Валера знает, что никому никогда не будет нужен так, как маме.
Никто, подобно ей, не будет прощать ему все промахи, искренне радоваться его победам и грустить над поражениями.
Мама понимала сына всегда. Когда Валера случайно раздавил дверью хомячка, а потом долго рыдал и орал, что он убийца, она гладила его по голове, успокаивала, что это всего лишь нелепая случайность, что ни в коем случае никто не считает его преступником. Когда Валера приходил, шмыгающий носом и безумно виноватый, порвав или испачкав только надетую новую и чистую вещь, мама лишь вздыхала, говорила всегда, что это даже хорошо: мальчики должны быть энергичными. Когда в первом классе Валера участвовал в конкурсе чтецов и занял призовое место, мама подняла его на руки и кружила прямо в холле школы, называя самым талантливым, хвасталась потом его достижением всем знакомым. Когда Валера рассорился с другом, с которым дружил почти с пелёнок, мама грустила вместе с ним, думала, как вернуть былую дружбу, успокаивала, что друзей у него ещё будет выше крыши.
Ни разу мама на него не кричала. Валере казалось, что она его так любила, как любить невозможно. Так любят своих детей мамы из американских семейных фильмов, но в жизни такого быть просто не может, наверное, у него что-то с памятью, и эти воспоминания он сам себе нафантазировал.
Валера точно знает, что никто его так больше не полюбит. Второй раз счастливый билет не выпадает. Отцу он, конечно, дорог, но ему проще не лезть в жизнь сына, только ругать его, если он что-то делает не так. Если с виду проблем нет, папа доволен. Он никогда не будет копать глубже. Ни разу в жизни он не сажал, в отличие от мамы, маленького Валеру на колени и не спрашивал, что с ним случилось, почему он грустит.
Родственникам он не особо нужен. Друзей у него толком нет. Кого-то он оттолкнул во время болезни мамы и сразу после её смерти, когда рыдал постоянно и не желал видеть никого счастливого и улыбающегося, словно показывающего своим видом: «У меня всё замечательно, а ты будешь вечно страдать». А после того как она умерла, сходиться с людьми Валере стало гораздо сложнее, он замкнулся в себе, но вполне мог громко и много смеяться с кем-то из одноклассников, но внутри было пронзительно пусто и так больно, что хотелось свернуться калачиком под одеялом и мечтать о том, что утром, когда он проснётся, мама встретит его на кухне, улыбнётся и поцелует в щёку.
Валера не понимает одноклассников, которые жалуются, что матери не пускают их поздно гулять. Он готов отдать всё что угодно ради этого. Если не отпускает, значит, волнуется. Это просто значит, что она есть, что она жива. Может, если бы его мама была жива, она тоже стала бы как-то его ограничивать, что-то запрещать, но Валера не был бы против этого, он готов на уступки ради неё.
Уже три года Валера панически боится дружбы. На самом деле он откровенный, он не сможет держать в тайне все свои мысли от человека, который сколько-нибудь ему дорог. Друг обязательно узнает о том, что Валера хочет оставить ото всех в тайне, и возможно его возненавидит или расскажет всем, обсмеёт Валеру. А он боится боли и предательства.
Но ещё больше он боится смерти любимого человека. Иногда он ни с того ни с сего звонит отцу, спрашивает, где он и как у него дела. Валера никогда не скажет папе, что временами его захлёстывают волны паники, ему чудится, будто с отцом что-то случилось, теперь он останется и без него тоже, пусть неидеального и не настолько любимого, как мама.
Привязываться к кому-то себе дороже, потому что терять всегда больнее, чем никогда не иметь.
Встречаться с девушками Валере никогда не хотелось, потому что он давно уверен, что такой, как мама, ему всё равно не найти. Иногда он устало, как-то зло ухмыляется, говорит сам себе: «Да зачем тебе девка-то? Тебя в платье от бабы не отличишь! Кому такой мужик сдался!». А потом Валера кривит губы, стараясь не расплакаться, а то тушь потечёт.
Ему кажется, что он и не парень толком, раз не хочет выглядеть брутальным, не хвастается своими сексуальными подвигами, а вместо этого переодевается в красное платье и часами танцует перед зеркалом. Но женщиной ему тоже не стать. И это убивает Валеру.
В какой-то момент, несколько лет назад, Валера отчётливо осознал, что маму не вернуть, что она умерла и на чудо надеяться совершенно глупо. Но у него появилась новая глупая мечта: проснуться утром и понять, что он девушка, что в трусах нет члена, что надо надевать лифчик на грудь хотя бы первого размера (много он никогда не просит у высших сил), что голос у него негрубый, ступни небольшие, красивая задница, тонкие запястья и более мягкая линия челюсти.
Но очень отчётливо Валера понимает, что таким мечтам никогда не стать явью, а мужества и денег на операцию по смене пола у него не хватит никогда. И, наверное, он даже не хочет этого по-настоящему, ведь мама всегда считала: «Естественность превыше всего!».
