Багратион Петр Иванович 4 страницачеcтъ победы мужского хора:;Н. Дионис находится у истоков мужского начала, в своем собственном царстве
Однако бог никогда не несет его сам, в то время как его спyпrnки, силены и сатиры, напротив, предстaнJТ в итифаллическом состоянии. В сельской месгности фаллические процессии и веселые дионисийские праздники были повсеместным явлением. их изображает пл угарх 1": «В старину празднование Дионисии проводилось в обстановке всенародного веселья: амфора вина, ветка ВИНОipадной лозы, кто-нибудь приводил козленка, другой нес корзину фиг, в завершение шествия фалл... Число примеров можно легко увеличить, и нужное указание напрашивается само собой, хотя оно и не объясняет целиком фактического положения дел, не говоря уже о его противоречивости: «Дионис был, помимо всего прочего, богом плодородия»·,
Миф разрешает это противоречие идентичности и неидентичности бога самому себе через отделение и отличение самого бога от его даров, чему соответствует и аналогичная связь ~cи~ с ее воплощениями; однако миф даже косвенно не упоминает о плодородии - скажем, о том, что Дионис мог наслать на своих врагов бесплодие. Когда Мелампод при введении фаллофорий дал им некое объяснение""
Однако в пепле могли содержаться обе составные части - как титанического, так и дионисийского происхождения. Кружной путь через испарения и их превращение в «копоть от титанов» выдает мастера синтеза, стремившегося к сочетанию всех имевшихся в его распоряжении данных, и этот мастер мог быть только Ономакритом. Он заимствовал имя титанов, чтобы обозначить им существ, которые первыми совершили мрачное дионисийское жертвоприношение - убиение и расчленение бога. Между тем титаны, несмотря на это, оставались конкретными фигурами rpеческой мифологии.
Их судьба была известной: Зевс победил их в титаномахии и сбросил в Тартар. Если в популярной философии римской эпохи всплывает мнение 10, будто люди произошли из крови титанов, то здесь, кажется, имеет место скорее секуляризация Ономакритова мифа, превратившегося в орфическую мистериальную доктрину, нежели отголоски более древней версии. В орфической «Книге гимнов», возникшей уже в нашу эрy содержится молитва к титанам. К ним обращаются, назьmая их «наших отцов прародители», «исток И начало всего многострадального рода смертных»l", чем они и бьv..и со времен Ономакрита. Но их призывают также для помощи, если дух умершего, как привидение, докучает домуl:!. Титаны способны прогнать назойливого духа прочь, поскольку они сами стали духами предков и призраками. Приведенный гимн следует общепринятой традиции, определяя для их пребывания тот гл убочайший угол подземного царства, куда они бьL\И заключены Зевеом. Когда титаны явились, чтобы убить младенца Диониса, они пришли как призраки из царства мертвых и молнией Зевса были сброшены
мы читаем: «Почему запрещено жарить вареное, но считается обыкновенным варить жареное? Не из-за того ли, что сказано в мистериях?»~1 В мистериях (впервые, вероятно, в «Таинствах» Ономакрита) рассказывалось, что маленький Дионис, подобно жертвенному козленку, сначала был сварен, а затем изжарен. Такая очередность действий, однако, привела к катасгрофе: Зевс испепелил своей молнией как жаркое, так и тех, кто его жарил. Мистическое жертвоприношение, лежавшее в основе этой истории, заканчивалось сожжением культовой пищи, а из обуг лившегося дымящего мяса образовывалась копоть, вещество, которому Ономакрит придавал такое значение.
Со всей определенностью нигде не сказано, что в Афинах, как и в Дельфах, зимнне месяцы прннадлежали Дионису. Между тем это очевидный факт, который легко усганавливается на основе аттического календаря и сохранившихся культовых преданий, сгоит только отодвинуть в сгорону ученые спекуляции и обратиться к конкретным исгочникам, донесшим до нас сведения о естественных установлениях l. Приблизительно одновременно с началом дионисийского зимнего периода в Дельфахl в Афинах совершался один в высшей сгепени есгественный праздничный обряд, не привязанный к определенному дню. Именно из-за отсутствия точной даты его проведения он не был зафиксирован ни в одном праздничном календаре.
