Бунин. Особенности тв-ва

Иван Алексеевич Бунин — крупнейший мастер русской реалистической прозы и выдающийся поэт начала XX века, родился 10 (22) октября 1870 года.
Писатель-реалист видел и неминуемое разрушение, и запустение дворянских усадеб, наступление буржуазных отношений, проникавших в деревню. Он правдиво показал темноту и косность старой деревни, создал множество своеобразных, запоминающихся характеров русских крестьян. Проникновенно писал о чудесном даре любви, о неразрывной связи человека с природой, о тончайших движениях души. Как чуткий художник, Бунин ощущал близость великих социальных потрясений. Наблюдавший вокруг социальное зло, невежество, жестокость, Бунин в то же время со скорбью и страхом ожидал скорого развала, падения “великой державы Российской”. Он написал одно из самых известных произведений о революции 1917 года — “Жизнь Арсеньева”,— которое потрясает своей правдивостью. Это один из немногих писателей старой России, который не принял революцию, до конца остался верен себе, своим убеждениям.
Произведения 90-х годов отличаются демократизмом, знанием народной жизни. Происходит знакомство Бунина с писателями старшего поколения. В эти годы Бунин пытается сочетать реалистические традиции с новыми приемами и принципами композиции. Он становится близок к импрессионизму. В рассказах того времени господствует размытая фабула, создается музыкальный ритмический рисунок. Например, рассказ “Антоновские яблоки”. В нем показаны внешне не связанные эпизоды жизни угасающего патриархально-дворянского быта, которые окрашены лирической грустью и сожалением. Однако в рассказе не только тоска по запустелым дворянским имениям. На страницах возникают перед нами чарующие пейзажи, овеянные чувством любви к родине, которые утверждают счастье того момента, когда человек может полностью слиться с природой.
В 1909 году Бунин возвращается к теме деревни. Он пишет прекрасное произведение “Деревня”. В 1911 —1913 годах Бунин все шире охватывает различные стороны русской действительности. В этот период он пишет “Суходол”, “Последнее свидание”, “Хорошая жизнь”, “Чаша жизни”, “Игнат” и другие повести. Например, в повести “Суходол” Бунин пересматривает традиции поэтизации усадебной жизни, преклонения перед красотой угасающих дворянских гнезд.
Накануне революционных событий Бунин пишет рассказы, особенно обличающие погоню за наживой. В них звучит осуждение буржуазного общества. В рассказе “Господин из Сан-Франциско” писатель особенно подчеркнул эфемерность власти денег над человеком. Классическими произведениями о любви стали рассказы “Легкое дыхание” и “Холодная осень”. В них с невероятной силой показаны характеры русских женщин. “Легкое дыхание” — поэтический взлет юной, восторженной души, которая сгорела в пламени своих невыраженных чувств, задохнулась необычайно легким дыханием. “Холодная осень” — позднее произведение писателя. В нем через рассказ о жизни женщины, которая пронесла через войну, смерть, лишения любовь к человеку и родине, чувствуется бунинская тоска по родине, его переживания, любовь к России.
“Жизнь Арсеньева” — главная книга Бунина, главная потому, что она. при своем небольшом объеме, как бы собрала все написанное им до нее. В 1933 году “за строгий артистический талант, с которым он воссоздал в литературной прозе типично русский характер” Бунину была присуждена самая престижная премия — Нобелевская премия в области литературы. Долгое время известность Бунина-прозаика несколько заслоняла для читателей его поэзию. Лирика писателя являет нам пример высокой национальной культуры. Любовь к родной земле, ее природе, ее истории вдохновляет бунинскую музу.

Бунин был превосходным переводчиком. Он переводил Байрона (“Каин”, “Манфред”), Мицкевича (“Крымские сонеты”). Бунин-эмигрант не принял новое государство, но сегодня мы вернули как национальное достояние все лучшее, что было создано писателем. Певец русской природы, мастер интимной лирики, Бунин продолжает классические традиции, учит любить и ценить родное слово.

 

Руслит и Первая Мировая (еще один печальный)

Поэзия и проза военных лет по идеологическим причинам долгое время оставались «белым пятном» в истории русской литературы. Почти все столетие военную лирику, например, сопровождали такие определения как «ура-барабанная», «милитаристская», «казенно-патриотическая», а то и «пропитанная националистическим или шовинистическим угаром». В небольшой по объему статье хотелось бы сказать лишь о месте русской литературы в гуманитарном самосознании России 1914-1918 годов.