В школу Валера каждое утро идёт без радости, потому что ему надо отсидеть шесть или семь уроков среди накрашенных и одетых, как шлюхи, девушек, которые вызывают у него просто омерзение (они ведь совсем не понимают, как им повезло, что они женского пола, и не ценят это), и пахнущих потом, в большинстве своём небритых парней. Хотя иногда Валера думает, что если бы у него щетина росла с большой скоростью, если бы ростом он был под два метра и широким в плечах, то ему бы и в голову не пришло надевать мамино платье и краситься. Тогда бы он смог жить жизнью обычного парня. А так он ни то ни сё: мелкий и тощий, как девка, а причиндалы в штанах мужские.
Пока Валера не берёт с собой ничего розового: он ещё обижен на Мишку, сломавшего его ручку.
Валере грустно. Потому что будущее представляется ему только, если бы он был девушкой. Вся его жизнь – это обрывки мечтаний и снов. Мама опять жива. Он девушка. Он счастлив. У него много друзей. Он может кому-то довериться. Он ничего не боится. Картинки вариантов дальнейшей жизни. То, что никогда не сбудется. А останется только чувство, будто ужасное чудовище засело в груди и лезет наружу, разрывая сердце, ломая рёбра, вызывая тошноту и ком в горле – предшественник слёз. Оно клокочет внутри, не даёт быть счастливым даже в весьма хорошие моменты (когда со всеми родственниками он справляет день рождения, когда танцует в любимом мамином красном платье, когда – такое случается редко – нормально общается с кем-то из одноклассников). Чудовище когтями раздирает его лёгкие, заставляя задыхаться, напоминая Валере, что он всегда будет несчастлив, что что-нибудь всегда будет не так, что боль никуда не уйдёт, а прошлое не отпустит до конца никогда.
Валера думает, что само прошлое – это чудовище, что оно впустило в него свои щупальца-воспоминания, что, наверное, он не так уж и против. Он привык рыдать, он привык к чудовищу в груди. На самом деле он уже не верит, что может быть иначе.
- Что ты тут расселся, сопля? – спрашивает Мишка, пройдя мимо сидящего за партой Валеры, задев его плечом, столкнув учебник по алгебре на пол.
- Отстань, уйди. Задолбал уже, - зло шипит парень в ответ, наклоняясь за книгой. – Оставь меня в покое.
- Да я ещё и не прикапывался, только начал, - ухмыляется Мишка, садясь за парту через проход от Валеры.
Он делает вид, что до Мишки ему нет никакого дела, таращится в окно, думая, что ему не обидно, просто надоело уже. И хочется спокойствия. Чтобы не было ощущения, что он находится не в том месте не в то время и не в том теле. Чтобы была уверенность в правильности всего происходящего. А вместо будущего - не мечты, что никогда не сбудутся, а планы, которые легко можно осуществить.
- Чего ты меня игнорируешь, мелкий? – Мишка толкает его рукой в плечо. Валера дёргается, но молчит. – Какой ты совсем тухлый сегодня. Ладно, иди в жопу. Скучно с тобой.
Мишка отворачивается, чтобы окликнуть какую-то девушку, отпустить пошлую шутку, посмеяться с друзьями. Валера искренне рад, что его оставили в покое.
После уроков он идёт в торговый центр. Конечно, пешком до него двадцать минут, но Валера терпеть не может лишний раз ездить в транспорте: его быстро укачивает. В наушниках у него играют лирические мелодии.
Танцует он всегда под ритмичную музыку, стараясь получить максимальное удовольствие. Но когда идёт куда-то, слушает только тихие и грустные песни, смотрит по сторонам, наблюдает за людьми, думает, какие проблемы они скрывают от других, какую боль хранят в сердцах. Иногда до его слуха долетают обрывки разговоров. Части чужой жизни. Но Валера не любит подслушивать, не любит знать правду о людях, ему гораздо больше нравится строить собственные догадки.
Торговый центр Валера любит. Он большой, вокруг много людей и всё слепяще-яркое. Можно легко затеряться. Валера любит представлять, что он – это совсем не он. Он идёт по коридору, на нём не мешковатые школьные брюки и пуловер грязно-серого цвета, а ярко-красное платье. Он не тощий парень, а стройная девушка. Все смотрят на него и любуются им.
В магазине косметики практически одни женщины, только пара мужчин, устало закатывающих глаза и держащих в руках кучу пакетов, явно ожидающих своих спутниц.
Валера идёт вдоль стеллажей, не может удержаться и находит свою любимую помаду, вертит её в руках, борется с желанием накрасить губы прямо в магазине.
Мысленно всё-таки красит себе губы, чмокает ими в реальности, успокаивается и ставит помаду на место.
