Сказки Бажова Павла Петровича Биография Бажова Павла Петровича 46 страница

2. Церковные имущества

Мы говорили выше, что наиболее полные права на имущества принадлежат церкви. Церковь конкурирует с государством в правах частных по объему и содержанию права. Поэтому в высшей степени ' интересно столкновение этих двух субъектов в борьбе за права на недвижимые имущества, - в борьбе, обусловленной как специальными особенностями церковных имуществ, так и общим правом государства в отношении ко всем владельцам земельных имуществ. Субъектом прав на церковные имущества в Древней Руси нельзя признать ни церковь как цельное учреждение, ни духовенство как сословне: каждыми в отдельности имуществами владели и самостоятельно распоряжались отдельные церковные учреждения, а именно: а) епископш: по свидетельству Котошихина (XI, 6), за патриархом в XVII в. было больше 7 000 дворов, за четырьмя митрополитами - около 12 000 дворов, за 10 архиепископами и за одним епископом - 16 тыс. дворов крестьян: б) монастыри (по словам Котошихина, за монастырями, перечисленными в Уложении царя Алекс. Мих., в XVII в, числилось до 80 тыс. дворов, а за прочими - до 3 000 дворов); в) соборные и приходские церкви, которым, впрочем, отводилась земля лишь по писцовым книгам (см. ак. ист., V, стр. 117).

Способы приобретения имуществ церковью и прекращение их. Главнейший способ приобретения имуществ церковью есть пожалованье их со стороны государства. К этому основному способу приобретения имуществ церковными учреждениями примыкает и заимка пустых земель, требовавшая непременно также пожалования со стороны государства. Из такого происхождения церковных имуществ возникли, между прочим, впоследствии притязания государства на церковные имущества и вмешательство его в права церкви. Другим обильным источником церковных имуществ были дарение и завещание со стороны частных лиц. Особенно интересно право церкви участвовать в наследовании имущества частных лиц, впоследствии обратившееся в право присвоения всех выморочных имуществ. Когда образовался этот принцип, решить трудно. В земском перводе мы видим только установившееся обычаем в укрепленное законом право церкв" на часть наследства при наличии наследников ("часть дети по душе", - говорит Русская Правда). Видим также, что сами частные лица, не имея законных наследников, передают по завещанию свое имущество церковным учреждениям (духовная Климента). Но при отсутствии завещательных распоряжения выморочные имущества, по Русской правде, идут князю. В московском периоде упомянутое начало мы застаем в полном развитии (см. выше). Кроме указанных главных способов приобретения имуществ, церковь могла приобретать их и всеми другими гражданскими способами наравне с частными лицами, а именно: куплей (например, митрополит Петр купил город Алексин, см. ак. ист. I, N 215), по залогу: несмотря на воспрещение церковных учреждений брать рост, они пользовались закладной вотчиной за рост и по просрочке получали на нее право собственности (см. ак. юрид. N 233, 234, 236 и др.). Особый способ приобретения имущества для монастырей - это вклады, т.е. обязательное дарение при вступлении лица в монастырь, так что иногда население жаловалось на высокую таксу вкладов в их местных монастырях: "Которые посадские люди и волостные крестьяне в Успенском мои. хотят постричиея, и архимандрит и старцы вкладу у них просят дорого с человека по 10 рублей, и по 15 и по 20, а с убогого человека менши 10 рублей не взымут" (ак. арх. эксп., II, N 11).

Указанными способами приобретения имуществ церковь располагала до XVI в. С половины этого столетия государство начинает постепенно сокращать их. Поводом к тому послужило чрезмерное расширение церковных имуществ, занявших целую треть территории государства. Первое ограничение прав церкви в этом направлении сделано было на Стоглавом соборе; он постановил, чтобы каждое приобретение производилось с разрешения и утверждения государственной власти; затем собор 1572 г. запретил большим (богатым) монастырям приобретать и по дарственным; собор 1580 г. прекратил приобретения по купчим, закладным и по завещаниям (ак. арх. эксп., I, N 308); наконец, собор 1584 г. обобщил все эти частичные ограничения общей формой (Собр. гос. гр. и дог. I, N 202). Для церкви осталась, таким образом, возможность приобретать имущества только через пожалование со стороны государства, но этот источник уже не был так обилен, как прежде, при общем стремлении государства к сокращению церковных имуществ.

