Студопедия — Зак. № 4 193
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Зак. № 4 193







развитие производительных сил ни в коей мере не устраняет право на собственность и что теоретического противоречия между производительными силами и производственными отно­шениями не существует. Развитие производительных сил тре­бует появления новых форм производственных отношений, но эти новые формы могут не противоречить традиционному пра­ву собственности.

Согласно другой интерпретации, противоречия между про­изводительными силами и производственными отношениями, распределение доходов, которое детерминируется личным правом на собственность, таковы, что капиталистическое об­щество не в состоянии овладеть своим собственным производ­ством. В этом случае противоречие между производительными силами и производственными отношениями затрагивает даже функционирование капиталистической экономики. Покупа­тельная способность народных масс будет постоянно ниже требований экономики.

Это толкование продолжает оставаться в ходу вот уже поч­ти полтора века. С того времени производительные силы во всех капиталистических странах получили колоссальное разви­тие. Неспособность экономики, основанной на частной собст­венности, овладеть собственным производством была уже рас­крыта, когда производительность составляла пятую или деся­тую часть сегодняшней; эта неспособность, вероятно, останет­ся прежней, когда производительность будет в пять или десять раз выше сегодняшней. Противоречие не обнаруживается явно.

Другими словами, из двух версий противоречия между про­изводительными силами и производственными отношениями ни одна не доказана. Единственная версия, явно заключающая в себе часть истины, не ведет к политическим и мессианским по­ложениям, которых больше всего придерживаются марксисты.

Социология Маркса — это социология классовой борьбы. Некоторые ее положения имеют фундаментальное значение. Нынешнее общество — антагонистическое. Классы являются основными действующими лицами исторической драмы, в час­тности капитализма, и истории вообще. Классовая борьба — движущая сила истории, она ведет к революции, которая бу­дет означать конец предыстории и пришествие неантагонисти­ческого общества.

Но что такое общественный класс? Пора ответить на воп­рос, с которого я должен был бы начать, если бы излагал мыс­ли какого-нибудь профессора. Но Маркс не был профессором.

Этому вопросу Маркс посвятил огромное число работ. По моему мнению, они группируются в три основных типа.

На последних страницах рукописи «Капитала» есть класси­ческий фрагмент: последняя глава, которую Энгельс опубли-


ковал в третьем томе «Капитала» и которая называется «Клас­сы». Так как «Капитал» — основной научный труд Маркса, следует, естественно, сослаться на его текст, который, к не­счастью, не закончен. Маркс там пишет: «Собственники одной только рабочей силы, собственники капитала и земельные собственники, соответственными источниками доходов кото­рых является заработная плата, прибыль и земельная рента, следовательно, наемные рабочие, капиталисты и земельные собственники образуют три больших класса современного об­щества, базирующегося на капиталистическом способе произ­водства»32 (Соч., т. 25, ч. II, с. 457). Различие между классами базируется здесь на различии, причем классическом, экономи­ческих источников доходов: капитал — прибыль, земля — зе­мельная рента, труд — зарплата,'т.е. на том, что он назвал «триединой формулой, которая охватывает все тайны обще­ственного процесса производства» (там же, с. 380).

Прибыль — это внешняя форма сущности, каковой являют­ся прибавочная стоимость, земельная рента, которую Маркс подробно анализирует в этом же третьем томе «Капитала». Прибыль — это доля прибавочной стоимости, это стоимость, не распределенная среди трудящихся. Интерпретация классов с точки зрения экономической структуры лучше всего соот­ветствует научному замыслу Маркса. Она позволяет вывести несколько существенных положений марксистской теории классов.

Общественный класс представляет собой прежде всего группу, занимающую определенное место в процессе произ­водства. Имеется в виду, что место в процессе производства имеет двойное значение: место в техническом процессе про­изводства и место в юридическом процессе, оказывающем ог­ромное влияние на технический.

Капиталист является одновременно организатором труда и, следовательно, руководителем технического процесса, а так­же — юридически, благодаря своему положению собственни­ка средств производства, — тем, кто избавляет ассоциирован­ных производителей от прибавочной стоимости.