Наконец, он доходит до нужного стеллажа. Валера ещё неделю назад решил купить себе лак для ногтей. Правда, при нём мама никогда не красила ногти, но и не говорила, что это плохо. А лак нежно-розового цвета точно бы ей понравился. Валера почему-то уверен в этом на все сто процентов. Тем более, что лак – это очень женственно.
Пальцы у Валеры тонкие, будто вытянутые, такие, что отчётливо виден каждый сустав, хотя ладонь немаленькая и совсем не женская. Ногти у него аккуратные, закрывающие мясо, но и не очень длинные (Валере становится не по себе, когда Мишка начинает смеяться над его «когтями, как у кошака»). Он их всегда подпиливает, потому что прекрасно помнит, как мама говорила:
- Руки – самая важная часть тела женщины. В первую очередь всегда обращают внимание на руки. Руки – это лицо женщины.
Фраза, конечно, довольно странная, а маленький Валера её вообще не понимал. Но общий смысл всё же уловил, хотя до сих пор недоумевает, как руки могут быть лицом.
Всё-таки иногда Валера не до конца понимает женщин. А мужчин не понимает вообще. Ему кажется странным, что он застрял на какой-то границе между полами.
Лак Валера выбирает долго и придирчиво, рассматривая каждый флакончик и подбирая нужный цвет, идеальный. В конце концов, он останавливается на перламутрово-розовом. У кассы берёт жидкость для снятия лака. Валера стоит за толстой женщиной, от которой пахнет горьковато-сладкими духами. Он вдыхает этот запах (мама пользовалась похожими духами, но Валера не рискует так делать, а то вдруг отец почувствует, что от сына пахнет, как от его покойной жены), стараясь успокоиться. Купюры и покупки в его руках чуть подрагивают.
«Если что, меня девушка послала в магазин, - судорожно думает он. – Она маникюр в салоне делала, а с одного ногтя лак содрался. И ей нужна срочная помощь. Операция. Реабилитация. Нет, не то. Чёрт, слово забыл… В общем, маникюр надо спасти. А ехать в салон далеко. Да и глупо. Потому я пошёл за лаком. А почему девушка не пошла сама? А она ленивая. А ещё лучше не девушка, а сестра. Точно! Старшая сестра, которая меня постоянно гоняет то за помадой, то за презервативами, то за прокладками, то за лаком для ногтей. А у меня нет выбора, и приходится каждый раз ходить, а мне так не нравится, так не нравится! Да я с трудом нашёл нужный цвет, точно такой, как у неё. Ужас, какой я несчастный».
Увлёкшись размышлениями, Валера не сразу соображает, что толстая женщина уже удалилась и подошла его очередь. Он оплачивает покупку. Конечно, никто не спрашивает, зачем парню лак для ногтей. Даже косо не смотрят. Может, потому что это не их дело, а может, у них часто покупают лаки какие-нибудь парни эмо, готы или метросексуалы.
Дома Валера специально садится на балконе, чтобы запах лака ни в коем случае не остался в квартире и отец его не почувствовал. Он медленно и очень аккуратно красит каждый ноготь, испытывая при этом какой-то детский восторг, едва ли не повизгивая. Если случайно задевает кожу, то стирает лак ватной палочкой с помощью специальной жидкости. Валера педант во всём, что касается внешнего вида его женского образа. Потом он долго сидит, боясь, что лак до конца не высох и, дотронувшись до чего-то, он его смажет.
Включает музыку. Красит себе ресницы и губы.
Конечно, платье он надевал совсем недавно, но ведь с накрашенными ногтями он его ещё ни разу не носил! Валера решает тут же исправить это досадное недоразумение. Он надевает чулки, бельё и платье (прежде чем до него дотронуться, он четыре раза проверяет, точно ли лак высох на всех ногтях).
Валера вертится перед зеркалом, постоянно скашивает взгляд на свои руки. И думает, что мама была права. Он бы точно первым делом обратил внимание именно на свои руки (и не потому, что парень с маникюром – это ненормально): в них есть что-то красивое, притягательное, особенно когда ногти накрашены перламутрово-розовым.
Когда Валера в платье, время течёт совсем не так, как когда он в своей обычной мужской одежде. Или ему так кажется. У него в плейлисте сорок песен, около двух с половиной часов непрерывного звучания. Если что, воспроизведение можно включить заново и дальше наслаждаться ритмичной музыкой, весёлыми голосами, которые раскрепощённо поют о том, чего действительно хотят, что им нравится.
Валера им завидует. Завидует тому, что они ничего не боятся и не стесняются. Ни один певец не стал бы трястись, покупая что-то в магазине косметики. Хотя зачем это делать певцу – за него всё, что надо, приобретут гримёры.
Когда замолкает сороковая песня, Валера смотрит на часы, замирает на месте, понимая, что до прихода отца осталось в лучшем случае полчаса, в худшем – пять минут. Просто у него из головы вылетело, что он потратил много времени после школы на покупку лака и на покраску ногтей.
