Не-дуальность

Если ваш ум не убегает от поисков, или мыслит ложно, или связывается с объектами, тогда этот самый горящий дом страсти сам по себе есть место убежища от трех миров. Не говорил ли Будда: «Не пребывая ни в каком положении или зависимости, не испытывая никакого различения, ясно видишь безбрежное хозяйство реальности и постигаешь, что все миры и все вещи равны и недуальны».

Хотя бодхисаттва «далеко продвинутого» уровня ведет себя вроде бы так же, как и отстающие, он не забывает о буддийских учениях; хотя он и выглядит рядовым участником всех мирских дел, он непрестанно практикует все пути, ведущие за пределы мира. Это реальные, целесообразные средства внутри горящего дома страсти...

Лишь преодолев весь путь, вы можете сказать, что несчастье само по себе есть просветление, а неведение тождественно великой мудрости. Внутри чудесного ума изначального безбрежного покоя — чистого, ясного, совершенного озарения — нет ни единой вещи, которая могла бы создать препятствие. Это подобно пустоте космического пространства...

Одна из самых фундаментальных проблем, которая должна предстать перед каждым, идущим по пути к просветлению, заключается в том, что, когда вы становитесь просветленными, все, через что вы прошли, выглядит иллюзорным. Это совсем как при пробуждении, когда целая ночь сновидений сразу становится нереальной; вы даже не думаете о них. Но пока вы спите, сновидения очень реальны.

Странным образом, пока вы бодрствуете, вы можете сомневаться, реально или нереально то, что окружает вас.

По крайней мере, сомнение возможно. Кто знает — вдруг вы видите просто сон? Но во время вашего сновидения даже сомнение невозможно. Вы не можете усомниться: «То, что я вижу, возможно, нереально». Сновидение оказывается более глубоко укорененным в уме, чем наша так называемая реальность.

Реальность, по крайней мере, позволяет сомневаться. Сновидение не позволяет сомневаться. Фактически это единственный критерий различий между ними. Если вы можете сомневаться, значит, вы бодрствуете. Если вы не можете сомневаться, значит, вы крепко спите. Очень странный критерий, но это единственный критерий.

Поскольку все религии направлены против сомнения, они уничтожили самый фундаментальный критерий, доступный человеку. Все религии мира, без исключения, настаивают на вере. А вера — это противоположность сомнению. Человек может натренировать себя до такой степени, что сомнение не возникает — но тогда он утрачивает единственный критерий для различения между тем, что реально, и тем, что нереально.

Сновидения не могут подвергаться сомнению — а реальность может.

В жизни Чжуан-цзы произошел один замечательнейший эпизод. Как-то утром он сидел в своей кровати — очень печальный, очень серьезный... а печаль и серьезность были абсолютно противны его природе, его философии. Это был очень веселый человек. Он писал самые абсурдные истории с очень глубоким смыслом — нелогичные, иррациональные, но притом указывающие истину.

Его ученики собрались и забеспокоились: «Такого никогда не случалось, он никогда не бывал печальным. Он, человек смеющийся, выглядит таким серьезным. Быть может, он болен, или что-то произошло?»

Наконец какой-то ученик спросил: «В чем дело, мастер?»

Чжуан-цзы сказал очень серьезно: «Проблема почти за пределами моего понимания, и я не думаю, что вы каким-то образом сможете помочь мне, но все же я расскажу вам. Ночью мне приснилось, что я стал бабочкой».

Все ученики рассмеялись и сказали: «Незачем быть серьезным по такому поводу. Это было только сном, поэтому тебе не нужно так переживать... сейчас ты бодрствуешь, сон закончился».

Он сказал: «Сначала выслушайте всю историю. Когда я проснулся этим утром, странная идея возникла в моей душе: Если Чжуан-цзы может стать бабочкой в своем сновидении, почему же не может бабочка стать Чжуан-цзы в своем сновидении? Кажется, нет логической причины, почему бабочке не может присниться, что она — Чжуан-цзы».

Ученики по-прежнему говорили: «Тебе нет нужды беспокоиться о бабочках! Пускай они смотрят сны, какие захотят увидеть, но зачем ты скорбишь?»

Чжуан-цзы сказал: «Вы все еще не уловили проблемы. Проблема для меня теперь — кто же я? Не бабочка ли я, которой снится, что она — Чжуан-цзы? Поскольку Чжуан-цзы смог быть во сне бабочкой, как же мне убедиться, что я не просто бабочка, которой снится, что она — Чжуан-цзы?»

