Сказки Бажова Павла Петровича Биография Бажова Павла Петровича 13 страница

а) срока. Переходы крестьян совершаются в различные сроки (сохранились условия, по которым крестьянин подряжался с Пасха и т.д.). Но более общим сроком в обычном праве был Юрьев день осенний (26 ноября); Судебник 1497 г. узаконил этот срок, как общий, но несколько расширил пределы самого термина (за неделю до Юрьева дня и неделю спустя после этого дня). Такое постановление закона можно считать состоявшимся в интересах обеих сторон (как крестьян, так землевладельцев), для устранения беспорядков при расчете. - Хотя те же сроки подтверждены и Судебником цар., но на практике и после сего допускались и другие, особенно при переходе из одной вотчины в другую того же владельца (на Николин день вешний в рядн. 1590 г. Ак. Юр. N 186; 25 марта в ряда. 1585, там же N 299,1). В рядных 2-й половины XVI в. означается только срок начала действия обязательства и вовсе не обозначается срок окончания его, - как бы предполагается, что поселенец поряжается жить на вечные времена. И действительно, хотя порядные записи возобновляются, но не вследствие истечения срока первых, а вследствие занятия крестьянином другого участка или изменения других условий.

б) Другая часть рядной касается пожилого, т.е. платы при выходе, за здания (двор), занимаемые поселенцем; в частных рядных условия, относящиеся сюда, были разнообразны: крестьяне обязывались частью выстраивать новые здания ("во дворе нам поставите изба новая полутретьи сажени"; (рядн. 1582г. в Ак. Юр. N 182) и исправить старые. Но, вероятно, эта часть условий возбуждала наибольшие недоразумения, и потому закон поспешил прежде всего дать свое определение на этот счет: Суд. 1-й (ст. 57) установил общую оценку крестьянского двора в степной полосе в рубль (Судебн. цар. прибавил еще два алтына), а в лесной - в полтину; закон предполагает, что пользование этим имуществом в продолжение четырех лет равняется полному истреблению двора (зданий); а потому, если крестьянин, просидевший 4 год а, уходил, то платил по полной оценке двора; проживший меньшее количество времени платил по расчету (за 1 год 1/4 цены, за два - 1/2 цены, за три года - 3/4). Из приведенной выше Уставной гр. видно, что такие определения закона казались недостаточными: землевладельцы прибегали и к другим средствам охранения зданий; но во всяком случае могли предъявить к крестьянину иск за "пожилое", будет ли цело здание или нет. Далее, на практике землевладельцы не исполняли таксы, предписанной законом, и взыскивали за пожилое по 5 и даже по 10 руб.

в) Третья часть условий касается уплаты государ. податей: "А живучи нам на той деревни, тягло государьское всякое тянуть с волостью вместе, как соху наставим" (рядн. 1576 в Ак. Юр. N 178). При переходе крестьянина являлся вопрос, кому платить подать с оставленного засеянного участка: Суд. ц. (ст. 88) решает: что, если останется у крестьянина (озимый) хлеб в земле, то он может (на другое лето) сжать его, уплатив в пользу владельца борон и два алтына; но пока рожь его была в земле, он должен платить царскую подать с этого своего прежнего участка, хотя за это время все отношения его "к боярину" (землевладельцу) прекращаются.

г) Дальнейшие условия касаются обработки земли: в этом отношении возможны двоякие условия; или крестьянин садится на льготу на необработанном участке, или на готовом участке; в первом случае он обязывался построить вновь здания (в числе и размерах, точно обозначаемых в условии), а затем "пашню распахать, поля расчистить, городьбу около полей городить и луга расчистить" (рядн. 1590 г. Ак. Юр. N 186); за это поселенец пользовался в течение известного количества лет (2,4 и более) свободой как от уплаты оброка на землю и издельных повинностей, так и от государственных податей. - При занятии обработанного участка крестьянин обязывался "пашню пахать и земли не запереложить" (т.е. не запустить, не оставить необработанной). Участки, занимаемые крестьянином, были весьма неодинаковыми (полвыти, 1/4 выти, 1/5 выти, полгагуг, обжа, 1/2 обжи, 1/6 обжи и т.д.). Выть не есть постоянная мера: пространство ее изменялось, смотря по качеству земли (от 2 до 10 десят.). Обжа-10 "четвертям" (т.е. 5 десят. земли). Обыкновенный участок земли, на который садился крестьянин, простирался от 31/2 до 5 десят." (Хлебников: "О влиянии общ. На орг. госуд.", стр. 50). К каждому участку пахотной земли прибавлялось соответственное количество сенокосов (на 5,10,20,40 копен сена).

