Студопедия — РАЗРАБОТКА ЭКСПЕРТНЫХ СИСТЕМ. 1 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

РАЗРАБОТКА ЭКСПЕРТНЫХ СИСТЕМ. 1 страница






 

СТУЧАК, он же кнакер, гоблинай, полтердук, шеенос, рубезааль, скарбоник, либо пустельник, — есть разновидность кобольда, коего все же размероростом и силою значительно превосходит. Обычно С. носят бородищи преогромадные, кои кобольды носить не обвыкли. Обитает С. в штольнях, шахтах, развалинах, пропастях, темных ямах разновеликих, внутри скал, во всяческих гротах, пещерах и каменных пустовинах. Там, где он обретается, наверняка в земле богатства сокрыты, каковые: золото самородное, руды, меловина, соль либо каменное масло, сиречь нефть. Потому ж С. зачастую в выработках встретить можно, особливо покинутых, но и в действующих любит он показываться. Злостный шкодник, проклятие и истинная кара Господня для подземных рудокопов, коих распоясавшийся С. водит за нос, постукиванием по камню манит и пугает, ходки заваливает, горняцкое имущество и всяческий скот крадет и портит, да и частенько из-за угла в лоб палкою дать может. Однако же подкупить его можно, дабы не безобразничал сверх меры, положивши где-нито на ходке темном либо в шахте хлеб с маслом, сырок козий, кусок копченой вепрятины. Но лучше всего шклянку первача, ибо на таковой С. до чрезвычайности лаком и падок.

Physiologus.

 

— Они в безопасности, — заверил вампир, подхлестывая мула Драакуля. — Все трое, Мильва, Лютик и, разумеется, Ангулема, которая своевременно добралась до нас в долине Сансретур и обо всем поведала, не жалея весьма красочных слов. Я никогда не мог понять, почему у вас, людей, большинство ругательств и обидных выражений связаны с эротической сферой? Ведь секс сам по себе прекрасен и ассоциируется с прекрасным, радостным, приятным. Как можно название полового органа применять в качестве вульгарного синонима...

Придерживайся темы, Регис, — прервал Геральт.

— Конечно, конечно, прости. Предупрежденные Ангулемой о надвигающихся бандитах, мы незамедлительно пересекли рубеж Туссента. Правда, Мильва не была в восторге, пыталась вернуться и идти вам обоим на выручку. Однако я сумел ее отговорить. А Лютик — о, диво! — вместо того чтобы радоваться предоставившемуся убежищу, каковое дают границы княжества, был явно готов в любую минуту сбежать. Чего он так боится в Туссенте, ты, случайно, не знаешь?

— Не знаю, но догадываюсь, — кисло ответил Геральт. — Потому что это далеко не первый город, где наш друг нашкодничал. Теперь-то он малость остепенился, поскольку пребывает в приличном обществе, но в юности для него не было ничего святого. Я бы сказал, что при виде него чувствовать себя в безопасности могли разве что ежи да те женщины, которым удавалось влезть на самую макушку высокого дерева. А мужья женщин частенько обижались на трубадура неведомо почему. В Туссенте наверняка проживает чей-нибудь муж, которому лицезрение Лютика может оживить воспоминания... Но к сути дела это отношения не имеет. Вернемся к конкретным вопросам. Как там с преследователями? Надеюсь, что...

— Не думаю, — усмехнулся Регис, — чтобы они перешли за нами в Туссент. Граница кишмя кишит странствующими рыцарями, которые скучают невероятно и только и ждут оказии с кем-нибудь сразиться. Кроме того, мы вместе с группой встреченных на границе пилигримов сразу же попали в священную рощу Мырквид. А место это нагоняет страх. Даже пилигримы и больные, которые из самых дальних краев направляются в Мырквид на излечение, останавливаются в поселке неподалеку от края леса, не смея заходить вглубь. Ибо ходят слухи, будто тот, кто отважится пройти к священным дубам, окончит жизнь на медленном огне в Ивовой Бабе.