Согласно большому орфическому дидактическому стихотворению вино было последним даром Диониса, а автор стихотворения наделяет именем Oinos; «<вино») самого бога. Перенос священного обряда из виноградников
В храме Диониса в Икарионе вышеописанное культовое изображение присугствовало в обновленной форме: маска, первоначалъно вырезанная из дерева - вероятно, из фиговогоЗt!, - около 530 г. до н. Э. была воспроизведена в мраморе, сохранив свой характер архаической маски, за исключением глаз, которым скульптор придал весьма своеобразное выражение. Маска смотрит на нас словно глазами быка (см. ил. 79)J!J. Независимо от того, с умыслом это сделал художник или нет, она соответствует эпифании бога из подземного мира в облике быка, ожидавшегося женщинами Элиды-lO. Одеяние, висевшее под маской, состояло из плотного материала и время от времени обновлялось. Осгается неясным, были ли маска и покрывало прикреплены к колонне с капителью или к столбу. Но наряду с идолом в виде маски и покрьmала в храме имелось еще и другое культовое изображение: сгатуя Диониса на троне, с канфаром в правой руке (см. ил. 80, 81)41. Восседая на троне, Дионис предсгавлял себя самого в целости, а в качестве подвешенной маски и покрьmала - только часть себя. Если в прежние времена в Икарионе была в ходу триетерида, то нетру дно догадаться, что маска и покрьmало предсгавляли Диониса в год его отсугствия. Если же идолыI, усгановленные в атгическом ландшафте, несли сразу две маски (см. ил. 82, 83)-1·, это означало, что после исключения двухгодичиого периода из календаря господство Диониса в качестве хозяина подземного и надземного царств распространялось на весь год. Одна маска никогда не заменяла Bcezo боzа: только наполовину своего существа Дионис был богом-маской или возникшим из этого идола бородатыIM Дионисом в длинном одеянии. «Бог-маска» находился в Афинах в храме, где праздновался день рождения Диониса, - в Ленеоне. целый ряд великолепных ваз, по названию праздника Леней вполне справедливо окрещенных «ленейскими вазами»-IЗ, дает нам возможность заглянугь внутрь храма. Мы видим почтенных женщин, вероятно, герер *. -1-1, В роли жриц, помогающих при рождении вина. Они черпают вино из болыIшx KYВIIlliНOB, усгановленных перед идолом бога; сам идол состоит из маски, одеяния и веток плюща (см. ил. 84, 85)-15. они черпают вино очень осторожио, с помощью • См. с. 189.
Общим в козле и в виноградной лозе была бьющая через край жизнь. Самоочевидное предположение, что эта жизнь переходит из одного существа в другое и таким образом продолжается, служило указанием на божество, не заключенное в каком-либо индивиде. Дальнейшие указания на великий миф, содержавшиеся в большой мистической церемонии, прорывали границы религии виноградарей, которая изначально не была uсклю'ЧumелЫiО греческой религией, но которая лишь в Греции приобрела свой духовный характер, свою чистую «диалектику». Два наиболее секретных элемента церемонии являются такими указаниями на то ядро мифа, которое для греков оставалось неизрекаемым.
