Заключительный этап Персидского похода и его последствия

Покорение Дербентского ханства стало последним актом петровского Персидского похода. На Каспии разразился страшной силы шторм: морская стихия потопила у Дербента 12 транспортов (ластовых судов), которые доставили из Астрахани хлеб для войск. Еще 17 судов, тоже груженных провиантом, буря уничтожила у острова Чечень. С собой же продовольствия по суше экспедиционные войска везли немного.

Перед Петром I встал вопрос: наступать ли дальше на Шемахинское ханство и город Баку или на какое-то время прервать Персидский поход, продолжив его в гораздо более благоприятных условиях? Но виделось, что из-за отсутствия провианта войска не могли двигаться дальше на юг. Император решил возвратиться в Астрахань с большей частью экспедиционных сил.

В Дербентской крепости был оставлен достаточно сильный гарнизон. Остальные войска все тем же дагестанским берегом Каспия двинулись в обратный путь. Близ Сулака, где от него отделяется небольшая речка Аграхань, Петр I приказал заложить крепость Святого Креста, в которой тоже был оставлен гарнизон. На Сулаке император получил сразу несколько вестей о «возмущении» в Дагестане, начавшемся вскоре после страшного разгрома уцмия Каракайтага…

Петр I понимал, что начавшееся «возмущение» может охватить большую часть Дагестана, и тогда «скопища» горцев могут двинуться на русские укрепления по Тереку, на дербентский гарнизон, строящуюся крепость Святого Креста. А это могло привести к неоправданным потерям и серьезному военному конфликту. Требовалось действовать в той ситуации решительно и демонстрационно сильно.

Чтобы подавить мятежные очаги, в горы Дагестана был отправлен экспедиционный отряд под командованием атамана Краснощекова, состоявший в своем большинстве из донских казаков и калмыков.

...В Астрахань император Петр Великий вернулся осенью 1723 года. 13 декабря он совершил торжественный въезд в первопрестольную Москву через триумфальные ворота. На них был изображен город Дербент, который венчала лаконичная надпись: «Основан героем — покорен Великим».

Вернувшись в Россию, Петр I не расстался с мыслью завершения Персидского похода, так неожиданно прервавшегося, и приближения к заманчивой Индии. Командующим русскими войсками на берегах Каспия был оставлен генерал-майор Матюшкин, который получил от государя определенные инструкции.

Для упрочения российских позиций на Северном Кавказе, в приграничье Архангельской губернии, высочайшим повелением в крепость Святого Креста переселялось все Терское казачье войско. По рекам Сулаку и Аграхани водворялась тысяча семейств донских казаков. Их поселения получили название Аграханского казачьего войска.

Теперь на берегах Терека оставались одни гребенцы. Но после Хивинского похода князя Бековича-Черкасского число их заметно сократилось. На восстановление прежней численности ушло полвека. Гребенцов тоже хотели переселить на Сулак, но следствием таких слухов стали волнения среди них и желание уйти на Кубань к казакам-некрасовцам. Узнав об этом, Петр I принял разумное решение: они оставлялись на Тереке, чтобы «недремно» оберегать Терскую линию, то есть продолжать исполнять задачи пограничной стражи.

Генерал-майору Матюшкину еще в 1722 году ставилась задача организации экспедиции для занятия города-крепости Баку и устройства в Бакинской бухте базирования части Каспийской военной флотилии. Обладание Дербентом и Баку прочно обеспечивало удержание западного — кавказского побережья Каспийского моря и приближало Россию к границам собственно Персии.

Для завоевания Баку и в дальнейшем прикаспийских персидских провинций выделялся особый отряд в составе двух батальонов пехоты под командованием полковника Шилова…Высадка десанта у Пери-Базара и занятие Решта, столицы провинции Гилян, прошли беспрепятственно. Персы уступили город без боя по той причине, что они были ошеломлены появлением русского войска на своем берегу. После взятия Решта большая часть эскадры ушла к устью реки Куры: Соймонов имел приказ государя найти там место для строительства города, который должен был стать административным центром Восточного Закавказья.