Геральт глубоко вздохнул.

— Неужели...

— Конечно. — Вампир снова не дал ему докончить. — В роще Мырквид проживают друиды. Те, которые раньше обитали в Ангрене, в Каэд Дху, потом перебрались к озеру Мондуирн и, наконец, в Мырквид в Туссенте. Нам было предназначено попасть к ним. Не помню, говорил ли я, что это нам предназначено?

Геральт глубоко вздохнул. Сидящий у него за спиной Кагыр тоже.

— Среди тех друидов есть твой знакомый?

Вампир снова улыбнулся.

— Не знакомый, а знакомая, — пояснил он. — Да, она там. И даже возвысилась. Руководит всем Кругом.

— Иерофантка?

— Фламиника. Так называется высший друидский титул, если его носит женщина. Иерофантами бывают только мужчины.

— Да, верно, забыл. Я так понимаю, что Мильва и остальные...

— Сейчас находятся под покровительством фламиники и Круга. — Вампир по своему обыкновению ответил на вопрос, не дослушав его до конца, затем незамедлительно приступил к ответу на вопросы, вообще еще не заданные. — Я же поспешил вам навстречу. Поскольку произошло нечто загадочное. Фламиника, которой я начал было излагать наше дело, не дала мне докончить. Сказала, что знает обо всем. Что уже с какого-то времени ожидала нашего прибытия...

— Что-что-о?

— Я тоже не мог сдержать удивления. — Вампир придержал мула, поднялся на стременах, осмотрелся.

— Ищешь кого-то или что-то? — спросил Кагыр.

— Уже не ищу. Нашел. Слезаем.

— Я хотел бы как можно скорее…

— Слезаем. Я все объясню.

Чтобы расслышать друг друга в шуме падающего с большой высоты по отвесной скале водного потока, им приходилось говорить громко. Внизу, там, где водопад выдолбил солидное озерко, в скале зияло отверстие пещеры.

— Да, именно там. — Регис подтвердил догадку ведьмака. — Я выехал тебе навстречу, поскольку мне посоветовали направить тебя сюда. Тебе придется войти в пещеру. Дело в том, что друиды знали о тебе, о Цири, о нашей миссии. А узнали они это от особы, которая, понимаешь ли, обитает именно здесь. Особа эта, если верить друидке, жаждет с тобой пообщаться.

— Если верить друидке... — едко повторил Геральт. — Я бывал в здешних местах. Знаю, кто обитает в глубоких пещерах под Горой Дьявола. Многие там... обитают. Но в подавляющем большинстве с ними пообщаться не удается. Разве что с помощью меча. Что еще поведала твоя знакомая друидка? Во что мне еще следует поверить?

— Она совершенно явно, — вампир уставился на Геральта антрацитовыми глазами, — дала мне понять, что не очень-то жалует субъектов, уничтожающих и убивающих живую природу. То есть никого из них, а уж ведьмаков тем более. Я пояснил, что в данный момент ты ведьмак, так сказать, в основном по названию. Что ты абсолютно не досаждаешь в данный момент живой природе, ежели только вышеупомянутая природа не досаждает тебе. Фламиника, надобно тебе знать, женщина невероятно проницательная, сразу же заметила, что от ведьмачества ты отказался не в результате перемен в мировоззрении, но будучи принужден к тому обстоятельствами. "Я точно знаю, — сказала она, — что с близкой ведьмаку особой приключилось несчастье. Ведьмак вынужден был бросить ведьмачьи занятия и поспешить ей на помощь..."

Геральт не комментировал, но его взгляд был столь многозначительным, что вампир поспешил дать разъяснения.