Из этого, однако, можно сделать вывод, что по мере разви­тия капитализма отношения между классами упрощаются. Ес­ли есть только два источника доходов, исключая земельную ренту (ее значение уменьшается с ростом индустриализации), значит, есть лишь два больших класса: пролетариат, образуе­мый теми, кто обладает только рабочей силой, и капиталисти­ческая буржуазия, т.е. те, кто присваивает часть прибавочной стоимости.

Второй тип работ Маркса по классовой проблематике пред­ставлен такими историческими исследованиями, как «Классо-


вая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» и «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта». В этих работах Маркс пользуется понятием класса, не создавая При этом последовательной тео­рии. Перечисление классов в них более обстоятельное и тон­кое, чем при структурном различении классов, которое мы только что рассмотрели33.

Так, в «Классовой борьбе во Франции» Маркс различает следующие классы: финансовая буржуазия, промышленная буржуазия, торговая буржуазия, мелкая буржуазия, крестьян­ство, пролетариат и, наконец, то, что он именует люмпен-про­летариатом.

Этот перечень не противоречит теории классов, намеченной в последней главе «Капитала». Проблема, которую ставит Маркс в названных двух типах работ, не одна и та же. В одном случае он стремится определить, каковы большие группировки, характеризующие капиталистическую экономику; в другом — уясняет, какие общественные группы влияли на политические события при определенных исторических обстоятельствах.

Тем не менее трудно перейти от структурной теории клас­сов, основанной на различении источников дохода, к истори­ческому наблюдению за общественными группами. В самом деле, класс не образует единства в силу того простого факта, что с экономической точки зрения он имеет единственный и неизменный источник доходов. По всей видимости, нужна по­мимо этого определенная психологическая общность, в изве­стных случаях — определенное осознание единства или даже воли к совместным действиям.

Это замечание приводит к третьему типу Марксовых трудов. В работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Маркс объ­ясняет, почему огромное множество людей, даже если они за­нимаются одинаковой экономической деятельностью и ведут одинаковый образ жизни, вовсе не обязательно представляют собой общественный класс: «Парцельные крестьяне составля­ют громадную массу, члены которой живут в одинаковых усло­виях, не вступая, однако, в разнообразные отношения друг к другу. Их способ производства изолирует их друг от друга, вме­сто того чтобы вызывать взаимные сношения между ними. Это изолирование еще усиливается вследствие плохих француз­ских путей сообщения и вследствие бедности крестьян. Их по­ле производства, парцелла, не допускает никакого разделения труда при ее обработке, никакого применения науки, а следова­тельно, и никакого разнообразия развития, никакого различия талантов, никакого богатства общественных отношений. Каж­дая отдельная крестьянская семья почти что довлеет сама себе, производит непосредственно большую часть того, что она по­требляет, приобретая таким образом свои средства к жизни бо-


лее в обмене с природой, чем в сношениях с обществом. Пар­целла, крестьянин и семья; рядом другая парцелла, другой кре­стьянин и другая семья. Кучка этих единиц образует деревню, а кучка деревень — департамент. Таким образом, громадная мас­са французской нации образуется простым сложением одно­именных величин, вроде того как мешок картофелин образует мешок с.картофелем. Поскольку миллионы семей живут в эко­номических условиях, отличающих и враждебно противопо­ставляющих их образ жизни, интересы и образование образу жизни, интересам и образованию других классов, — они обра­зуют класс. Поскольку между парцельными крестьянами суще­ствует лишь местная связь, поскольку тождество их интересов не создает между ними никакой общности, никакой националь­ной связи, никакой политической организации, — они не обра­зуют класса» (Соч., т. 8, с. 207 — 208).

Другими словами, общность деятельности, способов мышле­ния и образа жизни — необходимое, но недостаточное условие существования общественного класса. Для вычленения класса необходимы осознание единства, ощущение отличия от других общественных классов и даже враждебности по отношению к другим общественным классам. В крайнем случае изолирован­ные индивиды образуют класс лишь в той мере, в какой они должны вести совместную борьбу с другим классом.

Если принять во внимание все эти работы, то мы придем, кажется, не к совершенной и профессорской теории, а к по­литико-социологической теории, причем достаточно четкой.