д) За занятый участок крестьянин ежегодно вносит арендную плату - оброк, который обыкновенно уплачивался натурой (хлебный оброк), или в виде части урожая, или в определенном - установленном количестве хлеба с выти, но иногда переводился на деньги (денежный оброк). Закон не входил в определение величины оброка, и рядные записи предполагают ее известной, так как большей частью она определялась не для каждого отдельного крестьянина в особенности, но устанавливалась надолго для целой вотчины или села. Можно думать, что для целых больших частей государства и для значительных периодов, времени высота оброка была одинаковой; лишь изредка крестьянин в рядной прямо обязывается к определенной уплате в деньгах. При определении величины оброка для конца XV в. могут служить Новгор. писцовые книги, по которым в имениях детей боярских крестьянин уплачивает 5-ю или 4-ю часть урожая, а если эта часть переводилась на деньги, то от 2 1/2 до 5 гривен (до 70 денег) с обжи (Новг. писц. кн. I, стр. 415). Четвертая часть уплачивалась и по Псковской судной грам. изорниками. Для половины XVI в. примерным показателем может служить Устав крес. Соловецкого мои. 1561 г.; в ней с выти назначается по 4 четверти ржи, 4 четверти овса, по сыру сухому на Успеньев день (или за сыр деньгами - 2 деньги), по 50 яиц, по хлебу и по калачу - на Покров (ак. арх. эксп. I, N 258). По этому примеру трудно вычислить тот процент урожая, который следовал в пользу землевладельца, ибо дело идет о местности северной - весьма неплодородной. Для конца XVI в. могут быть приведены следующие примеры: в 1586 г. крестьянин садится на 1/6 обжи и обязывается уплачивать оброку по 1 руб. в год (ак. юрид. N 178). В 1590 г. - с обжи 5-й сноп (N 186; то же N 189, 1599 г.). В Славетинском погосте при 111 жилых обжах с 444 крестьян получалось оброка 471 руб. 11 алтын (по 4 руб. 21 алт. на обжу, или 1 руб. 4 алт. на участок приблизительно в четверть обжи. См. также уставн. грам. всем "лам Кирилло-Белозер. монастыря 1593 г. в ак. арх. эксп. 1, N 357). Хлебный или денежный оброк (как видно из предыдущего) дополняется поборами в виде хозяйственных продуктов (сыр, яйца, мясо, хлеб печеный, пиво, лен, куры и проч.); впрочем, увеличение количества этих поборов понижало нормальный оброк, и наоборот.

е) Важнейшая часто отношений крестьян к землевладельцам состоит в издельных (барщинных) повинностях. Когда и на каких основаниях возникла барщина? Явление это, несомненно, весьма древнее; ролейный закуп Русской Правды исполнял разные службы на господина. Потом мы видели, что по Псковской судной грамоте барщинными услугами были обязаны "старые" шорники*. Некоторые исследователи думают, что барщиной обязывались только серебреники, т.е. крестьяне, получившие ссуду; следовательно, барщина есть последствие договора займа (Беляев "Крест, на Руси", стр. 43). Но личная работа могла также явиться в виде дополнения или замены оброка. Во всяком случае уже в древнейших письменных свидетельствах Московского государства находим, что все крестьяне обязаны были и барщиной: по грамоте митрополита Киприана Константиновскому монастырю 1391 г., крестьяне "церковь наряжали, двор тынили, хоромы ставили, пашню пахали на монастырь изгоном, убирали хлеб и сено (на монастырских запашках), прудили пруды, сады оплетали, на невод ходили, хлебы пекли, пиво варили, лен пряли". Если так было в конце XVI в., то нельзя видеть большого преувеличения в словах Герберштейна о начале XIV в., а именно, что поселяне работают на своего господина 6 дней в неделю; седьмой же день предоставлен им на собственную работу (Зап. в пер. Аноним., стр. 85). Царский Судебник говорит о барщине как явлении общем и законном, позволяя "не делать боярского дела" такому крестьянину, который уже перешел и лишь хлеб его оставался в земле. По уставной грамоте 1561 г. барщина на землях Соловецкого монастыря состояла в следующем: крестьяне обязаны обрабатывать дворовую землю, причем с каждой выти надела они обязаны были засеять по четверти ржи и по 2 четверти овса; они обязаны молоть рожь и солод для приказчика, слуги и доводчика; возить с выти по 3 воза дров; вести повоз к Вологде с выти по лошади (или за подводу по 4 гривны); поправлять монастырский двор и гумна и ставить новые хоромы взамен обветшавших; барщинная работа начинается от восхода солнца, как десятский весть подаст; за неявку наработу платится заповеди 2 деньги (ак. арх. эксп., I, N 258). В рядовых записях конца XVI в. уже обыкновенно пишется: "Всякий оброк хлебной платили сполна, и изделие нам монастырское делати, как и прочие крестьяне". Монастыри в этом отношении должны были опередить светских владельцев, которые долго не жили в своих вотчинах и не могли иметь больших собственных хозяйств. С XVI в. барщина распространяется повсюду.