— Она сказала, цитирую: "Отказавшись от ведьмачества, ведьмак доказывает тем самым, что он способен на смирение и самопожертвование. Пусть он войдет в мрачное чрево земли. Безоружный. Оставив снаружи все оружие, все острое железо. Всякие острые мысли. Всякую агрессивность, гнев, злость, дерзость. Войдет смиренно. И тогда там, во чреве земли, смиренный неведьмак найдет ответы на мучающие его вопросы. На многие вопросы. Но если ведьмак останется ведьмаком, он не найдет ничего", — конец цитаты.

Геральт плюнул в сторону водопада и пещеры.

— Обычная игра, — отметил он. — Забава! Фокусы! Ясновидение, самопожертвование, таинственные встречи в гротах, ответы на вопросы... Такие заигранные приемчики можно встретить только у бродячих дедов-сказителей. Кто-то здесь издевается надо мной. В лучшем случае. А если это не издевка...

— Издевкой я бы это не назвал ни в коем случае, — решительно сказал Регис. — Ни в коем, Геральт из Ривии.

— Тогда что же? Одно из широко известных друидских чудачеств?

— Мы не узнаем ничего, — бросил Кагыр, — пока не убедимся. Пошли, Геральт, войдем туда вместе...

— Нет, — покачал головой вампир. — В этом фламиника была совершенно категорична. Ведьмак должен войти один. Без оружия. Дай сюда свой меч. Я присмотрю за ним во время твоего отсутствия.

— Чтоб меня черти... — начал было Геральт, но Регис быстро прервал его словоизвержение.

— Давай сюда меч, — протянул он руку. — А если есть и еще какое-то оружие, то и его оставь мне. Помни о словах фламиники. Никакой агрессивности. Самоотречение. Покорность. Самоотверженность.

— Ты-то хоть знаешь, кого я там встречу? Кто... или что ожидает меня в пещере?

— Не знаю. Самые различнейшие существа заселяют подземные коридоры под Горгоной.

— Чтоб меня черти забрали, — все-таки докончил Геральт. Вампир тихо кашлянул.

— И этого исключить нельзя, — серьезно сказал он. — Но ты должен рискнуть. И я знаю, что рискнешь.

 

* * *

 

Геральт не ошибся. Да, как он и ожидал, вход в пещеру был завален внушительной кучей черепов, ребер, берцовых и прочих костей. Однако запаха тлена на ощущалось. Бренные останки были явно многовековыми и исполняли роль декорации, отваживающей возможных посетителей. Во всяком случае, так ему подумалось. Он ступил во тьму, под ногами захрустели кости. Глаза быстро привыкли к темноте.

Он находился в гигантской пещере, каменной каверне, размеры которой глаз охватить был не в состоянии, поскольку пропорции нарушались и пропадали в кружеве сталактитов, свешивающихся с купола красочными фестонами. Из почвы, блестящей влагой и играющей разноцветным щебнем, вырастали белые и розовые сталагмиты, толстые и приземистые у основания, истончающиеся кверху. Некоторые вздымались гораздо выше головы ведьмака. Другие соединялись наверху со сталактитами, образуя колоннообразные сталагнаты. Никто его не окликнул. Единственным звуком, который удавалось услышать, было звонкое эхо плещущейся и капающей воды.

Он медленно шел, углубляясь в густеющий между колоннами сталагнатов мрак. Он знал, что за ним наблюдают.

Отсутствие меча за спиной ощущалось сильно, навязчиво и отчетливо — как отсутствие недавно выкрошившегося зуба. Он пошел медленнее.

То, что еще секунду назад он принимал за лежащие у основания сталагмитов округлые камни, теперь таращилось на него огромными горящими глазищами. В плотной массе серо-бурых, покрытых пылью патлов раскрывались огромные пасти и сверкали конусовидные зубы. Барбегазы.

Он шел медленно, ступал осторожно — барбегазы были повсюду, большие, средние и маленькие, они лежали на его пути и не думали уступать дорогу. Пока что они вели себя на удивление спокойно, однако он не мог знать, что случится, если на кого-нибудь из них наступить.

