Лексика эмоций (называющая эмоции)На наш взгляд, именно лексика эмоций вызывает меньше всего переводческих трудностей и практически не требует особых преобразований. Это связано с тем, что для перевода лексики, называющей эмоции в большинстве случаев используется соответствующий эквивалент языка перевода.
'Well?' said Una, disappointedly opening them [eyes]. И что же? – разочарованно молвила Уна, открыв глаза (Г. Кружков). I was so angry that I wheeled his horse right round Я так разозлился, что заставил его сбиться с дороги (Г. Кружков)
Однако, в некоторых примерах, проанализированных нами в ходе исследования, лексические единицы подвергались переводческим преобразованиям. Рассмотрим несколько таких случаев: <…> I felt angry and ashamed. <…> пробурчал я. (Г. Кружков) <…> Я был рассержен и пристыжен. (А. Энквист) Этот пример интересен тем, что А. Энквист и Г. Кружков по-разному интерпретируют эмоции и используют разное языковое выражение. Перевод А. Энквист эквивалентен оригиналу и сохраняет прямую номинацию эмоций «злость» («гнев») и «стыд». В то же время, у Г. Кружкова номинация эмоций отсутствует полностью, вместо нее мы видим авторский глагол сопровождения «бурчать», звукоподражательно передающий особенность того, как была произнесена реплика персонажа, но не маркирующий какую-либо эмоцию.
He was in a furious temper because I was walking the old horse in circles all this time <…> <…> возмутился старик, вконец обозленный ночными передрягами <…> В данном случае, что в оригинале, что в переводе сохраняется эмоция «гнев». Однако переводчик трансформирует оригинальное словосочетание «was in furious temper» в эмотивный глагол «возмущаться», дополненный причастием «обозленный», непосредственно сообщающим о переживаемой эмоции. Кроме того, Г. Кружков преобразовывает целую часть сложноподчиненного предложения в одну оценочную лексему – «передряга». Разговорный стиль лексемы придает дополнительный эмотивно-экспрессивный оттенок высказыванию.
<…> and he shouted his old war-cry when the farmer thudded on to the ground. He was delighted. <…> и был в полном восторге. Он даже издал свой старый воинственный клич, когда крестьянин шлепнулся об землю (Г.Кружков). В данном случае лексема «delight», имеющая значение «восторг, восхищение» переводится Г. Кружковым соответствующим эквивалентом «восторг».
I have joyfully done much evil in my life to those who have wished me evil Я сделал много зла в своей жизни тем, кто желал мне зла, и никогда не жалел об этом (Г. Кружков) Здесь мы видим, что лексема «joyfully» с помощью антонимического перевода переводится словосочетанием «никогда не жалел об этом». Г. Кружков также разворачивает конструкцию, делая ее более массивной и эксплицитной.
Oh, I lay they sweated! Ох и натерпелись они страху! (Кружков) Холодный пот бежал по телу людей.(Энквист) Для того, чтобы передать эмоцию страха, испуга, Р. Киплинг использует глагол «sweat», сообщающий о физиологическом протекании эмоции, но не называющий саму эмоцию. А. Энквист следует за оригинальной фразой, поэтому в ее переводе эмоция также передается описательным оборотом переживания страха. Г. Кружков эксплицирует эмоцию, лишая ее физиологических маркеров. У него происходит номинация эмоции.