Такие отрицательные меры (не позволявшие церкви расширять свои владения), переходят уже тогда в положительные попытки секуляризации; стремление к ней появилось с XVI в. в учении Нила Сорского и Максима Грека: государство основывало свои права при таком отношении к церковным имуществам на том, что имущества эти были дарованы церкви для исполнения ею известных государственных задач, а именно для призрения бедных, мер против голода, распространения народного просвещения. "Церковное богатство - нищих богатство, возраста для сирот и старости и немощи и в недуг впадшим прокормление... странным прилежание... вдовам пособие и девицам отребы, в пожаре, и в потопе и полоненным искупление, в гладе прекормление, в худобе умирающим... погребение. Того ради на потребу церковную имения свои люди давали" (см.: Калачов. "О значении кормчей", стр. 1 22). Когда же выполнение всех этих задач государство мало-помалу принимало непосредственно на себя, то полагали, что тем было уничтожено raison d'etre церковных имуществ. Кроме этой специальной причины, к церковным имуществам главным образом применяется и общая мысль о зависимости прав собственности частных лиц и учреждений от государства. Во время литературной полемики между сторонниками и противниками секуляризации первые нередко исходили из принципа, что имущества дарованы церкви государством. Им (как и нам теперь) известно, что громадное количество имуществ попало в руки церкви не от государства, а от частных лиц. Но противники имущественных прав церкви и не думали утверждать нелепую мысль, что все имущества пожалованы ей государством; они хотели выразить, что все имущества перешли к церкви с помощью авторизации государства. Из актов XIV и XV вв. мы видим, что монастыри просят великих и удельных князей "освободить им купить землю". В 1421 г. вел. кн. Василий Дмитриевич "дал" митрополиту Фотию купить деревню (ак. арх. эксп., I, 20); в 1437 г. белозерский князь Михаил Андреевич позволил Фера-понтовской пустыни купить себе пустоши (там же, N 36); в купчих писали: "доложа тиуна княжеского... купил" (ак. юрид., N 72); удельные князья и их жены жалуют монастырям землю, "доложа своего господина великого князя" (ак. ист., I, N 29); удельный князь завещает (1481 г.) монастырю 40 деревень, но прибавляет: "господин мой и брат мой старейший князь великий велит им отвести 40 деревень" (Собр. гос. гр. и дог., I, стр. 272) и т.д. Это не простое утверждение или укрепление частных сделок возмездных и безвозмездных. Дозволение предшествует сделке, а не сопровождает ее; государство вмешивается в нее элементом своего пожалования. Государство не только Московское, но и республиканское - Новгородское и Псковское - считало себя вправе распоряжаться церковными имуществами как имуществами общественными для наилучшего достижения выраженных вышецелей; государственная власть считала себя вправе передавать имущества одного церковного учреждения другому, как, например, это сделало псковскоевечев 1471 г., отдав монастырю земли и угодья Троицкого собора (П. с. р. л. IV, стр. 237-238). В В. Новгороде весьма нередко происходили частные случаи экспроприации имуществ для нужд государства, как это видно из посланий митрополитов к новгородскому правительству; в послании митрополита Феодосия к новгородскому владыке Ионе читаем: "А вы бы, мои дети - посадники и тысяцкие и бояре В. Новгорода, не вступалися в церковные пошлины, ни в земли ни в воды, блюлися бы казни святых правил" (ак. ист., 1,77).

Та же точка зрения усматривается и в действиях московского правительства: вел. кн. Иоанн III по присоединении Новгорода завладел частью его церковных имуществ, оправдывая свой поступок тем, что эти земли "занятей испокон вел. князей, а и захватили сами" (такой неправильный текст, сообщаемый Татищевым - кн. V, стр. 67, - исправляется проф. Павловым так: "зане ты и волости испокон великих князей, а захватили их церкви сами"); здесь частные права владыки и монастырей противополагаются правам государства, без воли которого (пожалования) ничьи частные права не имеют силы. Известно, что московские великие князья никогда не признавали за новгородским правительством полных суверенных прав. Приняв, далее, во внимание, что русское государство никогда не отделяло себя от церкви и задачи церковного управления признавало своими, мы поймем, как легко было тому же Ивану III и его знаменитому внуку прийти к мысли о полной секуляризации церковных имуществ. Само собою разумеется, что в попытках секуляризации немалую роль играло влияние западных идей Реформации, но оно далеко не составляет сущности дела.