______________________

* Дебольский ("К вопросу о прикреплении крестьян", "р. 7) находит наше толкование ст. 75 Пек. Судн. гр. "тенденциозным"; но мы не даем никакого толкования, а принимаем буквальный пикет: "старый изорник должен возы возить на хозяина". Кстати, в Псковской Суднойграмоте: на стр. 23 автор упоминает постановление витебских гемяя 1531 г. держать вольных (похожих) людей "по Полоцкому", т.е. так, как установлено в Полоцкой земле, и заключает отсюда,- "тут, очевидно, к Витебску применяюсь правило Псковской судной грамоты (по Полоцкому)". Здесь какое-то большое недоразумения: Псков не Полоцк. Полоцк и Витебск находились в Литовском государстве, а Псков с начала XVI в. в Московском.

_____________________

ж) Самое значительное влияние на судьбу крестьян проявилось в условиях о подмоге или ссуде*: крестьянин, кроме всего изложенного, обыкновенно берет у землевладельца при поступлении ссуды деньгами или вещами, без которых не может начать обработки (например, скот, орудия). Величина ссуды могла быть различной: 2руб., 5 руб. и выше; крестьянин обязан был возвратить ее при выходе. Такая ссуда называлась "серебро", а крестьяне, получившие ее, "серебряниками". Для такого крестьянина выход становится невозможным фактически, ибо при изложенных условиях аренды капитализация излишка для уплаты ссуды невозможна. Выход мог быть осуществлен только тогда, когда новый владелец, к которому переходит крестьянин, уплачивает за него прежнему; именно в таком виде акты уже с XV в. и упоминают о переходе крестьян; не крестьяне "отказываются", а их "отказывают" новые их владельцы: "И вы б, - пишет белозерский князь Михаил Андреевич в 1450 г., - серебряников, и половников, и свободных людей (Кирилло-Белозерского монастыря) не о Юрьеве дни не отказывали, а отказывали серебряника и половника о Юрьеве дни, да и серебро заплатить" (ак. арх. эксп., I, N 48). Крестьянин, фактически не могущий воспользоваться правом перехода долгое время, становился "исстаринным" и терял это право навсегда. К XVII в. такой разряд крестьян, фактически прикрепленных, стал самым многочисленным; к нему приравнялось положение и всех прочих крестьян. Что в XVI, XV вв. и предположительно гораздо ранее (см. выше) было немало прикрепленных крестьян, в этом уже не может быть никакого сомнения. Приведем один пример: в писцовой книге Тверских земель 1580 г. значится 2217 человек населения; случаев перехода крестьян указано 305; но из этих 305 случаев "только в 53 крестьяне вышли законно, в 188 - вывезены законно и незаконно, в 22 - выбежали, в 16 - сбегли безвестно, в 11 - сошли безвестно" (Дьяконов. "Оч. из ист. сельск. населения", стр. 26). Если взять отношение числа 53 не к 2217, а только к 305, то и тогда оказывается, что правом перехода в 80-х гг. XVI в. пользуется лишь 1/6 часть крестьянского населения. Существует немало актов, свидетельствующих о праве иска о возвращении беглых крестьян (см., например, акты 1577,1587 и 1592 гг., приводимые проф. Дьяконовым на стр. 25-27).

_____________________

* Была высказана мысль о различии "подмоги" и "ссуды"; первая якобы давалась за особые труды по разделению необработанного участка, вторая - на обычный инвентарь крестьянского хозяйства. Источники не дают права делать такое различие. При занятии невозделанного участка давалась не подмога, а льгота.

