Каузальная атрибуция Г.Келли

Для наложения швов

1. Пинцет хирургический.
2. Иглодержатель.
3. Набор игл.
4. Ножницы.

Для снятия швов

1. Пинцет анатомический.
2. Ножницы остроконечные.

Каузальная атрибуция Г.Келли

Вопрос о различных типах причин, которые могут быть приписываемы объекту восприятия, — это вопрос о том, «откуда» вообще берутся приписываемые причины. На этот вопрос и отвечает развернутая теория атрибутивного процесса, предложенная Г. Келли. Он описывает два различных случая, отличающихся по количеству информации, имеющейся у атрибутора, т. е. у человека, приписывающего некие качества.

Случай I: Атрибутор имеет информацию, полученную на основе множества наблюдений, т.е он черпает информацию из многих источников и имеет возможность различным образом комбинировать поведение объекта и его причины, выбрав одну из них. Например, если вы только что провалили экзамен по статистике, как вы это объясните? Если вы знаете, что не сдали этот же предмет и в прошлом году, но хорошо сдали все остальные экзамены, и, кроме того, вам известно, что многие из ваших товарищей также не смогли успешно сдать экзамен по статистике, будет больше шансов, что вы припишете свою неудачу именно данному экзамену (например, его типу или его тематике), а не себе.

Случай II: Атрибутор имеет информацию, полученную на основе лишь единственного наблюдения, т.е он имеет одно-единственное наблюдение и тем не менее должен как-то объяснить причину события, которых может быть несколько. Например, если вы видите, как автомашина сбила пешехода, вы обычно не будете спрашивать, сколько было раньше несчастных случаев, связанных с машиной и пешеходом. Вам следует принять во внимание такие факторы, как скользкая мостовая, возможное алкогольное опьянение водителя и т. д.

Для каждого из этих двух случаев предназначен специальный раздел теории Г. Келли: первый случай рассматривается в «модели анализа вариаций» (ANOVA), второй — в теории каузальных схем.

 

2.1. Принцип ковариации

Когда наблюдатель получает информацию из многих источников, Келли (Kelley, 1967, 1973) предполагает, что он, подобно ученому, должен отбирать обнаруженные следствия, чтобы понять, какому фактору их приписать. Следовательно, применяется принцип ковариации: следствие приписывается такому условию, которое присутствует, когда присутствует данный эффект (событие), и отсутствует, если этот эффект отсутствует. В основу своей модели Келли положил статистический прием — анализ вариаций (ANOVA - analysis of variance ), который изучает изменения зависимой переменной (следствия), при вариациях независимой переменной (условия).

(Ковариация — сопряженная изменчивость признаков)

Модель анализа вариаций содержит перечень структурных элементов атрибутивного процесса: Личность, Стимул (объект), Обстоятельства. Соответственно называются три вида причин (а не два, как у Хайдера): личностные, стимульные (или объектные) и обстоятельственные. Три вида элементов и три вида причин составляют «каузальное пространство», которое изображается при помощи куба, где стороны обозначают виды атрибуции (рис. 7).

Обозначения: О1-О4 — отдельные объекты (стимулы); В1—В4 — отрезки времени (обстоятельства); Л1—Л4 — отдельные личности. Соответственно — три класса причин: 1) личностные; 2) объектные; 3) обстоятельственные. (Рис. 7. Классификация причин Г. Келли («каузальное пространство»))

Сущность процесса приписывания причин заключается в том, чтобы находить адекватные варианты сочетания причин и следствий в каждой конкретной ситуации. В том случае, когда воспринимающий имеет возможность пользоваться данными многих, а не одного наблюдения, он «подбирает» причину к тем факторам, с которыми, как ему кажется, будет ковариировать результат. Лучше всего это пояснить на примере, который представляет собой вариант примера, предложенного самим Келли и многократно описанного в литературе.