Валера быстро снимает платье, вешает его в шкаф (бережно, несмотря на отсутствие времени), чуть ли не срывает с себя лифчик, запихивает его подальше, натягивает джинсы прямо на чулки, надевает футболку, судорожно смывает макияж в ванной. Потом он бросается на балкон, чтобы там смыть лак с ногтей, не провоняв при этом всю квартиру, но ещё до того, как он открывает балконную дверь, раздаётся звонок.
Глубоко вздохнув, стараясь успокоить бешено стучащее сердце, Валера быстро запихивает жидкость в шкаф, в коробку из-под обуви к помаде и туши, суёт ноги в тапки и открывает отцу дверь, заводя при этом руки за спину, чтобы, даже несмотря на полумрак, царящий в коридоре, отец не заметил накрашенные ногти.
- Привет, - улыбается Валера.
Папа здоровается, проходит в квартиру.
- Разогрей мне борщ, вроде вчерашний остался, - просит он.
Валера кивает, уходит на кухню. Его потряхивает, и он не знает, куда себя деть. В голове бьётся мысль: «Лишь бы отец не узнал!». Про себя он молится всем богам, чтобы на его лице не осталось следов туши и помады.
Борщ греется в микроволновке, отец заходит в кухню, Валера сидит на стуле.
Своё тело он ощущает всего несколькими местами. Резинки чулок внезапно сильно давят на кожу бёдер. По члену скользит шёлк белья. Горят щёки (Валера уверен, что покраснел, и отец точно всё поймёт и узнает).
Пищит микроволновка. Валера вздрагивает.
- Ты сам обедал? – спрашивает папа, доставая тарелку из микроволновки.
- Да, бутерброды поел, - говорит Валера, искренне удивляясь тому, что его голос не дрожит. Ему становится тошно, словно органы вибрируют внутри и хотят вылезти через рот.
- Опять всухомятку ешь, - вздыхает отец. – Я зря готовлю, что ли?
После маминой смерти, отец всерьёз занялся готовкой, понимая, что сына стоит кормить не только дошираком с хлебом. Конечно, кулинар он не гениальный, да и Валера обычно ест немного, но отец гордится тем, что сам может сына накормить без женщины в доме.
- Кстати, ты помнишь, что в завтра мы едем к тёте Гале на день рождения?
- Мы? – Валера удивлённо вскидывает брови: он давно мечтает о том, что отец на целый день уедет из дома в выходной день, и он сможет наслаждаться одиночеством, музыкой и платьем. Он уже месяц ждёт дня рождения тёти Гали, сестры отца, на который тот обещал поехать один.
- Да, конечно. Ты думал, я тебя одного оставлю? Сестра меня убьёт и пинком отправит обратно домой, как только я явлюсь к ней без тебя, - говорит отец.
Валера на него не смотрит: он с детства считает, что люди во время еды выглядят мерзко беззащитно.
- Но я не хочу, там скучно будет, - неуверенно произносит он.
- Надо – значит, надо, - безапелляционным тоном заявляет отец.
- Ясно... Я к себе пойду тогда, - тихо говорит Валера, боясь, что может даже расплакаться оттого, что лелеемые планы так резко пошли под откос, оттого, что отцу плевать, чего хочет он.
- Только не надевай эти свои узкие джинсы и бабские футболки, а то все начнут говорить, какую гадость ты носишь. А ещё лучше надень что-то мешковатое, а то с родственников станется начать обсуждать, какой ты костлявый и что я тебя совсем не кормлю. Ладно?
- Ладно, - покорно соглашается Валера и быстро выходит из кухни.
Он понимает, что отец желает ему только добра, просто не хочет, чтобы все родственники перемывали ему косточки. Но мама бы нашла другой выход, не стала бы запрещать надевать любимые вещи, отстояла бы перед родственниками его право носить то, что он хочет.
Хотя если бы мама была жива, может, Валера бы не стремился быть похожим на неё, а, наоборот, хотел стать сильным и мужественным, чтобы её защищать.
Но мамы давно нет. Отец доедает борщ на кухне.
А Валере кажется, что ногти, накрашенные перламутрово-розовым лаком, болят и отслаиваются.
Ночью он тайком выходит на балкон и быстро смывает лак.
Сказка кончается.
Утром надо ехать к родственникам и изображать идеального сына.
Чулки
В метро шумно. Валера злится. Потому что его тащат на день рождения тёти к многочисленным родственникам, потому что отец запрещает слушать музыку («В метро и так громко, чтобы шум не мешал, надо включить громкость на максимум, это плохо влияет на слух»).
Раньше Валера любил ездить на метро. В детстве такая поездка была чуть ли не праздником для него. Они с мамой вставали с утра пораньше и собирались в гости к родственникам. В метро мама садилась, Валера забирался к ней на колени. А потом мама, смеясь, двигала ногами вверх-вниз, говорила на ухо сыну:
- Едем по кочкам, по кочкам, по кочкам… В ямку бух, - раздвигала резко колени, но обхватывала Валеру руками поперёк живота, чтобы он не упал.
