Формы нарциссических и сексуальных злоупотреблений практиков мужского и женского пола

В тех ситуациях, когда возникают феномены переноса – контрпереноса, проявляются неосознанные паттерны и потребности в отношениях, и специалисты не всегда в состоянии контролировать свои чувства и действия. В результате возникают различные формы нарциссических и сексуальных злоупотреблений практиков обоих полов по отношению к клиентам. Во многих странах существуют четкие этические указания для предотвращения сексуальных злоупотреблений практиков по отношению к своим студентам и пациентам. Также существует международный свод этических норм (т. е. в Европейской Ассоциации Гешальт-терапевтов и в Европейской Ассоциации Психотерапии), касающихся профессиональных преступлений. Особые и асимметрические отношения между студентом или пациентом и практиком характеризуются доверием и зависимостью, требуют профессионального ответственного поведения. Психотерапевты, ведущие нечестную игру и безответственно относящиеся к своим пациентам и студентам, используя их для достижения своих сексуальных, эмоциональных, социальных или экономических целей, злоупотребляют своей ролью; такое поведение называется неэтичным профессиональным поведением (Амендт-Лайон, Корбей, Хаттерер-Крисч, Павловски, Росчер-Гфойлер и Вьеснагротски, 201, стр. 658).

Легко доступны серьезные публикации как о сексуальном, так и о нарциссическом насилии по отношению к пациентам или студентам. Есть как публикации, посвященные предотвращению, так и указания по распознаванию феномена «расширенного self» (Хаттерер-Крисч, 2001, стр. 691 – 693), а также перечень сигналов, чётко адресованный мужчинам, для психотерапевтов, которые рискуют вовлечься в сексуальные злоупотребления по отношению к своим пациентам или ученикам.

Рассматривая вопрос сексуального насилия в психотерапии соответственно половому признаку, мы вскоре обнаружим, что существует статистически значимое различие между нарушителями мужского и женского пола. Большая часть склонных к сексуальному насилию психотерапевтов – мужчины (Аменд-Лайон, Корби, Хаттерер-Кирч, Павловский, Раушер-Гфохлер и Визнагродский, 2001, стр. 652; Хейне, 1991), но число склонных к сексуальному насилию женщин растет. Немецкий психотерапевт Лоуэр-Хасч (1998, стр. 19) получил интересные статистические данные о сексуальном насилии в психотерапии: 77% мужчина – терапевт/женщина – пациент, 3% женщина – терапевт/мужчина – пациент, 15% женщина – терапевт/женщина – пациент, 5% мужчина – терапевт/мужчина – пациент. Тот факт, что большую часть жертв сексуального насилия составляют женщины, отражает традиционное распределение ролей в западном обществе: мужчина доминирующий сексуально-агрессивный, совращающий беззащитную пассивную женщину; а женщина делает всё, что только может, чтобы соблазнить мужчину, не принимая на себя активную роль и не беря на себя инициативу.

Как же женщины и мужчины становятся жертвами сексуального и/или нарциссического насилия? Ощущение женщиной ценности себя как сексуального существа зависит не только от её идентификации с матерью, но также и от позиции, с которой отец рассматривал её. Ощущение женщиной в детстве или девичестве присутствия отца, его любви, его признающего взгляда чрезвычайно важно для её дальнейшего становления как женщины. Присутствие отцовского любящего и восхищенного взгляда формирует её ощущение своей ценности и помогает укрепить свою идентичность, тогда как его отсутствие усиливает её чувство собственной неполноценности и сомнения в сексуальной идентичности.