Маркс исходил из идеи основного противоречия интересов между наемными работниками и капиталистами. Он все более убеждался в том, что эта противоположность доминирует в ка­питалистическом обществе и будет все более обнажаться в хо­де исторического развития. Но вместе с тем, наблюдая за исто­рической реальностью, он, как никто, отмечал — а он был заме­чательный наблюдатель — наличие множества общественных групп. Дело в том, что класс в строгом смысле слова не совпада­ет с любой общественной группой. Помимо общности жизни, он предполагает осознание этой общности в национальных рам­ках и волю к совместным действиям, с целью определенной ор­ганизации коллектива. Отсюда понятно, что, по мнению Марк­са, в действительности есть лишь два больших класса, потому что в капиталистическом обществе есть лишь две группы с по­истине противоположными представлениями о том, каким долт жно быть общество, каждая из которых отличается действи­тельно определенной политической и исторической волей.

В характеристике рабочих, как и собственников средств производства, смешаны разные критерии, которые можно представить себе или наблюдать. Промышленные рабочие ве-


дут образ жизни, предопределенный их судьбой в капитали­стическом обществе. Они сознают общность своих интересов, свой антагонизм по отношению к другим общественным груп­пам. Таким образом, они составляют в полном смысле слова общественный класс, который политически и исторически оп­ределяется собственной волей, ставящей их в основную оппо­зицию капиталистам. Это не исключает существования под­групп в каждом классе, как и наличия групп, которые еще не слились с лагерем того или другого из двух великих актеррв исторической драмы. Но эти внешние, или маргинальные, группы — торговцы, мелкие буржуа, остатки прежней струк­туры общества — по ходу исторического развития будут вы­нуждены влиться в ряды пролетариата или буржуазии.

В этой теории двусмысленны и спорны два пункта.

В самом начале анализа Маркс ставит знак равенства меж­ду восхождением буржуазии и восхождением пролетариата. Начиная с первых своих работ, он описывает пришествие чет­вертого сословия как аналог восхождения третьего. Буржуа­зия развила производительные силы в лоне феодального об­щества. Равным образом пролетариат развивает производи­тельные силы в лоне капиталистического общества. Однако это уподобление мне представляется ошибочным. Только по­литическая страсть наряду с гениальностью, позволяет не ви­деть принципиального различия ситуаций.

Буржуазия, торговая или промышленная, создавая произво­дительные силы в недрах феодального общества, была уже поистине новым общественным классом, сформировавшимся внутри прежнего общества. Но буржуазия, будь она торговая или промышленная, являлась привилегированным меньшинст­вом, выполнявшим общественно необходимые функции. Она i противодействовала правящему феодальному классу как про­тиводействует экономическая аристократия военной. Есть объяснение тому, как этот привилегированный, исторически новый класс мог создать в недрах феодального общества но­вые производительные силы и производственные отношения и как он подорвал политическую надстройку феодализма. Фран­цузская революция, по Марксу, есть момент захвата классом буржуазии политической власти, за которую держались остат­ки правящего класса феодалов.

Напротив, пролетариат в капиталистическом обществе яв­
ляется не привилегированным меньшинством, а совсем наобо­
рот — огромной массой непривилегированных трудящихся. Он
не создает новых производительных сил или производствен-
ных отношений в недрах капиталистического общества; рабо-

чие — это исполнители в системе производства, управляемого

j либо капиталистами, либо специалистами.

Я. 198


Поэтому уподобление восхождения пролетариата восхож­дению буржуазии с точки зрения социологии ложно. Чтобы доказать правомерность параллели между восхождением бур­жуазии и восхождением пролетариата, марксисты пустили в оборот средство, которое сами осуждали, когда другие им пользовались, — миф. Чтобы уподобить восхождение пролета­риата восхождению буржуазии, нужно в самом деле смешать меньшинство, которое руководит политической партией и вы­ступает от имени пролетариата, с самим пролетариатом.

Иначе говоря, в конечном счете для правомерности парал­лели между восхождением - буржуазии и восхождением про­летариата нужно, чтобы пролетариями последовательно были Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев и Косыгин.

Когда идет речь о буржуазии, привилегированными оказы­ваются буржуа, это они руководят торговлей и промышленно­стью, правят. Когда же осуществляет свою революцию проле­тариат, то руководят торговыми и промышленными предприя­тиями и осуществляют власть люди, выступающие от имени пролетариата.

