Воспоминания монахини Симеоны

Мария из скита пожаловалась батюшке на одну по­слушницу, что та не отдает пенсию на хозяйственные нужды. В свой очередной приезд батюшка подзывает эту послушницу и спрашивает:

— Елена, а почему ты не отдаешь пенсию? Что ты с ней делаешь?

— Часть ее я трачу на дорогу или что-то необходимое покупаю для себя. А другую часть трачу на записки, кото­рые подаю в храмах Каменки или Пензы.

— А зачем ты заказываешь в других храмах? Ведь ты где живешь? В монастыре. В святом месте. За твои тру­ды и все твои родные будут спасены. Господь все знает, что тебе нужно. Не будет одежки или обувки, Господь все пошлет. Вам об этом не нужно задумываться. Не будь маловерной. Чтоб теперь всю пенсию отдавала на обительские нужды.

Однажды зашел разговор о том, как дети должны ис­полнить последний долг перед родителями. Спросили об этом батюшку, и он сказал следующее:

— У кого умерли родители, то дети должны их все три ночи караулить. Ведь когда мама вас родила, сколько она ночей над вами не спала. Неужели вы не сможете эти три ночи не поспать, родителям долг отдать? Если кто так исполнит, то Матерь Божия вручает такой необыкновенный красивый цветок голубого цвета. Это только тем бывает, кто почтит родителей.

Батюшка даже назвал количество лепестков, но я те­перь забыла.

В обитель время от времени приезжал Дмитрий из Ка­менки. Он был "болящий". Никогда не заботился, во что одеться и что поесть. Нередко делал неразумные поступ­ки. Однажды, в зимнее время, шел пешком из Каменки в Пензу в летней обуви и обморозил ноги так, что при­шлось потом пальцы отнимать.

Его почти все обижали за непонятливость, за медли­тельность. Он месяцами не мылся. Некоторые братья им брезговали, гнали и не хотели с ним рядом находиться. В общем, он почти от всех терпел.

Зато он ни на кого не обижался, не гневался, был про­стой и всему верил. Однажды на него в очередной раз вос­стали в скиту, и он ушел. В это время приехал батюшка и спрашивает:

— А где Дима?
- Да он ушел.

— Вы его не обижайте. Если он к вам опять придет, то не выгоняйте. Пусть живет. Принимайте его, как стран­ника. Вы должны ему ноги мыть и этим спасетесь.

В обители прислуживает пономарем четырнадцатилет­ний отрок. Родился он с родовой травмой, и умственное развитие его сильно отстает от физического. Ему часто достается за его неуклюжесть и рассеянность. То подсвечник опрокинет, то кадило перевернет или еще что. Зато он ни на кого не обижается и не помнит зла.

Его, к примеру, обидят, а он через минуту уже и не помнит. Бежит, радуется, готов обнимать своего обидчика, сияет еще не пересохшими от слез глазами. Батюшка знал, что отрока обижают, и как-то сказал:

— Володю не обижайте. Вы такими, как он, никогда не будете, хоть и всю жизнь будете подвизаться.

Батюшка поехал в Каменку и оттуда привез козу. Гово­рит мне:

—Анна, принимай пополнение.

—Батюшка, зачем нам коза, у нас ведь коров сколько. Вместо одной козы лучше стадо овец держать.

—Анна, запомни, какую бы милостыню не давали, ни­когда не отказывайся. Вы не знаете, может вот этой козой
человек и спасется.

Одна паломница читала вслух в обители псалтирь и после каждого псалма произносила: — Господи, прости меня, окаянную.

Это услышала Валентина и рассказала про себя, как она с такими же словами подошла под благословение к нашему батюшке:

— Батюшка, простите меня, окаянную.
А он ей ответил:

— Никогда больше не вспоминай и не говори это сло­во. А если будешь так еще говорить и повторять, то и останешься такой окаянной.

Лет десять назад в обитель приезжал Евгений из Сара­това. Он привез свою невесту и хотел, чтобы батюшка благословил их пожениться.