Взгляд отца должен отвечать девочке на вопрос: привлекательна ли и желаема ли она? Если такого взгляда нет, и девочка не получила ответа на свой вопрос, то она попытается во взрослом возрасте компенсировать этот нарциссический дефицит, пытаясь привлечь взгляды других. Психотерапевтическая ситуация идеальна для проживания этой ситуации в безопасном пространстве с человеком, осознающим свою собственную сексуальность и уверенным в своей роли психотерапевта. Такой психотерапевт должен не только позволить пациенту свободно выражать свои желания, но также он должен быть способен дать возможность пациенту осознать и выразить подавленные эмоции и принять свои фантазии. Более того, ответственный психотерапевт использует свои, или его, или её эмоции и фантазии в психотерапевтическом процессе в качестве источника информации для оказания помощи пациенту. К сожалению, когда пациентки показывают, что им необходима любовь и безопасность и, в то же время, принятие как женщины, то склонные к насилию психотерапевты – мужчины отвечают на такой запрос сексуальной реакцией. Точно такая же реакция у женщины – психотерапевта, сексуально оскорбляющей мужчину – пациента.

Нарциссический дефицит у психотерапевтов – женщин, долго ищущих восхищенный взгляд своего отца или же просто одиноких и неуверенных в своей сексуальности, может быть компенсирован за счет страстной влюбленности мужчины – пациента, также как и нарциссический дефицит мужчины – психотерапевта, тоскующего по принятию и любви собственных родителей, может быть скомпенсирован за счет сексуальной реакции на желание пациентки испытать близкие отношения.

Такая динамика приводит нас к интересному вопросу о том, как женщины – психотерапевты подвергаются насилию со стороны своих пациентов (Шигл, 1999; 2006; Албин, 1999), и каким образом склонные к насилию женщины – психотерапевты отличаются от своих коллег – мужчин. Помимо жалоб мы обнаружим неточности в контракте (например, недоработанные контракты по отношению к вариантам поведения в случае каникул, болезней и т. д.), мы также обнаружим жалобы на то, что женщины – психотерапевты поощряют неуместную зависимость и детское поведение клиентов, для того чтобы их удерживать. Следовательно, покровительствование, сверхзаботливое материнское отношение со стороны женщины – психотерапевта, обращающейся со своими пациентами так, как если бы они были маленькими детьми, – это один из возможных женских эквивалентов нарциссическому сексуальному насилию силы совершаемому их коллегами – мужчинами.

Другая разновидность нарциссического насилия, совершаемого женщинами – психотерапевтами, относится к гендерным ролям, типичным для сексуального соблазнения. Обычно мужчины – пациенты находятся в более активной, а женщины – психотерапевты – в более пассивной роли. Они это делают, или идя на уступки попыткам соблазнения со стороны мужчины – пациента, в явную отклоняя попытки, или делая всё возможное, для того чтобы поддерживать любовь пациентов как бы на медленном огне. Эта указанная последней возможность может означать то, что женщина – психотерапевт скорее всего знает о желании мужчины – пациента соблазнить её, и этого знания достаточно для нарциссического удовлетворения и осознания своей женственности – ей не нужен сам сексуальный акт. Эта последняя концепция может подразумевать, что нарциссический дефицит женщины – психотерапевта может мешать ей отпустить своего пациента – мужчину из неадекватной роли заместителя своего партнера – роли, в которой оказываются многие манипулируемые матерью сыновья, готовые радовать свою мать и компенсировать невнимательность отца к ней или его отсутствие. Что-то вроде роли «кронпринца».

Осуществление самого сексуального акта здесь не самое важное, скорее сексуально-заряженная зависимость, которая обусловлена специфическими гендерными причинами и которая, к сожалению, не отрабатывается психотерапевтическим процессом или обусловлена образами насильственного контрпереноса терапевта. Такая насыщенная сексуальная атмосфера мешает пациенту осознавать и, в конечном счете, работать с собственными зависимостями. Кроме того, только проработав этот вопрос, пациент может стать независимым. В этом случае он сможет обсуждать свою неудовлетворенность и критическое отношение к психотерапевту, не боясь потери его любви или провоцирования негативной оценки, если он обучается в психотерапевтическом институте.