Попытку секуляризации сделал вел. кн. Иван Васильевич в 1503 г.: "восхоте отнимати села у св. церквей и монастырей" (см.: Павлов. "Ист. очерк секуляр. церк. земель в России", ч. I, стр. 39); попытка отражена анафемой: "вси обидящи Божия церкве и монастыреве, отнимающе от них данные тем села... да будут проклята" (чин православия в некоторых кормчих). Нил Сорский, Вассиан Патрикеев и Максим Грек отвергали право только монастырей и только на владение населенными имуществами; против этого учения Иосиф Волоцкий выставил теорию о принадлежности имуществ не монахам, а учреждениям. Есть известия о попытках царя Иоанна IV (1550 и 1580 гг.), а также Лжедмитрия I совершить секуляризацию церковных имуществ. Государство XVI в. не могло достигнуть того, что суждено было осуществить государству конца XVIII в. Но тем не менее усилия его не остались тщетными: оно успело отчасти добиться того, что впоследствии осуществил Петр В., т.е. обращения церковных имуществ под контроль государства. Уже на Стоглавом соборе было постановлено, что монастырская казна подлежит учету царских дворецких и дьяков; новый настоятель, "усчитывая" прежнего "во всяком приходе и расходе", составлял описи и отправлял их в приказ Большого дворца (Стоглав, стр. 235,297-298, по Каган, изд.); в конце своею царствования Иван IV достиг и большего: по сказанию Горсея, он потребовал точного "инвентаря всех сокровищ и доходов церковных" и затем из излишка этих доходов взял (по словам Горсея, вымучил) у епископов 300 000 фунтов стерлингов на чрезвычайные расходы государства. Сличая это сказание с текстом соборного приговора 1580 г. (Указ. рос. законов Максимовича, I, стр. 303), видим, что мера Грозного не была случайной и временной; там читаем: "Во-первых, да исчислятся вся освященных архиепископов, и епископов и монастырей оброки и уравняются по чину коегождо: архиепископам всем поровну, владыкам меж собою поровну, также старцам и старицам всюду по числу их поровну, елико на пропитание и одежды довольно да не оскудевают ни в чем, ни избыточествуют в пьянстве и непотребствах... А елико избытка, оное взята навоинский чин"*. Если бы эта мера осуществилась, то она совершенно равнялась бы перевороту, совершенному Петром, когда церковные имущества, не будучи присвоены государством, были, однако, взяты им в управление, а церковным учреждениям назначено содержание по штату. Но мера эта не удержалась в XVII в. После попыток Лжедмитрия и до Уложения царя Алекс. Мих. время было неблагоприятное для борьбы государства с церковью за имущества (при Михаиле Федоровиче управлял государством его отец - патриарх); Уложение и борьба царя Алексея с патриархом Никоном приближали развязку вековой борьбы, но сами вовсе не были заключительными актами ее.

______________________

* Полагают, что приведенное место церковного акта не есть приговор собора, а требование царя, обращенноек соборуй попавшее в приговор лишь по неправильности редакции. Но результаты, о которыхговорит Горсей. наводят на иную мысль.