Буржуазия является привилегированным меньшинством, которое переходит из социально доминирующего состояния к политическому осуществлению власти; пролетариат выступает огромной непривилегированной массой, которая как таковая не может стать привилегированным и господствующим мень­шинством.

Я здесь никак не касаюсь достоинств, присущих строю, вы­ступающему от имени буржуазии, и строю, выступающему от имени пролетариата. Все, что я хочу выяснить (так как, по-мо­ему, это непреложные факты), — следующее: восхождение пролетариата нельзя уподобить (не в мифологическом смысле) восхождению буржуазии, и здесь основная, бросающаяся в глаза, ошибка всего марксистского видения истории, послед­ствия которой неизмеримы.

Маркс стремился однозначно определить экономический, политический и социальный строй с точки зрения класса, осу­ществляющего власть. Однако это определение строя недоста­точно, потому что оно предполагает, по-видимому, сведение политики к экономике или государства к отношению между общественными группами.

5. Социология и экономика

Маркс стремился сочетать анализ функционирования и ста­новления капиталистической экономики. Этот синтез теории и истории уязвим дважды: в начале и в конце.


Капиталистический строй в описании Маркса может функ­ционировать лишь при условии существования группы людей, распоряжающихся капиталом, а следовательно, и имеющих возможность купить рабочую силу тех, кто обладает лишь ею. Как исторически образовалась эта группа? Каков процесс пер­воначального накопления капитала, необходимого для само­стоятельного функционирования последнего? Насилие, при­нуждение, коварство, воровство и другие классические спосо­бы в политической истории как пути возникновения группы капиталистов понять легко. Гораздо сложнее объяснить фор­мирование этой группы экономическими причинами. Анализ функционирования капиталистического общества допускает наличие в самом начале внеэкономических феноменов, необ­ходимых для создания условий, обеспечивающих его функци­онирование.

Такого же порядка трудность возникает и в конце анализа. В «Капитале» нет никаких убедительных данных ни о том мо­менте, когда капитализм перестанет функционировать, ни да­же о том, что в данный конкретный момент он должен пере­стать функционировать. Для того чтобы экономически дока­зать саморазрушение капитализма, нужно, чтобы экономист мог сказать: капитализм не может функционировать при нор­ме прибыли ниже определенного процента; и кроме того: рас­пределение доходов таково, что, начиная с определенного мо­мента, режим не в состоянии овладеть собственным производ­ством. Но на самом деле ни к одной из этих ситуаций «Капи­тал» не подводит. Маркс представил определенное число доводов, позволяющих считать, что капиталистический строй будет все хуже и хуже функционировать, однако он не дока­зал экономически, что внутренние противоречия капитализма разрушат его. Таким образом, в конце анализа, как и в начале > его, требуется вводить политический фактор, являющийся внешним по отношению к капиталистической экономике.

Аналогичным образом вызывает существенное возражение и чисто экономическая теория капитализма как экономики эксплуатации. Эта теория зиждется на понятии прибавочной стоимости, неотделимой в свою очередь от теории зарплаты. А ведь любая современная экономика поступательна в том смысле, что предполагает накопление части ежегодной про­дукции с целью развития производительных сил. Поэтому, ес­ли капиталистическая экономика определяется как экономика эксплуатации, следует показать, в каком смысле и в какой степени капиталистический механизм накопления и инвести­рования отличается от механизма накопления, который суще­ствует или будет существовать в рамках современной эконо­мики иного типа.


По мнению Маркса, отличительная черта капиталистиче­ской экономики — высокая норма накопления капитала. «На­копляйте, накопляйте! В этом Моисей и пророки» (Соч., т. 23, с. 60834). Однако в экономике советского типа долгие годы считалось составной частью доктрины накопление в размере 25 процентов ежегодного национального дохода. Одно из до­стоинств, которым апологеты советской экономики наделяют последнюю, — это высокий процент формирования капитала. Столетие спустя после Маркса целью идеологического сопер­ничества между двумя режимами служит норма накопления, используемая обоими режимами в той мере, в какой она опре­деляет процент роста. В таком случае остается узнать, являет­ся ли капиталистический механизм накопления лучше или ху­же механизма накопления другого режима (лучше или хуже для кого?).