_____________________

Далеко не так просто разрешается вопрос об основаниях прикрепления. Одни (проф. Ключевской, отчасти проф. Дьяконов и др.) видят эти основания непосредственно в крестьянской задолженности, т.е. в том, что крестьянин обыкновенно (почти всегда) при занятии участка берет ссуду, а сверх того, весьма часто и потом вступает в долговое обязательство к своему помещику. Таким образом, крестьянство ничем не отличается от кабального холопства. Другие (отрицая вообще фактическое прикрепление до предполагаемого указа об общем прикреплении), а именно проф. Сергеевич, а за ним Н.Н. Дебольский, утверждают, что крестьянская подмога, или ссуда, не есть долг и нисколько не препятствует (юридически) крестьянину уйти; для владельца открывается только право иска о взыскании ссуды.

Полагаем, что первое мнение не имеет никаких оснований: приняв его, мы должны (с точки зрения тех, кто и для XVI в. допускает обращение несостоятельного в холопство) допустить неизбежно, что прикрепленных крестьян вовсе не было, а были только холопы; в так как к концу XVI в. крестьян, потерявших право перехода, несомненно было громадное большинство, то почти все сельское население должно было быть признано холопским. Ничего подобного источники того времени нам не говорят и, наоборот, точно различают крестьян от холопов не только в XVI, но м в XVII в. Далее, смешение состояния крестьян с кабальным холопством недопустимо потому, что уже со времени судебников несостоятельность по договору займа не вела к холопству (см. ст. 90 Суд. Ц.); по Судебнику царскому (ст. 82), служба за проценты во дворе кредитора воспрещается; служилая кабала становится сдежой sui generis (см. Суд. ц., ст. 78), - именно сделкой о пожизненной личной службе, и лишь внешняя форма ее долго сохраняется а прежнем виде (долговая; см. о холопстве ниже в истории гражданского права). Наконец, крестьянин, задолжавший своему помещику по ссуде, мог бы (на основании Судебника, ст. 90) быть выдан ему для отработки долга на срок* только тогда, когда бы к нему был предъявлен иск, т.е. при своевольном выходе, а отнюдь не потерял бы права перехода ео ipso. Пока же крестьянин жил у одного владельца, по выданной ему ссуде он не состоял должником, ибо бессрочная ссуда и дается для того, чтобы он обрабатывал землю. Итак, непосредственно из задолженности никакой кабалы для крестьянина не возникает.

______________________

* Проф. Дьяконов (и проф. Сергеевич) предполагает, что выражение 1-го Судебника "на продажу" значит - в вечное холопство. Но что это тождественное выражение с тем, которое употреблено во 2-м Судебнике "до искупа", об этом см. ниже о холопстве.