Ученики и сами опечалились, потому что это действительно оказалось неразрешимой проблемой. И она оставалась неразрешимой почти двадцать пять веков. К сожалению, я не был там, среди его учеников, потому что, по-моему, вот главный критерий: пока вы были бабочкой в своем сне, была ли у вас какая-нибудь проблема? Было ли там какое-нибудь сомнение? Теперь же, когда вы бодрствуете, вы можете сомневаться — кто знает, вдруг вы бабочка.

Это единственное различие между сном и реальностью: реальность позволяет вам сомневаться, а сновидение не позволяет сомневаться. Очевидно, вы Чжуан-цзы, так что не беспокойтесь. Безусловно, вы не были бабочкой, это был сон — потому что он не давал вам сомневаться.

По-моему, способность сомневаться есть одно из величайших благ человечества. Религии всегда враждовали, потому что они подрезали самые корни сомнения; и была причина, почему они поступали так: потому что они требовали от человека веры в определенные иллюзии, которые они проповедовали.

И вот человек верит, что, если он молится убежденно, искренне... тогда Кришна может посетить его или Иисус может появиться перед ним. Это — способы вызова сновидений в то время, когда вы бодрствуете, когда ваши глаза открыты. Но поскольку вы бодрствуете, вы можете сомневаться. Поэтому сперва сомнение должно быть уничтожено, иначе Иисус может предстать перед вами, а вы начнете сомневаться — кто знает, возможно, это только иллюзия. Где доказательство, что это не моя иллюзия?

Есть тысячи людей в сумасшедших домах во всем мире, которые верят в свои иллюзии так глубоко, что разговаривают с людьми, которых вы не видите — только они могут их видеть. Они не только говорят, они получают и ответы — они работают за двоих! Самое удивительное: когда они говорят от одной стороны — от себя, — у них свой собственный голос, а когда они отвечают от имени Иисуса Христа, их голос изменяется. Он обладает другим качеством, другим авторством. Вы можете видеть, что они выполняют и то, и другое — вопрос и ответ — и что рядом нет больше никого. Но поскольку они не могут сомневаться, их иллюзия становится реальностью.

Позвольте мне сказать вам:

Если вы можете сомневаться, даже реальность становится иллюзорной.

Почему такие люди, как Гаутама Будда, так настаивали на том, что все сущее — исключая ваше свидетельствующее Я, исключая ваше осознание — просто преходяще, создано из той же самой материи, что и грезы? Они не говорят, что этих деревьев тут нет. Они не говорят, что этих колонн тут нет. Пусть вас не вводит в заблуждение слово «иллюзия».

В английском языке нет точного перевода слова майя; в английском нечто либо реально, либо оно иллюзорно. Майя как раз между ними двумя: она выглядит реальной, но она не реальна. Она кажется реальной, но она не реальна. В английском нет слова, которое точно передает майю. И это слово было переведено как иллюзия; но иллюзия — слово неподходящее. Иллюзия не существует. Существует реальность. Майя как раз между ними — она почти существует. Обратимся к повседневной деятельности: ее можно принять за реальность. И только в высшем смысле, с вершины вашего озарения, она становится нереальной, иллюзорной.

Проблема в том, что все, что становится иллюзорным при переживании просветления, не могут представить себе иллюзорным люди непросветленные. Как вы можете подумать, что ваша жена, ваш муж, ваш дом, ваш автомобиль, ваши соседи... что все это просто сновидение?

Это не сновидение в том смысле, как вы знаете сны; потому слово майя должно быть сохранено непереведенным, ведь майя не означает сон. Оно просто означает, что вещи не вечные не могут быть признаны реальными. Они родились, они есть, и они постоянно умирают. С того самого мгновения, когда что-то родилось, оно начинает умирать — какая же это реальность?

Ваше рождение было началом смерти. С тех пор вы не занимались ничем, кроме умирания, — каждый день, беспрерывно, — хотя процесс этот очень медленный. Семьдесят или восемьдесят лет может потребоваться вам, чтобы достичь своей могилы, но вы двигались в этом направлении с тех пор, как оставили свою колыбель... последовательно... не беря ни единого выходного, никогда не сбиваясь с пути. Тут нет способа сбиться с пути! Что бы вы ни делали, куда бы вы ни шли, вы движетесь в направлении кладбища. Когда-то вас не было... однажды вас снова не станет — несмотря на то, что вы просуществовали семьдесят лет.

Ваш сон тоже существует, пока он есть. Он может длиться только семь минут, или семьдесят минут — это не составляет никакой разницы. Сон родился, он остается здесь... он воздействует на вас, как воздействует на вас что угодно реальное, а потом он умирает.