В своем анализе капитализма Маркс рассмотрел одновре­менно характеристики любой экономики и характеристики со­временной ему экономики капиталистического типа, потому что иной он не знал. Век спустя настоящей проблемой для экономиста подлинно марксистского толка станет анализ осо­бенностей современной экономики другого типа.

Теория зарплаты, теория прибавочной стоимости, теория накопления перестают быть всецело удовлетворительными те­ориями. Они являют собой скорее постановку проблем или ис­ходные моменты анализа, позволяющие отличить то, что мож­но было бы назвать капиталистической эксплуатацией, от экс­плуатации советской, или, если выражаться более нейтрально, капиталистическую прибавочную стоимость от прибавочной стоимости при советском режиме. Ни при каком режиме нельзя отдавать трудящимся всю производимую ими сто­имость, поскольку надо оставлять часть стоимости для коллек­тивного накопления. Впрочем, это не исключает существенных различий между двумя механизмами. При капитализме накоп­ление происходит посредством прибылей индивидов и рынка; неодинаково при обоих режимах и распределение доходов.

Эти замечания, представляющиеся несложными век спустя после Маркса, не содержат в себе никакого намека на пре­восходство над ним — это было бы смешно. Я только хочу по­казать, что Маркс, наблюдая начальный период капитализма, не мог легко различать, с одной стороны, то, что несет с собой режим частной собственности вообще, с другой — то, чем ха­рактеризуется период развития экономики, переживаемый Англией, когда он ее изучал, и что, в конце концов, составляет суть любой индустриальной экономики.

Сегодня задачей социологического анализа экономики яв­ляется как раз различение трех элементов: признаков, прису-


щих любой современной экономике; признаков, присущих от­дельному режиму в контексте современной экономики; и на­конец, признаков, присущих периоду роста экономики.

Это различение — не простое дело, ибо все эти признаки
всегда в реальности перемешаны друг с другом. Но если мы
хотим вынести критическое, политическое или моральное
суждение об определенном строе, то, очевидно, следует не
принимать во внимание того, что приписывается другим детер­
минантам.. \

Теория накопления и прибавочной стоимости служит об­разцом путаницы этих разных элементов. Любая современная экономика предполагает накопление. В зависимости от перио­да роста, а также в зависимости от намерений правительства данной страны норма накопления более или менее высока. Варьируется в противоположность ей экономико-социальный механизм прибавочной стоимости и, кроме того, способ обо­рота накоплений. Плановая экономика отличается относитель­но простой оборачиваемостью накопления, между тем как экономика, основанная на частной собственности на средства производства, допускает более сложный механизм: свободный рынок вперемежку с отчислениями, налагаемыми насильствен­ным путем. Она не мирится легко с властным установлением суммы накоплений и нормы образования капитала относитель­но национального продукта.

Связи между экономическим и социологическим анализом в конечном счете выводят на проблему отношений между поли­тическим и экономическим строем. На мой' взгляд, именно в этом пункте социология Маркса наиболее уязвима для критики.

В «Капитале», как и в других работах Маркса, по этому ре­шающему вопросу мы в самом деле находим немного идей, причем постоянно повторяющихся. Государство в основном рассматривается как инструмент классового господства. Из этого следует, что политический строй определяется классом, осуществляющим власть. Буржуазные демократии приравни­ваются к режимам, при которых власть осуществляет класс капиталистов, поддерживая видимость свободных институтов. Как противопоставление общественно-экономическому строю, основанному на существовании антагонистических классов и господстве одного класса над другими, Маркс рисует картину общественно-экономического строя, при котором больше не будет классового господства. В силу этого и, если можно так выразиться, благодаря самой своей сути государство должно будет исчезнуть, поскольку оно существует единственно пото­му, что какой-то класс нуждается в нем для эксплуатации дру­гих. Между антагонистическим обществом и неантагонистиче­ским обществом будущего вклинивается то, что названо дикта-


турой пролетариата (выражение, встречающееся, в частности, в знаменитой работе, написанной в 1875 г. — «Замечания к программе Германской рабочей партии», или «Критика Гот­ской программы»35). Диктатура пролетариата есть крайнее усиление государства накануне критического момента его ос­лабления. Прежде чем исчезнуть, государство достигает свое­го расцвета.