Валера тоже смеялся, смотрел на людей вокруг. Ему нравилось, когда кто-то обращал на них внимание, ему хотелось заорать громко, перекрикивая шум метро, что это его мама, что это она такая безумно красивая.
Теперь метро вызывает у него эти воспоминания. Ему одновременно тепло и приятно от них и безумно горько.
Отец сидит, прикрыв глаза, держит в руках большой букет лилий (любимых цветов тёти Гали). Валера стоит напротив, одну руку вытянув вверх, держась за поручень, а другой сжимая верёвочки подарочного пакета (в нём бутылка шампанского и открытка, которую он с утра подписывал по просьбе отца). Он всё-таки надел узкие джинсы, сказав отцу, что более свободные стали ему коротки. На нём мешковатая толстовка, против которой отец ничего не имеет. Валера с удовольствием надел бы не толстовку, а бежевую футболку с надписью на английском и бантиком (втайне от отца он купил её в женском отделе), потому он ещё более недоволен.
Полчаса воспоминаний и молчаливой злости, а потом они приезжают на нужную станцию. Отец не замечает, что сын расстроен, и, улыбаясь, идёт в сторону эскалатора.
«Конечно! Он-то ждал этого сборища придурков! – мысленно злится Валера. - И срал он на то, что я видеть никого не хочу, что мне будет смертельно скучно!»
Дорогу до дома тёти Гали Валера не замечает толком, всё сильнее раздражаясь.
Женщина встречает их на пороге, целует в щёку Валеру, потом его отца, принимает букет и подарочный пакет. Тёте Гале исполняется тридцать пять. Она в красном платье и звонко смеётся. У Валеры окончательно портится настроение. Он думает, что его мама была в тысячу раз красивее.
Лицо тёти Гали кажется ему каким-то глупым, а тело - слишком толстым. Она сюсюкает со своей пятилетней дочкой Любочкой. Валеру начинает тошнить от этого. Его мама никогда не говорила ему: «Миленький, солнышко, лапушка, поцелуй мамочку, зайчик мой». И Валера ей за это даже благодарен, потому что, по его мнению, от таких слов несёт какой-то показухой. Ему всегда казалось, что для того, чтобы показать любовь, не надо никаких «рыбок, зайчиков и лапушек», они только делают всё каким-то приторно-мерзким. А может, Валера просто завидует тому, что Люба ещё маленькая, а мама с ней постоянно. И прямо сейчас смеётся, поправляя красное платье. Почти такое же, как и висящее в шкафу у Валеры дома.
Муж тёти Гали безумно счастливый. Даже Виталик – его шестнадцатилетний сын от первого брака – выглядит крайне довольным жизнью. Да и другие родственники тоже. И от этого Валере становится ещё хуже, но он всё равно улыбается, не желая никому портить праздник.
У Валериного отца, кроме Гали, ещё две сестры. Одна – незамужняя непризнанная певица с мерзким писклявым голосом, другая третий год живёт в гражданском браке с алкоголиком, который после очередного запоя клянётся и божится, что больше никогда и капли спиртного в рот не возьмёт. Он как раз скашивает глаза на бутылку коньяка, когда Валера с ним вежливо здоровается.
Ещё на празднике есть двоюродный дядя Валеры, которого он видел трижды за всю жизнь.
- Чувак, ты похож на пидора, - радостно вместо приветствия сообщает Валере Виталик и тянет его на диван, усаживает рядом с собой, поясняет свои действия: – Пока тебя не разорвали эти сумасшедшие тётки, иди ко мне. А то меня уже успели достать. «Виталик, а куда ты поступать планируешь? А как у тебя дела в школе? А девушка у тебя есть?», - писклявым голосом передразнивает парень.
- Привет, - говорит Валера, печально вздыхает, понимая, что допроса всё равно не избежать.
- Тёть Галя с ума вообще сошла сегодня, с семи утра на ногах, какую-то хрень делает на кухне. Я не знаю, кто будет жрать все салаты, что она наготовила, серьёзно, - тем временем рассказывает Виталик.
Его родители развелись, когда ему было четыре, сначала он жил вместе с мамой, но год назад переехал к отцу, потому что недалеко от его дома находится хороший лицей с физико-математическим уклоном. Бывшие муж и жена решили, что так их сыну будет удобно. Виталик особо не против. Обоих родителей он любит и на недостаток их внимания не жалуется. Ко второй жене отца – тёте Гале – он относится нормально, а со своей единокровной сестрёнкой Любой ему нравится играть. Валера думает, что Виталик часто ведёт себя, как ребёнок.
Он его знает довольно давно. На протяжении семи лет Виталик бывал на днях рождения мужа тёти Гали. А последний год они видятся практически на всех семейных праздниках.
Валера даже восхищается Виталиком. Потому что тот всегда улыбается, потому что его не напрягает то, что его родители в разводе и у каждого своя семья, потому что он ко всему относится спокойно и с юмором.