Такова же природа нашей так называемой реальности. Возможно, этот сон продолжается дольше, в большем масштабе. Но миллионы людей прошли здесь до нас, а мы не знаем даже их имен. Мы не знаем, что они влюблялись, что они сражались, что они убивали, что их убивали, что они совершали самоубийства, что они становились премьер-министрами, президентами, супербогачами... и все они исчезли, словно были не чем иным, как письмом на воде — или, самое большее, письмом на песке. Оно немного задерживается, потом приходит резкий ветер, и все написанное исчезает.

Согласно людям просветленным, то, что просто написано на воде... или пусть это написано на песке, или это может быть написано на граните и сохраняться тысячелетиями — разница лишь во времени; другого различия нет. Разница только в среде — вода, песок или гранит. Написано всегда одно и то же: когда-то его не было, на какое-то время оно появляется, однажды оно опять перестает быть.

Все приходит из ничего и все движется в ничто — это и есть смысл майи. Это не означает «нереальное», потому что написанное на песке тоже реально. Даже написанное на воде имеет собственную реальность, хотя оно и очень мимолетно — вы еще и не написали, а оно исчезло! Написанное на граните будет сохраняться тысячелетиями. Все же определенно одно: все это реально, но однажды оно пришло из ничего, и однажды оно возвратится в ничто. Таков смысл слова майя. Это не равнозначно иллюзии.

Человек просветленный видит все сущее как майю. Оно приходит в существование, оно исчезает. Это не вечная действительность, которая никогда не начинается и никогда не кончается.

Весь поиск истины есть поиск того, что остается всегда и всегда одно и то же. Оно не приходит в существование и не уходит из существования. И тысячи искателей пришли к тому же самому выводу: что есть только одна вещь — только одна вещь во всем сущем, которая остается всегда одной и той же, — это ваше осознание.

За исключением осознания, все есть майя.

Только осознание — наблюдатель внутри вас — принадлежит вечной реальности — и есть единственная реальность.

Оно никогда не рождается... никогда не умирает. Оно всегда было и оно всегда будет.

Опыт просветления делает это совершенно ясным. Но перевести это на язык, понятный людям, у которых еще нет этого опыта, всегда было великой проблемой, порождавшей множество заблуждений.

Например, если вы называете мир иллюзорным, то люди думают: «Тогда какая разница между хорошим и плохим? Святой ты или вор, это все одно и то же — просто сон. Убиваешь ты кого-то или спасаешь тонущего — это все одно и то же, оба действия иллюзорны, поэтому нет ничего, что может быть названо моральным, и ничего, что может быть названо аморальным». Это очень беспокоит общество и очень беспокоит людей, которые должны управлять обществом и его делами. Действительно, нет способа перевести переживание просветления на языки спящих людей. Приходится использовать их слова, а их слова имеют собственные оттенки значений. Стоит вам сказать что-то, как вы уже чувствуете, что облекли истину в слова, которые будут превратно истолкованы.

Наша страна оставалась в рабстве две тысячи лет, и одной из самых основных причин этого была идея, что все иллюзорно. Свободна страна или порабощена — не составляет большого различия. Индией управляли столь незначительные варварские племена — а ведь это такой обширный континент; это же просто невероятно, чтобы такой большой страной могло управлять незначительное племя. Но причина была в том, что Индия никогда не оказывала никакого сопротивления. Она никогда не сражалась. Она попросту признавала рабство как часть сна. Свобода — это сон, и рабство — это сон...

Люди, приезжающие из развитых стран, не могут поверить этому — такая страшная бедность, и этот бедный народ совершенно доволен. Богатые люди в развитых странах в таком сильном мучении, беспокойстве, страхе... такая большая неудовлетворенность. А люди на Востоке, особенно в Индии, не имеют ничего — и при этом кажутся вполне довольными.

Причина в том, что люди, подобные Гаутаме Будде, Махавире, Неминатхе, Адинатхе, — длинная последовательность просветленных людей — рассказывали о своем опыте: когда они приходят к предельной высоте своего сознания, вся жизнь оказывается просто миражом... это просто майя, магическое создание, лишенное субстанции. Они были совершенно правы, но они забыли одну вещь: люди, к которым они обращались, — не просветленные.

Порой даже величайшая истина может стать бедствием. Так было и в нашей стране. Бедность признавалась, рабство признавалось, поскольку это все только сны — нет нужды переживать из-за них. Это может стать опасным. Это и оказалось опасным; поэтому я и не говорю, что этот мир — сон. Я вижу, что такие толкования оказались очень опасными.