Тем временем шахские власти в Гиляне пришли в себя: они стали требовать от полковника Шилова оставить Решт, угрожая в противном случае принудить его к тому силой. Пока шли такие переговоры, русские пехотинцы успели превратить каменное здание городского караван-сарая в настоящее укрепление. Одной из сильных сторон его было то, что во дворе оказался колодец. Когда Шипов ответил на требования противной стороны категорическим отказом, персы открыли боевые действия…

За занятием Гиляна последовало овладение приморскими провинциями Мазандеранской и Астрабадской, на что больших усилий не потребовалось.

Пока на самом южном берегу Каспия проходили такие события, в Астрахани, Нижнем Новгороде и Казани были построены новые суда для Каспийской флотилии, понесшей сильный урон во время жестокого шторма у берегов Дагестана… Одновременно с этой операцией генерал-майор Матюшкин приступил к покорению Бакинского ханства. 21 июля 1723 года русский десантный отряд высадился на берег около Баку…26 июня русские войска вступили в Баку, где их трофеями стали 80 разнокалиберных пушек.

Так всего за два неполных года Россия стала обладательницей всего кавказского побережья с сильными крепостями Дербент и Баку, а также трех персидских провинций. Император Петр Великий был настолько обрадован таким победным завершением Персидского похода, что произвел Матюшкина в генерал-лейтенанты. Поздравляя его с одержанными победами, самодержец писал, что более всего он доволен приобретением Баку, «понеже оная составляет всему нашему делу ключ».

Однако покорение прикаспийского Кавказа еще не означало утверждения здесь российской власти. По крайней мере, какая-то часть местного населения и феодальных правителей высказывала спокойствие «только наружное».

…Враждебное отношение стало замечаться во многих местах новоприобретенных Россией земель на Каспии…

Русские отряды одерживали убедительные победы над персами… Однако конечная эффективность этих побед оказалась на удивление низкой. В.А. Потто писал о них так:

«Все эти дела были громкие в военном отношении, но, к сожалению, не оставившие после себя никаких прочных следов в завоеванном крае. Разбитые в одном месте, персияне свободно переходили в другое, и Левашову приходилось иногда отбиваться разом в нескольких пунктах, не имея возможности самому утвердиться ни в одном».

В последние два года жизни императора Петра Великого к нему несколько раз обращались с прошениями о помощи представители Армении.

...Сейчас можно только гадать, как бы развивались дальнейшие события на персидском направлении и какие далеко идущие планы строил на каспийском Юге всероссийский император Петр I. Таких достоверных письменных свидетельств тому нет. Но смерть великого государя в 1725 году изменила на берегах Каспия и на Кавказе многое. Главное состояло в том, что присутствие здесь России стало быстро умаляться.

Воцарившаяся Екатерина I хотя и заявила о своем желании продолжить предначертания мужа, но она не обладала даже в малой толике его государственными достоинствами. «Птенцы гнезда Петрова» на деле оказались только хорошими исполнителями удивительной в истории воли самодержца. Никто из них, даже А.Д. Меншиков, не был похож на будущего Потемкина-Таврического. То есть в Санкт-Петербурге никто не ратовал за продолжение осуществления первоначальных зымыслов Петра Великого в отношении Кавказа, Персии и путей в Индию. По крайней мере, не настаивали перед вдовой-государыней: при дворе плелись одна за другой интриги, и никому не оставалось дела до каких-то заморских земель южнее Астрахани.

Императрица, словно по инерции, все же несколько усилила Низовой (Персидский) корпус войсками. Но вызвано это было не столько продвижением еще дальше на юг, ближе к Индостану, сколько выявившимися несогласиями между Оттоманской Портой и Россией. И хотя эти две державы сообща вели войну против Персии, отношения между ними были непрочны по той причине, что в Стамбуле все чаще стали говорить о собственном желании владеть всем Закавказьем, Гиляном и немалым участком каспийского побережья.

Однако для утверждения на Каспии Турции предстояло прежде всего вытеснить русские войска из приморских провинций Персии. Положение тех в Гиляне, Мазендаране и Астрабаде становилось все опаснее. Низовой корпус удерживал за собой только отдельные пункты, повсюду действовали разбойные шайки, делая дороги небезопасными, податей в российскую казну никто не платил. Снабжение русских войск шло из Астрахани, а Каспийское море нередко штормовало и делало морской путь опасным для судов любых классов и в гораздо поздние времена.