В орфические книги и мистерии произошел через переосмысление и заимствование тайной жертвенной церемонии, служившей окончанием триетериды. Упрощенная форма большого ритуала сохранилась на виноградниках. На протяжении всей греческой и римской древности был распространен обычай приносить в жертву виноградной лозе козу. Эта жертва объяснялась своего рода ius talionis:* козы, когда их пускали на виноградники, совершали прегрешение относительно виноградных лоз. «Так случилось, - говорит Марк Теренций Варрон, - что Дионису, первооткрывателю виноградной лозы, приносили в жертву козлов, в точности так, как если бы искуплеIШе шло голову за голову». Это объяснение предполагает идею замещения: козел вместо виноградной лозы. В эпиграмме Леонида Тареитского из-под земли, где пребывает расчлененный ДиОIШс, звучит угрожающий коЗА у голос: «Только пожри мои плодоносящие лозы: корень еще принесет в достатке вина, чтоб oKpomrгь тебя, когда тебя принесут в жертву»](). Еще более знаменательное замещение нашло выражение в том факте, что мясо жертвенного животного подвергалось варке. Обычно так поступали и тогда, когда приносили жертвы Горам, богиням созревания, которые первыми приняли Диониса в Афинах31 • Филохор, афинский практик и теоретик культовых действий 111 в. до н. э., писал об этом в своем произведении «О жертвоприношениях»: Когда афиняне жертвуют Горам, они не жарят мясо, а варят его. У этих богинь они просят отврапггь зной и не допуспггь засухи; они молят их ниспослать должное тепло и своевременный дождь, чтобы все paC'I)'lЦee принесло плоды. Дейсгвительно, жаренье менее полезно, варение же не только усграняет в мясе сырость, но и размягчает твердые часги, и осгальное также делает съедобным"".
к V в. до н.э. в Древней Греции оформляются основные представления и идеи дионисийской религии. Она пронизывает все сферы жизни древнегреческого общества: экономическую, политическую, культурную, духовную и находит свое конкретное выражение в почитании Диониса как бога изобильных сил природы, виноградарства и виноделия, покровителя театра, в орфических учениях. Специфической чертой дионисийской религии в древней Греции выступает ее яркая общественно-политическая направленность, проявившаяся в использовании образов, идей и представлений в качестве политического инструмента для пропаганды господствующих в государстве идей, консолидации гражданского коллектива, утверждения господствующих в обществе ценностей.
Традиции и представления, связанные с культом Диониса были принесены в северопонтийский регион греческими колонистами в VI в. до н.э. и получили здесь свое дальнейшее развитие. Одной из причин быстрого распространения в Северном Причерноморье почитания Диониса является тесная связь его культа с хозяйственной деятельностью населения греческих колоний. Особую популярность почитание Диониса получает в эллинистический период, что связано с интенсивным развитием, виноградарства, виноделия и торговли вином в экономике античных центров Северного Причерноморья. Можно предположить, что особую роль в распространении культа Диониса в регионе сыграли представления о боге как культурном герое, осваивающем новые пространства. В этой связи почитание Диониса на новых землях могло быть сопряжено с представлениями о необходимости культурного освоения новых территорий и включения их в свое социальное пространство.
муза танца - Терпсихора. Она, наслаждающаяся хороводом, изображалась с плектой и лирой в руках. Существует миф, что Терпсихора - мать Лина, певца. Ее также связывают с богом Дионисом, причисляя ей атрибут Диониса - плющ (о чем гласит надпись на Геликоне, посвященная Терпсихоре).
Танцы древних греков разделяются на ритуальные (священные, обрядовые), общественно-бытовые, сценические, военные. Аналогично танцы по своему характеру классифицировались и у других народов.
По преданию священные пляски были превнесены в Грецию Орфеем. Он увидел их в Египте во время храмовых празднеств. Но египетские жесты, движения он подчинил греческому ритму, и они больше стали соответствовать духу и характеру греков. Эти пляски отличались строгой красотой и исполнялись под звуки лиры. Праздники, а следовательно и танцы, обычно посвящались богиням Афине и Афродите, богу Дионису. Они отражали определенные трудовые дни календарного года.
Пляски в честь греческого бога плодородия и виноделия Диониса отличались неудержимым и буйным весельем. Дионисии отмечали весной, когда начинали зеленеть виноградники и оживала природа. В пурпурно-золотом одеянии впереди несли статую Диониса, за ним шли ряженые: полуобнаженные нимфы и наяды с цветами и виноградными листьями в распущенных волосах и сатиры с козлиными рогами в звериных шкурах. Наверное Дионисии и были первыми маскарадами.