Сталагмиты росли, как лес. Невозможно было идти прямо, приходилось петлять. Сверху, с ощетинившегося иглами натеков купола, капала вода.

Барбегазы — их становилось все больше — сопровождали его, двигаясь следом и перекатываясь по почве. Он слышал их монотонную болтовню и сопение. Чувствовал их резкий кислый запах.

Необходимо было остановиться. Между двумя сталагмитами, в том месте, которое он обойти не мог, лежал крупный эхинопс, ощетинившийся массой длинных колючек. Геральт сглотнул. Он слишком хорошо знал, что эхинопсы могут выстреливать своими колючками на расстояние до десяти футов. У колючек было особое свойство — воткнувшись в тело, они обламывались, а острые концы проникали вглубь и блуждали там до тех пор, пока не достигали какого-нибудь чувствительного органа.

— Ведьмак дурак, — услышал он из тьмы. — Ведьмак трус! Он боится, ха-ха!

Голос звучал необычно и чуждо, но Геральту уже не раз доводилось слышать такие голоса. Так говорили существа, не привыкшие общаться с помощью членораздельной речи, и поэтому странно акцентировавшие и неестественно растягивавшие слоги.

— Ведьмак дурак! Ведьмак дурак!

Он удержался от ответа. Закусил губу и осторожно прошел рядом с эхинопсом. Колючки существа заколебались на манер щупалец актинии. Но это длилось всего лишь мгновение, потом эхинопс замер и снова превратился в огромную кучу болотной травы.

Два гигантских барбегаза пересекли ему дорогу, что-то бормоча и ворча. Сверху, из-под купола, долетало хлопанье перепончатых крыльев и шипящий хохот, безошибочно сигнализирующий о присутствии листоносов и веспертылей.

— Он пришел сюда, убивец, уничтожник! Ведьмак! — раздался во мраке тот же голос, который он слышал раньше. — Влез сюда! Осмелился! Но он без меча, уничтожник! Так как же он собирается убивать? Взглядом? Ха-ха!

— А может, — раздался другой голос, с еще менее естественной артикуляцией, — это мы его будем убивать? Ха-а-а?

Бормотание барбегазов слилось в громкий хор. Один, размером в зрелую тыкву, подкатился очень близко и щелкнул зубами у самой ноги Геральта. Ведьмак сдержал так и рвущееся наружу ругательство. Пошел дальше. Со сталактитов капала вода, будя серебристое эхо.

Что-то вцепилось ему в ногу. Он сдержался, чтобы не отбросить сразу. Твореньице было небольшое, не больше собачки-пекинеса. Да и немного пекинеса напоминало. Мордочкой. Остальным было похоже на обезьянку. Геральт понятия не имел, что это такое. В жизни не видел ничего подобного.

— Ведь-мак! — визгливо, но вполне четко выговорил пекинесик, спазматически вцепившийся в сапог Геральта. — Ведь-мак! Ведь-мат! Сукин брат!

— Отцепись, — процедил ведьмак сквозь стиснутые зубы. — Отцепись от сапога или получишь под зад.

Барбегазы забормотали громче, резче и грознее. В темноте что-то зарычало. Геральт не знал, что это было, звук напоминал коровье мычание, но он мог побиться об заклад, что коровой это не было.

— Ведь-мат, сукин брат!

— Отпусти сапог, — повторил Геральт, с трудом сдерживаясь. — Я пришел сюда безоружный, с миром. Ты мне мешаешь...

Он осекся и задохнулся волной отвратительной вони, от которой глаза слезились, а волосы завивались в кудряшки.

Вцепившееся в лодыжку пекино-обезьянье творение вытаращило глаза и испражнилось прямо ему на сапог. Отвратительную вонь сопровождали еще более отвратительные звуки.

Он выругался соответственно ситуации и отпихнул ногой нахальное твореньице. Гораздо деликатнее, чем следовало. Но все равно произошло то, что он и ожидал.