Постепенно стали сдаваться персам отдельные позиции. Были оставлены Сальяны, а их гарнизон отошел в Баку. Русские посты покинули берега Куры, отойдя тоже к крепости в Бакинской бухте. Это ободрило персов, и они «располагали идти» к этому городу, чтобы засесть у нефтяных источников и оттуда начать блокаду Баку.

Неспокойно стало в Дагестане…

Прибыв на Кавказ весной 1726 года, почти 70-летний генерал-аншеф В.В. Долгоруков свое командование начал с того, что лично познакомился с подчиненными ему войсками. Действовал он круто: по его настоянию многие военачальники и офицеры были немедленно удалены из кавказских войск, как не понимающие характера «местной войны». Уже одно это делало честь новому командующему…

Долгоруков в самое короткое время провел ряд успешных наступательных «движений». Он без труда присоединил к России Кергеруцкую область, Астару, Ленкорань и Кызыл-Агач. Командующий приказал поставить в них укрепления с русскими гарнизонами «во страх неприятелям, чтобы не думали о нашей слабости». Его действия, как считается, стали продолжением петровских замыслов на Персидский поход.

Князь В.В. Долгоруков в начале следующего царствования получил производство в генерал-фельдмаршалы и оставил Кавказ. Теперь единого командования там не стало: уезжая в Санкт-Петербург, он поручил начальство над русскими войсками в персидском Прикаспии Левашову, а в Дагестане — генерал-лейтенанту Румянцеву, отцу великого екатерининского полководца П.А. Румянцева-Задунайского, героя сражений при Ларге и Кагуле.

В то время задачи русских войск на Каспийском театре военных действий резко изменились: после отъезда Долгорукова от них потребовали воздержаться от наступательных действий. Такая позиция официального Санкт-Петербурга сразу же ободрила персов…События в Дагестане после смерти Петра Великого историки считают зачатками, прообразом Кавказской войны, которая начнется с «легкой руки» царского наместника на Кавказе генерала от артиллерии А.П. Ермолова через 92 года.

Что же дали русскому воинству те первые боевые столкновения в дагестанских горах, на Кавказской пограничной линии и в Персии? Об этом хорошо сказал В.А. Потто в своей исследовательской работе под названием «Кавказская война»:

«Решимость с горстью людей бросаться на многочисленные скопища, отвага, предприимчивость, известная самостоятельность младших чинов, навык ориентироваться и применяться к условиям боя и местности, одним словом — те качества, которыми отличалось позднее большинство кавказских офицеров, очевидно, родились еще на персидской почве, а затем передовались преемственно от одного полкового поколения к другому».

...Россия ушла из Персии после восшествия на престол императрицы Анны Иоанновны (Ивановны). Наступило время «бироновщины», одно из самых мрачных в отечественной истории. Генерал-фельдмаршал князь В.В. Долгоруков, опекавший кавказские дела в Санкт-Петербурге, сразу же попал в опалу, будучи заточен в Шлиссельбургскую крепость. Его оттуда вызволила только императрица Елизавета Петровная, вернув ему фельдмаршальский чин, награды и назначив президентом Военной коллегии.

Попал в немилость и генерал-лейтенант Румянцев, который был отозван из Дагестана. Теперь русскими войсками командовал на каспийских берегах один генерал Левашов. Императрица стала тяготиться дорогостоящей войной в Персии, которая не приносила казне никакой выгоды. Была и другая причина ухода русских войск из персидских владений. В Санкт-Петербурге опасались, что шах Надир, разгромив турок, может обратить свои взоры на север.

По заключенному мирному трактату Российская империя возвращала Персии ее провинции Гилян, Мазандеран и Астрабад. Генерал Левашов вывел стоявшие там полки Низового корпуса в Баку. Вскоре боевому сподвижнику Петра I Великого пришлось уступить свой пост немецкому принцу, генерал-лейтенанту на русской службе Людвигу Гессен-Гамбургскому (автору доноса на В.В. Долгорукова), ставленнику бироновщины — «немецкой партии» при российском императорском дворе.