______________________

Против стремлений государства к отобранию церковных имуществ церковь выставила принцип неотчуждаемости своих имуществ (как и в Западной Европе - manus mortua), ссылаясь на то, что этот принцип имел силу и в первые времена церкви в Византии/Однако такая мысль не подтверждается действительным знакомством с древневязантийским церковным правом. Неотчуждаемость церковных имуществ была выражена лишь VII новеллой Юстиниана (а не церковными постановлениями): "Neres ecclesiasticae alienentur autpermu-tentur aut creditoribus in specialem hypothecam dentur". Собор русских святителей 1503 г, дал следующее постановление: "Святители и монастыри земли держали и ныне держат, а отдавати их не смеют и не благоволят, понеже вся таковая стяжания церковная - Божия суть, возложена и наречена и дана Богу и не продаем" Никому же никогда же и в век века". На Стоглавом соборе то же начало выражено так: "Отчин и сел, которые даны на поминок церквам без выкупа, и иных церковных и монастырских земель и прочих недвижимых вещей, по священным божественным правилом, ни отдати, ни продати, но крепко хранити и блюсти" (под угрозой низвержения для епископа, изгнания из монастыря для игумена и отлучения - для прочих: Стогл. Казан, изд., стр. 338-341). А.С. Павлов полагает, что здесь в первый раз установлен и провозглашен принцип неотчуждаемости церковных имуществ; постановления же собора 1503 г. будто бы относятся не к неотчуждаемости, а к неотъемлемости церковных имуществ. Но с этим согласиться трудно: собор 1503 г. говорит не только об отнятии церковных имуществ, но и о продаже их. В конце XVI в. (1580) начало неотчуждаемости стало общим принципом: "Елико есть земель... что до того данная Богови... из митрополии, из епископии и из монастырей не исходит и вотчины ни которым судом, ни тяжею, у митрополита, и у владыки у монастырей не отъемлют и не выкупают". Здесь устраняются притязания государства на церковные имущества, притязания частных лиц - родичей - на выкуп родовых имуществ, отчужденных церкви (на что государственный закон никогда не давал своей санкций) и, наконец, отчуждение вотчин по приговору (последнее вовсе не имело бы смысла, если не предполагать, что здесь речь идет о том же выкупе имуществ). Неотчуждаемыми имуществами признаны земельные (но не дворы в городах: см ак. арх. эксп., 1,308). В древней русской церкви до Иоанна III этот принцип никогда и ни в чем не проявился; наоборот, есть факты совершавшихся сделок, по которым церковные имущества отчуждались всеми способами (см. ак. юрид., N 71, XXVI, N 78, 257; Ак. эр. эк. III, N 202; Ак., отн. до юрид. быта, II, N 156,1-VI и XVI); что впрочем совершались возмездные сделки отчуждения, особенно мена*. Тем не менее принцип неотчуждаемости не был произвольно измышлен отцами русской церкви в начале XVI в. Это учение развилось естественно, находя себе в России самую благоприятную почву, ибо и все прочие имущества (родовые, общинные) также в сущности были неотчуждаемы.

_____________________

* Не следует, однако, относить к случаям отчуждения выкуп имуществ родственниками (как делает М.И. Горчаков): это было не правом, а обязанностью церковных учреждений.

_____________________

На огромных территориях церковных имуществ возможен был такой же процесс образования условных прав частных лиц, как и на государственных имуществах: церковные учреждения раздавали земли своим служилым людям или на правах жалованных вотчин (без права свободного отчуждения), или на правах поместного владения. Равным образом, так как церкви принадлежали иногда целые волости, то в этих последних сохранялись и развивались права общинного (крестьянского) владения с такими же отношениями к правам церкви, в каких стояли черные волости к государству.

3. Тяглые имущества или черные (общинные) земли

а) Происхождение и виды общин. При образовании частных прав на землю родовой характер получили только такие имущества, которые принадлежали более знатным родам. Такие роды, владея обыкновенно значительными участками, обрабатывали их не собственными силами. Все остальные роды, осев на местах, превратились в общины (см. часть I). Долго сохранялись в общинах следы прежнего родового единства, но так как общинная связь была основана преимущественно на единстве местожительства и усвоение чужеродцев здесь было возможно в более значительных размерах, то общинная связь опиралась более на тесное общение прав поземельного владения, чем на сознание родового единства.

Общиной в тесном смысле называется союз домов, имеющих общее (выборное) управление и общее владение и пользование землей. Первое условие создает черты государственного права, уже указанные (см. часть I); здесь речь идет о вещных правоотношениях общин. Простая община в первом периоде называлась "весью", в Московском же государстве - "селом"; но общины составляют концентрические круги; как внутри села (и деревни) могут быть меньшие (естественные и договорные) сообщества, так союз нескольких сел составляет волость (термин, общий обеим периодам), которая и может быть признана главным субъектом права на землю. Союз волостей представляет государство ("землю"), которое в высшем смысле и признается верховным субъектом, обладающим правом над всей землей. Здесь-то всего яснее открываются основания тех ограничений прав частных лиц, которые так заметны в Московском и первую эпоху Литовско-Русского государства. В более живом и конкретном образе обширная форма общины - земля - является в казацких землях (Донекой, Яицкой), но в целом Московском государстве это составляет лишь исключения: точным типом общины как субъекта в частном праве остается волость (права подчиненных общин будут указаны ниже).