На протяжении VI-I вв. до н.э. в обрядовой практике культа Диониса превалировали эллинские сакральные традиции. Синкретические явления в культе были незначительны и носили локальный характер, несмотря на то, что хтонические идеи создавали основу для сближения Диониса и его спутников с близкими по сути, греческими и местными богами. Элементы хтонического культа Диониса, получившего широкое распространение в эллинистический период, могли включаться в систему религиозных представлений о круговороте жизни и смерти и проникать в культы местных хтонических божеств.
Значение дионисийского культа в общественной жизни северопонтийских центров в немалой степени было связано с исконно греческими представлениями о Дионисе как о покровителе театральных зрелищ. Эта функция Диониса наиболее отчётливо прослеживается с IV в. до н.э., когда северопонтийские государства достигли своего политического, экономического расцвета, сформировались государственность, политические и общественные институты, оформилось культурное и идеологическое единство городских общин и получает развитие драматическое искусство. В это время Дионис стал одним из самых почитаемых богов в официальном пантеоне большинства античных центров. Общественно значимый аспект дионисийского культа, связанный с представлениями о боге, как патроне театральных зрелищ, прослеживается как в обрядовой практике мистерий, так и в церемониях государственных праздников, посвященных этому богу. В IV—III вв. до н.э. празднества в его честь, сопровождаемые театральными агонами, имели существенное значение для сохранения и утверждения эллинских духовных и культурных традиций на периферии античного мира в северопонтийском регионе. Отправление культа Диониса, сохранявшее исконно греческий характер, выступало в качестве интегрирующего фактора, обеспечивающего религиозное, политическое и этнокультурное единство греческого населения Северного Причерноморья с остальным эллинским миром. Этим во многом можно объяснить важную роль дионисийского культа не только в идеологии античных государств изучаемого региона.
Диониса часто изображали как быка или человека с рогами (Дионис Загрей). Так было, например, в городе Кизике, во Фригии. Имеются и античные изображения Диониса в этой ипостаси, так, на одной из дошедших до нас статуэток он представлен одетым в бычью шкуру, голова, рога и копыта которой закинуты назад. На другой он изображён ребёнком с бычьей головой и венком из виноградных гроздьев вокруг тела. К богу применялись такие эпитеты, как «рождённый коровой», «бык», «быковидный», «быколикий», «быколобый», «быкорогий», «рогоносящий», «двурогий». Согласно мифу, Диониса убили титаны, когда тот принял образ быка, поэтому критяне, разыгрывая страсти и смерть Диониса, зубами разрывали на части живого быка.
Е. Головин:
До нашего времени сохранилось несколько мистерий Диониса. С одной, правда, уже покончено — я имею в виду карнавал. В принципе, «карнавал» переводится как «морское празднество», которое Дионис учредил после своего завоевания Индии, о котором я Вам вначале говорил и цитировал отрывок. Собственно говоря, это и есть идея карнавала — идея вечных метаморфоз, идея спутников Диониса, идея безудержного разгула. Понятно, что карнавал остался только на словах, и то, что сейчас под этим именем преподносится, никакого отношения к мистериям Диониса не имеет. Но другое действо имеет более конкретное отношение. Я имею в виду корриду. Как Вы помните, титаны растерзали Диониса, когда он принял образ быка. Бык — вообще, одно из животных Диониса. И бык — это священное животное Диониса в некоторых греческих странах, во Фракии, например. И то, что в Испании называется корридой — это, собственно говоря, есть изображение охоты титанов за Дионисом в виде быка. Раньше, до восемнадцатого, по-моему, века, эта коррида в Испании была обставлена куда интереснее, чем сейчас, потому что это было маскарадное, карнавальное представление. Все его участники были одеты соответственно тому, что в орфических гимнах пишут о спутниках Диониса — там был и пьяный старик на осле, изображающий Селена, и обнаженные менады и, Бог его знает, что на арене творилось. Но потом подали, по-моему, Римскому Папе прошение об этом безобразии, и это дело немножко упорядочили; коррида приобрела примерно тот вид, который она, собственно, имеет сейчас.