Гессен-Гамбургский прибыл на Кавказ весной 1732 года, когда обстановка в горном крае заметно осложнилась из-за оставления русскими войсками персидского Прикаспия. Повсеместно усилились разбои, с которыми русское командование совладать оказалось не в силах…Немецкий принц ситуацией совершенно не владел…

У России были шансы удержать за собой приобретения Петра Великого в ходе Персидского похода на кавказском побережье Каспия. Но тут на арену вышла Оттоманская Порта, решившая нанести по персидским тылам разгромный удар конной армией Крымского ханства. Не обращая внимания на дипломатические протесты Санкт-Петербурга, турецкий султан отдал повеление хану Крыма пойти в поход на Персию кратчайшим путем, через Кубань и Дагестан, то есть пройтись по российским владениям на Кавказе.

Принцу Гессен-Гамбургскому в такой ситуации оставалось только одно: защитить государственную границу силой оружия…Конная армия крымского хана в итоге бежала подальше, про­должая помышлять о прорыве через Дагестан в Персию: приказ турецкого султана был строг. Победителям досталось двенадцать знамен. Эти трофеи были отправлены в Санкт-Петербург, где с большим торжеством их повергли к стопам императрицы Анны Иоанновны.

Что же делал после победного сражения принц Гессен-Гамбургский? Он даже и не думал воспользоваться плодами блестящей победы, одержанной при соотношении сил один к десяти! С наступлением темноты принц приказал отступить за Сулак и без всякой на то надобности заперся в крепости Святой Крест. Крымская конница в итоге беспрепятственно вошла в Дагестан.

Это было равно поражению русских войск на Кавказе.

...То, что почти весь Дагестан оказался занят крымскими татарами, сильно обеспокоил Санкт-Петербург. Императрица Анна Иоанновна и ее окружение теперь больше не доверяли «военному дарованию» принца Гессен-Гамбургского. В Дагестан был спешно отправлен генерал Левашов, проживавший в своей тамбовской вотчине. Но на Кавказской линии ему ничего не оставалась делать, как только удерживать местных горцев от мятежей, а русским войскам удерживаться на занимаемых позициях.

Когда в долине Самура начались «возмущения», туда был отправлен генерал Еропкин, который разорил четырнадцать селений и тем самым замирил горную область. Пока проходили эти события, завершились переговоры между Россией и шахской Персией: последней в 1735 году возвращались все города и земли, завоеванные у ней Петром I Великим.

Путь на Индостан, который так хотел заполучить великий российский реформатор-государственник, Россия не получила. Все петровские труды за десять лет после его смерти пошли прахом: линия государственной границы опять отодвинулась на Терек.

По договору с Персией уничтожалась крепость Святого Креста. Вместо нее на Тереке закладывается пограничная крепость Кизляр. Сюда с берегов Сулака переводятся еще так недавно поселенные там терцы и аграханцы. Терцы переименовывались в Кизлярское казачье войско. Аграханцы расселились тремя станицами — Коргалинской, Дубовской и Бороздинской. Их казачье войско получило название Терско-семейного.

Через сто лет, в 1836 году, эти два войска, ввиду их малочисленности, соединили в один полк Кавказского линейного казачьего войска, получившего название Кизлярского. Когда линейцев разделят на Кубанское и Терское казачьи войска, Кизлярский полк войдет в состав последнего под названием Кизляро-Гребенского.

...Торговые пути, обладание ими до и после петровской эпохи являлись мощным катализатором экономического развития любого государства на карте мира. Поэтому в поисках путей в заманчивый своими сказочными богатствами Индостан (современные Индия, Пакистан и Бангладеш) Петр Великий большим оригиналом не был. По этому поводу хорошо высказался известный исследователь Е.В. Тарле в своей работе «Русский флот и внешняя политика Петра I»:

«Конечно, это не были лживо приписываемые впоследствии (вплоть до наших дней) Петру английскими, французскими и немецкими памфлетистами проекты «завоевания Индии». Петр хотел только, чтобы Россия поскорее наверстала упущенное, чтобы ей тоже довелось принять участие в торговле с великим Индостаном, которая уже с XVI века обогащала Португалию и Испанию, с XVII века — Португалию, Голландию и Англию, а со второй половины XVII столетия — еще и Францию. Речь шла о торговле, а не о покорении далекой колоссальной страны с ее пестрым и огромным населением.