Совершенно такое же значение имеют простые общины большого объема, т.е. города (посады). Частные права их должны рассматриваться вместе с правами волостей, некоторые посады, именно самые большие, делятся на части - меньшие общины, называемые сотнями. Последние в правах посада имеют такое же участие, как села в правах волостей. Скажем сначала о черноволостных, потом о городских имуществ ах.

б) Черные волостные земли. На севере в XIV и XV вв. поземельные общины несомненно существовали повсюду, в чем нас убеждают поземельные акты тех времен. Представители имущественных (как и других) прав волости, административные выборные лица - старосты и сотские; но так как лица эти меняются, то постоянным выразителем имущественных прав волости была волостная казна, технически называемая "столец", например, "та земля Оглолино тянула к столцу к Залесью... Жил на Оглоблине отец мой, а потуги тянул с крестьяны всеми к Залесью к столцу" (Акты, изд. А.А. Федотовым-Чеховским, I, N 34).

Имущественные права общины. Имущественные права общины можно рассматривать только начиная с XV в. (т.е. с того времени, когда о них существуют достаточные исторические свидетельства). В XV в. община обладает всеми гражданскими правами, а именно обязательственными, наследственными и вещными.

Предметом общинных вещных прав служат преимущественно недвижимые вещи - земли, именуемые в Московском государстве черными, и дворы. Здесь следует рассмотреть права общины на имущества, находящиеся в непосредственном ее обладании, и отношение ее к имуществам, отданным частным лицам (членам) в пользование.

В непосредственном пользовании общины находятся воды, леса, луга, выгоны, необработанные участки (пустоши), а равным образом обработанные, но запустевшие. Что касается, в частности, лесов и вод, то в ту эпоху они уже не считаются res nullius и в писцовых книгах приписываются к известной волости как ее собственность. Впрочем, иногда леса и воды приписываются в общее владение нескольких соседних волостей; иногда же, наоборот, право на них дробится между селами, составляющими волость ("лес у села и деревень вопче"). Лугами иногда пользовались без раздела; косьба производилась общими силами или на деньги общины; скошенная трава делилась числом копен по тяглам (Борисов. "Акты о разделах, променах и переделах земли в XVII и XVIII вв." в Чтен. общ. ист. и др. Р., 1860., кн. III, смесь, стр. 5). Сущность прав на имущества, состоявшие в непосредственном пользовании общины, заключается не только в праве владения, но и в праве распоряжения: община (ее представители - староста и общий сход) отдает в срочное или бессрочное содержание новым поселенцам участки необработанной или запустевшей земли: "Мне тот лес дала волоса - староста с крестьяны и я избу поставил", - говорит на суде в 1490 г. один крестьянин (см. ак. юрид, N 6). Новый поселенец в своей записи пишет: "Се аз Григорий, Филимонов сын, дал есми на себя запись Тавренского стану Вахрамею Трофимову, сыну Воронину (т.е. старосте), и всем крестьянам Тавренския волости, что аз взял у них 12-ю долювбжи пустого с великого дни Пасхи Хр. J 04 г. до вешка же дни 105 году.. А покину (участок) и жилца не посажю, и на мне взять старосте в мир рубль денег" (ак. юрид. М 187). Волость меняет деревин (пустые) на другие имущества с соседними владельцами, например, "Деревни променяли Масленские волости крестьяне Кириллова монастыря старцам; а меняли старцы и волостные крестьяне, смотря по угодьям промеж себя полюбовно" (там же, N 151). Однако в принципе община имела полное право распоряжения только внутри себя самой; право же распоряжения" смысле отчуждения волостной земли сторонним лицам, не членам общины, было ограничено (в актах встречается только мена). Напротив, права приобретения имуществ для общин не были ничем ограничены, так, община может принимать в дар имущества от сторонних лиц и покупать их. Принадлежность права собственности выражается яснее всего в праве иена В более древнее время община практиковала внесудебную защиту своих прав не только по отношению к пахотным землям, но и по отношению к необработанным участкам; это последнее показывает, что она сознавала свое отвлеченное право на землю; в житиях нескольких святых рассказывается, что когда отшельник (например, Димитрий Прилуцкий) поселялся в диком месте, то соседние крестьяне выгоняли его, боясь захвата и обращения в церковные земли частей общинных земель. Но для нас, разумеется, важнее судебная защита, которая предоставлялась волости по отношению совсем видам ее имуществ; иски велись всегда от ее лица (а и от лица казны), причем земля черная именовалась "Божья да государева".