Дело в том, что коррида, в принципе, есть борьба женского начала и цивилизованного мужчины против начала дикого, сумасшедшего, которое символизирует в данном случае бык. Бык — я еще раз повторяю — это животное Диониса. И его ритуальное убийство, то есть, то, что делает торреро, убивая его своей шпагой, связано не только с мистерией мучительной смерти Диониса, но с мистерией вина как такового.
Видимо, из-за этой символической связи появилось убеждение, что именно Дионис первым запряг быков в плуг. До этого же времени, согласно преданию, люди тащили плуг вручную.
Принимал Дионис и облик козла. В Афинах и в арголитском городе Гермигоне существовал культ Диониса, «носящего шкуру чёрного козла». А в мифе о воспитании Диониса у Ино Зевс превратил юного бога в козлёнка (иногда упоминают барашка), чтобы спасти от ярости Геры. На связь с козлом, равно как и на связь с производящей силой и природой, указывают неизменные спутники Диониса — сатиры.
Помимо быка как основного животного, символически связанного с Дионисом, в мифах в связи с этим богом фигурируют хищные кошки вроде гепардов и львов, медведи, а также змеи. Когда же приспел ему срок, Рогоносного бога родил он [Зевс], Из змей венок ему сделал, И с той поры этой дикой добычей Обвивает менада чело.
— Еврипид, «Вакханки»
Нонний о рождении Диониса: "Вот заключает Семелу он у узы объятий, над ложем нависнув рёв быка испускает! в теле человека, голова же с парой рожек бычьих как будто н сам принял облик рогатого Диониса! долго Зевс наслаждался и вопль "Эвоэ!" испускал, столь милый зачатому сыну! потрясая тирсом, увитым плющом виноцветным, в шкуру оделся оленьюЮ в оасках любовных теряясь... и вся земля улыбалась, ауская побеги растений, а виногадные листья опутали ложе Семелы, стены покрылись цветами влажноросистого луга в честь зачатия Вакха-Бромия, Зевс же над ложем без облаков громами внктри дворца потрясает дабы вещать о грядущих тимпанах Вакха Ночного."
Дионис — бог растений
Видимо через свою связь с производящей силой, Дионис был отождествлён с растениями, особенно виноградом, как сырьём для вина, и деревьями. Почти все греки приносили жертвы Дионису Древесному. Одним из прозвищ, которое дали беотийцы богу, было имя Дионис-в-Дереве. Этот бог часто изображался в виде столба в плаще, лицом которому служила бородатая маска с лиственными побегами. Этот бог был покровителем деревьев, особенно культурных. Он был в особом почёте у садоводов, которые воздвигали ему в своих садах статуи в виде пней, к нему возносили молитвы об ускорении роста деревьев, его называли Изобильным, Раскрывающимся и Цветущим. Из всех деревьев богу особо посвящались сосна и фиговое дерево, а из растений, кроме виноградной лозы, — плющ.
Главным источником познания Диониса является большая поэма греческого писателя Нония (это V в. до н.э.). Поэма эта называется «Деяния Диониса». Дошла она далеко не целиком, скорее большими фрагментами. Далее, есть еще небольшая поэма неоплатоника, которого красиво зовут Иеропл Александрийский (это IV-V вв). У него есть небольшая поэма, которая называется «Охота титанов за Дионисом». Есть еще разрозненные орфические гимны (так называемые «орфические гимны», они, естественно, не принадлежат самому Орфею, но это просто в традиции Орфея), по которым тоже деяния Диониса в той или иной мере мы можем как-то проследить.
Для того, чтобы подойти немножко ближе и понять, что такое дионисизм, я хочу процитировать фрагмент из Нония «Деяния Диониса». Этот фрагмент касается одного момента в бурной жизни Диониса — его завоевания Индии, в его путешествия в Индию.