Допустим, мы наблюдаем такое событие: «Петров сбежал с лекции по социальной психологии». В чем причина этого поступка:

· в «личности» Петрова, и тогда мы должны приписать личностную причину;

· в качестве лекции, и тогда мы должны приписать стимульную (объектную) причину;

· в каких-то особых обстоятельствах, и тогда мы должны приписать обстоятельственную причину?

Для ответа на этот вопрос необходимо сопоставить данные других наблюдений. Их можно свести в три группы суждений (основанных на предшествующих наблюдениях).

1. а) почти все сбежали с этой лекции;

б) никто другой не сбежал с нее.

2. а) Петров не сбежал с других лекций;

б) Петров сбежал и с других лекций.

3. а) в прошлом Петров также сбегал с этой лекции;

б) в прошлом Петров никогда не сбегал с нее.

Теперь, чтобы правильно подобрать причину, нужно ввести три «критерия валидности»:

Ø подобия (консенсус): подобно ли поведение субъекта (Петрова) поведению других людей?

Ø различия: отлично ли поведение субъекта (Петрова) к данному объекту от поведения его к другим объектам (лекциям)?

Ø соответствия: является ли поведение субъекта (Петрова) одинаковым в разных ситуациях?

В приведенных выше суждениях можно выделить пары пунктов, которые будут являться проверкой на каждый из критериев.

Пункты 1а и 16 — проверка на подобие.

Пункты 2а и 26 — проверка на различие.

Пункты За и 36 — проверка на соответствие.

Далее Келли предлагает «ключ», т.е. те комбинации, которые позволяют приписывать причину адекватно. «Ключ» представляет собой ряд правил, по которым следует строить заключение. Термины, используемые в данном ключе, обозначают: «низкое» место, которое соответствует строке, занимаемой суждением, т.е. суждение, обозначаемое буквой «б»; «высокое» — место (строка) суждения в таблице, обозначаемое буквой «а». Тогда возможные комбинации суждений выглядят следующим образом.

Если: низкое подобие (16), низкое различие (26), высокое соответствие (За), то атрибуция личностная (16-26-За).

Если: высокое подобие (1а), высокое различие (2а), высокое соответствие (За), то атрибуция стимулъная (объектная) (1а-2а-3а).

Если: низкое подобие (16), высокое различие (2а), низкое соответствие (36), то атрибуция обстоятельственная (1б-2а-3б).

С этим «ключом» сопоставляются ответы испытуемого (т.е. того, кто оценивает ситуацию). Ответы эти предлагается дать, глядя в «таблицу» и сопоставляя их тем самым с имевшими место ранее наблюдениями. Например, наблюдатель знает, что никто другой не сбежал с упомянутой лекции (16); он также знает, что Петров сбежал и с других лекций (26); ему известно, что и в прошлом Петров сбегал с этой лекции (3а). Если в таком случае испытуемый предлагает вариант 16-26-За, т.е. приписывает причину Петрову, то можно считать, что он приписал ее правильно.

Также правильным будет приписывание причины «лекция» (т.е. объектной) в том случае, если наблюдатель изберет набор 1а-2а-3а. В случае с обстоятельственной причиной дело обстоит сложнее. Согласно «ключу» набор суждений, дающий основание приписать обстоятельственную причину, должен быть 1б-2а-3б (т.е. «Никто другой с лекции не сбежал», «Петров не сбежал с других лекций», «В прошлом Петров никогда с нее не сбегал»). Как видно, здесь ситуация не очень определенная, во всяком случае неясно, «виноват» Петров или лекция. Очевидно, поэтому приходится трактовать причину, как коренящуюся в обстоятельствах, хотя это и не полностью оправданно.

Обращаясь к кубу, на котором Келли обозначил три типа возможных причин, теперь следует показать, как на нем располагаются ситуации нашего примера (рис. 8):

I. Личностная: 16-26-За (причина — Петров).

II. Объектная: 1а-2а-3а (причина — лекция).

III. Обстоятельственная: 1б-2а-3б (причина — обстоятельства).

 

Обозначения: л — личности, о — объекты (стимулы), в — время (обстоятельства)

Рис. 8. Иллюстрация «локуса каузальности» Г. Келли

 

В третьем случае неопределенность ситуации очевидна.

