащил несколько отпечатанных листков. Он протянул их мне. Манускрипт был озаглавлен "Причины приема".

 

1. У меня этим утром сильный кашель.

 

(Примечание: (а) На самом ли деле силен кашель? (б) Если так, кашляет ли тело, потому что оно больно, или потому что хочет убедить тебя дать ему немного героина?)

 

2. Чтобы встряхнуться.

 

3. Я не могу спать без него.

 

4. Я не могу проснуться без него.

 

5. Я хочу быть в хорошей форме, чтобы сделать то, что должен. Если бы мне только удалось избавиться от него, я никогда не стал бы принимать его снова.

 

6. Я должен показать, что я хозяин положения - и волен сказать либо "да", либо "нет". И я должен быть вполне уверен, что могу сказать "да" в настоящий момент. Мой отказ принять героин сейчас покажет мою слабость. Исходя из этого я приму его.

 

7. Несмотря на знание недостатков жизни героиниста, я на самом деле не вполне уверен, не лучше ли она, чем всякая другая жизнь. Помимо прочего, я получаю от героина экстраординарное удовольствие, которое никогда бы не смог получить иным способом.

 

8. Бросать резко опасно для здоровья.

 

9. Я лучше приму небольшую дозу сейчас, чем откладывать ее на более позднее время, потому что если я так сделаю, это помешает моему сну.

 

10. В действительности для моего сознания вредно находится в состоянии постоянной озабоченности вопросом наркотика. Будет лучше принять небольшую дозу, чтобы избавиться от наваждения.

 

11. Я все время думаю о наркотике, потому что не принял его. Если бы я принял немного, мое сознание немедленно очистилось, и я смог бы разработать планы, как избавиться от зависимости.

 

12. Боги могут дать мне какой-то новый опыт через его прием.

 

13. Наверняка не стоит обращать внимание на небольшое недомогание в результате его приема. Вероятно, это почти всецело - иллюзия; то же, что реально происходит, так это из-за того, что я неправильно принимаю его. Я просто запугал себя, говоря ему "нет".

 

14. Для меня морально неприемлемо сказать "нет". Я не хочу оказаться трусом, чтобы решиться бросить его.

 

15. Совершенно нет свидетельств, что разумное использование героина не продлевает жизнь. Китайцы заявляют, и английские психиатры с ними соглашаются, что курение опиума без ограничений способствует долгожительству. Почему то же самое не может быть верно в отношении героина? В действительности было подмечено, что наркоманы, похоже, обладают иммунитетом к большинству заболеваний, которым подвержены обычные люди.

 

16. Я принимаю его, потому что он запрещен. Мне претит, чтобы со мной обращались как с глупым школьником, когда я - ответственный человек.

 

(Примечание: Тогда не веди себя как глупый школьник. К чему позволять глупым правительствам принуждать тебя к приему наркотика против твоей воли - Ц.Л.).

 

17. Моя подруга любит, когда я принимаю его вместе с ней.

 

18. Способность принимать его показывает мое превосходство над другими людьми.

 

19. Большинство из нас копает себе могилу своими собственными зубами. Героин подавил мой аппетит, вследствие этого мне нравится.

 

20. Я попадал во всевозможные неприятные истории с женщинами в прошлом. Героин уничтожил мой интерес к ним.

 

21. Героин устранил мою тягу к выпивке. Если уже выбирать, то героин, по-моему, лучше.

 

22. Человек имеет право на духовные дерзания. Он стал тем, кем стал, осуществляя опасные эксперименты. Героин несомненно помогает мне обрести новый духовный взгляд на мир. Я не имею права полагать, что разрушение телесного здоровья губительно; и "кто бы не спасал свою жизнь, потеряет ее, но кто бы не потерял свою жизнь Ради Меня, обретет ее".

 

23. Такой-то употреблял его в течение многих лет и с ним все в порядке.

 

24. Такой-то принимал его в течение многих лет, и все еще принимает его, и он самый замечательный человек своего времени.

 

25. Я чувствую себя ну так погано, а совсем, совсем немного порошка позволит мне почувствовать себя очень, очень хорошо.

 

26. Мы не можем остановиться, пока он у нас есть - искушение слишком сильно. Наилучшим путем будет донюхать его весь. Нам, вероятно, не удастся достать еще немного, так что мы принимаем его для того, чтобы бросить.

 

27. История Клода Фаррера о Рудольфе Хэфнере. Предположим, что я пройду через все эти муки, чтобы бросить наркотики, а потом сразу же заболею раком или чем-нибудь еще. Каким дураком я буду себя чувствовать!

 

- Ну как, помогло? - спросил Лам.

 

Ну, если честно, не помогло. Я размышлял над многими из этих доводов в то или иное время и, похоже, развенчал их все. Любопытно, что когда ты пишешь о причине, то она тут же представляется незначительной. Ты не можешь продолжать, ссылаясь бесконечно на одну и ту же причину. И этим доказывается то, что причина эта надумана и фальшива, и была просто изобретена тобой экспромтом, чтобы оправдать потворство своим слабостям.

 

Бэзил заметил мою растерянность.

 

- Факт состоит в том, - сказал он, - что вы принимаете это вещество по тому же, почему большинство людей ходят в церковь. Бессмысленная привычка.

 

Я не хотел заносить его высказывание на бумагу. Это было равноценно признанию в том, что я действовал как автомат. Но что-то в его глазах заставило меня записать. И уже записав, я зашелся, как раньше, в припадке душевной ярости. Я вспомнил давнюю историю из времен, когда я работал в госпитале, - историю о человеке, совершившим самоубийство, когда ему сказали, что он никогда больше не сможет двигать своей челюстью.

 

Между тем, Лам наблюдал за моим средним уровнем приема. Я опустился до двух доз ежедневно. Но оставшиеся двадцать четыре часа проходили в ожидании того момента, когда я смогу позволить себе мою слабость.

 

Я знал, что Лу опережала меня. Она вышла на тот уровень, который Бэзил называл третьим классом. Она принимала одну дозу в день; но каждый раз принимала ее все позже и позже. Около часа она мучилась от действительно нестерпимого желания, и тогда Сестра Афина или Киприда, или Сестра Кто-нибудь Еще всегда вмешивались, будто бы случайно, и предпринимали некоторые активные шаги, чтобы отвлечь ее ум от героина в течение этих критических минут.

 

Как только человек достигает интервала в сорок восемь часов между дозами, он переходит в четвертый класс, и вслед затем сразу же прекращает прием, за исключением тех случаев, пока для принятия дозы не подвернется какая-то особенная причина.