Тут не было умысла со стороны просветленных людей, но все же ответственность ложится на их плечи. Они говорили эти вещи людям, которые не были готовы понимать их. Было совершенно очевидно, что те люди могут понять превратно — они и понимали превратно.

Индия жила в бедности без всякой революции. Сама идея революции неуместна — никто никогда не восстает против сновидений. Просто признают, что сна не существует, что сон не имеет ни малейшего значения. Но для невежественных людей это не безразлично — голод имеет значение!

Я оказался в чрезвычайном затруднении — как высказать высшую истину людям? Вопрос в том, какой эффект будет произведен в их умах и в их жизни... если сказать голодающему человеку, когда он умирает от истощения: «Не беспокойся — все это только сон».

Мне вспоминается одна история... В Древнем Китае колодцы делали без всякой ограды. Была большая ярмарка, и один человек упал в колодец; было так шумно, что, сколько ни кричал тот человек из колодца, никто не слышал его.

Случайно буддийский монах проходил мимо колодца, и поскольку он привык к тишине, ему удалось расслышать даже в ярмарочном гаме, что кто-то кричит из глубины колодца. Он подошел ближе, и тонущий сказал: «Пожалуйста, спаси меня».

Буддийский монах сказал: «Нет смысла. Каждый должен умереть; это лишь вопрос времени. Оставайся спокойным. Великий Гаутама Будда сказал, что жизнь — это только сон, поэтому, если ты во время сна упал в колодец, не кричи понапрасну. Успокойся».

Человек сказал: «Я готов выслушать все твои поучения — но сперва, вытащи меня!»

Он поверить не мог тому, что кто-то станет читать ему столь странную проповедь в такой ситуации, когда он гибнет!

Но буддийский монах сказал: «Наш мастер Гаутама Будда говорил: Никогда не вмешивайся в чужую жизнь! Так что я лишь одним могу помочь тебе — дам реальное поучение: если ты сможешь быть тихим и умиротворенным во время смерти, то будешь рожден на более высокой ступени сознания».

Человек сказал: «Я просто хочу выбраться из этого колодца — а не рождаться на более высокой ступени!..»

Но буддийский монах продолжал свой путь.

Конфуцианский монах услышал человека и заглянул внутрь. Тонущий сказал: «Ты не буддист?» — а конфуцианцы очень прагматичны. Они не просветленные существа и не идеалисты. Они очень моралистичны, реалистичны, практичны. Они не верят ни в какую иную жизнь после смерти. Они не верят, что сознание имеет изолированное существование. Поэтому тонущий сказал: «Как хорошо. Я рад, что пришел конфуцианец, потому что только что буддийский монах прошел мимо, посоветовав мне успокоиться и мирно умереть».

Конфуцианский монах сказал: «Не беспокойся! Я пойду к людям и подниму революцию в стране».

Человек спросил: «Зачем?»

Конфуцианец сказал: «Наш мастер Конфуций говорил, что вокруг каждого колодца должна быть ограда. Вопрос не только в твоей жизни; это вопрос миллионов человеческих жизней. Ты не должен беспокоиться о своем крошечном я. Думай о грядущих поколениях и чувствуй удовлетворенность оттого, что встретился со мной. Я вызову великий переворот во всей стране, так что каждый колодец будет огражден».

Человек сказал: «Это совершенно прекрасно, но что же со мной? К тому времени как революция достигнет цели, и каждый колодец будет огражден, я погибну».

Конфуцианец сказал: «Мне очень жаль, но я верю в социальные перемены. Нас интересует общество, а не индивидуальности...»

Как раз вслед за ним подошел христианский миссионер с ведром и веревкой и, прежде чем человек успел сказать что-нибудь, спустил вниз ведро со словами: «Мы поговорим позже. Сначала тебя надо спасти. Садись в ведро, и я вытащу тебя».

Выбравшись из колодца, человек сказал: «Ты единственная религиозная личность. Тот тип только что ушел поднимать революцию — а мне погибать здесь! Другой пожелал мне родиться на более высокой ступени сознания... Но ты действительно религиозен. Только один вопрос: зачем ты носил это ведро с веревкой?»

Христианский миссионер сказал: «Я всегда рядом и готов к любой критической ситуации, потому что Иисус Христос говорил: Если вы спасаете людей, если вы служите людям, безмерной будет ваша награда в Царстве Божьем! Поэтому не думай, что я заинтересован в твоем спасении; мой интерес в том, чтобы совершить больше добрых дел. Я буду бороться с тем конфуцианцем, потому что его революция не даст людям падать в колодцы. Это означает, в конечном итоге, что мы не сможем спасать их, а без их спасения нет пути к Царству Божьему. Я спас тебя — научи же и своих детишек падать в колодцы... а я всегда рядом. Можешь позвать меня — и я всегда готов к любой критической ситуации. Это и есть все мое служение людям».