Схему, предложенную Келли, нельзя рассматривать как абсолютную. В ряде случаев, как отмечает и сам автор, индивид может демонстрировать выбор и сложных причин, например «личностно-объектную» (когда налицо 1a-26-За).

Важно подчеркнуть, что предложенная схема имеет определенное значение для формулирования хотя бы первых правил, более или менее адекватного приписывания причин. Тем более что во многих экспериментах схема давала неплохие показатели. Известен, например, эксперимент Мак-Артур («Пол очарован картиной в музее»), где 85% испытуемых сделали выбор в пользу личностной атрибуции, а 61% — в пользу объектной [см. 10].

В целом же вывод, который следует из описания принципа ковариации (сочетания вариантов), звучит так: «Эффект приписывается одной из возможных причин, с которой он ковариантен по времени».

Иными словами, принцип ковариации заключается в следующем: эффект приписывается условию, которое представлено, когда эффект представлен, и отсутствует, когда эффект отсутствует; в нем исследуются изменения в зависимой ной.

Вместе с тем существенную поправку к схеме Келли дает анализ таких ситуаций атрибуции, когда в них отдельно выявляется позиция участника события и его наблюдателя. Поскольку при этом обнаружены достаточно типичные ошибки атрибутивного процесса, ситуация эта будет рассмотрена в соответствующем разделе.

 

Критические проблемы, связанные с законом ковариации. Несмотря на то что первые исследования, казалось, подтверждали описанную модель, позднее она подверглась критике. Ее критиковали по трем основным причинам.

1. Принцип ковариации ограничен базой, исходя из которой делается вывод о причинной связи. Как нам напоминают работы по статистике, корреляция не обязательно включает причинно-следственные связи (например, мы все знаем, что сексуальные отношения служат причиной беременности, но корреляция между ними в действительности не сильна: ср. Einhorn, Hogarth, 1986).

2. В экспериментах такого типа, проводимых с целью тестирования модели Макартура, участникам дают информацию о ковариации ≪в предварительной упаковке≫, т. е. такую, какую в обычных обстоятельствах они не стали бы искать и, может быть, и не использовали бы (Garland, Harry, Stephenson, 1975). Это ограничение усиливается тем, что люди не очень хорошо умеют оценивать ковариацию двух событий (Alloy, Tabachnik, 1984). 3. Хотя атрибуции участников экспериментов производят такое впечатление, будто они применили закон ковариации, на деле используемый ими способ обработки информации мог быть совершенно другим, чем тот, что предложил

Келли. Из одного только факта, что атрибуции людей кажутся согласующимися с рамками ANOVA, нельзя делать вывод, что они рассуждают именно так. А вы? Большинство из нас испытывает достаточно большие трудности при пользовании калькулятором или даже компьютером. Мы еще вернемся к интересному вопросу о когнитивных процессах, вовлеченных в каузальную атрибуцию.

Исследования, проводимые в настоящее время. Недавно опубликованные работы, а также исследования этой теории, которые ведутся в настоящее время, сосредоточены на вопросе о том, как, собственно говоря, наблюдатели осуществляют каузальную атрибуцию исходя из информации о консенсусе, устойчивости и дифференциации. Хьюстоун и Джаспере (Hewstone, Jaspers, 1987) предложили ≪логическую модель≫ процесса атрибуции, дающую методику, которая позволяет наблюдателю анализировать ковариацию (и идентифицировать условия, необходимые и достаточные для наступления данного следствия), но без проведения мысленного анализа вариантности. Хотя данная модель лучше уточняет атрибуцию наблюдателя, это чрезвычайно сложная модель непосвященного испытуемого. Другую модель, сосредоточенную на аномальных условиях (ACF), предложили Хилтон и Слугоски (Hilton, Slugoski, 1986). Эта модель дает возможность изящного, но простого анализа. Согласно этой модели, мы выбираем в качестве причины события необходимое условие, которое аномально в сравнении с обычным фоном события — объекта атрибуции. Модель ACF предполагает, что люди обрабатывают информацию о консенсусе, дифференциации и устойчивости как ≪контрастные случаи≫, которые определяют аномальные условия, облегчающие наступление события. В этом случае аномальные условия рассматриваются как причина события. В частности, Хилтон и Слугоски высказали мысль, что информация о слабом консенсусе (почти никто так не поступает) идентифицирует человека, рассматриваемого в качестве объекта атрибуции, как аномального. Информация о сильной дифференциации (человек, рассматриваемый как объект атрибуции, почти ни на что не направляет свои действия) идентифицирует стимул как аномальный. Информация о слабой устойчивости (данное событие почти никогда не происходило) идентифицирует данные обстоятельства как аномальные. Модель Келли продолжают расширять и совершенствовать с разных точек зрения (Cheng, Novick, 1990; Forsterling, 1995).