— Он пнул малыша! — зарычало что-то в темноте, перекрывая прямо-таки ураганный рев и вой барбегазов. — Он пнул малыша! Он обидел маленького!

Ближайшие барбегазы подкатились к самым его ногам. Он почувствовал, как их сучковатые и твердые, как камни, лапищи хватают его и не дают пошевелиться. О мех самого большого и самого агрессивного он вытер обгаженный сапог. Они тянули его за одежду. Он сел. Что-то большое спустилось по сталагнату, соскочило на землю. Он с первого же мгновения знал, что это такое. Стучак. Кряжистый, пузатый, косматый, кривоногий, шириной в плечах, пожалуй, с сажень, с рыжей бородой, которая была еще шире.

Приближение стучака сопровождало сотрясение почвы, словно приближался не стучак, а першерон. Ороговевшие широкие ступни чудища были по полтора фута длиной каждая.

Стучак наклонился над ним и пыхнул водкой. "Шельмы гонят здесь самогон", — машинально подумал Геральт.

— Ты ударил меньшого, ведьмак, — провонял ему в лицо стучак. — Без основания напал и обидел маленькое, нежное, невинное существо. Мы знали, что тебе нельзя доверять. Ты агрессивен. У тебя инстинкт убийцы. Сколько наших ты убил, мерзавец?

Геральт не счел нужным отвечать.

— О-о-о-о-о! — Стучак еще крепче дыхнул на него водочным перегаром. — С детства мечтал об этом! С детства! Наконец-то исполнилась моя мечта. Глянь влево.

Геральт, словно дурак какой, глянул. И тут же получил зуботычину правым кулаком. Да так, что увидел яркий свет.

— О-о-о-о-о! — Стучак выставил из путаницы вонючей бороды огромные кривые зубищи. — С детства об этом мечтал. А ну, глянь вправо.

— Довольно! — раздался где-то в глубине пещеры громкий и звучный приказ. — Довольно игр и шуточек. Отпустите его.

Геральт сплюнул кровь с рассеченной губы. Обмыл сапог в струйке стекающей по камню воды. Скунс с мордой пекинеса насмешливо, но с безопасного расстояния щерился на него. Стучак тоже лыбился, массируя ладонь.

— Иди, ведьмак, — проворчал он. — Иди к нему, коли тебя вызывают. Я погодю. Потому как ты по этой дорожке вертаться будешь.

 

* * *

 

Пещера, в которую он вошел — о, диво! — была наполнена светом. Через пролом в ощетинившемся сталактитовыми сосульками куполе проникали перекрещивающиеся столбы света, вырывающие из камня и натеков феерию взблесков и красок. Кроме того, в воздухе висел горящий огнем магический шар, свет которого усиливался бликами кварца в стенах. Несмотря на всю эту иллюминацию, противоположная стена пещеры тонула во мраке, а где-то в конце колоннады сталагнатов затаилась черная тьма.

На стене, которую природа как бы специально подготовила для этого, возникала огромная наскальная картина. Художником оказался высокий светловолосый эльф в испачканной краской епанче. В волшебно-естественном свете его голову, казалось, охватывал сияющий ореол.

— Присядь. — Эльф, не отрываясь от картины, движением кисти указал Геральту на камень. — Они не обидели тебя?

— Нет. Пожалуй, нет.

— Ты должен их простить.

— Конечно. Должен.

— Они немного похожи на детей. Страшно обрадовались твоему приходу.

— Я это заметил.

Только теперь эльф взглянул на него.

— Присядь, — повторил он. — Еще немного, и я в твоем распоряжении. Я уже заканчиваю.

То, что заканчивал изображать эльф, оказалось стилизованным животным, скорее всего бизоном. Однако пока что готов был лишь его контур — от внушительных рогов до не менее изумительного хвоста. Геральт присел на предложенный камень и поклялся себе быть терпеливым и смирным — по мере возможности.

