Характеристика по функциям слабых каналов. III — Канал наименьшего сопротивления ЧЭ (эмоциональность).

III — Канал наименьшего сопротивления ЧЭ (эмоциональность...).

СЛИ плохо разбирается в настроениях окружающих людей, сам боится показаться неуместным или смешным, поэтому сохраняет психологическую дистанцию в общении. До определенного предела он кажется человеком невозмутимым, спокойным и инертным. Однако если вступить на его сокровенную психологическую территорию, на которую он обычно никого не допускает, задеть его чувство собственного достоинства — может неожиданно вспылить, прийти в ярость и, не контролируя себя, способен даже ударить обидчика, правда, это определяется еще и уровнем культуры. В эмоциях, также как и в делах, долго «разогревается», но потом долго не может успокоиться, особенно если взрыв таки произошел.

Если кому-то плохо и ему нужна помощь — СЛИ просто окажет ее, сделает то, что нужно. Но при этом не станет выражать свои чувства, расточать эмоции, то есть в той области, где он неуверенно себя чувствует, также проявляет свое участие своими сильными сенсорикой и логикой. Недаром Роберт Локамп обращается именно к Отто Кестеру тогда, когда любимая девушка Роберта Патриция, будучи тяжело больной, почувствовала сильное ухудшение своего состояния и необходимо было срочно найти ее лечащего врача.

«И вдруг я сообразил, как поступить. Я снял трубку и назвал номер Кестера. Его-то я уж застану на месте. Иначе быть не может.

И вот из хаоса ночи выплыл спокойный голос Кестера. Я сразу же успокоился и рассказал ему все. Я чувствовал, что он слушает и записывает.

— Хорошо, — сказал он, — сейчас же иду искать его. Позвоню. Не беспокойся. Найду».

Вот так, без лишних слов, горячности, ажиотажа — СЛИ просто делает то, что необходимо. Даже в большей степени, чем ЛСЭ, СЛИ боится открытого выражения чувств, поскольку этика — не просто слабая, но ранимая функция его. Поэтому он с недоверием относится к тем, кто эмоционально невоздержан.

IV — Суггестивный канал ЧИ (потенциальные возможности...).

Как и любому другому сенсорику, человеку этого психотипа трудно почувствовать перспективность нового дела, поэтому он предпочитает иметь «синицу в руках, чем журавля в небе». СЛИ старается сам все проверить, прежде чем начинать действовать, ему хочется убедиться на практике, получится нужный результат или нет, то есть он предпочитает не угадывать, а проверять, опираясь на свои сильные функции. Бывает и так, что ему трудно понять также и самого себя, свои способности и возможности, в связи с чем для него характерна, как правило, заниженная самооценка. Именно поэтому он плохо переносит уравниловку. Да это и понятно — в тех случаях, когда «всех мерят одним аршином», он теряет ориентир и не может определить, чем он отличается от других.

В заключение, приведем еще один отрывок из романа «Три товарища» о характерном поведении Отто Кестера. Здесь особенно ярко описано умение Отто в случае необходимости буквально слиться с машиной, чувствовать ее и себя единым целым. Вспомним, как он сделал, казалась бы, невозможное, — в самое короткое время привез профессора Жаффе к больной Патриции, которая в это время находилась уже в санатории, высоко в горах.

«Потом Жаффе рассказал мне, как все произошло. (...)

— Это опасно? — спросил Кестер.

— Да, — сказал Жаффе.

В ту же секунду «Карл» превратился в белое привидение. Он рванулся с места и понесся. Он обгонял всех, наезжая колесами на тротуары, мчался в запрещенном направлении по улицам с односторонним движением. Машина рвалась из города, пробивая себе кратчайший путь.

— Вы сума сошли! — воскликнул профессор. (Кестер пулей метнулся наперерез огромному автобусу, едва не задев высокий передний бампер, затем сбавил на мгновение газ и снова дал двигателю полные обороты.)

