Правовое воспитание надо начинать с раннего детства

Социальная защищенность и социальная справедливость — вот первые ступеньки, на которые должен подняться юный гражданин. Поднявшись на эти ступеньки, ребенок окажется способным познать меру своего участия в социальной жизни...

Истинная культура всегда была на стороне обездоленных, а педагогика трусливо стыдилась этой темы.

— Как вы относитесь к частным школам? — спросили у меня однажды.

— Я вырос в бедной семье, учился в бедной школе, работал в интернатах для обездоленных детей. Я не против частных школ, но мое сердце с простыми людьми. Наше лакейское народное образование в заслугу себе ставит, что создает частные школы, лицеи, колледжи. Народная школа, народный учитель забыты...

Меня остановили наши бдительные российские педагоги: «Зачем же так? Вы же исповедуете педагогику любви...».

Вот в этом вся противоречивость бытия, трагедия всех добрых философий и вероисповеданий. Мораль ратует за смиренную любовь. Бог учит любить врагов, а сердце ищет лазейку, чтобы уйти от Божьих заветов, выкрикнуть наки-

певшую боль: «Все, кто у власти, бесчестны и равнодушны! Им нет дела до обездоленных!».

Как-то раз в присутствии группы учителей из швейцарского города Берна я проводил на уроке в московской школе одну любопытную игру: из произведений знаменитого швейцарского писателя Макса Фриша вычленил сто вопросов и разбил их на десять рубрик: бедность и богатство, любовь и смерть, дружба, Бог, карьера и т. п. Всех поразило, что подростков больше всего заинтересовали три темы: смерть, Бог и бедность. Типичны такие вопросы: «Почему мы стыдимся бедности? Почему мы, когда даем милостыню нищему, торопимся уйти? Почему, скажем, в классической литературе мы душой на стороне бедных, а в жизни все, что связано с бедностью, нас отталкивает?».

В наши дни мы тонем в атмосфере просительства.

Просят все, полагая, что помогут американцы, шведы, немцы, японцы, наши миллионеры, депутаты, чиновники, акционеры. Просят нищие, средние слои, предприниматели. Эта лебезящая просительность — новый лик страны, новый ажиотаж. Ведь что может стоять за лебезящим, прося-щим ликом? Нередко злоба, помноженная на зависть, а то и ненависть — сначала к богатству, а потом и просто к людям.

Зоологическая ненависть к богатству (к предпринимателям, банкирам, к тем, кто успешно создает капитал) воспи-тывается школой, семьей, очередью, рынком, улицей. И де-ти повторяют вслед за взрослыми: «У них все — и квартиры, и дачи, и валюта, а у нас ничего!».

Злобность, наверное, сидит и во мне, и в моих коллегах, которые тоже разводят руками: «Эти негодяи... Они же выжали из нас последнее...».

Богатство души наращивается двумя путями. Первый обусловливается созиданием добра, когда личность совершает добрые поступки, тем самым формируя в себе такие ценности, как щедрость души, самоотречение, честность, сострадание и доброту.

Второй путь приумножения духовных богатств связан с отрицанием в себе самом тех частиц зла, которые крайне опасны своей способностью расти, прогрессировать, укореняться в человеческой психике.

Мне приходилось иметь дело с педагогами, которые вели отчаянную борьбу с консерваторами и бюрократами от педагогической науки. Я спрашивал у этих педагогов: «Ну, а вы сами себя хоть в чем-то вините?». Как правило, ответ был одинаков: «Ни в чем». Я наблюдал в крестьянских семьях прямо-таки героическое поведение людей, когда они отказывались принимать подарки от родителей, мотивируя тем, что не заслужили награды. И какая нищета духа обнаруживается у тех детей, которые разными безнравственными способами вымогают у своих близких те или иные материальные блага!

Гордыня — это всегда скудоумие и презрение, обожание самого себя. Родитель с гордыней в душе всегда будет врагом и детства, и семьи — от этого и многие воспитательные беды. Важничая среди близких, родитель становится деспотом своей семьи. Деспотизм рождает одиночество и душевную бедность. Успехи иногда пьянят гордые головы, человек превозносит себя, забывая правило: все, что возносится, должно упасть.

Мы боимся подлинной любви и подлинной свободы, потому что считаем эти два высших начала в чем-то безнравственными: дескать, они ведут к распущенности, анархии. А между тем любовь и свобода — это прежде всего высочайшая ответственность.

В конечном итоге в мире живут лишь две категории людей: одни всегда добиваются своих привилегий, а другие всегда помнят о своих обязанностях. Одних всегда беспокоит, что они должны получить. Других всегда тревожит, чем они обязаны жизни. Одни говорят больше о правах, другие — об обязанностях. Естественно, вторые ближе к христианской любви, к истинному духовному богатству личности. Я вспоминаю русского мыслителя Ильина, мечтавшего о сильной

государственной власти, о честных, самоотверженных государственных деятелях, способных общенародное дело поставить выше личных интересов. Но откуда, как не из семьи, не из детства, взяться этим абсолютно праведным мужам?

...Крохотный Саша — из богатой семьи. Он умен и крепок, точен в своих рациональных определениях. Между нами уже чуть-чуть наметилась легкая неосознанная враждебность: я все же для него из другого, прибедненного мира! Я стремлюсь дать ему понять, что в мире существует Высшее, к чему он непременно должен прийти. Слиться с этим Высшим своим сердцем. И Даше, и другим детям я даю понять, что каждый из них может достичь многого, может обрести истинное богатство своим трудом. На это нацелены мои дидактические сказки.

Странная у детей потребность слушать один и тот же сюжет по сто раз, и чтобы в сказке ничего не менялось — ужасные консерваторы!

...И мой Змей-Горыныч, который то и дело повышал цены и отнимал игрушки, был наконец-то побежден храбрым Инчиком, который на белом коне влетел в парламент, а по-русски — в говорильню, и крикнул Змею:

— Хватит болтать! Издавай немедленно закон о том, чтобы не было беззакония и бедности!

— Нельзя! — ответил Змей, выбрасывая из пасти огненное пламя. — Чем больше мы будем обижать людей, тем сильнее будет наша власть, тем лучше будет всем богатым.

И тогда Инчик вытащил из ножен золотой волшебный меч...

Я смотрю на притихших моих воробушков: так им хочется, чтобы меч опустился на Горыныча и на всех богатых (все-таки любят дети убивать: еще одно следствие «гуманистического» воспитания) и чтобы кровь полилась. Но я их разочаровываю.

— И Инчик поженился на Красной Шапочке, — сказал Саша.

— И стали они жить и добра наживать... и маму любить, — это Даша.

— И помогать бедным, — добавил я. Но это мое предложение не вызвало детского энтузиазма.

Глава девятая Как приобщать родителей к педагогическому творчеству?