______________________

Не кабала, а прикрепление возникает лишь в силу давности, или "старожильства", крестьян на землях известного владельца. Старожильство же образуется из разных причин. Во-первых, крестьянин не можетвозвратить помещику ссуды и долга (если он есть). Пока он живет, ни того, ни другого с него не взимается. Юридически он может уйти, но знает и последствия: тогда ссуда превращается в дож; при несостоятельности суд выдает его головой до искупа тому же владельцу. Отработав долг, он должен опять взять ссуду и т.д. Он может при переходе к другому владельцу лишь сменить одного кредитора на другого (на случай оставления им этого последнего). Некоторое время (в XV и XVI вв.) это и делалось весьма часто; но зато для крестьянина, взамен такого права перехода, возникало двойное обязательство: по уплате долга новому владельцу и по ссуде, которую опять он неминуемо должен взять у него. Огромное большинство крестьян не прибегало к этому отчаянному средству; говорим "огромное большинство" на том основании, что в судебных, особенно межевых актах постоянно встречаем упоминания о массах крестьян, которые живут на землях одного владельца 15,20,50, даже 100 лет - это так называемые старожильцы. Мысль о бродячем характере сельского населения в Древней Руси есть крупное заблуждение. Если сам крестьянин живет и помнит за 100 лет, его семья (со всеми предками) могли жить и 200 и более лет. Не было никакой возможности при выходе такого крестьянина произвести действительный расчет - сколько он задолжал помещику. Отсюда обычное право и вырабатывает институт давности (давность имеет своим основанием, между прочим, невозможность правильного разрешения сделки после слишком большого промежутка времени). Обычным правом руководствуются администрация и суды; они предписывают возвращать не задолжавших крестьян, а "сторожильцев" (см. выше). Во-вторых, остается вопрос: были ли побуждения у крестьян в более раннюю эпоху особенно дорожить правом перехода? В большинстве, конечно, нет. Никакие иные права, кроме этого, не терялись у старожильца, он был такой же свободный гражданин, как и всякий другой. Кроме того, он дорожит насиженным отеческим гнездом и вековой связью с родом владельца и землей. Владельцы иногда жаловали заслуженным крестьянам целые деревни. На обширных вотчинах сильных владельцев крестьяне составляли такие же самоуправляющиеся общины, как и в черных волостях, распоряжаясь сами раздачей земель; кроме того, от тяжести государственных податей они ограждались защитой сильных бояр и монастырей. Дело существенно изменилось в XVI в., когда с наделением дворян землей главным типом землевладения стала не боярская, а мелкая дворянская вотчина и поместье. К тому же времени относится огромная масса новооснованных мелких монастырей. Итак, невозможность выхода (задолженность) не была единственной причиной старожильства, или, что то же, единственным основанием давности. Высказанные соображения составляют лишь приблизительное обозначение условий возникновения давности; вообще же этот институт (во всех своих применениях) образуется в скрытой для нас среде зарождения обычного права; законодательство является со своей санкцией тогда, когда этот институт уже образовался, и притом закон определяет лишь формальную сторону дела (сроки). В других случаях могут быть совершенно иные условия: "старожильство" как источник прикрепления существует не только на владельческих землях, но и на черных волостных; здесь уже нельзя считать основанием давности задолженность, ибо на общинных волостных землях новоприхожий крестьянин не получал ссуды (см. выше).

Так образуется и путем давности устанавливается прикрепление при отсутствии общего закона о прикреплении и даже при существовании закона о праве перехода (судебников). Это явление нельзя назвать только фактическим; как вошедшее в обычай, оно получает юридическую силу (в отмену закона)*. Срок давности (старожильства), как всегда в обычном праве, не был установлен: но для определения ее указывались официальные документы (писцовая книга и др. акты).

_____________________

* Проф. Дьяконов видит здесь противоречие с тем, что ниже сказано: "при общем фактическом применении не было надобности издавать законы о прикреплении". Трудно догадаться, в чем здесь противоречие: известно, что обычное право выражается в фактах, но раз оно образовалось, то не есть только факт. Мы это и говорим. Прикрепление есть явление фактическое, но не только фактическое. Собственность в древнее время есть факт (никакого закона о ней не было), но не только факт. И таковы все нормы обычного права. В книге проф. Дьяконова (о сельском населении) проводятся подробно та же мысль о прикреплении (см. дополн. К.).

_____________________

Но прикрепленное состояние не есть состояние холопства. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, что прикрепление развивалось и в черных волостях; так, мы видели, что оно утверждено законом (уставной грамотой) в Важской земле (Вага вся состояла из тяглецов, среди которых более видное положение занимали, конечно, не пришельцы, а коренные жители - старожильцы); но этим прикрепленным важанам тот же закон (уставная грамота) дает широкие права самоуправления: им вручается вся административная и судебная власть до права смертной казни; на этих же прикрепленных важан закон возлагает и обязанность возвращать своих собратий-беглецов из частных вотчин (если они уйдут); в их лице сливаются, таким образом, и субъект и объект прикрепления. Никто не решится сказать, что это - холопское население.

Вообще нельзя смешивать развитие состояния прикрепления с развитием холопства (полного или кабального): холопство есть личная зависимость, крестьянство - поземельная. Кабала кончается или с жизнью кабального, или с жизнью господина; прикрепление - вечно; кабала есть личная служба "во дворе", крестьянство - земледельческая работа, соединенная с отправлением государственного тягла; и прежде крестьяне не были и не именовались кабальными, хотя зависимость их от земледельцев была уже частой; но после общего прикрепления государством были приняты особые меры, чтобы эти состояния не смешивались. Прикрепление разрушает холопство: ни служилые люди, ни посадские, ни (впоследствии) крестьяне не могут поступать в холопство, у которого таким образом отняты все источники, кроме рождения. Факт ограничения свободы крестьян, развиваемый частными мерами в пользу частных лиц, государство обращает в пользу государственной службы.