Эльф, тоненько посвистывая через сжатые зубы, погрузил кисточку в плошку с краской и быстрыми движениями выкрасил своего бизона в фиолетовый цвет. После недолгого раздумья намалевал на боку тигриные полосы. Геральт молча смотрел.

Наконец эльф отступил на шаг, рассматривая наскальную фреску, уже полностью изображавшую охотничью сцену. Фиолетово-полосатого бизона дикими прыжками преследовали тощие, нанесенные неряшливыми мазками кисти фигурки людей с луками и копьями.

— И что это должно изображать? — не выдержал Геральт.

Эльф мимолетно глянул на него, сунув чистый конец кисточки в зубы.

— Это, — известил он, — доисторическая картина, выполненная первобытными людьми, обитавшими в сей пещере тысячи лет назад и занимавшимися в основном охотой на теперь уже давно вымерших фиолетовых бизонов. Некоторые из доисторических ловчих были художниками, ощущали необоримую потребность адекватного отображения действительности. Увековечения того, что у них в душах играло. В меру сил и способностей, конечно.

— Захватывающее зрелище.

— Именно что так, — согласился эльф. — Ваши ученые годами ползают по пещерам в поисках следов первобытного человека. И всякий раз, когда находят таковые, аж прыгают от восторга, поскольку находят доказательство тому, что на этой земле и в этом мире вы никакие не приблуды. Доказательство тому, что ваши предки якобы обитали здесь от начала времен, а стало быть, этот мир принадлежит их наследникам, то бишь вам. Ну что ж, каждая раса имеет право на какие-нибудь корни. Даже ваша, человеческая, корни которой, что бы кто ни говорил, искать следует на верхушках деревьев. Хо, смешной каламбур, не считаешь? Достоин быть эпиграммой. Ты любишь легкую поэзию? Как думаешь, что бы тут еще дорисовать?

— Дорисуй прачеловеческим ловцам большие торчащие фаллосы.

— Это мысль. — Эльф обмакнул кисточку в краску. — Фаллический культ был типичен для примитивных цивилизаций. Это тоже может послужить возникновению теории, что человеческая раса подверглась фаллической, прости, физической деградации. У предков фаллосы были как палицы, у потомков остались смешные, зародышевые хреновинки... Благодарю, ведьмак.

— Не за что. Так, понимаешь, заиграло в душе. Краска выглядит очень свежей для доисторической-то.

— Через три-четыре дня цвета поблекнут под влиянием соли, выделяемой стеной, и картина сделается такой доисторической, что хоть стой, хоть падай. Ваши ученые описаются от радости, когда ее увидят. Ни один, даю голову на отсечение, не разберется в моей проделке.

— Разберется.

— Это как же?

— Ты же не удержишься, чтобы не подписать свой шедевр?

Эльф сухо рассмеялся.

— Это уж верно! Ты расколол меня с ходу. О огонь тщеславия, как же трудно артисту погасить в себе его пламя. Я уже подписал картину. Вот здесь.

— А разве это не стрекоза?

— Нет. Идеограмма, означающая мое имя. Меня зовут Crevan Espane aep Caomhan Macha. Для удобства я пользуюсь другим, сокращенным именем Аваллак'х. Так и можешь обращаться ко мне.

— Не премину.

— Ты — Геральт из Ривии. Ведьмак. Однако в данный момент ты не преследуешь чудовищ и чудищ, будучи занят поисками затерявшихся девиц.

— Поразительно быстро расходятся вести. Поразительно далеко. И поразительно глубоко. Похоже, ты предвидел, что я сюда явлюсь. Получается, что ты умеешь предсказывать будущее, насколько я понимаю?

— Предсказывать будущее, — Аваллак'х протер руки тряпочкой, — может каждый. Может и предсказывает, ибо это очень даже просто. Нет ничего особенного в том, чтобы предсказывать. Искусство в том, чтобы предсказывать точно.

— Вывод изящный и достойный быть эпиграммой. Ты, естественно, умеешь предсказывать точно.

— И очень даже часто. Я, дорогой Геральт, умею многое и знаю немало. Впрочем, на это указывает, как сказали бы вы, люди, мое ученое звание. В полном звучании: Aen Saevherne.

— Ведун. Знающий.

— Верно.

— Надеюсь, ведун поделится своими знаниями будущего с ведьмаком?

Аваллак'х помолчал.

— Поделиться? — наконец протянул он. — Поделиться с тобой? Знание, дорогой мой, это привилегия, а привилегиями делятся только с равными себе. И чего бы ради мне, эльфу, Ведуну, члену элиты, делиться чем бы то ни было с потомком существа, которое появилось во вселенной едва пять миллионов лет назад, эволюционировав из обезьяны, крысы, шакала или другого млекопитающего? Существа, которому потребовалось около миллиона лет на то, чтобы открыть, что с помощью двух мохнатых лап можно производить какие-то действия, использовав обглоданную кость? После чего это существо засунуло себе оную кость в задницу и завизжало от радости.

Эльф замолчал, отвернулся и уставился на свою картину.

— На основании чего, — повторил он, — ты осмелился подумать, будто я поделюсь с тобой каким бы то ни было знанием, человек? Ну, скажи мне?

Геральт очистил сапог от остатков экскрементов.

— Может, на основании того, — ответил он сухо, — что это неизбежно?

Эльф резко повернулся.

— Что? — спросил он сухо. — Что неизбежно?

— Может, то, — Геральту не хотелось повышать голоса, — что пройдет еще какое-то количество лет и люди просто заберут себе любое знание, независимо от желания или нежелания тех, кто им владеет, делиться с ними, разве не так? В том числе и знание того, что ты, эльф и Ведун, ловко прячешь за наскальными фресками, думая, будто люди не пожелают раздолбать кирками стену, закрашенную ложным доказательством дочеловеческого существования? Ну? Ответь, дорогой ты мой огонь тщеславия?

Эльф фыркнул. Вполне весело.

— О да, — сказал он, — тщеславием, доведенным до глупости, было бы считать, что вы чего-нибудь не раздолбаете! Вы раздолбаете все! Ну и что? Ну и что, человек?

— Не знаю. Скажи мне. А если не считаешь нужным, так я пойду. Желательно другим выходом, потому что при том, которым я вошел, меня ожидают твои своевольные дружки, жаждущие поломать мне ребра.

— Изволь. — Эльф резким движением раскинул руки, а каменная стена раскрылась со скрежетом и треском, грубо разделив фиолетового бизона пополам. — Выйди здесь. Иди на свет. В переносном или буквальном смысле слова — это, как правило, верный путь.

— Жаль немного, — буркнул Геральт. — Я имею в виду фреску.

— Да ты, никак, шуткуешь, — сказал после недолгого молчания эльф, поразительно мягко и дружелюбно. — С фреской ничего не случится, таким же заклинанием я закрою скалу, даже следа от щели не останется. Иди. Я выйду за тобой, провожу. Я решил, что мне все-таки есть что сказать тебе. И показать.

Кругом стояла тьма, но ведьмак сразу понял, что пещера огромна. Это стало ясно по температуре и движению воздуха. Щебень, по которому они шли, был влажным. Аваллак'х вычаровал свет — по эльфьей моде одним только жестом, не произнеся вслух заклинания. Светящийся шар взлетел к куполу, друзы горного хрусталя в стенах пещеры разгорелись мириадами розблесков, заплясали тени. Ведьмак невольно вздохнул. Не впервой он видел эльфьи барельефы и статуи, но всякий раз ощущения были одинаковыми: застывшие на полудвижении, на полувздохе фигуры эльфов и эльфок, выполненные не резцом и долотом скульптора, а возникшие в результате могущественного волшебства, способного превратить живую ткань в белый амеллский мрамор.