Религии вообще не интересовало человечество в целом. Я не могу сказать голодным людям: «Ваш голод просто сон», как не могу сказать жаждущему человеку: «Умри с миром. Не проси воды, не требуй ничего, потому что это будет оказывать плохое влияние на твою будущую жизнь».

Вы можете понять мое затруднение. Я абсолютно осознаю, что все иллюзорно, и все же мне не хочется давать людям эту идею в качестве системы веры, потому что такая система веры, без опыта, будет разрушать всю их жизнь всеми способами. Я хотел бы, чтобы они вступили на путь и постигли сами, что это означает — что жизнь является просто сном, или майей, — и освободились от этих иллюзорных страданий, мучений, боли.

Помогайте и остальным восходить к тому же медитативному сознанию. Но не давайте людям идей в качестве верований, которых у них нет, как своего опыта, — потому что они начнут поступать в соответствии с ними, и их действия станут чрезвычайно опасными для них же самих.

Индия настрадалась достаточно от своих просветленных людей. Никакая наука не могла развиваться на этой земле. Математика была впервые открыта здесь, но она не могла произвести Альберта Эйнштейна. Многие научные изобретения получили свое начало на Востоке. Первые печатные прессы родились в Китае три тысячи лет назад, первые денежные банкноты — две тысячи лет назад.

Но наука не могла прогрессировать, поскольку если господствует идея, что все иллюзорно, то какой же смысл в исследовании и анализе иллюзорного мира? Поэтому там были потрясающие гении, но все они были преданы только одной задаче — найти свое собственное внутреннее сознание. У них не было интереса к внешнему миру.

Идея медитации и просветления вызвала интроверсию; прямо противоположное произошло на Западе. Запад экстравертен. Он смотрит только наружу — внешнее реально, а внутреннего не существует; оно иллюзорно. Но в некотором смысле, оба суть одно и то же. Восток признает одну половину, внутреннюю, и отрицает другую половину, внешнюю; Запад признает одну половину, внешнюю, и отрицает другую половину, внутреннюю.

Запад стал научно, технологически богатым, но утратил свою душу. Он обеднел духовно. Восток был духовно богатым, но он упустил всю хватку во внешней реальности и стал настолько бедным, что к концу этого столетия, вероятно, половина населения Индии — то есть пятьсот миллионов человеческих существ — умрет. И такое положение будет не только в Индии, но и во всех восточных странах, которые остаются бедными. Это не случайно. Мне абсолютно ясно, почему так произошло: человека никогда не обучали целому.

Я стою за целого человека. Его окружение я не буду называть иллюзорным, я назову его «изменяющейся реальностью»; его внутренний мир — это «неизменная реальность». Только такое различие я признаю. Переменная реальность обладает своей красотой, точно так же как и неизменная реальность обладает своей красотой. И обе должны осуществиться.

Человеку религиозность так же необходима, как необходим ему научный подход. Наука — для внешнего, объективного мира, а религия — для внутреннего, субъективного мира. Если обе они могут расти одновременно, как два крыла птицы, тогда есть целостность. И, по-моему, когда человек целостен, только тогда он святой.

Наши ученые нецельны, наши святые нецельны. Целостный человек еще не пришел в мир. Каждое мое усилие — заставить вас осознать, что мир нуждается крайне, безотлагательно в рождении цельного человека, — человека, который не расщеплен на внутреннее и внешнее. Лишь такой человек может сделать существование прекрасным, может сделать свое осознание великим светом, великой радостью.

Я с самого начала против того, чтобы называть мир иллюзорным. Это изменчивая реальность, это поток. Действительно, если бы это не была изменчивая реальность, было бы очень скучно. Ее беспрестанная перемена климата, переходы дня в ночь, ночи в день; беспрерывная смена жизни смертью, смерти жизнью поддерживает заинтересованность, поддерживает приключение, постоянно влечет к исследованию неведомых территорий.

То же самое верно относительно внутреннего мира.

Если бы он тоже изменялся, то вы не были бы одной и той же личностью два дня подряд. Вчера вы заняли у кого-то деньги; на следующий день — вы уже не тот, от кого предполагается возврат. Занимал кто-то другой — вы не та личность. А если и внутреннее, и внешнее оба беспрерывно изменяются, тогда по отношению к чему вы увидите, что они изменяются? — перемена требует чего-то неизменного в качестве опоры.