— Не гоните так машину, — кричал врач, — ведь все будет впустую, если мы попадем в аварию!

— Мы не попадем в аварию.

— Если не кончится эта бешеная гонка — катастрофа неминуема! (...)

— Я знаю, что должен доставить вас целым и невредимым. Положитесь на меня!

— Какая польза в этой сумасшедшей гонке! Выиграете несколько минут.

— Нет, — сказал Кестер, уклоняясь от столкновения с машиной, нагруженной камнем, — нам еще предстоит покрыть двести сорок километров.

— Что?

— Да... — «Карл» прошмыгнул между почтовой машиной и автобусом. — Я не хотел вам говорить этого раньше.

— Это все равно! — недовольно заметил Жаффе. — Я помогаю людям независимо от километража. Поезжайте на вокзал. Поездом мы доберемся скорее.

— Нет. — Кестер мчался уже по предместью. Ветер срывал слова с его губ. — Я справлялся... Поезд уходит слишком поздно...

Он снова посмотрел на Жаффе, и доктор, очевидно, увидел в его лице что-то новое.

— Помоги вам бог! — пробормотал он. — Ваша приятельница?

Кестер отрицательно покачал головой. Больше он не отвечал.

Огороды с беседками остались позади. Кестер выехал на шоссе. Теперь мотор работал на полную мощность. (...)

Покрышки скрипели, шипели, завывали, свистели — мотор отдавал теперь всю свою мощь. Кестер пригнулся к рулю, его тело превратилось в огромное ухо, в фильтр, просеивающий гром и свист мотора и шасси, чутко улавливающий малейший звук, любой подозрительный скрип и скрежет, в которых могли таиться авария и смерть.

Глинистое полотно дороги стало влажным. Машина начала юлить и шататься в стороны. Кестеру пришлось сбавить скорость. Зато он с еще большим напором брал повороты. Он уже не подчинялся разуму, им управлял только инстинкт. (...) Внезапно воздух перед фарами взвихрился и окрасился в бледно-серебристый цвет. Замелькали прозрачные клочья, похожие на облака. Это был единственный раз, когда, по словам Жаффе, Кестер выругался. Через минуту они неслись в густом тумане. (...)

Когда через десять минут они вынырнули из тумана, лицо Кестера было землистым. Он взглянул на Жаффе и что-то пробормотал. Потом он дал полный газ и продолжал путь, прижавшись к рулю, холодный и снова овладевший собой... (...)

— Они едут! Доктор, Пат, они едут. Я их уже слышу!

В течение всего вечера врач считал меня сумасшедшим. Он встал и тоже прислушался.

— Это, вероятно, другая машина, — сказал он наконец.

— Нет, я узнаю мотор. (...)

— Невозможно, — коротко отрезал он и вернулся в комнату.

Я остался на месте, дрожа от волнения.

— «Карл», «Карл»! — повторял я. Теперь чередовались приглушенные удары и взрывы. Машина, очевидно, уже была в деревне и мчалась с бешеной скоростью вдоль домов. Вот рев мотора стал тише; он слышался за лесом, а теперь он снова нарастал, неистовый и ликующий. Яркая полоса прорезала туман... Фары... Гром... Ошеломленный врач стоял около меня. Слепящий свет стремительно надвигался на нас. Заскрежетали тормоза, и машина остановилась у калитки. Я побежал к ней. Профессор сошел с подножки. Он не обратил на меня внимания и направился прямо к врачу. За ним шел Кестер.

— Как Пат? — спросил он.

— Кровь еще идет.

— Так бывает, — сказал он. — Пока не надо беспокоиться.

Я молчал и смотрел на него.

— У тебя есть сигарета? — спросил он.

Я дал ему закурить.

— Хорошо, что ты приехал, Отто.

Он глубоко затянулся:

— Решил, что так будет лучше.

— Ты очень быстро ехал.

— Да, довольно быстро. Туман немного помешал».