Осуществление прав общины на обработанные земли, находящиеся в частном пользовании ее членов, бывает двоякого рода: или волость оставляет за собой право распоряжения ими, или же отдает их в наследственное пользование частных лиц. В первом случае (но гораздо реже) осуществлением прав волости является периодический передел участков между ее членами. О существовании его свидетельствуют исторические памятники довольно поздние, например, акты Шуи с конца XVII в (см выше цит. соч. Борисова). Из них можно заключить, что переделы происходили через 10-летние периоды, совершались целым сходом участников и скреплялись особой записью в земской избе Перемены в лицах, участвующих в общинной земле, в продолжение периода передела, "е влияют на него, член общины может отчуждать свой участок, но если участок его переходит лицу, не принадлежавшему прежде к общине, а продавец выходит из нее, то все повинности с этого участка падали на покупщика. Были даже общинные земли и под огородами (в городах), также будто бы подлежавшие переделу (по словам Борисова; но в изданных им актах говорится только об отдаче их на оброк). Впрочем обычна члены общины владели участками долгое время без передела (см. выше); о владении оброчной и частном владения на тяглом; праве так называемых "своеземцев" также говорилось выше. Вечный владелец участка общинной земли может продать ее стороннему лицу - не члену волости. Приобретение участка "беломестцем", т.е. не тясгловым человеком, могла быть в ущерб прав общины; в силу этого установлено было право общинного выкупа,, как к родовых имуществах - право родового- выкупа..

Разрушение общинных нрав правами частных лиц (членов общины) шло горазда медленнее, чем в родовых имуществах и юродских тяглых, чему способствовала привлекательность волостных имуществ но их малоценности; но несомненно, что это разрушение шло.

Меньшие сельское общины и кооперативные союзы. В некоторых, частях Московского государства вместо высших общин (волостей) на первый план выступают меньшие составные частя волости, а именно села, или деревни, а также родовые общины - дворы (печища) и товарищества.