Я цитирую:
«Некоего числа — если это случилось после изобретения чисел — воинство Диониса высадилось в Индии. Иные, играя с дельфинами на морской воде, обратились на суше в неистовых сатиров, которые, потрясая своими итифаллосами, грозились перебить в чуждых храмах священные сосуды. Другие, мрачные и бородатые, опутанные змеями, тащили бурдюки, наполненные пурпуровым вином. Множество голых баб приплясывало вокруг дубов, что неторопливо шествовали на своих разлапистых корнях, подобно паукам. Пьяный Селен обглоданной костью понукал осла и взбешенный длинноухий сбросил его, в конце концов. Старик Селен в цветастых лохмотьях, горланя непристойную песню, снова забрался на четвероногого упрямца и принялся дразнить неуклюжего волкоголового выселянина, который приставал к визгливой грудастой вещи. Посреди бесчисленного воинства фавнов, сатиров, волкодлаков, менад, лемуров, мемаллонов, трехинов, аспеолов катилась великолепная, влекомая леопардами, колесница, где возлежал, усыпанный цветами, в венке из плюща и дубовых листьев юный бог вина, теургий и превращений.
Разным взорам он представлялся по-разному — молодым женщинам виделся юноша с дивными сапфировыми глазами и большим напряженным фаллосом. Мужчины созерцали пышную гетеру с насмешливыми красными губами, пьяные старухи — кудрявого мальчика, играющего виноградной кистью».
Т.П.Лифинцева:
Одной из форм противопоставления доклассической Греции классической было полагание двух противоборствующих начал в культуре — дионисийского и аполлонического. Ницше был здесь далеко не первым. Но именно после него разорванная картина античности, данная через противоборство аполлонического и дионисийского начал, стала почти общим местом. Даже не имеет смысла перечислять тех авторов, что использовали в своем творчестве данную антитезу после Ницше.
Однако в творчестве Ницше дионисийство отнюдь не ограничивалось противопоставлением аполлонизму.
В “Рождении трагедии” (1872) Дионис есть главным образом первозданное Начало, ради рождения трагедии вступающее в союз с Аполлоном. И уже здесь намечается оппозиция Диониса Сократу. С точки зрения Ницше, Сократ осуждал и порицал жизнь во имя высших ценностей, тогда как Дионис предчувствовал, что жизнь неподсудна. В дальнейшем оппозиция “Дионис — Сократ”, причем Сократ в роли отца европейского рационализма и логицизма, получает развитие в работах “Веселая наука”(1882), “По ту сторону добра и зла”(1886), “К генеалогии морали”(1887). В “Антихристе” (1888), “Сумерках кумиров” (опубл. 1889) и “Воле к власти” (опубл. 1901–1906) вырисовывается иная оппозиция: уже не Дионис против Сократа, но Дионис против Христа.
Согласно Нонну Панополитанскому, Зевс посетил Персефону в виде змея, и та родила ему рогатого младенца Загрея, то есть Диониса. Вскормлен Деметрой. По орфикам, вскормлен Персефоной. Это рассказывают орфики. Эсхил в «Сисифе» называет его сыном Аида:
"Как лоза заалеет, росою гроздной налившись, как Бассариды толпою несутся по долам, волны волос распустивши как помутившись рассудком, застольлье и Вакханалии Вопли испускают, превознося Диониса, заступника рода людского! он же, непобедимый в сражениях совершит путь свой средь созвездий После битвы с Гигантами, после победы над Индом, Подле Зевса блистает зарницей Бог лозы виноградной, в венке из плюща тёмно-алом, и со змеёю вокруг кудрей обвившейся кольцами тела, знак божественной мощи, ровня Богам блаженным, назван он будет средь людей "Дионс виноградный" как и "Гермес златожезлый" или "Феб стреловержец" Ноннй "Деяния Диониса."
Бахофен пишет: “Миф есть истолкование символа. Он раскрывает через ряд внеположенных событий то, что символ воплощает как единство. Миф напоминает дискурсивный философский трактат, поскольку расщепляет идею на несколько связанных между собой образов и затем представляет ее читателю для окончательного вывода. Переплетение символа и мифа — это в высшей степени замечательное явление”.
У Ницше в “Рождении трагедии” (§10) мы обнаруживаем, что область мифа есть царство “дионисической истины”. Дионисическая истина, с точки зрения Ницше, — это истина интуитивная и в качестве таковой она должна быть невербальной. У Бахофена символы нашей интуиции разворачиваются в мифе, который затем претворяется в философское знание, а у Ницше миф выражает себя в трагедии и музыке.