Диктатура пролетариата не совсем ясно определена в рабо­тах Маркса, где сосуществуют фактически два ее образа. Один из них отвечает якобинской традиции и уподобляет дик­татуру пролетариата абсолютной власти партии, апеллирую­щей к народным массам; другой, почти противоположный, был навеян Марксу опытом Парижской Коммуны, в которой обоз­начилась тенденция к исчезновению централизованного госу­дарства.

Эта концепция политики и исчезновения государства в не­антагонистическом обществе представляется мне наиболее уязвимой социологической концепцией во всем творчестве Маркса. Никто не отрицает, что любому, и в особенности со­временному, обществу, свойствены общие функции управле­ния и власти. Нельзя, не погрешив против здравого смысла, рассуждать о том, что столь сложное индустриальное обще­ство, как наше, сможет обойтись без администрации, причем в некоторых отношениях централизованной.

Более того, если допустить планирование экономики, то оно немыслимо без центральных органов, принимающих основные решения, заложенные в самой идее планирования. А ведь эти решения предполагают наличие функций, обычно именуемых государственными. Поэтому режим плановой экономики требу­ет усиления административных, управленческих функций, осу­ществляемых центральной властью, если только не представ­лять себе стадию абсолютного изобилия, на которой не возни­кает больше проблемы координации производства.

: В этом смысле обе идеи — планирования экономики и ис­чезновения государства — противоречивы относительно пред­видимого будущего настолько, насколько важно будет произ­водить возможно больше, производить в соответствии с ди­рективами плана и распределять продукцию между обще­ственными классами в соответствии с представлениями власть имущих.

Государство — пусть им назовут систему административ­ных и направляющих функций коллектива — не может исчез­нуть ни в одном индустриальном обществе, а тем более в ин­дустриальном планируемом обществе, поскольку центральное планирование по своей природе предполагает, что правитель­ством будет приниматься гораздо больше решений, чем в ус-


ловиях капиталистической экономики, которая частично опре­деляется децентрализацией принятия решений.

Исчезновение государства может иметь лишь символиче­ское значение. Исчезает только классовая природа данного го­сударства. В самом деле, можно полагать, что с того момента, когда не будет классового соперничества, административные и направляющие функции, вместо того чтобы выражать эгоисти­ческие замыслы отдельной группы, станут выражением намере­ний всего общества. В этом смысле можно действительно пред­ставить себе исчезновение классового характера общества, от­ношений господства и эксплуатации, самого государства.

Но может ли государство в условиях капитализма опреде­ляться, по сути дела, властью данного класса?

Главная идея Маркса заключается в том, что капиталисти­ческое общество — антагонистическое, отсюда вытекают все-основные его черты. Как можно прийти к обществу без анта­гонизмов? Вся аргументация целиком строится на различии природы класса буржуазии, осуществляющего власть, когда он владеет средствами производства, и пролетариата, рассмат­риваемого как класс, который сменит буржуазию.

Заявление о том, что пролетариат представляет собой уни­версальный класс, берущий власть, может, однако, иметь только символическое значение, т.к. массу заводских рабочих нельзя смешивать с господствующим меньшинством, осущест­вляющим власть. Формула «пролетариат у власти» есть лишь символическая формула, подразумевающая партию или группу людей, ссылающихся на народные массы.

В обществе, где больше нет частной собственности на средства производства, фактически больше нет антагонизма, связанного с этой собственностью, — но есть люди, осуществ­ляющие власть от имени народных масс. Есть, следовательно, государство, выполняющее административные, направляющие функции, необходимые в любом развитом обществе. Такое об­щество не содержит в себе тех же самых антагонизмов, что и общество с частной собственностью на средства производст­ва. Но в стране, где государство своими экономическими ре­шениями в огромной мере предопределяет положение всех и каждого, очевидно, могут быть антагонизмы между группами: либо горизонтальными (крестьяне, с одной стороны, рабочие — с другой), либо вертикальными (низы и верхи иерархии).