Виталик выше Валеры на голову и гораздо шире в плечах. При прошлой встрече Виталик шутливо сжимал его в объятьях, говоря, что он размером с двоих Валер. Конечно, он преувеличивал, но был не так далёк от правды.
Виталик ходит в качалку и вообще любит спорт, потому с мышцами у него полный порядок. Он любит демонстрировать свои мускулы всем родственникам, правда, после этого обычно стрелки переводят на тощего Валеру, которому, по мнению всех тёть, тоже надо нарастить хоть какую-то мышечную массу. Виталик потом обычно долго извиняется перед Валерой за то, что, не желая этого, подставил его.
- Хочешь я тебе расскажу про девку, с которой я позавчера трахался? – интересуется Виталик, берёт со стола бутерброд и начинает его жевать.
- Если честно, не очень, - говорит Валера, стараясь отодвинуться от парня подальше, потому что ему не нравится прижиматься своим бедром к бедру Виталика.
Но тут с другой бока садится незамужняя певица, от которой несёт приторно-сладкими духами. У неё подмышками на светло-зелёной кофте виднеются следы от пота, а помада на губах смазалась. Валере неприятно смотреть на такую неаккуратность, потому он резко решает, что лучше сидеть практически в обнимку с парнем, чем близко к тёте, которая вызывает у него омерзение.
- Короче, слушай. Она сестра одного моего приятеля. Но, когда я её трахал, я этого не знал. И, чёрт возьми, надеюсь, он не узнает, что я её трахал. Потому что он в ней души не чает просто. В общем, прикинь, встречаю я её в одной компании. Девочка-припевочка, вообще, вся такая милая и ботанического вида. А потом мы выпили, и дело как-то внезапно дошло до траха. Так вот, ты бы видел, как она скакала на моём члене и как стонала. Ну, просто шлюха. А ещё под довольно длинной юбкой у неё оказались просто крышесносные чулки. Я их, правда, разодрал случайно, но она даже не обиделась. Короче, это было просто охрененно. И у неё это явно не впервые. А вчера тот приятель, её брат, показывал мне фотки своей, типа, сестры отличницы-девственницы, и я готов был натурально провалиться сквозь землю.
Виталик смеётся. На его щеках появляются ямочки, они кажутся Валере милыми. Он жалеет, что у него самого таких нет. Они бы сделали его лицо более женственным.
Конечно, лицо Виталика, несмотря на ямочки, явно мужское и на самом деле ни капли не милое: скуластое с еле заметной чёрной щетиной, с тонкими губами, довольно широким носом и густыми бровями. Виталик – брюнет. Волосы у него аккуратно подстрижены, уши открыты, а на лоб падает косая чёлка.
Валера слушает рассказ парня, слегка морщась. Ему противно оттого, что даже приличные с виду девушки могут оказаться такими вот шлюхами. Но он восхищается Виталиком, тем, что он легко может рассказать что-то, казалось бы, личное кому угодно, ни капли этого не стесняясь.
- А у тебя как дела? Завёл себе девку? – спрашивает Виталик, тем временем доедая бутерброд.
- Нет.
- Ну чего ты так? Уже пора, чувак.
Он хочет ещё что-то сказать, но тут тётя Галя его укоряет:
- Что это ты забрал себе Валерку? Мы ещё даже не спросили, как у него дела в школе.
Виталик и Валера синхронно закатывают глаза. Валера долго отвечает на вопросы родственников, чувствуя только раздражение, но не показывая этого. Когда тётя Галя убегает на кухню за горячим, Валера почти счастлив: он уверен, что во время еды его оставят в покое. Но он ошибается.
- Почему ты так мало ешь? – спрашивает у Валеры сидящая рядом певица. – Давай я тебе вон тот салатик подложу?
«Чтобы я стал таким же жирным, как вы?» - про себя думает Валера, но вслух говорит:
- Нет, я наелся просто. Мне не хочется.
- Вот поэтому ты такой худой! – восклицает тётя Галя. – Посмотри лучше на Виталика. Вот он хорошо кушает.
«Ага, жрёт за двоих, скотина», - злобно думает Валера и молчит.
Наевшись, он выходит из-за стола, даже соглашается отнести на кухню две пустые миски. Обратно в гостиную ему совсем не хочется. Виталик застаёт его на кухне сидящим на табуретке. Валера таращится на холодильник, жалея, что находится именно здесь, а не в одиночестве дома.
- Совсем достали? – спрашивает Виталик и садится на другую табуретку рядом с парнем.
- Ага, бесят, - честно признаётся Валера.
- И меня.
Они сидят молча. Виталика, кажется, тишина совсем не напрягает. Валере, наоборот, становится с каждой минутой всё больше не по себе. Он судорожно перебирает в голове темы для разговора, и как назло все кажутся ему какими-то глупыми или неуместными. Валера вспоминает, о чём ему говорил Виталик, надеясь найти что-то, за что можно зацепиться в его рассказе.
