На следующее утро Драко приплёлся на завтрак, чувствуя себя ужасно несчастным. Вчера он не смог испытать своё зелье, ему пришлось растолочь оставленных Поттером омерзительных жуков–вонючек, вымыть классную комнату одному! И в довершение ко всему у него был мокрый сон! И ни о ком другом, как о Поттере, бешено трахающем его на столе Снейпа во время урока Зелий. А то, что Снейп всё время критиковал технику Поттера, пока остальные студенты делали конспект сего процесса, ничуть не улучшило настроение Драко. Он ненавидел свою жизнь.
— Я ненавижу мою жизнь, — заявил он, с размаху сев на стул между Грэгом и Панси. Он отодвинул свою тарелку и, ссутулившись, упёрся лбом о стол. Крэбб, сидевший напротив него, обеспокоено переглянулся с Панси. Они знали, что Драко никогда не сутулился — годы уроков этикета и постоянные выговоры Нарциссы сделали своё дело. Драко надулся. Разве он не заслужил право сутулиться после такой кошмарной череды событий? Панси, с которой он помирился пару дней назад, утешающе погладила его по спине.
— Ты заболел? Возможно, ты должен осмотреться у мадам Помфри.
— Нет. Мои страдания прекратятся, только если я спрыгну с Астрономической Башни. Хотя, может быть, Oblivate тоже поможет, — задумчиво проговорил он, не пошевелившись, даже когда прямо около него начали появляться блюда.
— Неужели всё настолько плохо? — осведомилась Панси.
Драко подумывал сказать ей, что всё нормально, только ради того, чтобы она от него отстала, но внезапно вспомнил влажное пятно, на котором проснулся в это утро.
— Нет. Намного хуже!
Панси закатила глаза из–за его пристрастия к драматизации и заставила его усесться прямо.
— Съешь что-нибудь, Драко. Возможно, тебе станет хоть немного лучше.
Драко с сомнением уставился на свою тарелку, но Панси смотрела не него, сузив глаза. Он вздохнул и неохотно несколько раз укусил бутерброд.
— Так что именно что ввергло вас в такую бездну отчаяния? — Паркинсон усмехнулась.
— Не дразни меня, Панси, — Драко надулся и начал лениво ковыряться вилкой в омлете. — И это не твоё дело.
— Тогда перестань дуться.
— Я не дуюсь, — солгал он, поспешив втянул нижнюю губу, которая до этого была выпячена в форме лука Купидона.
Наглая девчонка посмела засмеяться, и это раздражило его ещё больше.
— Конечно же, ты не дуешься, — ехидно поддакнула Паркинсон.
Драко окатил её ледяным взглядом, но, решив игнорировать настырную подругу, заставил себя ещё пару раз откусить от бутерброда. Панси, прыснув, отвернулась и начала разговаривать с подругой Блейза на какие–то девичьи (и до смерти скучные) темы.
Сделав долгий глоток тыквенного сока, Драко, наконец, поддался искушению посмотреть на противоположную сторону зала. Поттер буквально сиял от счастья — глаза за уродливыми очками сверкали, с лица не сходила радостная улыбка. Его волосы были взъерошены ещё больше обычного, но это ничуть не портило его внешний вид — напротив, он выглядел ещё лучше. Неимоверное счастье Поттера можно было почти осязать. Его радостное настроение распространилось на всех гриффиндорцев, отчего стол стал еще шумнее, чем обычно.
Драко захотелось задушить всех обитателей того стола их безвкусными жёлто–красными шарфами.
Он мазал маслом свой тост, размышляя о способах уничтожения, посрамления, унижения гриффиндорцев и, в частности, одного небезызвестного Гарри Джеймса Поттера. Идея покрыть золотого мальчика тонким слоем меда и оставить около гигантского муравейника показалась ему особенно жестокой и занимательной, но потом его слишком увлекли мысли о Поттере, покрытым мёдом. В конце концов, он всего лишь человек.
Просто «чудесно». Теперь он должен за завтраком бороться с эрекцией. Такое счастье могло случиться только с ним. Какая несправедливость! Фортуна снова над ним здорово посмеялась. А ей вторил Поттер, и его веселый, звонкий смех ничуть не способствовал сохранению его контроля. В тот момент, когда он собирался бросить всё и провести весь день в кровати, притворяясь больным (и, возможно, онанируя), Дамблдор поднялся с места:
— Мне бы хотелось сделать объявление…, — Драко изогнул бровь и прикусил тост, желая поскорее вернуться в свою тёплую постель, пока сука по имени Удача снова не захотела поразвлечься за его счёт. — Я награждаю сотней баллов мистера Малфоя за то, что он поймал преступника в анимагической форме — Питера Петтигрю.
Драко подавился тостом, и Грэг услужливо хлопнул его по спине. Всё ещё кашляя, он обернулся и увидел, что директор смотрит на него мерцающими глазами.
— И я награждаю мистера Гарри Поттера сотней баллов за то, что он немедля доставил преступника ко мне. За захват Питера Петтигрю мистер Малфой получает награду от Министерства Магии в размере двухсот галеонов, которые будут переведены на его гринготтский счет. С Сириуса Блэка, который долгое время считался убийцей Поттеров, теперь сняты все обвинения.
По залу прокатился взволнованный шепоток, а Дамблдор начал объяснять ситуацию в деталях, но Драко волновало лишь одно.
Двести галеонов? Это довольно большие деньги. Возможно, ему даже не придется работать следующим летом — он наверняка изобретёт зелье или два, пока успеет израсходовать эти деньги. Этой награды и выплат за изобретения новых зелий должно хватить на довольно комфортную жизнь в течение нескольких лет.
Усмехаясь, он оглянулся на директора, который все еще нёс какую–то ерунду о Сириусе Блэке, затем снова посмотрел на Поттера. Мальчик–Который–Выжил смотрел прямо на него и ослепительно, словно специально для него, улыбнулся.
Драко прикусил губу, поняв, что полностью потерял контроль над своим телом ниже талии. Улыбку Поттера нужно объявить вне закона.
Зато теперь этот злосчастный день стал казаться ему гораздо лучше