 

2.2. Принцип конфигурации

 

Другая претензия к модели ковариации состоит в том, что она требует нескольких наблюдений (на основе которых могут быть выявлены консенсус, консистентность и дистинктивность информации). Однако, осуществляя атрибуции в повседневной жизни, мы не всегда располагаем достаточной информацией. Келли

(1972) предположил, что AN OVA является «идеализированной» моделью и что существует множество

случаев, в которых информация недоступна наблюдателю. Кроме того, у него может не быть достаточного времени и желания осуществлять множественные наблюдения. При неполных сведениях атрибуции осуществляются на основе причинных схем. Это убеждения индивида, предрассудки, даже теории, являющиеся следствием его опыта относительно того, как определенные причины связаны с конкретным эффектом. Наблюдатель может интерпретировать информацию, сравнивая ее со схемой или включая нечто новое

в уже существующую у него структуру знания.

Простейшим вариантом причинной схемы является «множество достаточных причин» (multiple sufficient cause schema) (Kelley, 1972). В соответствии с ней любая причина из некоторого набора (например, домашние проблемы, неблагоприятная обстановка в школе или недостаточные усилия) может вызвать одинаковый эффект (например, неудача ребенка на экзамене).

Келли также описывает множество принципов атрибуции, дополняющих работу каузальной схемы. Multiple sufficient cause Schema связывается с принципом обесценивания. Если различные причины, присутствующие одновременно, могут привести к одному и тому же результату, роль какой-либо конкретной причины в его возникновении снижается. Рассмотрим случай провала на экзамене в школе. Возможно, ребенок не старался (т.е. причина срыва кроется в недостаточном усилии)? Мы должны будем в меньшей степени учитывать данную причину, если узнаем, что мать ребенка серьезно больна (возможная альтернативная причина). Принцип

обесценивания еще не до конца ясен (см. McClure, 1998); недавнее исследование предполагало выявить условия, при которых эффект обесценивания возникает или не возникает, а также когда имеет место рациональное суждение (Morris &Larrick, 1995).

Келли также выдвинул принцип усиления: роль данной причины возрастает (увеличивается), если событие наблюдается в присутствии отрицательного фактора. Студентка, успешно сдавшая экзамен несмотря а н г и н у в большей степени может приписать свои успехи усердию и способностям по сравнению со здоровыми студентами. Принцип приращения применим как к multiple sufficient cause, так и к более сложной multiple necessary cause schema (Kelley,1972). В соответствии с multiple necessary cause schema некоторые причины могут вызывать эффект, действуя только одновременно. Келли предположил, что такая схема активизируется в случае особых или экстремальных эффектов (Cunningham & Kelley, 1975).

Келли предположил (1972), что у любого человека существуют различные схемы, имеющие значение в силу ряда обстоятельств: (1) они позволяют наблюдателю осуществлять атрибуции на основе неполной информации; (2) они отражают представления субъекта относительно причин и следствий, применимых в определенных ситуациях; (3) они дают наблюдателю «компактные средства», позволяющие быстро и легко делать сложные выводы.

 

Критические проблемы, связанные с каузальными схемами. Несмотря на явные преимущества каузальных схем, всегда остаются проблемы, требующие внимания как в теоретическом, так и в эмпирическом плане. Фидлер (Fiedler, 1982) считает основными две проблемы.