- Слушай… Ты говорил, что та девка в чулках была. Тебе это так нравится? – неожиданно для самого себя спрашивает Валера.
- О-о-о, Валерка вырос и интересуется бабами! – Виталик расплывается в довольной улыбке, словно это его заслуга. – Круто же. Что-то есть в кружевном белье и в чулках, знаешь, с такими резинками узорчатыми. Охрененно такие снимать. А то, если девка едва ли не в мужских трусах, то что это за хрень вообще? Баба должна быть бабой и одеваться соответствующе.
Валера сглатывает. Он представляет, что будет, если Виталик узнает о том, что ему дико нравится переодеваться в женскую одежду. Ведь по логике, если баба должна быть бабой, то мужик – мужиком. Странно, что Виталик до сих пор не решил набить морду Валере за то, что он выглядит не шибко мужественно. Наверное, Валеру спасло только то, что он его считает родственником, даже несмотря на то, что на самом деле родственной связи у них нет.
- Да-да-да, - кивает Валера.
- Пошли покурим? – предлагает Виталик. – Всё равно, пока дело не дойдёт до торта, о нас никто не вспомнит. Они там как раз начали вспоминать какого-то дядю Васю десантника, у которого было в разное время пять жён. Или ты не куришь?
- Курю. На лестницу?
- Ну не на балкон же! Все же в гостиной и сразу поймут, зачем мы туда пошли. Отец в курсе, что я курю, но я не хочу лишний раз перед ним светиться. А тётя Галя вообще вечно воет, что я только здоровье гублю, но мне насрать.
Парни тихо вышли из квартиры и спустились по лестнице на площадку между этажами. Там на подоконнике стояла жестяная банка из-под кукурузы, наполовину наполненная окурками.
- О, ты такие же, как я, куришь, - радостно возвещает Виталик, смотря, как Валера достаёт из кармана пачку. – Делись, а то я свои дома оставил.
- А если бы я не взял? – спрашивает Валера, протягивая сигарету парню.
- Такие, как ты, никогда ничего не забывают, - пожимает плечами Виталик.
Валера щёлкает зажигалкой.
- Такие, как я? – непонимающе уточняет он, затянувшись в первый раз и выпустив дым.
- Не знаю, как объяснить, - спокойно говорит Виталик, прикуривая. – Ну, у тебя всё всегда точно. Телефон, ключи на месте. Уроки сделаны. Дежурная улыбка на лице. Ни один вопрос не остаётся без ответа. Ты даже у отца всегда уточняешь, не забыл ли он что-то. У тебя всё всегда схвачено. Всё идеально, что ли. Такие, как ты, не забывают сигареты дома.
- Ну, мало ли что. Я тоже человек, - Валере становится обидно оттого, что Виталик считает его таким предсказуемым.
- Тогда я бы вернулся домой за пачкой, - Виталик держит сигарету в левой руке между средним и указательным пальцем.
- Ты левша? – внезапно спрашивает Валера и неотрывно смотрит на руку парня.
Почему-то ему нравится, как сигарета смотрится между пальцев Виталика.
- Ну да. А ты не заметил, что ли, в какой руке я вилку держу? Да и вообще мы далеко не в первый раз видимся.
- Ну… не обращал внимания просто.
- Это потому что ты постоянно где-то в себе, до тебя хрен достучишься. Как там говорят… М-м-м… на своей волне. Вот.
- Просто настроение плохое, - бурчит Валера.
- Ну, чувак, чего ты чуть что обижаешься? - смеётся Виталик и треплет свободной правой рукой Валеру по волосам.
- Отстань. Чего ты ко мне лезешь постоянно? – огрызается он, отступая от Виталика.
- Просто так. Успокойся. А ты чего себе такие лохмы отрастил?
- Нравятся, - Валера затягивается.
- Иногда мне кажется, что ты похож на девку.
- У тебя сегодня идея фикс меня достать? – возмущённо спрашивает Валера, но на самом деле его просто трясёт оттого, что Виталик сказал такое, причём, не грубо, не стараясь обидеть, а спокойно, просто констатируя факт.
- Да нет. Я просто говорю то, что думаю. И решил тебе сообщить, как ты выглядишь со стороны, - говорит Виталик, выпуская дым изо рта.
Валера смотрит на белый дым, на пальцы парня, между которых зажата сигарета. Виталик кажется ему странным, каким-то не таким, как все его знакомые. Спокойным. Взрослым, что ли. Может, даже чересчур.
- Я в курсе, что я так выгляжу, - говорит Валера, чувствуя, что его немного потряхивает, даже сигарета дрожит в руке.
- И тебе нормально? Ну, одноклассники не достают? Никто не кричит: «Эй, пидор»? – с любопытством спрашивает Виталик.
- Да не особо. А если и кричат, то мне насрать. Мне нравится, как я выгляжу.