В самом начале войны стали выходить различного рода альманахи, где публиковали свои стихи малоизвестные и популярные поэты современности. Уже один из первых альманахов «Современная война в русской поэзии», изданный Б. Глинским [7], давал возможность судить о том, что же представляла собой военная лирика того времени. Этот сборник был спешно издан с благотворительной целью, обозначенной в подзаголовке: «На помощь Польше». Под одной обложкой – стихи 87 поэтов, среди которых А. Ахматова, А. Блок, В. Брюсов, З. Гиппиус, С. Городецкий, Дон-Аминадо, Г. Иванов, М. Кузмин, С. Маковский, Н. Минский, Ф. Сологуб, И. Северянин, Н. Тэффи, Т. Щепкина-Куперник. Обращают на себя внимание разделы сборника: «Славянство», «Война», «Родина», «Мать», «Сестра милосердия», «Галицкая Русь», «Польша», «Бельгия», «Англия», «Франция», «Казаки», «Герои». Как видим, главнейшими темами стали понятия: родина, мать, милосердие. Сквозной стала тема сострадания: к сыновьям и братьям на полях сражения, к раненым и пленным, странам-сестрам, попавшим в беду или находившимся под угрозой оккупации.

Стихи этого сборника, как, впрочем, и других подобных альманахов, разнятся по своим художественным достоинствам. Однако есть немало общего, что объединяло популярных и малоизвестных, начинающих и опытных мастеров слова.

Вполне объяснимо, что на первом месте в поэтических откликах на мировую бойню – горе матери, которой суждено пережить своего ребенка. Совершенно очевидно, что женщина-мать, как никто другой, первой ощущает бесчеловечность войны. В художественном воплощении материнского горя многие поэты испытали влияние некрасовской лирики и особенно его шедевра «Внимая ужасам войны…», созданного во время Крымской кампании 1853-1856 гг. Стихи о войне проникнуты гуманизмом ко всем пострадавшим в ее огне: пленным, беженцам, оккупированным странам Европы. Об этом – одноименные стихотворения С. Михеева и С. Городецкого «Пленные», Г. Арельского «Беженцы», Т. Щепкиной-Куперник «Наша младшая сестра» и др. В стихотворении С. Михеева, например, от имени женщины, у которой близкий человек на фронте, говорится, что пленные сейчас – уже не враги, а несчастные, вызывающие сострадание.

В первые дни войны в так называемых лубочно-газетных стихах прозвучал отклик на разрушения немцами европейских святынь – Реймского собора в Бельгии (под угрозой был и Собор Парижской Богоматери). К числу главных достоинств лирики на страницах газет, журналов и поэтических альманахов, прежде всего, следует отнести ее сопричастность трагическим событиям. Возьмем для примера обычную для военного лихолетья сцену – проводы на фронт, увиденную А. Блоком («Петроградское небо мутилось дождем…»), С. Есениным («По селу тропинкой кривенькой…»), М. Цветаевой («Белое солнце и низкие, низкие тучи…»). В хорошо известных сейчас строках А. Блока словно сторонним взглядом увидена картина прощания с новобранцами на одном из столичных вокзалов:

Петроградское небо мутилось дождем,

На войну уходил эшелон.

Без конца – взвод за взводом и штык за штыком

Наполнял за вагоном вагон.

Но сколько щемящей тоски, переданной по-мужски сдержанно, содержится в строках:

И, садясь, запевали Варяга одни,

А другие – не в лад – Ермака.

И кричали ура, и шутили они.

И тихонько крестилась рука.

Женская эмоциональность лирической героини М. Цветаевой позволила не скрывать чувства, вызванные солдатским воем-песней:

Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,

И запылил, запылил отступающий путь…

– Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,

Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой

О чернобровых красавицах. – Ох, и поют же

Нынче солдаты! О господи боже ты мой! [11]

Тихое горе и обреченность, вопль отчаяния, показная бодрость и ухарство – все это было не только увидено, но и прочувствовано такими поэтами, как С. Есенин («По селу тропинкой кривенькой…»), С. Клычков («Прощай, родимая сторонка…»), Н. Клюев («Луговые потёмки, омёжки, стога…»), А. Ноздрин («Война»), В. Пруссак («Прощание»), В. Рябов-Бельский («Проводы») и др.