Они привезли с собой большой торт и батюшка за тра­пезой стал всех оделять этим тортом. Невесте Евгения ба­тюшка дал сначала один кусок и тут же еще подает. Та сто­ит перед ним, в обеих руках по торту, а батюшка подает ей и третий кусок. Невеста с удивлением смотрит на свои за­нятые руки и говорит:

— А у меня нет третьей руки, чтобы и этот торт взять.

Все засмеялись. Но многие наши догадались, что ба­тюшка не просто так эту невесту угощал. После трапезы батюшка стал с ними говорить:

— Значит, вы хотите пожениться. Вот вам мое слово. Я благословляю, чтобы вы в течение одного года не встречались. Даже чтобы не виделись, а там будет видно.

Невеста после батюшкиных слов очень рассердилась. Начала Евгению выговаривать:

— Зачем ты меня к этому деду привез, надо мной над­смеяться.

Рассерженная, она села в машину, ни с кем не разгова­ривала и даже не попрощалась.

Через год Евгений приехал в обитель. Его спрашивают: - Где твоя невеста?

— Да она уже в течение года два раза замуж выходила. Сейчас за третьего собирается.

Евгений вскоре после этого стал дьяконом, а сейчас и монашество принял.

Однажды батюшка приехал в Сельмаш и остановился у кого-то в гостях. Он увидел, что на столе у них лежит но­жик, и сказал:

— Если бы вы знали, что означает нож. Смотрите, что­бы он никогда больше не лежал на столе. Всегда убирай­те его в шкаф.

Как-то у батюшки спросили:

—Можно ли кумовьям жениться?

—Ни в коем случае. Если только поженятся, то ложе под ними всегда будет, как огонь. Представляете себе, как
огонь.

Живя первый год в обители, я долгое время не могла к батюшке подходить, как все, и что-нибудь спрашивать. Очень боялась его и стеснялась, вдруг что-то не так скажу. Удивлялась, как люди могут так смело и просто со старцем разговаривать. Однажды прохожу мимо батюшки, а он говорит:

— Вот идет хохлушка, как мешком из-за угла прибитая. Ну-ка, иди сюда. Ты что меня боишься?

Я тогда ничего не смогла батюшке ответить. Но с того времени я стала посмелее и начала батюшку спрашивать, как и другие.

Так батюшка отогнал от меня робость и ненужное стеснение.

Однажды батюшка приехал в обитель. Ему сварили суп из хорошей и дорогой рыбы. Когда все вышли из-за трапезы, то за батюшкиным столом на тарелке остались еще два приличных кусочка этой рыбы. Я подумала, что рыбу оставили для общего стола. Мне так захотелось ее доесть после батюшки, что я тут же съела оба кусочка.

На другой день стали батюшку кормить. Начали ис­кать рыбу, но никто не знал, куда ее убрали. Матушка спрашивает:

— Анна, где рыба?

А меня такой страх взял. Испугалась, что будут ругать и ответила:

—Я не знаю.

—Ты не ела?

—Нет, не ела.

—Сейчас пойду и спрошу у батюшки, кто съел рыбу.

Я весь день мучилась и страдала в душе. Все боялась подойти к батюшке и признаться. Уже в конце дня я по­дошла к нему. Но даже говорить ничего не могла, а сразу начала плакать. Потом все же чуть-чуть успокоилась и стала рассказывать:

—Батюшка, я рыбу съела, но побоялась признаться.

—А я знал. Ну, не плачь. Значит, так надо было, чтобы познать стыд.

—Батюшка, простите.

—Я прощаю. Вставай с коленочек.

Лет десять назад в обители был такой случай. Мы вы­пустили теленка на прогулку, а крышку колодца забыли закрыть. Тот бегал, бегал и упал в колодец. Александр Ка­менский первый прыгнул в колодец теленка вытаскивать. Но один, конечно, не мог того поднять. Я кричу Тюмен­скому Александру:

— Слон неповоротливый, ты что стоишь? Ну-ка, сей-

час же лезь в колодец.