Я никоим образом не утверждаю, что в обществе, в кото­ром положение каждого зависит от плана, а план определяет­ся государством, обязательно существуют конфликты. Однако нельзя с достоверностью говорить об обществе без антагониз­мов просто на том основании, что частная собственность на средства производства исчезла и положение каждого зависит


от постановлений государства. Если государственные поста­новления принимаются отдельными индивидами или меньшин­ством, они могут отвечать интересам тех или других. В плано­вом обществе нет предустановленной гармонии интересов раз­ных групп.

Здесь не исчезает и не может исчезнуть государственная власть. Плановое общество может, конечно, управляться на справедливой основе, но нет твердых гарантий, что руководст­во плановых органов принимает решения в интересах всех или в высших интересах коллектива, впрочем, в той мере, в какой последние могут быть определены.

Тезис о полном исчезновении антагонизмов предполагает, что соперничество групп не имеет иных причин, кроме част­ной собственности на средства производства, или что исчезло государство. Однако ни одна из этих двух гипотез не правдо­подобна. Нет оснований считать, что интересы членов коллек­тива станут вдруг гармоничными, как только средства произ­водства перестанут быть объектом индивидуального присвое­ния. Исчезает один тип антагонизма, но не все возможные. И пока остаются административные или направляющие функции, налицо естественный риск, что те, кто осуществляет эти функ­ции, будут или несправедливы, или недостаточно осведомле­ны, или безрассудны, а те, кем они руководят, не будут удов­летворены решениями властей предержащих.

Наконец, вне рамок этих замечаний остается фундаменталь­ная проблема сведения политики как таковой к экономике.

Социология Маркса, по крайней мере в своей пророческой форме, допускает сведение политического порядка к экономи­ческому, т.е. исчезновение государства с момента внедрения общественной собственности на средства производства и пла­новой экономики. Но политика принципиально не сводима к экономике. При любом экономическом и общественном строе политическая проблематика не сойдет на нет, поскольку оста­ются вопросы: кто правит, как комплектуются органы управ­ления, как осуществляется власть, в какой мере достигнуто согласие (или какова мера несогласия) между управляющими и управляемыми. Политика так же важна и автономна, как и экономика. Они взаимосвязаны. Способ организации произ­водства и распределения коллективных ресурсов влияет на способ решения проблемы власти, и наоборот — последний влияет на первый. Неверно думать, что определенная органи­зация производства и распределения средств автоматически решит проблему управления путем ее упразднения. Миф об исчезновении государства — это миф о том, что государство существует лишь для производства и распределения ресурсов и что, коль скоро проблема производства и распределения ре-


сурсов решена, нет необходимости в государстве, т.е. в управ­лении36.

Этот миф вдвойне лжив. Прежде всего плановое управле­ние экономикой влечет за собой усиление государства. И да­же если бы планирование не вело к усилению, государства, в современном обществе всегда будет стоять проблема управле­ния, т.е. способа осуществления власти.

Другими словами, политический режим невозможно опрег делить, просто указывая класс, который предположительно осуществляет власть. Нельзя определить капиталистический политический строй как власть монополистов и тем более нельзя определить политический строй в социалистической стране как власть пролетариата. При капитализме не монопо­листы лично вершат власть, а при социализме этого не делает непосредственно пролетариат. В обоих случаях речь идет о людях, выполняющих политические функции, о том, как они отбираются, как используют власть, какова связь между уп­равляющими и управляемыми.

Социология политических режимов не может быть сведена к простому придатку социологии экономики или обществен­ных классов.

Маркс часто рассуждал об идеологиях и стремился объяс­нить способы мышления или интеллектуальные системы обще­ственным контекстом.

Для истолкования идей с позиций общественной реально­сти может применяться несколько методов. Можно объяснять образ мышления способом производства или техническим уровнем данного общества. Однако наибольшим успехом поль­зовался метод приписывания определенных идей определен­ному общественному классу. Вообще Маркс понимает под идеологией ложное сознание или ложное представление, вы­рабатываемое определенным общественным классом о собст­венном положении и об обществе в целом. Он рассматривает теории буржуазных экономистов в огромной мере как классо­вую идеологию. Не то чтобы он приписывал буржуазным эко­номистам намерение обмануть своих читателей или дать лож­ное толкование реальности. Но он склонен думать, что класс не может видеть иначе, как сквозь призму собственного поло­жения. Как сказал бы Сартр, буржуа видит мир с точки зре­ния прав, которыми он сам обладает. Юридический образ ми­ра прав и обязанностей рождается в обществе и служит для буржуа способом самовыражения своего существа и своего положения.