2.2. Сопоставление эмотивной лексики в авторской и персонажной речи. Деление на авторскую и персонажную речь при изучении и анализе языковых средств репрезентации эмоций в тексте сказки позволяет сделать выводы о различных функциях и особенностях двух данных пластов литературного повествования, реализующих категорию эмотивности. Во время изучения практического материала сказки Р. Киплинга «Pook of the Pook’s Hills» мы выявили, что авторская речь выполняет роль маркирования эмоционального состояния и номинации эмоций. Благодаря широкому употреблению описательной лексики, называющей эмоции или сообщающих о непосредственном эмоциональном переживании, читатель с легкостью может декодировать тип эмоции. По большей части, авторская речь выполняет разъясняющую, комментирующую функцию, поясняя причины возникновения эмоций, их физиологическое или психологическое протекание и описание сопутствующих процессов. Однако, это не исключает того, что в авторской речи также могут присутствовать и собственно эмотивы-коннотативы, выражающиеся категорией диминутивности, метафорами или сравнениями. В противовес авторской речи, персонажная речь не просто маркирует наличие эмоции, но является непосредственным ее передатчиком, обозначая степень, интенсивность переживаемого чувства. Поэтому соотношение лексических средств, репрезентирующих категорию эмотивности, варьируется в авторской и персонажной речи. В персонажной речи эмотивность проявляется в основном через собственно эмотивы (аффективы и коннотативы). Стоит обратить внимание на глаголы авторского сопровождения в английской и русской речи. Наблюдается тенденция при переводе эксплицировать и развертывать нейтральный глагол авторского сопровождения в глагол, описывающий или номинирующий эмоцию. Это может быть связано как с особенностями самих языков – английский язык более лаконичный и имплицитный, русский стремится к избеганию недосказанности, - так и с желанием переводчика сделать процесс декодирования эмоции читателем более простым и не требующим дополнительной эмоциональной компетенции. Кроме того, не эмотивная глагольная лексема «say» (более 700 единиц в тексте сказки) не передает конкретной эмотивно-прагматической установки автора, как бы разрешая читателем домысливать и самостоятельно определять специфику того или иного высказывания. Переводчики вместо русского не эмотивного глагола «сказать», используют различные более детальные глаголы, которые вбирают в себя при передаче с английского на русский интенцию переводчика. Она приобретает особый смысл в тех репликах, где эмоция может восприниматься двойственно, поскольку в русском варианте глаголы имеют доминантные маркеры эмоции. Например, различные паралингвистические средства, представленные вербализованными кинемами (жесты, мимика, телодвижения).
'We don't mean that sort,' said Dan. Мы, конечно, не таких имели в виду, – смутился Дан (Г. Кружков). I'm sorry,' said Una, for the knight seemed very sorrowful. Простите, – смутилась Уна, видя, как опечалился сэр Ричард (Г. Кружков). 'And the man wasn't really dead?' said Una. А тому человеку и впрямь не сделали ничего плохого? – встревожилась Уна (Г. Кружков). 'Had you?' said Una. Спас от волка? – ахнула Уна (Г. Кружков). 'Splendid,' said Dan, but Una shuddered. – Здорово! – воскликнул Дан, а Уна сказала, содрогнувшись. (Г. Кружков) 'Roma Dea!" said Pertinax, sitting up. «Богиня Рома!» – воскликнул пораженный Пертинакс (Г. Кружков). Из вышеприведенных примеров мы видим, что многочисленные реплики оригинала не отличаются высокой степенью эмотивности, в некоторых из них сохраняется практически полная нейтральность высказывания. Английские фразы передают смысл, определённую информацию, в то время как при переводе высказывание становится эмотивно насыщенным. Такое сообщение, обладая большей образностью, наглядностью имеет возможность донести заложенный в него смысл через целенаправленное воздействие на чувства реципиента.
Выводы по практике.
Возможные выводы: • Для сказки характерна легкость декодирования эмоции в тексте благодаря широкому использованию лексики, называющей эмоцию, описывающей ее, а также за счет включения в текст доминантных физических маркеров эмоции (паралингвистических средств, кинем). Эксплицитность эмотивных средств. • Дидактическая направленность детской литературы определяет выбор лингвистических средств при реализации категории эмотивности. • Для детской литературы типично отсутствие сложных по составу эмотивных ситуаций, а также линейность и простота эмоциональных связей. В эмотивных ситуациях в детской литературе редко сочетаются или совместно встречаются несколько эмоций одновременно, преимущественно базовые, фундаментальные. • Описание физических проявлений персонажа, сопровождающихся образными сравнениями, обычно указывает на интенсивность переживаемой эмоции. Образные эпитеты и метафоры, участвующие при описании невербального поведения персонажа, передают оценку качества эмоции. • Общая эмоциональная подвижность детского сознания определяет во многом динамизм при реализации категории эмотивности, который в свою очередь проявляется в быстрой смене эмоций, преобладании жестовых и мимических кинематических выражений.
|