И он туда же ухнул третьим. Удивительно, что он их там не раздавил, у него вес за сто килограммов. И как они в колодце поместись, даже не могу себе представить. Те­ленок упал вниз головой. На дне колодца был лед, и он их всех держал до тех пор, пока они не вытащили теленка. Как только братья подняли теленка и сами вылезли, на наших глазах лед сразу провалился.

Мы все только ахнули.

В обитель на послушание приехал Николай из Красно­дара. Однажды между братьями зашел разговор о том, что все надо делать по благословению. Николай подошел к батюшке и говорит:

— Батюшка, я каждый день прочитываю канон Ангелу
Хранителю, канон покаянный, псалом пятидесятый и кладу много поклонов.

А батюшка ему отвечает:

— Ничего ты не кладешь и не читаешь. Кто самоволь­но на себя берет: к примеру, буду понедельничать или от
мясного откажусь, или назначает себе какое правило, то Господь это не принимает. Нужно на все брать
благословение. Вот я тебе дам небольшое правило: в день сделать столько-то поклонов.

Я забыла, сколько батюшка дал ему поклонов, но помню, что очень мало по сравнению с тем количеством, которое он самовольно клал. Через некоторое время ' Николай подошел к батюшке и говорит:

— Батюшка, мне очень тяжело делать ваши поклоны, а без благословения мне было легко.

А самовольно он в день клал земных поклонов чуть не тысячу.

Однажды батюшка благословил меня читать акафист преподобному Сергию Радонежскому в своей комнатке. Кроме нас, была еще мать Ангелина. Мы с ней посадили батюшку на диван, а сами стояли на коленях.

Я читаю акафист, а в мыслях у меня:

— Вот это про нашего батюшку и здесь про него. И в другом месте тоже.

Ну что ни прочитаю, мне кажется — это все про него. Я начала беззвучно плакать. Тогда я еще не знала, что ба­тюшка все провидит. Он меня спрашивает:

— Анна, а ты что плачешь?

— Батюшка, это вся ваша жизнь тут написана.
Батюшка на это только рассмеялся и ничего не сказал. А сейчас уже и нашему батюшке составлен акафист.

Однажды батюшка кому-то из приезжих сказал: — Ни в коем случае не носите галстук. И ни в коем слу­чае не хороните в галстуке. Галстук ему там, как петля на шее. Очень грешно и носить галстук, и хоронить в нем.

У Раисы дочь вышла замуж за татарина и прожила с ним девять лет. Жили они очень плохо, в доме часто не было даже хлеба. Этот татарин нигде не работал, а все время только пил и гулял. Когда дочь Раисы хотела уйти от него, то он пригрозил, что везде ее найдет. Мать пожа­ловалась нашему батюшке, что дочери невозможно жить. Через малое время муж дочери внезапно уехал в Казань без каких-то объяснений. После этого они стали жить спокойно. Раиса вместе с дочерью и внуком пришли к на­шему батюшке. Мальчик пожаловался, как они голодно жили и батюшка сказал:

— Принесите ему конфет, печенья, апельсинов и все, что еще есть сладкого.

Батюшка все благословил и дал этому мальчику. И с тех пор они стали жить в достатке. Дочь Раисы устроилась на работу, и у них в доме уже не переводились ни конфе­ты, ни печенье, ни апельсины.

Когда на Победе еще все только организовывалось, батюшка благословил нас охранять обитель. И вот мы дежурили по двое человек в ночное время по два часа. Обходили нашу церковь, Успенскую и все обительские постройки.

Я с Анной Горьковской медленно ходила. Пока все обойдешь, не заметишь, как два часа и пролетит. А Ольга певчая дежурила с Наташей Московской. Однажды ба­тюшка приехал и говорит:

— Вы все ходите, а вот Ольга с Наташей не дежурят. Они забьются в бане и два часа читают книги. Там хоро­шо сидеть, тепло.

Тем ничего не осталось делать, как покаяться.