Эта теория ложного сознания, связываемого с классовым сознанием, может распространяться на многие идеи и интел­лектуальные системы. Когда речь идет об экономических и со-


циальных учениях, можно в крайнем случае считать, что идео­логия есть ложное сознание и что субъектом этого сознания выступает класс. Тем не менее такая концепция идеологии вы­зывает два возражения. Если класс, исходя из собственного положения, вырабатывает ложную идею мира, если, напри­мер, класс буржуазии не понимает механизма прибавочной стоимости или остается в плену иллюзий товарного фетишиз­ма, то почему же определенному индивиду удается освобо­диться от этих иллюзий, этого ложного сознания?

А вместе с тем если все классы отличаются своим, причем пристрастным способом мышления, то не остается места для истины. В чем одна идеология может превосходить другую, если все идеологии неотделимы от класса, который их порож­дает или принимает? Марксизм пытается ответить на постав­ленный вопрос так: среди идеологий есть одна, которая лучше других, потому что есть класс, который может постигнуть мир в его истинности. В капиталистическом мире пролетариат, и только пролетариат, постигает истину мира, потому что он единственный класс, который может думать о послереволюци­онном будущем.

.Лукач, один из последних великих марксистских филосо­фов, в книге «История и классовое сознание» именно такцм образом попытался доказать, что классовые идеологии не рав­ноценны и что идеология пролетариата истинна потому, что пролетариат, находясь в том положении, которое ему создает капитализм, способен — и только он способен — осмыслить общество в развитии, движении к революции и, значит, в его истинности3'.

Первая теория идеологии стремится, таким образом, избе­жать сплошного релятивизма, утверждая одновременно связь идеологий с классом и с истинностью одной из идеологий.

Но такая формула вызывает возражение, поскольку легко усомниться в истинности классовой идеологии: защитникам других идеологий и других классов естественно заявить, что все исследователи в одинаковом положении. Предположим, мое видение капитализма определяется моим интересом бур­жуа, ваше пролетарское видение — вашим интересом проле­тария. Почему же интересы тех, кто, как говорится по-англий­ски, находится «вне» (out), будут как таковые выше интересов тех, кто находится «внутри» (in)? Почему интересы тех, кто находится по ту сторону барьера, будут выше интересов тех, кто находится по эту, «хорошую» сторону? Тем более что си­туация может измениться и на самом деле время от времени меняется.

Эта аргументация может привести лишь к полному скепти­цизму, при котором в







Дата добавления: 2015-06-15; просмотров: 454. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Логические цифровые микросхемы Более сложные элементы цифровой схемотехники (триггеры, мультиплексоры, декодеры и т.д.) не имеют...

Экспертная оценка как метод психологического исследования Экспертная оценка – диагностический метод измерения, с помощью которого качественные особенности психических явлений получают свое числовое выражение в форме количественных оценок...

В теории государства и права выделяют два пути возникновения государства: восточный и западный Восточный путь возникновения государства представляет собой плавный переход, перерастание первобытного общества в государство...

Закон Гука при растяжении и сжатии   Напряжения и деформации при растяжении и сжатии связаны между собой зависимостью, которая называется законом Гука, по имени установившего этот закон английского физика Роберта Гука в 1678 году...

ТРАНСПОРТНАЯ ИММОБИЛИЗАЦИЯ   Под транспортной иммобилизацией понимают мероприятия, направленные на обеспечение покоя в поврежденном участке тела и близлежащих к нему суставах на период перевозки пострадавшего в лечебное учреждение...

Кишечный шов (Ламбера, Альберта, Шмидена, Матешука) Кишечный шов– это способ соединения кишечной стенки. В основе кишечного шва лежит принцип футлярного строения кишечной стенки...

Принципы резекции желудка по типу Бильрот 1, Бильрот 2; операция Гофмейстера-Финстерера. Гастрэктомия Резекция желудка – удаление части желудка: а) дистальная – удаляют 2/3 желудка б) проксимальная – удаляют 95% желудка. Показания...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия