Он бросает волос в туман, и мгновение позже мы увидели его перед нами, ясно и четко, только с большим количеством морщинок на лице. Будущий Орвилль склонился над котлом, который внезапно взрывается и поднимается пурпурный дым.
— Конечно, — говорит Орвилль. — Это, однако, проходит довольно хорошо.
Я хотел бы тоже попробовать. Я хотел бы увидеть свое будущее.
Волшебник хмурит лоб. — Но зачем, Оливер? Ты же знаешь, что произойдет с тобой. Ты живешь в счастье и радости до...
— Да, да, ясно. Но все же. Никогда не знаешь. Я имею в виду, буду я жить в королевстве или уйду? Будут ли у меня дети? Начнется ли война? Я хотел бы несколько подробностей...
— Я не думаю, что это хорошая идея...
Прежде чем Орвиль может удержать меня, я вырываю волос и бросаю его на постамент.
Долгое время совершенно ничего не видно кроме вихря лавандового цвета.
Наконец туманный гейзер стреляет к потолку и опадает подобно куполом вниз. Внутри этого купола тумана я могу увидеть себя.
Первое, что бросается мне в глаза, что я не одет в свой камзол.
И у меня нет ни меча, ни кинжала.
И я нахожусь не за кулисами сказки.
Вместо этого я одет, как люди, которых я видел на фотографиях в комнате Делайлы. Я сижу в комнате, которая напоминает спальню Делайлы... однако она другая.
Например, в ней есть открытый камин, а в комнате Делайлы нет. За мной находится полка, битком набитая книгами. Я не могу прочитать некоторые надписи на корешках книги, так как не знаю языков.
Все равно сцена кажется мне довольно заманчивой для будущего вне этой истории.
По меньшей мере, пока в комнате не входит девочка и не обвивает руки вокруг меня. Я не могу рассмотреть ее лицо со своего места.
Вдруг Орвилль кидается вперед и развеивает рукой лавандовый дым, так что картинка исчезает. — Ваше величество, аппарат, очевидно, еще находится в тестовой фазе, — говорит он нервно.
— Есть еще некоторые уязвимые места, которые нужно устранить...
Я хватаю волшебника за воротник. — Верни ее назад!
— Я не могу, Ваше...
— На место!
Орвилль дрожит. — Ты определенно не хотел этого видеть, — шепчет он. — Та, с кем ты был вместе... была не принцесса Серафима.
Я выщипываю еще одни волос и бросаю его на постамент. Снова поднимается дымчатый купол и появляется та же сцена как раньше. — Если ты испортишь это еще раз, — шепчу я Орвиллю. — Я натяну тебе глаз на шею.
Девушка в пурпурном тумане обвивает руки вокруг меня. Она медленно поворачивается, так что я могу видеть ее лицо.
Орвилль был прав.
Я действительно не хотел бы этого видеть.
Не потому что это не Серафима, а потому что это не Делайла.
Я всегда думал, что моим самым заветным желанием было выбраться из этой проклятой книги.
Теперь я знаю, что должен следить за своими желаниями. Выбраться отсюда могло оказаться не самой заветной мечтой, а моим самым ужасным кошмарным сном.
Я пытался выбраться из книги, и это не сработало. Я увидел мое будущее, и Делайлы там не было.
Навсегда быть пойманным в сказке, с этим я мог бы жить, но жизнь без нее немыслима.
Мне нужна помощь. И как можно быстрее. И поэтому я бегу вопреки неприятной уверенности, что возможно это ранит других, к пещере Раскуллио.
Я добираюсь туда запыхавшийся и вспотевший.
Дверь открывается, и небесный аромат ванили встречает меня. Я на ощупь иду внутрь и нахожу его на кухне, где он выпекает печенья. Он как раз поливает их розовой сахарной глазунью, и я откашливаюсь, чтобы привлечь его внимание.
— А, Ваше Величество! Ты как раз вовремя, чтобы попробовать первую партию. Они еще теплые!
— Раскуллио, — говорю я. — Сейчас нет времени для кексов. Мне нужна твоя помощь.
Тогда он замечает, что это серьезно, он откладывает свою лопатку. — Следующую партию доставать от двенадцати до четырнадцати минут из печи, так что у меня пока есть время, — объясняет он торжественно.
Я хватаю его за руку и тяну к мольберту, на котором не так давно я пытался неудачно выбраться из книги, и так жалобно потерпел неудачу. — Ты должен нарисовать для меня кое-что.
— Снова? — спрашивает Раскуллио. — Это насчет твоего срочного дела? У тебя художественная интуиция?
— Просто сделай это, — говорю я разочарованно. — Мне нужен портрет девушки. Я расскажу тебе, как она выглядит, и ты перенесешь ее портрет на свой волшебный холст.
Его глаза начинают светиться. — Ты имеешь в виду объявление о розыске!
Хмм. Можно было бы сформулировать и так. — Точно, — говорю я.
— Я уже подготовил несколько, знаешь.
Мой шедевр — это шедевр червового валета, после того, как он украл тортики у королевы. Он все еще в тюрьме дворца.
— Великолепно, — я сажусь на книжную стопку, и поднимается облако пыли, — у нее темные волосы, которые падают на ее плечи. Они очень гладкие, только кончики слегка поднимаются вверх.
— Я должен сначала сделать эскиз, — Раскуллио берет блокнот и начинает рисовать.
— Какого она роста?
Я не знаю. У меня нет рамок для этого.
— Среднего роста, — предполагаю я.
— А ее глаза?
— Они карие.
— Точнее шоколадно-карие или черно— карие как темные уголки души?
— Я пожимаю плечами. — Теплый коричневый, как мед. А ее рот...
— Примерно так?
Раскуллио показывает мне небольшую дугу, которая должна представлять собой губы, но они вообще не похожи на губы Делайла. Ее уголки рта постоянно приподняты вверх, как будто она постоянно улыбается, и как следствие, кажется, как будто она всегда хочет рассказать мне что-то замечательное, даже если говорит просто:"Привет."
Таким образом, мы продолжаем, пока не наступает момент, когда надо доставать кексы, я делаю предложения, исправляю и корректирую портрет, который рисует Раскуллио.
— Давай быстрее, — говорю я.
Я не знаю, сколько у нас времени, до того как Делайла откроет книгу снова, так что вся работа будет бессмысленной.
— Гениям нужно время, — возражает Раскуллио. Но наконец, он поворачивает блокнот, чтобы я мог видеть. И в самом деле, на меня смотрит Делайла.
— Да, — говорю я кивая.
Раскуллио доволен собой. — И к чему спешка? Что она сделала?
— Сделала? — спрашиваю я.
— Какое преступление она совершила?
Тогда я вспоминаю, к какой хитрости я прибег, чтобы он нарисовал Делайлу. — Она — воровка, — объясняю я.
В глубине это не ложь. Так как она без всяких сомнений украла мое сердце.
Глава 21
Делайла.
Мы так близко друг к другу, непосредственно передо мной, в уединении моего старого убежища, я вижу, как появляется лицо Оливера. Но прежде чем стать чем-то большим, чем призрачная галлюцинация, он снова исчезает.
Пока я пытаюсь понять, что произошло и как, я слышу, как моя мама кричит мое имя.
— Именно сейчас? — ворчу я. — Как так может быть?
— Делайла? — ее голос приближается. Она стоит у подножия дерева. — Что ты делаешь там наверху?
Я быстро захлопываю книгу и прячу ее между старыми газетами. Голова моей мамы появляется на верхней перекладине стремянки.
— Я убираюсь, объявляю я. — Открываю новую главу. Больше никаких сказок, никаких убежищ на ветках деревьев, — она с сомнением смотрит на меня. — Доктор Духарме считает, что это важно, чтобы я делала вещи, которые соответствуют моему возрасту.
Слова производят нужный результат.
— Ну, тогда, — удивленно говорит моя мать. — Прекрасно!
Она качает головой, как будто она не могла поверить, и это не какое ни чудо. — К тебе пришли. Джулс ждет тебя в комнате.
— Джулс?
Последнее, что я хотела, это зависать с Джулс, когда я обязательно должна поговорит с Оливером.
Мне немного становится ясно: Не может переписать конец. У меня есть новый план, в который мне нужно его посвятить.
Прижимая книгу украдкой под мышкой, я иду назад в дом. Когда
я открываю дверь в мою комнату, Джулс лежит на кровати и слушает музыку на iPod. Я быстро прячу книгу между другими на полке, чтобы Джулс не спрашивала меня, почему я до сих пор читаю детские книги. Затем я сажусь и вытаскиваю наушник из ее уха. — Я не ждала тебя, — говорю я.
— С каких пор с лучшей подругой нужно договариваться о встрече? — спрашивает Джулс. — И с каких пор ты слушаешь Джастина Бибера? — качает она головой. — Возможно, тебе и правда стоит обратиться к психологу. У меня нет проблем с том, что ты сломала нос Элли, но если ты и дальше будешь загружать такие песни, мне придется когда-нибудь тебя убить, — она перекатывается на живот и смотрит на меня. — Итак, как все прошло?
— Как прошло что?
— Посещение душегрыза.
Мне кажется, что с этого момента прошли года, а не три часа.
— Полный провал.
— Хорошо, тогда мне нужна твоя помощь, и для этого тебе придется воспользоваться всеми пятью органами чувств. Я в полном тупике, — она садится и закидывает ногу на ногу. — Ты помнишь мою тетю Агнес?
— Та, что пахнет свеклой?
Джулс вздрагивает. — О Боже, почему ты всегда вспоминаешь об этом? Мои родители хотят отправить меня к ней на летние каникулы, чтобы я
"прочувствовала вкус сельской жизни". Ты можешь представить себе, что я дою корову где— нибудь в районе Айовы, в самой жопе мира?
— У нее есть там коровы?
— Нет, но вполне могли бы быть. Однако, речь не об этом. А о том, что я меня доставят как посылку в самый скучный город мира, — она медлит. — Господи, они все еще пользуются интернетом через модем.
Я действительно хотела бы разделить несчастье Джулс, но я могу думать только об Оливере и о том,что нам делать дальше.
— Возможно, все не так плохо, — говорю я. — Лето пролетит мгновенно.
Она пристально смотрит на меня. — Вау. Сочувствие? Ошибочка.
— Я не это имела в виду. Конечно, мне жаль, но это, же не конец света Джулс.
— Ты можешь объяснить мне кое-что? Где Делайла?
Так как подруга, которую я знала, посочувствовала бы мне.
— Ты сейчас немного драматизируешь, — говорю я и даже заставляю себя улыбнуться.
— Ах, так? Я пришла сюда, чтобы пореветь. Ты должна была бы мне сказать, что меня ждут ужаснейшее лето, и ты полностью понимаешь мою печаль. Ты должна была бы разыграть для меня партию. Я не смогу избежать лета в Айове, и это будет настоящим адом, но было бы приятно знать, что здесь есть кто— то, кому жаль, что мне придется поехать туда.
Я чувствую, как мне становится жарко. Я была так одержима Оливером, что у меня не было никакого времени на Джулс. И факт, что она
не может его слышать, делает пропасть еще больше между нами.
Это измениться, когда Оливер появится здесь. Тогда я смогу представить его Джулс и она сможет познакомиться с ним, и порадоваться за меня, так как я наконец буду иметь друга. Эти маленькие недосказанности между нами — незначительные преграды, которые мы когда-нибудь уберем с дороги.
— У меня сейчас просто слишком много дел.
Джулс встает. — Я тоже раньше была среди
твоих дел. Я была важна для тебя.
— Джулс, не говори так. Ты все еще моя лучшая подруга...
— Знаешь что? Это решаешь не ты.
Для дружбы нужны двое, и в последнее время я посвятила этому очень много.
— Джулс, — успокаиваю я ее. — Перестань уже.
Я протягиваю руку к ней, но она отступает.
Она смотрит мне в лицо. — Запомни одно, я стояла рядом с тобой, когда весь мир тебя ненавидел. Я думала, это чего-то стоило.
Затем она выходит из комнаты и захлопывает дверь за собой. Я смиренно вздыхаю.
Я приведу это снова в порядок, я клянусь в этом, но сначала мне нужно довести до конца то, что Оливер и я начали.
Моя мама просовывает голову в дверь. — С Джулс все в порядке?
— Да...
— Странно, она, однако, не выглядела так, когда выбежала отсюда.
Слезы жгут глаза. — Я не хочу говорить об этом, — отвечаю я. Я в один день потеряла двоих друзей.
Моя мама садится рядом со мной на кровать. — Ты же знаешь, что это такое, это происходит снова. И если ты хочешь поговорить об этом, я всегда готова для этого.
Это приятно почувствовать, как она обнимает меня рукой, и некоторое время кажется, все было бы так просто. Мыли о том, что все урегулируется как-то самостоятельно. Она одаривает меня поцелуем в макушку. — У меня есть идея, — говорит она. — Давай посмотрим какой-нибудь фильм вместе?
Я поднимаю на нее взгляд. — Как в старые времена?
— Я сделаю попкорн, — говорит мама. — А ты принесешь Ариэль, русалочку.
Если подумать, почему у моей мамы жизненно важная проблема состоит в том, что я читаю сказку, но она с легкостью соглашается посмотреть со мной рисованный мультфильм Диснея и с радостью предвкушает предстоящий вечер, когда я придаюсь иллюзии, что мечты могут сбываться. — Хорошо, — говорю я тихо, и она обнимает меня крепче.
Когда она уходит, я подхожу к книжной полке, чтобы достать книгу. Я хочу лишь ненадолго открыть сорок третью страницу, чтобы рассказать Оливеру о своей замечательной идее.
Но затем я думаю о маме там внизу, которая так старается, чтобы сделать меня счастливой. Для начала Оливер должен подождать.
Диснеевский фильм лежит в картонной коробке в моем шкафу на верхней полке. Так как я не могу дотянуться, я подтаскиваю корзину для белья, переворачиваю ее и использую ее как табуретку. Я вытягиваю руку и хватай край коробки. Но вдруг все вокруг меня светлеет и становится серебристым, как будто ночью пошел снег, и внезапно я падаю, лечу кувырком через голову в большое, далекое, пустое ничто.
Я начинаю кричать. Я падаю настолько быстро, что ветер шумит в моих ушах, и глаза слезятся. Это, как будто меня кто-то выкинул из реактивного самолета. Я замечаю нечеткие черные контуры, которые пролетаю. Затем я внезапно останавливаюсь. Моя футболка зацепилась за крючок, на котором я теперь вишу, материал натягивается на моих плечах.
Только это не крючок. Когда я оборачиваюсь, понимаю, что вишу на гигантской "з".
До тех пор пока закорючка у "З" не разгибается под моим весом, и я снова нахожусь в падении.
Пока я кувыркаюсь, местность вокруг меня заполняется цветом, сначала слабым, затем более интенсивным и ярким, пока я думаю, что в любой момент могу упасть на землю.
Я защищаю лицо руками и пытаюсь сгруппироваться, чтобы было не так больно при приземлении.
— Рооооммм! — от удара перехватывает дыхание, я неудачно приземляюсь на что-то твердое. Стопка книг падает и поднимает облако пыли.
Осторожно я поднимаюсь и ощупываю себя, чтобы убедиться, что ничего не сломано. Уголком глаза я замечаю движение и оборачиваюсь, согнув руки в позе каратэ, чтобы по возможности запугать агрессора.
Агрессор делает точно такое же движение.
Когда я делаю шаг вперед, я понимаю, что смотрю в зеркало. Я крайней мере, я думаю,что это зеркало, хотя действительно узнаю себя.
Моя мама однажды отвезла меня в Монреаль. Мы гуляли по местам, которое наполняли по вечерам уличные художники и лавочки. Художники сидели над экранами и рисовали трепыхающихся детей.
Ради удовольствия мама решила нарисовать мой портрет. Хотя, несомненно, присутствовало сходство, но, по правде сказать, я считала, что картина немного зловещая. Она была простым, двухмерным изображением, ничего не имеющим общего со мной.
Изображение, которое смотрело на меня из зеркало, было таким же.
Медленно я вытягиваю пальцы к странной девушке, которой могла быть и я, когда слева от меня раздается громкий визг. Покрытый шрамами, с козлиной бородкой мужчина, которого я узнала бы всюду, сбивает меня с ног и прижимает крепко к полу.
— Ты — воровка! — кричит Раскуллио. — Ты также ужасна, как сказал принц. Прежде чем наступит ночь, ты станешь кормом для дракона.
Я просто выдумала все это. Это единственное объяснение, которое у меня есть для того, что меня тащат выдуманные персонажи через волшебный лес.
Но если я только выдумываю это, как выходит так, что канат, которым меня связал Раскуллио, натирает запястья?
Как так получается, что я чувствую запах горящего дерева из хижины Орвилля, как феи, которые такие же большие как комары на анаболиках, дергают меня за волосы и одежду?
Я знаю, что, собственно, должна испытывать панический страх, но я слишком занята тем, чтобы осмотреть все в мире, о котором я так долго думала.
Надо мной, где должно находиться небо, вдали висят части букв. Я могу различить только цвета и контуры, как будто бы я смотрела на солнце со дна пруда.
— Ох, ты Боже мой, — пыхчу я, — это же королевский замок?
— Нет, это буханка хлеба, — ворчит Раскуллио.
— Оливер рассказал мне, что ты воруешь, но он не предупредил, что ты еще и слабоумная...
Если это замок, значит, я сейчас встречу Оливера.
Увижу его впервые, по-настоящему.
Я резко останавливаюсь, так что Раскуллио тоже вынужден остановиться. Скованными руками я пытаюсь разгладить волосы и поправить футболку, чтобы было не заметно
возникшую трещину из-за "З". — Я выгляжу приемлемо? — спрашиваю я своего похитителя.
— Я думаю, если вам нравится этот изнуренный, оборванный вид, — он дергает меня дальше, и как по мановению волшебства решетка поднимается, и четыре герольда объявляют триумфально о моем прибытии. Раскуллио снимает мои оковы и толкает меня вперед, так что я приземляюсь на четвереньки между громкими аристократами и придворными дамами.
— Что у нас тут, Раскуллио?
Когда я смотрю вверх, понимаю,что королева Морин направила свой взгляд на меня. Сверкающие алмазы, сапфиры и рубины на ее короне слепят меня. Ее вечернее платье с золотыми галунами и края ее
королевской пурпурной накидки украшены мягким горностаем. Все эти маленькие детали, которые я вижу здесь в непосредственной близости, несравнимы с иллюстрациями книги. Все выглядит таким настоящим...
потому что все настоящее.
Я чувствую себя как во сне. Вам никогда не снилось ничего подобного, что стопроцентно казалось настоящим, будто вы действительно переживаете это? Так интенсивно, что вы могли бы запечатлеть все в памяти? Так натурально, как будто сон реален?
Королева Морин хватает воздух. — Принесите бедной девочке одеяло. Она же практически в нижнем белье!
Дворянин набрасывает на меня попону, и я закутываюсь в нее, хотя я и полностью одета в шорты и футболку.
Молниеносно я пытаюсь придумать, какое извинения могу принести, за мое присутствие. Книга однозначно закрыта, так как ничего из этого в сказке не происходило. Итак, это значит, что все, что рассказывал Оливер правда: между строк есть совершенно другой мир.
— Ваше Величество, я привел к вам подлую, гнусную воровку! — говорит Раскуллио и королева улыбается. — Я прочитала книгу синонимов, которую ты подарил мне на рождество.
Я встаю и упираю руки в бока. — Для информации, я никакая не воровка.
И я не преступница, не подлая и не гнусная. Наоборот, некоторые люди называют меня умной, остроумной и добросердечной, — поднимаю я подбородок.
— Владение языком, твердая пятерка.
— Умная— Остроумная— Добросердечная, — повторяет королева Морин. Это довольно длинно, дорогая.
У тебя есть прозвище?
— Нет. Мое имя Делайла.
— Почему ты не сказала об это? — спрашивает королева.
— Потому что этот там, — я показываю пальцем на Рускуллио, — представил меня как воровку.
— То, что эта девушка связана с криминалом, я знаю из первых рук, от его Королевского Высочества, Принца Оливера, — сопит Раскуллио.
Королева Морин оценивает меня. — Она не похожа на преступницу. Скорее как гуляка.
— Я ни то, ни другое, — говорю я. — Спросите же Оливера. Он все объяснит.
— Ты знаешь принца Оливера? — спрашивает королева Морин. Недоверчиво она осматривает меня с головы до ног.
— Ваше Величество? — слышу я родной голос.
— Вы звали меня?
И тогда внезапно, всего в метре от меня, стоит Оливер. Сердце бешено бьется о мои ребра. Он больше, чем я его представляла, а его глаза, они вообще не синие как море. Скорее синие как вечернее небо. Но его голос такой же, каким я
его знаю. И когда он улыбается, один уз уголков рта поднимается выше, чем другой, так я замечаю, что он настоящий.
— Оливер! — кричу я, и подбегаю к нему, расставив руки.
Бултых.
Я лежу, распластавшись на полу, и три охранника сидят на мне.
— Отпустите ее, — говорит Оливер, убирает охрану и переворачивает меня. — Все в порядке? — спрашивает он и протягивает мне руку, чтобы помочь.
Я не издаю ни слова. И не потому, что у меня перехватило дух из-за трех охранников, а потому что мы соприкасаемся впервые, держимся за руки.
Я думаю, Оливер думает так же в этот момент, так как мы пристально и зачарованно смотрим друг на друга.
Строчка из книги возникает в голове.
"Именно для этого была музыка, понял он теперь. Так как были чувства, которые нельзя было выразить словами.
— Я боюсь, речь идет о недопонимании, — говорит Оливер и встает. — Делайла — это старая подруга.
— А зачем я рисовал плакат для розыска?
— Я думал, она исчезла бы! — объясняет Оливер, и затем он широко улыбается. И посмотри, как хорошо это сработало, Раскуллио, так как она здесь! Ты заработал вознаграждение. Королева Морин, не получили ли вы в прошлом месяце редкую японскую гусеницу как государственный подарок?
— О, конечно, — она хлопает в ладоши и один из лакеев убегает, чтобы принести ее. — Странно, — говорит она и тщательно осматривает меня. — Собственно, я думала, что знаю всех персонажей книг, но тебя, я полагаю, еще никогда не встречал.
Как такое может быть?
— Это Делайла, — представляет Оливер меня быстро и обходит тем самым ее вопрос. — Делайла, это королева Морин.
Я протягиваю руку, но Оливер пихает меня в бок. — Реверанс, — покашливает он.
Верно. Как могу я сгибаю колени, что, однако, довольно сложно с попоной.
— Откуда ты, Делайла?
— О, я живу в Нью Хэмпше...
— Страница двадцать два, — прерывает меня Оливер. — Делайла работает в мясной лавке.
— Мясная лавка? — шепчу я ему. — Правда? Ничего лучше не придумал?
— Как... интересно, — продолжает королева Морин.
— Тебе стоит однажды посмотреть на наш скот.
— Это было бы... прекрасно, — отвечаю я.
— Ну, нам нужно идти, — бросает Оливер. — Делайла хотела мне показать, как отделить жаркое.
Королева Морин едва заметно вздрагивает. — Я даже не представляла, что ты интересуешься ремесленными
занятиями, мой дорогой, — говорит она. — Тогда приятного вечера.
Оливер берет меня за руку (снова!) и ведет меня в парк. Мы проходим мимо грядок с аккуратно посаженными синими люпинами, небольшой площадки с каменными скамейками и королевского газона для крокета.
Наконец мы добираемся до входа в лабиринт. Оливер ведет меня в центр, где ветки деревьев образуют над нашими головами балдахин.
— Это ты, — говорит он. — Это ты действительно!— он тянет меня к себе и крепко прижимает к себе.
Я думала, что знаю Оливера, потому что читала книгу так часто, но, чего я не знала, что у него на шее есть такая выемка, в которую мой подбородок входит идеально.
Что он пахнет свежим сеном. Что я совершенно ни о чем не могу думать, если мы прикасаемся друг к другу.
— Я не знаю, что происходит, — говорю я. — Я хотела кое-что достать со шкафа, и в другое мгновение я лечу кувырком на страницу, — я сжимаю руку. — Я сейчас сплю?
— Нет, — отвечает Оливер. — Ты действительно здесь.
Это не вероятно. Я не могу поверить, что это сработало, — он улыбается. — Твои веснушки выглядят гораздо меньше, если твое лицо не заполняет небо.
Я закрываю нос рукой, затем еще раз прокручиваю его слова в голове. — Ты не можешь поверить, что это сработало, — повторяю я медленно. — Что ты имеешь в виду?
Оливер прислоняет свой лоб к моему. Его дыхание пахнет клиновым сиропом. — Когда я пытался выписать себя из книги, это не сработало. Так как я понял, что не смогу в скором времени покинуть книгу, я попросил Раскуллио, в рисовать тебя сюда.
Я отталкиваю его. — Что ты сделал?
— Я подумал, что так, по крайней мере, мы будем вместе.
Я знал, что с тобой ничего не произойдет. Он нарисовал бабочку, которая слетела живой прямо с холста.
— Разве мы не хотели тебя вытащить из книги? Теперь мы оба застряли здесь внутри.
И это, несмотря на то, что ты даже не спросил меня, а просто вырвал меня из моей жизни!
Оливер удивленно качает головой. — Но разве ты не сказала, что хотела бы быть со мной.
— Не таким образом, — говорю я, когда осознаю чудовищность ситуации. — А если я больше никогда не смогу выбраться отсюда?
— Как только книга откроется, она исправит сама себя, — громко думает он, но я вижу, что он не все продумал.
— И кто должен ее открыть, сейчас, когда я здесь? Книга стоит дома на моей книжной полке среди дюжины других. Кроме того, даже если ее кто-то найдет, кто сказал тебе,что я снова окажусь в своем мире, а не исчезну полностью?
— Тогда оставайся со мной, — Оливер берет меня за руку.
— Навсегда. Это было бы так ужасно?
— Я никогда не смогла бы снова увидеть маму, — говорю я, и слезу подступают к глазам. — Она будет задаваться вопросом, что со мной случилось, и никогда не узнает правду. Кроме того, я не смогла бы сказать Джулс, что мне жаль... — я не договариваю предложение, так как задумываюсь о нашем споре. — Для дружбы нужны двое, Оливер, — повторяю я слова Джулс. Теперь я поняла их. Теперь я понимаю как это разрушительно для дружбы, если один из друзей думает только о себе. — Ты хотя бы задумался над тем, что это значит для меня, быть отправленной сюда, в место, из которого ты так хочешь выбраться? Ты даже не попытался спросить у меня разрешения. Ты хотя бы попытался подумать обо мне, прежде чем побежал к Раскуллио?
Оливер смотрит на меня темным взглядом. На ее шее вздрагивают мышцы.
— Я думал только о тебе.
Я еще никогда не чувствовал себя такой одинокой, хотя Оливер стоит прямо передо мной. — Ты хотел покинуть свою жизнь, — говорю я. — Но я не хотела покидать свою.
Слезы катятся по моему лицу, когда я вслепую бегу по лабиринту. Я не знаю, куда я иду, но мне стало это безразлично. Для меня все безразлично, если я не могу попасть домой.
Я заставляю себя не оглядываться, чтобы посмотреть, следует ли Оливер за мной. Я боюсь, что он сделает это.
Но еще больше я боюсь, что нет.
Мой уход из замка еще более несанкционирован, чем мое прибытие. Несколько придворных дам кивают мне, когда я подхожу к фасадной площади, и сторож предложил мне сыграть в шахматы, пожелал мне
хорошего дня. Я нахожусь в королевстве, которое не мое, в мире, к которому я не
принадлежу.
Как только я оставляю стены замка, я перехожу на бег. Я бегу через кулисы, которые я знаю, не останавливаюсь, чтобы рассмотреть их точнее. Все, о чем я могу думать, это моя мама, которая ждет меня в гостиной с миской попкорна. Как долго это продлится, пока она не заметит, что я отсутствую?
Пойдет ли она в полицию? И как будет объяснять там мое исчезновение? Кроме меня у моей мамы больше никого нет. С тех пор как мой отец ушел, остались только мы.
Единственный человек, которому я здесь доверяю, обманул меня. И если я не могу доверять Оливеру, у меня нет никакой причины оставаться здесь. Наверное, было глупо создать идеального Оливера в моей фантазии. Это была только игра моей фантазии.
Последствия правды о любви всегда умалчивают: Это очень больно, если твое сердце разбивается.
В центре изрезанной ущельями скалистой глыбы, которая возвышается как зуб акулы, я сажусь на морском берегу. Вдали качается корабль капитана Краббе на горизонте. Башня угрожающе возвышается наверху скалы.
Я подтягиваю колени к груди. Теперь волнующее приключение, попытка вытащить Оливера из книги, реализовало себя, так как я сама застреваю здесь, как в абсолютном кошмарном сне.
Я срываю одуванчик рядом со мной, затем закрываю глаза и загадываю: просто оказаться снаружи.
Тихий голос внутри меня говорит: "Именно этого и хотел Оливер."
Теперь я вынуждена плакать еще сильнее.
Единственный человек, который понимает, как я себя чувствую теперь, именно тот, на которого я наорала и от которого я убежала.
— Я должна вернуться и поговорить с ним, — говорю я громко. Все же, когда я собираюсь встать, кто-то хватает меня за запястье, и я кувырком лечу в море.
Объятая паникой я барахтаюсь и вращаюсь вокруг, чтобы выбраться на поверхность, но быстро опускаюсь вниз. Я кричу, и при этом вода попадает в рот. А если я сейчас утону? А если я умру здесь? В отчаянном усилии все еще спастись, я барахтаюсь еще активнее.
Акула плывет в моем направлении. Я успокаиваюсь, когда вижу, как серебристое тело рассекает воду как нож масло. Ее черные глаза фиксируются на мне, пока пытаюсь вспомнить, что я выучила из телевизионных передач об акулах. Должна ли я ударить ее в нос или уколоть его в глаз, что лучше?
Акула так близко от меня открывает рот, что вода всасывается как вакуум и волоски на моих руках приподнимаются. Прежде чем она еще раз заходит на курс, чтобы направиться на меня, что-то хватает меня за запястье и обхватывает вокруг талии и держит меня. Я хочу стряхнуть это, но я слышу голос.
— Не борись с этим, — шипит женщина. Теперь я замечаю, что мои оковы — это пряди ее длинных, густых волос. Ее лицо прямо перед моим, со впалыми глазами и устрашающее. На ее щеках колыхаются жабры. Вся ее нижняя половина — это толстый, мускулистый хвост.
Собственно, я сейчас должна смотреть на Ариэлль и Фабио, как они весело танцуют на экране. Я открываю рот для следующего бессмысленного крика, но морская нимфа хватает мое лицо и крепко целует меня в губы.
— Что за черт? — говорю я, плюясь и отталкивая ее от меня. Тогда я замечаю две вещи: акула уплыла прочь. И я могу дышать.
Как будто на меня надели шлем для астронавтов. Для проверки я делаю несколько вдохов и набираю полные легкие воздуха. — Как ты... я имею в виду...
Постепенно я начинаю видеть под водой, и я замечаю двух других нимф. Я считала этих трех существ с водорослями в голове и худыми телами, с колючие плавниками на спине, жабры, которые раскрываются при каждом вздохе, особенно жуткими, когда читала сказку в первый раз.
Маленькие девочки мечтают быть морскими нимфами, но не такими как она. Если видеть их в живую и в непосредственной близости, они еще более устрашающие, чем на рисунке.
Я должна снова и снова беззвучно кричать себе, что Оливер говорил мне, что персонажи в истории совершенно другие в жизни, если книга закрыта. Вероятно, это значит, что морские нимфы не собираются убивать меня.
— Откуда ты? — спрашивает Кери, морская нимфа, которая спасла меня от акулы.
— Это довольно длинная история, — говорю я.
— О, пожалуйста, расскажи мне, — кричит Ондина и хлопает в ладоши. — Мы уже очень давно не слышали новых историй.
— Сестры, — бурлит Марина и подплывает
ближе ко мне. — Не давите на парня. Разве не видите, что он боится?
Парень? Они считают, что я парень? Эта мысль приводит меня в панику, что мне приходится возразить, так как я хорошо знаю, что эти морские нимфы делают с мужчинами, которые падают в воду поблизости от из морского дома.
— Я — не парень, — говорю я.
Ондина кружится вокруг меня. — Но ты одета как один из них.
— Там, где я живу, так одевается вся молодежь.
— И где это именно? — хочет знать Марина.
В Нью Хемпшире, — я медлю. — Это очень дальнее королевство.
— И что привело тебя сюда? — спрашивает Кери.
Это невозможно, объяснить трем персонажам из книги, что есть мир вне. Это также причина, почему большинство людей не верят в инопланетян, и почему никто не верит, что Оливер действительно существует.
— Это была не совсем моя идея прийти сюда, — говорю я тихо. — Этот парень в какой-то мере притащил меня сюда.
Морские нимфы переглянулись. — Это же довольно типично, — говорит Ондина.
— Мужчины всегда вызывают только злобу, — соглашается с ней Мария.
Кери качает головой. — Мужчины. Нельзя жить с ними..., но и утопить их, по крайней мере, это запрещено.
Марина проплывает подо мной. — Сладкая, ты пришла по адресу. Кто этот тип, ты можешь справиться и без него.
Мой рот раскрывается. Эти морские нимфы, которые ведут себя в сказке, абсолютно помешаны на мужчинах...
в действительности закоренелые феминистки?
— Что он тебе сделал? — осведомляется Кери.
— Флиртовал с другими девчонками?
— Посчитал тебя толстой? — предполагает Марина.
— Рассказал тебе о бывшей? — выдает Ондина и другие стонут.
— Мы все знаем обо всем, об этом, сестренка, — говорит Марина.
— Нет, ничего такого, — заверяю я их.
— Он притащил меня сюда против моей воли. Не спросив меня об этом.
— Это, конечно, самое последнее, — соглашается со мной Ондина.
Марина кивает. — Хорошо, что ты скинула его со своей шеи.
Эти слова колют меня. После того, как я пыталась быть рядом с Оливером, это больно, другие вещи теперь разрушаются.
— Дело в том, — говорю я шепотом, — что я почему— то сожалею об этом.
Марина вздыхает.
— Любовь как приливная вода, — говорит она.
— Потому что она выбивает землю из под ног? — спрашиваю я.
— Нет. Так как она уносит тебя с собой, и ты в ней тонешь.
— Но иногда, — возражаю я, — она единственное, что держит тебя на плаву.
Одно теперь стало для меня ясным.
Как я была зла на Оливера за то, что он сделал со мной, вырвав меня и своей жизни, прочь от дома и от моей мамы, так я, по меньшей мере, так же разрушила его, когда сказала ему, что не хочу здесь быть.
Все— таки там снаружи у меня были Джулс и мама. У Оливера была только я.
— Я думаю, она — безнадежный случай, — говорит Кери своим сестрам.
Марина сопит. — Если ты не отделаешься от этого парня, тогда не давай ему так легко тебя заполучить.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду...
— Заставь его немного попотеть, — говорит Ондина.
— Дай ему понять, что он может потерять.
Это напоминает мне первую беседу с Оливером, как он обращался со мной и как держались его подчиненные, только потому, что он принц.
Он вообще не понимал, что я в любой момент могла захлопнуть книгу. Но теперь я больше не сижу на рычаге... и мне он особенно и не нужен. Теперь мы равны.
— О Боже, — говорит Марина, — вы только посмотрите на ее мечтательный взгляд.
Я верила, что пойму Оливера, но этого, собственно, не произошло, по крайней мере, не когда я против своей воли попала сюда. Пойманная в этом мире, из которого он непременно хочет ускользнуть, я теперь на собственной шкуре прочувствовала, что это для него значит.
Вероятно, я тоже разочаровался бы на его месте. Вероятно, я бы тоже нарисовала его в книгу на его месте.