1. Существование и функционирование каузальных схем, хотя и убедительно на интуитивном уровне, но не было успешно доказано. Фидлер критикует отдельные исследования за искусственность и использование таких интегрированных процедур, которые позволяют обнаружить каузальную схему в любом случае атрибуции, произведенной испытуемым. Таким образом, различные ответы считаются доказательством использования схем различного типа. Но откуда вам известно, что испытуемый пользовался схемой? Все, что мы пока можем сказать, — это то, что люди действуют так, как будто они пользовались схемами.

2. Фидлер критиковал также абстрактную, лишенную содержания концепцию схемы. Подлинная схема должна была бы представлять организованное знание, основанное на культурном опыте, а не просто абстрактное причинно-следственное отношение.

Ковариация и конфигурация: интеграция принципов. Несмотря на критические вопросы, поднятые в нашей дискуссии, понятия ковариации и конфигурации весьма существенны в исследовании атрибуции. Очень долго обсуждалось, что является ≪двигателем≫ атрибуции —данные (ковариация) или теория (конфигурация). Действительно, между данными и ожиданиями существует взаимодействие, тогда как предположения влияют на выбор обрабатываемых данных, причем не только на то, как они обрабатываются (Alloy, Tabachnik, 1984).

 

СОЦИАЛЬНАЯ АТРИБУЦИЯ

 

Нерешенность этих проблем во многом объясняется тем, что, несмотря на интересные находки в описании атрибутивных процессов, они остаются процессами, свойственными индивидуальному сознанию. Явление, относящееся к социальному взаимодействию, по существу рассматривается вне социального контекста. Не случайно поэтому, что вся область исследований атрибуции становится ареной довольно острой полемики между американской и европейской традициями в социальной психологии [122; 129; 130]. В данном случае речь идет о том, что исследования атрибуции, если они претендуют на включение в психологию социального познания, неизбежно должны быть включены в социальный контекст.

Такой шаг предпринят рядом европейских авторов и нашел свое воплощение в «теории социальной атрибуции», первоначально заявленной Ж.-К. Дешамом и наиболее полно разработанной М. Хьюстоном и Й. Яспарсом [129]. Они делают акцент на том, что в атрибутивных теориях должен рассматриваться процесс приписывания причин именно социального поведения. В традиционном подходе акцент делался на том, как индивид осуществляет атрибутивный процесс без учета принадлежности этого индивида к определенной социальной группе. В новом подходе подчеркивается, что индивид приписывает что-либо другому на основе представлений о своей собственной группе, а также на основе представлений о той группе, к которой принадлежит этот «другой». С. Московиси например, утверждает, что мы всегда сначала спросим, к какой группе принадлежит человек, а затем начинаем приписывать ему причины его поведения. Иными словами, интерпретация поведения и деятельности другого человека всегда осуществляется на основе его группового членства.

Кроме того, в атрибутивном процессе учитывается и характер взаимодействий, сложившихся в группе, к которой принадлежит субъект восприятия. Таким образом, умножается количество связей, которые должны быть учтены при процессе приписывания, и тем самым процесс еще более удаляется от «чистого» восприятия и дополняется целым комплексом мыслительных операций. Это важное дополнение, предложенное теорией социальной атрибуции и означает еще большую возможность рассматривать атрибутивный процесс не просто как «ядро» социального восприятия, но и как существенный компонент социального познания.

Вместе с тем такое дополнение «привязывает» каузальную атрибуцию к другим механизмам познания человеком социального мира. Поскольку поиск причин апеллирует к групповой принадлежности и субъекта и объекта восприятия, в их взаимодействие включается представление о двух группах («своей» и «чужой») и, следовательно, неизбежно возникает механизм социального сравнения. Этим атрибутивный процесс оказывается включенным в формирование социальной идентичности и в межгрупповые отношения, а тем самым в сложный контекст самых разнообразных социальных явлений.

Основные направления критики традиционных концепций атрибуции осуществляются авторами идеи социальной атрибуции по следующим позициям: а) в традиционных концепциях слишком «рациональна» модель действующего человека (например, в теориях Г. Келли); б) как уже отмечалось, в них при анализе в значительной степени игнорируется группа принадлежности как субъекта, так и объекта атрибутивного процесса; в) методика, применяемая в традиционных исследованиях — преимущественно лабораторный эксперимент, т.е. ограничены применения его результатов в «реальной» жизни; г) практически не учитываются многие важные характеристики участников процесса, такие как пол, возраст, а также уровни атрибуции, описанные Ф. Хайдером.

Поэтому авторы предлагают включить в исследования атрибутивных процессов как минимум следующие гипотезы:

1. Социальная атрибуция касается повседневных объяснений причин и результатов поведения людей при условии учета тех общественных условий, в которых живут люди.

2. Основой ее является социальная категоризация (как субъекта, так и объекта атрибутивного процесса).

3. Для нее характерным является поддержание положительного образа своей группы воспринимающим субъектом. Это достигается применением такой стратегии, когда успех своей группы и неуспех чужой группы объясняются внутренними причинами а неуспех своей группы и успех чужой группы — причинами внешними.

4 Социальная атрибуция не всегда опирается на мнение, разделяемое всеми членами группы, т.е. на существующие в группе стереотипы. Она может возникнуть и на основе «личной» предубежденности воспринимающего.

5. Вместе с тем социальная атрибуция может создаваться или усиливаться на основе развития взаимодействия с другими членами группы [см. 66].

Отсюда следует вывод, что социальная атрибуция может базироваться как на стереотипных представлениях о другой группе, так и на прямом предубеждении одного из участников взаимодействия; итог при этом будет зависеть от характера взаимодействия членов различных групп между собой.

Предложенная концепция приобретает особое значение в тех случаях, когда участники атрибутивного процесса принадлежат к различным культурам, прежде всего к различным этническим группам. Поэтому подробную разработку идея социальной атрибуции получает в этнопсихологии [90]. Здесь, в частности, проанализированы различия представителей разных культур в совершении фундаментальной ошибки атрибуции, вообще степень «приверженности» личностной (в индивидуалистических культурах) или обстоятельственной (в коллективистических культурах) атрибуции. При всех условиях «социальный контекст», на необходимости которого в любых социально-психологических исследованиях настаивают европейские авторы, представлен главным образом группами принадлежности участников атрибутивного процесса.

Нельзя не отметить, что сама по себе идея необходимости учета в атрибутивном процессе группового контекста была высказана нами еще в 1975 г., когда была предложена теоретическая схема исследования социальной перцепции [см. 114], где акцент был сделан как раз на то, что при любом варианте восприятия другого человека необходимо учитывать групповую принадлежность как субъекта, так и объекта восприятия. Там же подчеркивалась мысль о том, что вообще при всех обстоятельствах изучения социально-перцептивного процесса (т.е. и анализа каузальной атрибуции) групповой контекст должен быть доминирующим. Некоторые результаты исследований были доложены в секции по исследованию атрибутивных процессов, руководимой Г. Келли, на Международном конгрессе по психологии в Лейпциге в 1980 г. [114, р. 459]. К сожалению, как и во многих других случаях, дальнейшая разработка этой идеи не получила известности среди западных коллег (как и многие другие идеи отечественной социальной психологии).

Поэтому сегодня мы зачастую обращаемся к тем же самым идеям, но лишь в исполнении и в значительно более полной разработке, в частности, европейских авторов [см. 103; 104].

Теория социальной атрибуции вновь апеллирует к тому, что представления о социальном мире (в данном случае о себе и о группах) формируются в ходе взаимодействия и общения между элементами общественной структуры. Таким образом, и с этой стороны подтверждается вывод о неразрывности процессов социального познания, коммуникации и поведения. Атрибутивные теории, особенно при учете современных дополнений, становятся не только одной из предпосылок психологии социального познания, но и ее существенной составной частью.