Что касается сельских общин и деревень, то уже довольно рано в них одних сосредоточиваются функции волостей и вместе е ними частные права на владение землей. Не только в средней, но ив северной Руси в конце XVI в, и в XVII в. часто не волость, а деревня ведает раздачей участков новым поселенцам: о"а производит разделы участков и владеет сообща лесами и угодьями. Кеврольский писец в 1686 г записал факт, что НЕКТО Щимилко Давыдов заложил покосы и пашни кеврольцам; писец не признал; элой сделки потому, что у него, Шумилка, та земля: была чужая, а не своя, дали ему мирские люди" (Е. Иванов. "К ист. крестьян; землевл." Докум. арх. ком. M.А.О.I, III, 430). Деревне принадлежит общинное право владения угодьями, так называемый судебник царя Федора, (ст. L76) говорит: "А что за которою деревнею угодья есть путики, или иное что, - ино про то сыскивати старыми жилцы, и сыщут в которой деревне - или в судной приписати (?) (может быть, "или в судной грамоте приписаны" эти угодья), - ино далним жилцам иным деревням к тем пугикам не ходити на чужие деревни, никоторого угодья угодовати не полюбовно" (т.е. без особое соглашения). Охранение: деревни-общины от вторжения чужих владельцев было тем необходимее, что нередко сами члены деревни подавали к тому повод: или продавали свои дали соседям, или сами переселялись в другие деревни с сохранением за собою земли в прежних деревнях Таким образом, происходит пользование землей наездом, т.е. жителями других поселений. Такое пользование утвердилось повсеместно в XVI и XVII вв.; Судебник царя Федора (ст. 161), стремясь сохранить общинную связь деревни, пытался установить следующее: "А кто наездом деревню пашет, и ему больше трех годов не лахати наездом, - либо скупат, либо спродавати с суда з жеребья; и огород ему по своей выте ставить" (т.е. пока в течение трех лет обязанность огораживать лежит на владельце. Предположенное Судебником не исполнилось (ибо и самый памятник не есть закон). Цель предположенного закона заключалась в том, чтобы каждая община состояла исключительно из владельцев - местных жильцов и не смешивалась с соседними общинами; трехлетний срок, назначенный для продажи участков (жильцами деревни) или скупки у них остальных участков, разумеется, не мог бы привести к цели, даже если бы такой закон был действительно объявлен: времена наступали другие - с XVII в. дело клонилось к утверждению частных прав членов общины на отдельные участки и к свободному гражданскому обороту их. Из актов XVII в. получается такой вывод: "Все деревни в хозяйственном отношении можно разделить на три группы: в одних вся земля распределяется между самими жильцами, и таких большинство; в других рядом с жильцами есть владельцы иных деревень, т.е. рядом с дворовой есть наезжая пашня; количество их значительно вырастает к концу столетия..." (П. Иванов, стр. 433). Крестьяне все более и более дорожат правом отчуждения своих долей и практикуют его: архиепископ Холмогорский Афанасий запретил было своим чухченемским крестьянам продавать и закладывать участки, но крестьяне обратились к нему с такой жалобой: "Пожалуй нас, сирот твоих, благослови нас меж собою земли свои, нужды ради, продавать и закладывать для того, что у нас прокормиться нечем, только не продажею земляною и закладом" (там же, стр. 429). Но пока, в XVI в. и ранее, общинные права были еще жизненны, участки обработанной земли и угодья подлежали владению общины. Само собой разумеется, что то же в высшей степени относится к лесам: в мнимом Судебнике царя Федора Ивановича (ст. 174) постановлено: "А у которых сел и деревень есть молоди, - и тех молодой прежних выпашет (выпашень?) и тех лесов складниками (складникам) меж себя без делу и без жеребия ни сетчи, ни пахати; а кои складник без делу молоди высечет или пашет, а иной складник не сек, а выть ему таковаж в хлебе, хоти он и ставил того же лесу". То есть в каком-то селе или деревне есть молодые заросли по прежним пахотным полям, то они не могут подлежать свободной эксплуатации каждого: вновь распахивать их могут товарищи (члены общины) по соглашению и разделу (общее пользование всякому предоставлено лишь в общих черных лесах "царских", как сказано выше). Хотя здесь употреблен термин "складник", что означает члена товарищества (а не общины), но в данном случае этот термин применен к членам общины, ибо речь идет о "селе и деревне" (в том смысле, какой имеют эти термины в конце XVI в.).

Деревня представляет уже очень мелкую единицу, заключая в себе в большинстве случаев три-четыре двора, и в редких случаях достигает 15 дворов. Но есть деревни, состоящие из одного двора. В последнем случае эта форма общины совпадает уже с последней наименьшей клеточкой общинных форм - двором. Древний двор нельзя рассматривать как внешнюю семью, и еще менее как индивидуальное лицо - владельца дома.

Хотя окладничество есть договорное отношение и права товарищей на землю суть condominium, а не общинное право, но такое понятие применяется и к явлениям семейного быта: так, приданое (древнее складство: см. рядную Тешаны в Хрест. по ист. рус. пр., вып.) есть вступление в товарищество одного лица (жены) с другим (мужем); в примачестве "из имущества зятя и тестя составляется складной живот, откуда и сделки иногда получали название складных" (Иванов). Если полноправный член семьи отчуждает свою (идеальную) долю общесемейного имущества стороннему, то этот последний становится складником семьи взамен продавца, почему и образуется довольно пестрый состав населения двора, например: "Мишка Федоров владеет по купчей 138 г., в том же дворе Андрей Хомутов владеет по старине" (Иванов, ст. 418). Таким образом, как семья превращается в товарищество, так договорное товарищество подчиняется формам семьи*.