Т.П.Лифинцева: Дионис, Бог плодоносных сил земли, виноградарства и виноделия — один из самых загадочных персонажей античной мифологии. По мнению многих исследователей, божество Дионис начиная с VIII–VII вв. до н.э. явился заместителем хтонических богинь-матерей, открытого поклонения которым официальная олимпийская религия допустить не могла. Культ Диониса был, безусловно, культом материнским, т.е. культом природных, стихийных, монструозных сил, направленных против давления разума, порядка, цивилизации. Вячеслав Иванов, например, обосновал эту точку зрения путем анализа огромного числа источников в книге “Дионис и прадионисийство” (1921 г.). Иванов пишет: “Единственным и исконным прообразом Диониса, — точнее, пра-Диониса, — была единая хтоническая богиня, Великая Богиня Гея, чей лик отразился в разных культах, чье божество приняло разные наименования”iii. (Поскольку Иванов писал после Ницше, то в данном случае его мнение для нас не так важно, как мнение Бахофена).
Здесь важно помнить, что архетип Матери (Матери-земли, Матери-природы) подразумевает иррациональность, чувственность, имморализм, стихийность. Бахофен полагал, что греки продолжали через культ Диониса поклоняться хтоническим богиням.
Он пишет: “Культ Диониса целиком основан на матриархальном и женском — на материальном принципе природы в аспекте оплодотворения. Двухцветное яйцо как центр дионисийской символики означает верховный закон, управляющий бренным миром как судьба, присущая женской материи, — судьба, перед которой склоняются сами боги и над которой они не властны, — повивальная бабка, пряха, великая Мойра, которая старше самого Хроноса”iv. Ницше в “Рождении трагедии” также говорит о судьбе, о “безжалостно царящей над всем познанным Мойре”, несущей “горе радостным олимпийцам”, как о теневой, дионисической стороне античной культуры.
В “Сумерках идолов” (параграф “Чем я обязан древним”) Ницше говорит очень странную вещь: “Я был первым, кто для понимания древнейшего, еще богатого и даже бьющего через край эллинского инстинкта воспользовался удивительным феноменом, носящим название Диониса”. Далее Ницше упрекает Гёте и Винкельмана в непонимании греков и греческой души. Едва ли мы можем предположить, что Ницше забыл или не знал о Шиллере, Шлегеле, Гельдерлине, Бахофене. Вероятно, что многие другие не столь известные мыслители и литераторы также использовали понятие дионисического до Ницше. Скорее всего, это вопрос его психологии. Но для нас он остается открытым.
Английский историк философии Дж.Кэмпбелл в предисловии к сборнику работ Бахофена “Миф, религия и материнское право” утверждает, что в работе “Рождение трагедии” Ницше использовал термины Бахофена, дионисийское и аполлоническое, для обозначения двух типов воли — творящей и созерцающей. Но Ницше, как уже было сказано, в отличие от Бахофена оценил дионисийское и аполлоническое с позиции “хорошее — дурное”. И главное: его, очевидно, раздражало учение Бахофена о матриархальных корнях культа Диониса. Можно предположить, что именно по этой причине Ницше ни разу не упоминает имя Бахофена в своих работах. Сознательно или бессознательно он это делает — другой вопрос. Но так ли уж однозначен знаменитый антифеминизм Ницше? В его работах порой проскальзывают удивительные вещи.
(Например, в §16 “Рождения трагедии” читаем: “При мистическом ликующем зове Диониса разбиваются оковы плена индивидуации, и широко открывается дорога к Матерям Бытия (курсив мой — Т.Л.), к сокровеннейшей сердцевине вещей”vi. В этом же параграфе он продолжает: “В дионисическом искусстве и его трагической символике природа будто говорит нам: “Будьте подобны мне! В непрестанной смене явлений я — вечно творящая, вечно пробуждающая к существованию, вечно находящая себе удовлетворение в этой смене явлений Праматерь”vii.
|