А лирический герой Саши Черного в стихотворении «На фронт» (1914) оказался в солдатской теплушке:

За раскрытым пролетом дверей

Проплывают квадраты полей.

Перелески кружатся и веют одеждой зеленой

И бегут телеграфные нити грядой монотонной…

Мягкий ветер в вагон луговую прохладу принес.

Отчего так сурова холодная песня колёс?

Нераздельное единство личного и гражданского прозвучало в стихах о Польше. Напомним, что польский вопрос занял в отечественной поэзии (особенно в первые месяцы войны) одно из первых мест. На польскую трагедию откликнулись З. Гиппиус, В. Брюсов, Н. Венгров, С. Городецкий, Г. Иванов, М. Моравская и др. Наиболее весомым на события в Польше оказался отклик В. Брюсова, находившегося в этой стране в качестве военного корреспондента. Уже 1 августа 1914 г. он написал стихотворное послание «Польше»:

Опять родного нам народа / Мы стали братьями, - и вот / Та «наша общая свобода», / Как феникс, правит свой полет. / А ты, народ скорбей и веры, / Подъявший вместе с нами брань, / Услышь у гробовой пещеры / Священный возглас: «Лазарь, встань!» <…>

Простор родимого предела / Единым взором облелей, / И крики «Польска не сгинела!» По-братски с русским гимном слей!

Брюсов не замалчивает известного антагонизма русских и поляков в прошлом, поэтому строки – «Опять родного нам народа мы стали братьями», – звучали не столько похвалой настоящему, сколько обвинением прошлому. Призыв поэта к возрождению польской государственности произвел в Польше фурор. Стихотворение печаталось в газетах, было отпечатано на открытке и переиздавалось дважды. Поэту был устроен торжественный прием. Польской общественности были особенно близки надежды Брюсова на послевоенное будущее этой страны.

Вчитываясь в русскую поэзию 1914-1918 гг., начинаешь ощущать, что её авторы писали не только о войне, а начинали, говоря словами В. Маяковского, писать войною. Об этом свидетельствуют проникновенные строки, передающие состояние раненого воина и сестры милосердия, оставшихся в тылу соотечественников, их думы и тревоги …

Не менее яркий след в литературе о войне оставила и отечественная проза. Гуманизм литературы 1914-1918 гг., связующий ее с предшествующей поэзий и прозой о войне, с наибольшей яркостью проявился в изображении непосредственных участников войны. Русская литература всматривалась в облик русского солдата – вчерашнего крестьянина, мастерового, студента-добровольца, – чтобы увидеть воздействие войны на моральный облик «человека с ружьём». Его скупые, но такие ёмкие суждения о происходящем, о Боге, о царе, пославшем от родного дома, об увиденном за границей, солдатские воспоминания о доме и мечты о завтрашней жизни стали основой рассказов В. Муйжеля, Я. Окунева, М. Пришвина, Б. Тимофеева, книги С. Федорченко «Народ на войне».

На страницах этих произведений предстала не Вселенская, а конкретная война, реальная атака, перевернувшая человека, заставившая его забыть себя, но вспомнить Бога, почувствовать в себе зверя и грешника. Обращаясь к человеку на войне, литература словно стерла знаки различия на погонах, увидев его незащищенность и человечность, набожность и растущую ожесточенность. Проза Н. Гумилева, В. Муйжеля, Я. Окунева, М. Пришвина, Ф. Степуна, И. Шмелева и др. запечатлела восприятие народом известия о войне, отношение к германцу, проводы в армию, первое сражение, отношение к пленному, смерть на поле боя или в лазарете. Характер русского солдата раскрывался не только в литературе, повествовавшей о воине, участвовавшем в сражениях. Она изображала его во время пребывания в госпитале, на излечении. О совестливости русского солдата повествуется в рассказе Н. Тэффи «Тихий» (1915). Солдат с больным сердцем попадает на фронт, получает в первом бою ранение и оказывается в лазарете. Но когда врач советует ему рассказать о сердце на комиссии, чтобы послали в слабосильную команду, раненый отказывается, поясняя: «Стесняюсь я очень. Потому у других – у кого руки не хватает, у кого ноги не хватает, а кто и вовсе калека. А я здоров. У меня все есть. Я стесняюсь»