Отношение закона к прикреплению. Уже с давних времен (с середины XV в.) являются партикулярные меры законодательства (в частных законах - жалованных грамотах в пользу того или другого владельца) о прикреплении крестьян: в 1540 г. такая грамота дана белозерским князем Михаилом Андреевичем Кириллову монастырю; в 1455-1463 и около 1478 г. даны такие грамоты Троицкому Сергееву монастырю по разным его вотчинам: "также есим игумена с братью пожаловал: которого их крестьянина из того села и из деревень кто к себе откажет, а их старожильца, и яз, князь вел., тех крестьян из Присек, и из деревень не велел выпущати никому" (ак. ист., I N 59). "А которые люди живут в их селах и нынече; и яз, князь вел., не велел тех людей пущати прочь".

При обширных правах землевладельца на перехожего крестьянина самое прикрепление для большей части землевладельцев вовсе не было, особенно сначала, т.е. до XVI в., мерой желательной. Тогда все население было скучено в тесных пределах верхнего бассейна Волги: предложение рабочих рук превышало их спрос; землевладельцу не было расчета держать крестьянина, когда он всегда мог найти лучшего хозяина. По свидетельству Вассиана Косого, монастыри в начале XVI в., отняв имущество крестьянина за недоимки, выгонят из своих сел его с женой и с детьми и провожали побоями. Поэтому общие законы (судебники) XV и середины XVI в. не дают никаких постановлений ни за, ни против прикрепления, ограничиваясь определением лишь срока перехода, уплаты пожилого и внесения государственных податей переходящими крестьянами. С расширением в XVI в. территории государства на восток (и вообще с устранением опасности от татар), русская колонизация усиленно двинулась по Волге, Дону и к Уральскому хребту; колонизаторами были крестьяне, которые в степях смыкались в казацкие общины, свободные и от государственного тягла и от частного оброка. Тогда для многих землевладельцев и крестьян вопрос о прикреплении становится более жизненным. Первые стараются усилить частные меры зависимости крестьян всеми способами: в 1555 г. черные общины жаловались царю, что дети боярские псковские "крестьян из-за себя не выпущают, а поймав де их мучат и грабят, и в железа куют, и пожилое с них емлют не по судебнику, рублей по 5 и по 10" (доп. к акт. ист. I, N 56). К концу XVI в. усилением частных обязательств прикрепление установлено повсюду; тогда появляется и закон со своими мерами, не только санкционирующими факт, но направляющими его к другой цели.

Частные законы прикрепили владельческих (некоторых) крестьян; в середине XVI в. появляются законы местные, прикрепляющие черных крестьян. Такова (цитированная выше) важская уставная грамота; такова же грамота крестьянам Моревской слободы 1530 г.

Меры Бориса Годунова. К концу XVI в. при общем фактическом прикреплении не было надобности издавать законы о прикреплении: перехода не было; был лишь вывоз крестьян. Нужно было не отнимать свободу у крестьян, а ограничивать произвол землевладельцев. Накопилась масса исков о возвращении крестьян, которые уже именуются "беглыми"; тогда правительство должно было: 1) точнее обозначить прежние неопределенные сроки давности владения крестьянами и 2) вновь установить срок исковой давности о беглых крестьянах. Первое было достигнуто простым распоряжением о том, что крестьяне, записанные в заведенные тогда (в 1592 г.) писцовые книги, считаются старожильцами (чем обобщалась лишь старая практика). Это не есть закон об общем прикреплении, ибо речь идет о крестьянах, уже раньше потерявших право перехода.

Для второй цели в 1597 г. (см. в нашей Хрест., вып. III, стр. 94) в царствование Федора Иоанновича (при управлении Бориса Годунова) издан общий закон о давности исков о крестьянах; давность установлена 5-летняя*.