Ваше осознание есть центр циклона.

Все вокруг вас продолжает изменяться; только вы, в сокровенной внутренней сущности, остаетесь всегда одним и тем же. Вот с таким пониманием я и буду вести речь о сутрах Да Хуэя.

Что касается «пустой, иллюзии», то она является иллюзией, когда создается и когда переживается тоже... Он не прав в этих словах — у него нет опыта просветления. Он остается интеллектуалом. Он никогда не поднимается к высотам разума, по крайней мере, до сих пор. Возможно, в следующих сутрах ему удастся войти в более высокие сферы, взлететь немного выше. Но, похоже, он совсем плохо осознает то, что высказывает, да еще с претензией, что он знает, о чем говорит.

Первым делом, что касается «пустой иллюзии»... Это же повторение терминов. Иллюзия очевидно пуста. Нет необходимости называть ее пустой иллюзией; это излишне, это ненужное повторение. Иллюзия означает пустая. Иллюзия означает, что в ней нет субстанции, — так зачем же называть ее пустой иллюзией? Разве есть иллюзии не пустые? Что это будут за иллюзии, если они не пусты, и как вы можете называть их иллюзиями, если они обладают субстанцией? Сновидения не обладают никакой субстанцией.

Такими терминами он может пользоваться только благодаря тому, что он слушал многих мастеров, читал многие писания; но это не его собственный опыт.

...она является иллюзией, когда создается, и когда переживается тоже.

Это совершенно абсурдно! Она является иллюзией лишь, когда вы не осознаете. В тот миг, когда вы осознаете и переживаете ее, она исчезает. Вы спали, и вы пробудились — вы что же, думаете, что сновидение продолжается, когда вы бодрствуете? В момент пробуждения сновидение закончено. Ваше осознание и ваши сновидения не могут продолжаться одновременно.

В тот момент, когда кто-то становится просветленным, все то, что являлось сном, исчезает. Он находит только чистое сознание повсюду во вселенной, просто океан сознания. Все формы, которые обычно являлись прежде, исчезли... лишь бесформенное, универсальное сознание. Сна нет нигде, иллюзии нет нигде. Благодаря такому переживанию он и говорит, что люди, которые живут бессознательно, живут в иллюзии. Там, где они видят формы, форм нет; там, где они видят великие вещи, нет ничего, нет субстанции.

Какая субстанция в ваших амбициях, какая субстанция в вашей жадности? Какая субстанция в вашей похоти, какая субстанция в вашем стремлении к власти? Даже если вы становитесь самым могущественным человеком в мире, Александром Великим, — какая субстанция в этом?

Когда Александр Великий отправлялся в Индию, он повстречал одного великого человека, Диогена. В их диалоге есть один замечательный пункт. Диоген спросил его: «Что ты собираешься делать после того, как завоюешь весь мир?»

Тот сказал: «После того как я завоюю весь мир, я собираюсь расслабиться, совсем как ты».

Диоген принимал солнечную ванну, обнаженный. Он жил обнаженным и, лежа на песке на берегу реки, наслаждался утренним солнцем и прохладным ветерком. Диоген рассмеялся и сказал: «Если после завоевания всего мира ты просто собираешься расслабиться, как я, то почему тебе не расслабиться прямо сейчас? Неужели необходимо завоевывать весь мир для того, чтобы расслабиться? Я вот не завоевывал мира».

Александр почувствовал замешательство, поскольку то, что говорил Диоген, было верно. А Диоген добавил: «Зачем тебе тратить свою жизнь на завоевание мира — только чтобы расслабиться, наконец, как это делаю я. Но этот берег достаточно велик — ты можешь приходить сюда, и твои друзья могут приходить. Целые мили, и с прекрасным лесом. И я не владею ничем. Если тебе нравится то место, где я лежу, я могу перелечь!»

Александр сказал: «Возможно, ты прав, но сначала я должен завоевать весь мир».

Диоген сказал: «Дело твое. Но помни одну вещь: думал ты когда-либо о том, что не существует другого мира? Как только ты завоюешь этот мир, ты попадаешь в затруднение».

Говорят, Александр сразу погрустнел. Он ответил: «Я никогда не думал об этом. То, что я так близок к завоеванию мира, просто удручает меня... мне ведь только тридцать три года, а другого мира для завоевания нет».