Это было лет двенадцать назад. Батюшка ночевал на Победе в своей спаленке, а матушка Зиновия через стенку от него, в своей. Тогда еще ничего не было благоустроено. Все остальные спали на полу в молитвенной комнате и в трапезной. Однажды матушка подходит ко мне и говорит:

— Анна, иди ложись на мое место, а я лягу на твое. Будешь караулить батюшку. Если он постучит в стеночку, то ты придешь и меня разбудишь.

Я немного полежала. Не помню, засыпала или нет. Думаю, вдруг батюшка звал, а я не слышала, у него ведь голосок тихий. Потихоньку пошла к батюшкиной спаленке. Заглядываю в приоткрытую дверь и вижу...

Батюшка молится. Ручки простирает кверху и что-то шепчет. В руке четочки. Он был как ангел, в белой как снег одежде. Я поняла: батюшка знает, что я подошла к двери, потому что в этот момент он закашлял. Он как бы дал знать, что видит меня и что мне не надо смотреть, как он молится.

Я пошла на свое место и легла. Немного полежала. Снова потихоньку пошла к батюшке. А батюшка опять молится и тянет свои ручки кверху.

И так в течение ночи повторялось несколько раз. Я по­няла, что батюшка за нас молился всю ночь.

Однажды батюшка приехал на Победу. Я подхожу к не­му под благословение и говорю:

—Батюшка, я погибаю.

—Что такое?

—Стою на краю бездны. Как в аду. Я ведь не исправля­юсь.

А батюшка мне отвечает:

— Ты что, не надеешься на Господа? А ты знаешь, сколько у Него милости, милосердия и любви к нам? Как
ты можешь не верить, что Он нас спасет и помилует? Что­ бы я от тебя больше этого не слышал.

Года три назад очень сильно заболела дочь наших сосе­дей Валентина. Ее положили в больницу, но ничего не смогли определить. Предполагали какую-то болезнь, но я теперь забыла ее название. Они объездили всех бабок, о которых слышали, что те помогают и лечат. Но им никто не помог.

Врачи сказали, что она безнадежна. Как-то мы с тетей Шурой встретились, и я ей говорю:

— Тебя Господь наказывает. Ведь Валентина у тебя самая любимая дочь. Ты продаешь самогонку, и за это Гос­подь послал болезнь твоей любимой дочери. И сколько ты денег собрала, все тратишь на дочь.

Тетя Шура даже не возражала, только печально ответила:

— Врачи сказали, что через три месяца умрет.

Я про Валентину все рассказала нашему батюшке и стала просить его:

—Батюшка, помолитесь, жалко ведь ее. Врачи сказали, что через три месяца умрет.

—У нее нет той болезни, которую предполагают врачи, и она не умрет. Будет жить.

Батюшка благословил бутылку воды и сказал мне:

— На, неси, только скажи, чтобы она никуда не выли­ла, а сама выпила. Я за нее буду молиться и ей будет лучше. Но только они все равно не поверят, что это я ей по­мог. Но потом поверят.

Так все и случилось.

Валентина поправилась. Стала работать. Но батюшку так и не признавала. Ни разу не зашла и не поблагодари­ла за его молитвы.

А совсем недавно, через несколько месяцев после ба­тюшкиной кончины, Валентина первый раз за все время подошла ко мне и говорит:

— У вас, наверное, еще нет свежих огурцов. Вот, возьмите. Это у нас свои, самые первые.

Я за нее обрадовалась и отвечаю:

— Вот как хорошо.

А наш батюшка не раз говорил, что первые плоды, которые вырастают, к примеру, огурцы, помидоры и прочее, нужно подать в монастырь или в церковь. И людям хорошо подавать.

Потом Валентина добавила:

— Если я перестану работать, то буду к вам ходить на службу. Можно?

— Ходите, ходите.

Так что и эти батюшкины слова начинают сбываться.

Когда побединские жители восставали на обитель и на батюшку, он сказал:

— Они не верят. Не знают и не представляют, кто с ними живет на Победе. А если бы знали, то они все не то что шли, а на коленочках бы ползли ко мне. И они бы для меня ничего не пожалели.