- Правильная политика, чувак, - улыбается Виталик.
Слышно, как дверь на этаже выше распахивается.
- Парни, вы тут? – спрашивает отец Валеры.
Тот едва ли не подпрыгивает на месте, быстро засовывает окурок в банку из-под кукурузы.
- Да, - отвечает Виталик, тоже тушит сигарету.
Отец спускается к ним, внимательно смотрит на Валеру.
- Ты курил? – строго спрашивает он.
- Нет.
Валера боится того, что отец подойдёт ближе, ещё прикажет дыхнуть, а потом будет долго орать на него. А Валере станет не то чтобы обидно, скорее, стыдно перед Виталиком из-за того, что он станет свидетелем их ссоры.
- Да что вы, дядь Дим, - говорит неожиданно Виталик, - это я тут всё провонял своими сигаретами. Валерка на меня ругался даже, что я дымлю, как паровоз!
- Хорошо, что ты не курил, - отец внимательно смотрит на сына. – Но тебе, Виталь, тоже не стоит. Конечно, я тебе не отец, чтобы отчитывать. Но послушай меня лучше.
- Да, я знаю. Я редко. Вы только папе моему не говорите, пожалуйста, - Виталик просяще смотрит на мужчину, тот вздыхает и говорит:
- Да ладно, праздник как-никак, так что я ничего не скажу. Хватит тут торчать, Галя скоро торт резать будет.
Поднимаясь по лестнице, Валера тихо говорит идущему рядом Виталику:
- Спасибо.
- Да нет проблем. Меня тоже отец задрал уже своими нравоучениями.
Торт у тёти Гали правильный. Большой, с розовыми кремовыми розочками и даже с двумя свечками в форме чисел «три» и «пять». Она задувает свечи вместе с Любой, которой тоже хочется поучаствовать в процессе. Все хлопают. Валера уже не так расстроен и улыбается практически искренне. Даже то, что он опять прижимается к Виталику, лишь бы не соприкасаться с тётей-певицей, теперь к тому же громкой и покрасневшей от выпитого, его не напрягает. Хотя красное платье Гали Валеру по-прежнему раздражает.
Потом все ещё долго сидят. Родственники практически не обращают внимания ни на Валеру, ни на Виталика, и они разговаривают о музыке и фильмах. Вкусы у них вообще не сходятся, но Виталика это не волнует, а Валере почему-то даже нравится, что они такие разные.
Постепенно все начинают расходиться по домам. Валера даже не морщится, когда певица его обнимает на прощание и слюняво целует в щёку. Тётя Галя вручает ему упакованный кусок торта и какой-то салат в герметичной миске, тоже обнимает. Даже Виталик его обхватывает за плечи, говорит:
- Мне всё равно часто скучно бывает... Хочешь, я к тебе приеду на этой неделе? А то, что мы с тобой как неродные?
- Так мы и есть неродные, - констатирует Валера.
- Не придирайся к словам. Ты мне как брат!
- Кто налил Виталику, признавайтесь? – смеётся отец Валеры.
- Да он всегда такой, - хихикает тётя Галя.
- Приезжай. Телефон ты мой знаешь ведь, да? – Виталик кивает. – Позвони, предупреди и приезжай. Я всё равно ничем не занят.
На обратном пути в метро Валера не думает о детстве и маме, он поражается, что так легко согласился встретиться с Виталиком. Валеру удивляет тот факт, что ему хочется, чтобы он приехал, даже если из-за этого он лишится драгоценных минут наедине с собой накрашенным.
«Наверное, это из-за того, что у меня друзей нет, - думает парень. – Дефицит общения, вот мне потому интересно говорить с Виталиком, которого занимает только качалка и трах. Ну ладно, не такой уж он и тупой. Да и меня не убудет оттого, что он у меня дома пару часов проторчит. А вдруг он что-то заметит? А вдруг он узнает? И расскажет моему отцу или на меня будет орать и больше никогда даже не посмотрит в мою сторону? Или вообще презирать начнёт? Я же хуже, чем та девка-шлюха, а с виду ботаничка, с которой он трахался. Я же ботаник в чулках. Парень в платье. Накрашенное стрёмное чмо. Он меня точно возненавидит… Хотя срать мне на него, ну, не увижу я его больше и что? Жил же без него, без этого общения и ничего. Главное, чтобы, если что, он ничего отцу не рассказал. О, чёрт! Надеюсь, он ничего не узнает!»
Валере страшно, что он может потерять своё спокойствие. Но жутко не хочется бросать только начинающую зарождаться дружбу, отталкивать Виталика, с которым легко и просто общаться, который не пытается его задеть или оскорбить, как тот же Мишка, который выгораживает его перед отцом, честно говорит то, что думает, и позволяет прижиматься близко, спасая от мерзкой тёти. Потому он пока не жалеет, что согласился, он хочет попробовать общаться с Виталиком, даже несмотря на с