Диоген сказал: «Но ты же думал расслабиться. Если бы был еще один мир, я думаю, сначала ты завоевывал бы его и только потом — расслаблялся. Ты никогда не расслабишься, потому что ты не знаешь одной простой вещи о расслаблении: оно или сейчас, или никогда. Если ты понимаешь это — тогда ложись, брось эти одежды в реку. Если же не понимаешь, то забудь о расслаблении. И какой смысл в завоевании мира? Что ты собираешься приобрести этим? Кроме растраты своей жизни, ты не приобретаешь ничего».

Александр сказал: «Мне хотелось бы увидеть тебя снова, когда я вернусь. Прямо сейчас я должен идти, но я с удовольствием посидел бы и послушал тебя. Я всегда мечтал встретить тебя — я слышал столько рассказов о тебе. Но я никогда еще не встречал такого прекрасного и впечатляющего человека, как ты. Могу я сделать что-нибудь для тебя? Только слово, намек от тебя — и это будет исполнено».

Диоген сказал: «Если бы ты немножко отодвинулся... потому что ты закрываешь солнце. Это будет достаточной признательностью — и я останусь благодарным всю мою жизнь».

Когда Александр уходил, Диоген сказал ему на прощание: «Запомни одну вещь: тебе никогда не вернуться домой, потому что твои амбиции чересчур велики, а жизнь слишком коротка. Тебе никогда не удастся удовлетворить свои амбиции, и ты никогда не сможешь вернуться домой». И на самом деле случилось так, что Александр не смог достичь дома. Он умер, когда возвращался из Индии, прямо в пути.

Последние две тысячи лет был очень популярен вымышленный рассказ. Рассказ этот обладает неким значением и историчностью, потому что в тот же самый день умер и Диоген тоже. Оба умерли в один день — Александр на несколько минут раньше, а Диоген через несколько минут после него; потому и родился рассказ...

Когда они пересекли реку на границе между этим миром и царством Божиим, Александр оказался впереди Диогена всего на несколько футов; он услышал смех позади. Этот смех показался ему знакомым, и — он поверить не мог этому — то был Диоген. Ему стало очень стыдно, потому что на этот раз он тоже был обнажен. Чтобы как-то скрыть свое смущение, он сказал Диогену: «Это, очевидно, беспрецедентное событие — что на этой реке победитель мира, император, встречается с нищим» — известно, что Диоген обычно нищенствовал.

Диоген рассмеялся и сказал: «Ты совершенно прав, но в одном пункте ты ошибаешься».

Александр спросил: «Что же это за пункт?»

Диоген произнес: «Император не там, где ты думаешь, и нищий не то, что ты думаешь. Нищий передо мной. Ты потерял все — ты и есть нищий. Я проживал каждый отдельный миг с такой тотальностью и интенсивностью, настолько богато, настолько исчерпывающе, что меня можно назвать только императором, а никак не нищим».

Эта история кажется вымышленной, потому что кто может знать, что там произошло? Но она оказывается многозначительной. В тот миг, когда вы узнаете, что жизнь и существование — мимолетный феномен... Нет, это не значит, что вам следует отвергать их; это только значит: прежде чем они пронесутся, выжимайте сок из каждого мгновения.

Вот в чем я отличаюсь от всех просветленных людей мира. Они скажут: «Отвергните их, потому что они изменчивы». А я скажу: «Поскольку они изменчивы, выжимайте сок побыстрее. Прежде чем они исчезнут, вкушайте их, пейте их, наслаждайтесь ими. Прежде чем эти мгновения улетят прочь, сделайте их праздником, танцем, песней. То, что они мимолетны, не означает, что вам следует отвергать их. Это только означает, что вы должны быть очень бдительны, так чтобы ничто не смогло ускользнуть, не будучи выжатым полностью».

Этот мир должен быть прожит, насколько это возможно, интенсивно и тотально — и это не противоречит вашей осознанности. На самом деле вам нужно очень интенсивное осознание, чтобы вы не упустили ни единого мгновения. Поэтому осознание и наслаждение этой жизнью могут расти вместе одновременно. Таково мое видение целостного человека.

Она является иллюзией, когда создается и когда переживается тоже; она является иллюзией, когда вы знаете и осознаете... — это абсолютно неверно: когда вы знаете и осознаете, то все, что есть иллюзия, исчезает... и когда вы теряетесь в заблуждении тоже. Заблуждение — это только когда вы потерялись в нем. Если же вы стоите в стороне как наблюдатель, как свидетель, то это лишь мимолетное явление. Таков смысл слова майя, которое неправильно переводится как иллюзия.