_____________________

* Отсюда прежде выводили, что за пять лет до 1597 г., т.е. в 1592 г., должен был появиться общий закон о прикреплении, не дошедший до нас. Но уже Погодин обратил внимание на то, что по закону 1597 г. запрещается искать о крестьянах, "выбежавших лет за 6,7 и за 10 и болше"; значит, крестьяне, ушедшие и в 1587 г. и даже в царствование Грозного, считались уже беглыми. С другой стороны, и в последующее время (1606 г.) устанавливается такая же 5-летняя давность. Таким образом, Погодин заключил, что Борис Годунов и Федор Иоаннович не издавали никаких законов о прикреплении (кроме указа 1597 г. о давности). Н.И. Костомаров возвратился в старому мнению (см. его "Историч. мои.", I, стр. 393), говоря, что именно в 1592 г. последовало общее прикрепление. Этого мнения придерживаются и И.Д. Беляев ("Кр. на Руси", стр. 105) и В.И. Сергеевич ("Лекции и исслед.", стр. 637), относящий предполагаемый указ к самому началу царствования Федора Иоанновича. Но уже давно проф. Энгельман ("О давности") старался доказать, что мнимый исковым указ и есть указ 1597 г. о давности; в своей книге "Die Liebeigenschaft" он утверждает ту же мысль с большей доказательностью, говоря, что не мог пропасть бесследно закон такой важности и столь интересный для тех самых бояр и дьяков, которые записывали и хранили узаконения в приказах. Считаем нелишним наломнить, что в Польше и Литве не издавались общие законы о прикреплении (кроме постановлений статута о давности), однако крестьяне были прикреплены.

 

Не предполагая мнимо утраченного общего закона о прикреплении раньше 1597 г., видим, что самый указ 1597 г. означает, что отношения между крестьянами и землевладельцами государство берет под свою регламентацию и обращает их к своим целям. Самое назначение давности исков исключает для крестьян состояние холопства, ибо для исков о холопах никогда не полагалось никакой давности.

 

На какую-то общую меру, принятую Годуновым при царе Федоре, указывает свидетельство современника, иностранца Шиля, который уверяет, что во времена Бориса землевладельцы уже привыкли смотреть на своих крестьян как на крепостных и что Борис будто бы намеривался ввести нечто вроде инвентарных постановлений, определив, сколько крестьяне обязаны уплатить и работать в пользу землевладельца. Это дальнейшим образом уясняет для нас тот новый путь, по которому хочет направит государство экономический факт прикрепления крестьян. В одном из последних указов, 9 марта 1607 г. (который многим признается подложным и известен только по изданию Татищева: "Судебник", 1786 г., стр. 240-246), говорится, что "царь Феодор Иоаннович, по наговору Бориса Годунова, не слушая совета старейших бояр, выход крестьян заказал, и у кого колико тогда крестьян было, книги учинил, и после оттого началися многие вражды, кромолы и тяжи": затем содержится постановление, что и впредь прикрепление должно простираться на тех крестьян, которые "в книгах 10J(1592 или 1593 г.) положены", чем указывается и на дату (1592) общих мер Бориса. Но под этими "книгами" можно разуметь лишь писцовые книги; Борис запретил вывоз тех крестьян, которых застала опись государства, предпринятая им; мера эта не соответствовала желанию бояр и их интересам. Указ 1607 г., вопреки мнению Костомарова, остается сомнительным: в нем есть явные противоречия между вступительной частью (мотивом) и определительной; в нем смешиваются холопы с крестьянами, чего не делает ни один закон ни прежде, ни после; устанавливается 15-летняя давность по искам о беглых крестьянах, между тем как установленная в 1597 г. 5-летняя давность продолжала действовать и при царе Михаиле Феодоровиче; дворянам стоило больших усилий выхлопотать ее удвоение до 10-летней, что давалось сначала некоторым владельцам в качестве привилегии и наконец было утверждено общим законом в 1642 г. (см. УК. книгу земск. прик. в Хрестом. вып. III, стр. XXXI, п. I). Но указ 1607 г., не будучи законом, тем не менее остается историческим памятником. Кроме сомнительного указа 1607 г. есть несомненные узаконения 1601 и 1602 гг., указывающие на характер начинающегося государственного прикрепления, по этим указам царь Борис временно (на 1 год) разрешил переход крестьян в Юрьев день и неделю спустя после Юрьева дня, кроме черных земель, вотчин дворцовых, церковных и вотчин высших служилых людей и за исключением всего Московского уезда; каждому из вотчинников позволяется вывозить только по I или 2 крестьянина, но не более. Указы этого рода, очевидно, даны не для облегчения участи крестьян (ибо касались только части их), а в интересах службы мелких собственников. Очевидно, что меры Бориса Годунова состояли в регулировании уже установившихся отношений между крестьянами и землевладельцами к пользе государственной службы; эти меры распространялись только на тех крестьян, которые уже и без того потеряли право перехода, и наконец, осуществлялись не посредством общих узаконений о прикреплении, а через сообщение новой силы писцовым книгам.