Однажды батюшку спросили про смешанные браки, и он ответил:

— Под одной крышей нельзя жить православной и иноверцу. Рано или поздно они разойдутся или один из них умрет.

Как-то к батюшке подошла директор одного магазина и пожаловалась, что ее сестра вышла замуж за мусульма­нина. Батюшка ей ответил:

— Если муж не примет православие и та будет продол­жать с ним жить, то ей ни в коем случае нельзя прича­щаться.

На Победе начали строить церковь. Понадобилась ще­бенка. Батюшка возвращался в Пензу, и по дороге им по­палась встречная машина со щебенкой. Батюшка попро­сил водителя привезти в обитель щебенки и договорился о цене.

Водитель поехал на дачи разгружаться, а батюшка вер­нулся в обитель и говорит мне:

— Анна, когда приедет машина со щебенкой, ты сначала спроси водителя, сколько стоит машина. Мы с ним до­говорились за 80 рублей.

На следующий день привозят щебенку. Я спрашиваю водителя:

—А сколько ваша щебенка стоит?
Тот цену прибавил и говорит:
-Сто.

—Ой, как дорого. А давайте я вам дам за нее 80 рублей.

—Ну ладно, берите за 80.

Я водителю предложила поесть или хотя бы молока по­пить. Он от еды отказался, а про молоко сказал:

— Сроду никогда не пил и не пью. Не уговаривайте, не буду я пить ваше молоко.

А я к нему пристаю и пристаю. Он, чтобы отвязаться от меня, взял и выпил. Потом говорит:

— Всю жизнь молоко не пил. А ваше выпил — и как за­ ново на свет народился. До чего же вкусное. Буду к вам за
молоком приезжать.

Батюшка не один раз говорил про обительское молоко:

— Не знают люди, ведь наше молоко благословленное,
лечебное. От него можно исцеляться.

Через дом от обители жил Тимофей. Он болел астмой. Это было десять лет назад. Перед Пасхой я батюшку по­просила:

— Батюшка, помолитесь, сильно заболел наш сосед, дядя Тима.

Батюшка мне говорит:

— Возьми банку молока и иди проведай, как его само­чувствие. Постарайся его уговорить, чтобы он покаялся в своих грехах, исповедовался и причастился.

Батюшка благословил молоко и уже для всех сказал:

— Я буду молиться, и вы тоже все молитесь, чтобы он ни нам, ни соседям, ни своим родным не испортил праздник Пасхи. Чтобы он не умер. И нам встретить Пасху срадостью.

Когда я вернулась от дяди Тимы, батюшка меня спрашивает:

- Ну как?

— Не соглашается.

Батюшка послал меня во второй раз:

—Иди и снова попытайся уговорить.
На этот раз Тимофей согласился:

—Ну ладно, пойду, поисповедуюсь.

Когда я ушла, он стал спрашивать свою жену:

—А что такое исповедь и как нужно каяться в грехах?

—Признание во всех своих плохих делах.

—Это надо говорить, что и к чужим женщинам ходил?
-Да.

—Умру, но не пойду.

Батюшка меня посылает в третий раз, и тетя Шура мне это все рассказала. Батюшка, узнав, что дядя Тима снова отказался, очень опечалился. Он нам тогда сказал:

— Не пожалейте для него ничего. Если Тимофей что попросит, машину или лошадку. Все сделайте, только
чтоб ему помочь.

Батюшка за него все время продолжил молиться, чтобы дядя Тима пришел к покаянию. Но тот так и не покаялся.

Через полгода дядя Тимофей умер. Я батюшку прошу:

—Батюшка, помолитесь за него, как ему там.

—Теперь я ничем не могу ему помочь. Ему никто не сможет помочь, ни я, ни ангелы. Потому что он никогда
не исповедовался, не причащался и всю жизнь без креста проходил. А за его душу и ты частично будешь отвечать,
что не сумела его уговорить. Душа его находится в очень страшном месте. Он там не видит света ни на птичий глаз.

—