Но что касается Персии, то речь шла отнюдь не только о посылке туда разведывательной экспедиции, которая могла бы помочь ориентироваться в дальнейших шагах к устранению прямых сношений с Индией. Персия сама по себе, а не только как возможная транзитная территория, была необычайно важна для русской торговли.

Имело значение и то обстоятельство, что Персии грозило турецкое нашествие, а допустить ее завоевание турками Петр ни в коем случае не хотел. Потому что это создало бы прямую опасность уже и для всего Астраханского края, последний же и так не был достаточно обеспечен при близком соседстве восточных кавказских племен, вассалов Персии.

Нечего удивляться, что если мечты о русской торговле заносили Петра к Чукотскому мысу и, как увидим дальше, даже на Мадагаскар (о нем почти ничего у нас тогда не знали), то гораздо более сильно овладела им в эти годы мысль о Каспийском море и о Персии, которые сами по себе могли представить большой экономический интерес для России и через которые гораздо короче путь до Индии, чем если идти туда морем из Петербурга.

Идея персидского похода 1722—1723 годов была с самого начала вполне ясна сотрудникам и соратникам Петра. Достигнув блестящих успехов своей цели на Балтике, Петр устремил взгляд на Каспийское море. Экономические интересы России были безусловно могучим стимулом и при Азовских походах, и при ведении труднейшей борьбы на побережье Балтийского моря, и при попытках попутно утвердить свое влияние в Мекленбурге. Теперь, после Ништадтского мира, царя с особенной силой охватило стремление установить и укрепить русские торговые связи даже с самыми отдаленными странами земли...»

Все это действительно было так. В Персидском походе Петра Великого видится историческое дерзание, инициатива, готовность к военному риску. Такие черты были во все времена свойственны смелым пионерам, пролагающим своими трудами новые пути. Петр I пошел в поход на Дербент и Баку, дальше на Персию в самой сложной для России дипломатической обстановке. Пройдет меньше века, и его попытку продвинуть государственную границу на персидскую территорию повторит Екатерина II, тоже Великая.

Первый всероссийский император, в отличие от императрицы Екатерины И, в своих персидских замыслах столкнулся с могущественной коалицией, враждебно смотревшую на Россию, ее военные и территориальные успехи. За спиной Оттоманской Порты зримо стояли Франция и Англия. И та же Англия посылала свой флот в Балтику для поддержки терпящей поражение Швеции. Петр Великий не мог это не знать и не видеть дипломатической изоляции.

Неудачный Прутский поход стал тому излишним подтверждением. Царской России тогда пришлось на время отказаться в пользу султанской Турции от таких земель и городов, как Грузия и Армения, Гянджа и Шемаха, Нахичевань. Но Дербент — «Золотые ворота Кавказа», портовый Баку, Ленкорань и три персидские провинции Прикаспия остались за ней. Другое дело, что племянница Петра Великого императрица Анна Иоанновна отказалась от завоеваний своего почитаемого дяди.

Отсутствие письменных и мемуарных свидетельств все же окружает цели Каспийского (или Персидского) похода Петра I большой тайной. Хотел ли он завоевать прямой торговый путь на Индостан? Или желал по суше продолжить Персидский поход до земель Индии? Об этом спорят не только отечественные историки.

Исследователи задаются и таким вопросом: как далеко дошел бы великий реформатор российского Отечества, не будь того злополучного шторма на Каспии, который оставил без провианта экспедиционные войска, стоявшие уже в Дербентской крепости?

Сегодня можно только гадать в спорах и на бумаге, не виделась ли Петру Великому с древних дербентских крепостных стен заманчивая Индия. О том государь, вне всякого сомнения, делился мыслями с ближайшими сподвижниками. Но тех дерзновенных мыслей история до нас не донесла. К сожалению, не все великие помыслы оставляют в ней подлинный, документальный след.

А.В.Шишов.

(Схватка за Кавказ. ХУ1 –ХХ века. М., 2005. С.85-93)