Вы знаете это — все мимолетно. Либо вы можете отвергать его, что люди и делали в прошлом... Но я против отвергания. Какой смысл в отвергании? Это нечто такое, что отвергает вас самих и каждое мгновение движется к аннигиляции... Будет лучше — и это обогатит вас, сделает вас более зрелым — ухватиться за него, пока оно не ушло, прожить его.

И человек, который живет каждое мгновение, бдительный наблюдающий, знает совершенно точно, что цепляться тут не за что — уходит все, уйдет и это тоже — у него нет страдания, нет сожаления, нет жалобы, нет недовольства жизнью. Жизнь мимолетна — мимолетна в своей таковости. Это ее природа — а ваша природа абсолютно и вечно та же. Почему же не наслаждаться этим?

Это верно. Цветок розы, что расцвел утром, погибнет к вечеру. Но надо ли уничтожать его утром, из-за того, что он погибнет вечером? Это будет полной глупостью. Но такой была вся история всех ваших религий.

Я говорю вам: из-за того, что цветок розы, который расцвел утром и танцует под солнцем, воздухом и дождем, уйдет к вечеру... прежде чем он уйдет — танцуйте с ним, радуйтесь с ним, дайте его аромату стать частью вас. Не цепляйтесь за него! Когда он здесь, будьте благодарны сущему. Когда он уйдет, оставит у вас прекрасную память, замечательное воспоминание. Но беспокоиться не о чем, потому что будет появляться все больше и больше роз.

Нужно учиться искусству, жить с осознанием. По-моему, таким может быть определение религии: искусство жить осознаванием — не отвергая, но радуясь.

Прошлое, настоящее и будущее — это все иллюзии. Сегодня, если мы понимаем свое зло, мы принимаем иллюзорное лекарство, чтобы излечить в равной мере иллюзорную болезнь. Когда болезнь излечена, лекарство больше не нужно и мы снова те же самые, что и прежде. Если вы полагаете, что существует кто-то еще или некая особая доктрина, то это взгляд заблуждающегося постороннего.

Он сам и есть посторонний. Он не знает, что говорит. Он попросту повторяет избитые слова всех просветленных людей. Я говорю, что это не его опыт, потому что он совершает массу ошибок, которые это подтверждают. Человек опыта не может совершать такие ошибки.

Пока длился щелчок пальцев Майтрейи, Судхана смог даже забыть медитативные состояния, взлелеянные в нем всеми его учителями: насколько же сильнее энергия безначальной привычки к пустой лжи и злым деяниям! Если вы считаете реальными ошибки, которые совершили в прошлом, тогда мир, предстающий прямо перед вами сейчас, весь реален, и даже официальное положение, богатство и статус, благодарность и любовь — все это реально.

Он цитирует очень важный отрывок, но не комментирует его. Это странно. Он продолжает бросаться большими именами и событиями ради того, чтобы продемонстрировать свою ученость, свои познания. Однако это случай такой огромной важности, что рассказать о нем и не сделать никакого комментария к нему означает, что он не понимал его смысла.

Пока длился щелчок пальцев Майтрейи, Судхана смог даже забыть медитативные состояния, взлелеянные в нем всеми его учителями.

А история такова. Судхана учился у многих учителей, изучил множество техник медитации. А потом он вошел в контакт с просветленным мастером, Майтрейей.

В то мгновение, когда он касался стоп Майтрейи, Майтрейя глядел на него — и щелкнул пальцами. И произошло нечто странное. Судхана просто стал тихим. Он никогда еще не бывал в таком пространстве, хотя и практиковал медитацию, жил у многих мастеров. Всего лишь щелчок пальцев...

Возможно, он был как раз на грани. Так бывает. Просто небольшой толчок — это может быть все что угодно. Как раз когда он поднимался после касания стоп и Майтрейя щелкнул пальцами, он, вероятно, посмотрел на Майтрейю — что тот делает?

На миг он забыл свой ум, все свои медитации.

На миг произошел разрыв, и этот разрыв открыл двери вечности.

Это может быть что угодно. Если личность как раз на грани, то человек, который понимает, может заглянуть внутрь вас и увидеть, что вы на самом пределе... небольшой толчок — и вы перемещаетесь в совершенно новое измерение.

Такой простой жест — щелчок пальцев — и Судхана стал просветленным. Он пришел задать множество вопросов, но теперь все вопросы были излишни. Он просто касался стоп Майтрейи как новоприбывший; а после этого незначительного жеста ему пришлось коснуться стоп Майтрейи снова — чтобы поблагодарить его.

Ни единого слова не сказал Майтрейя, ни единого слова не сказал Судхана... и все произошло.

Когда Судхана ушел, Майтрейя сказал остальным своим ученикам