Ближайшая статуя изображала эльфку, сидящую подогнув ноги на базальтовой плите. Эльфка повернула голову так, словно ее встревожил шорох приближающихся шагов. На ней не было ничего. Белый, отполированный до млечного блеска мрамор заставлял прямо-таки почувствовать излучаемое статуей тепло.

Аваллак'х остановился и оперся об одну из колонн, ограничивающих проход вдоль аллей скульптур.

— Второй раз, — тихо проговорил он, — ты меня раскрываешь, Геральт. Ты был прав, изображение бизоньей охоты на скале — камуфляж. Его цель — отбить желание разрушать стену. Защитить все это от разграбления и разорения. Любая раса, эльфья тоже, имеет право на свои корни. Двигайся, пожалуйста, осторожнее. По сути дела, это — кладбище.

Пляшущие на гранях горного хрусталя блики выхватывали из мрака очередные детали — за аллеей статуй проступали колоннады, ступени, амфитеатры галерей, аркад и перистилей. Все из белого мрамора.

— Я хочу, — заговорил Аваллак'х, останавливаясь и обводя вокруг себя рукой, — чтобы это сохранилось. Даже когда мы уйдем, когда весь континент со всем здешним миром покроется многомильным слоем льда и снега, Tir na Bea Arainne сохранится. Мы отсюда уйдем, но когда-нибудь возвратимся. Мы, эльфы. Так предсказывает Aen Ithlinnespeath, пророчество Ithlinne Aegli aep Aevenien.

— И вы действительно верите в предсказание? Настолько глубок ваш фанатизм?

— Все было предсказано и напророчено. — Эльф смотрел не на него, а на мраморные колонны, покрытые тонкими, как паутинка, барельефами. — Ваше прибытие на континент, войны, потоки эльфьей и человечьей крови. Возвышение вашей расы, упадок нашей. Борьба владык Севера и Юга. "И поднимется король Юга против королей Севера, и зальет их земли могучим потоком; и будут они разбиты, а народы их уничтожены... И так начнется гибель мира". Помнишь текст Итлины, ведьмак? "Кто далеко — умрет от болезни, кто близко — падет от меча, кто останется, умрет с голоду, кто выживет, того погубит мороз... Ибо наступит Tedd Deireadh, Час Конца, Век Меча и Топора, Час Презрения, Час Белого Хлада и Волчьей Пурги..."

— Поэзия.

— Желаешь не столь поэтично? Пожалуйста. Изменится угол падения солнечных лучей, значительно сместится граница вечной мерзлоты. Надвигающиеся с севера ледники сомнут и сдвинут далеко к югу эти горы. Все заметет белым снегом слоем толщиной более мили. И наступят жесточайшие морозы.

— Ну что ж, станем носить кальсоны на меху, — без всяких эмоций пообещал Геральт. — Кожухи. И меховые шапки.

— Ну, прямо мои слова. Слово в слово, — спокойно согласился эльф. — И в этих теплых подштанниках и шапках вы пересидите катастрофу, чтобы в один прекрасный день вернуться сюда копать ямы и буйствовать в этих пещерах, уничтожать и разворовывать. Пророчество Итлины об этом не говорит, но я знаю. Людей, как и тараканов, полностью уничтожить невозможно, всегда хоть парочка да останется. Что касается эльфов, то Итлина тут более категорична: уцелеют лишь те, что пойдут за Ласточкой. Ласточка — символ весны, избавительница. Она отворит запретные двери, укажет путь спасения. И возвестит возрождение мира. Ласточка, Дитя Старшей Крови.

— То есть Цири? — не выдержал Геральт. — Либо ребенок Цири? Как? Каким образом? И почему?

Аваллак'х, казалось, не расслышал.

— Ласточка принадлежит Старшей Крови, — повторил он. — Ее крови. Иди и взгляни.

Даже среди других, совершенно реалистичных, пойманных в движении изваяний выделялось то, на которое указал Аваллак'х. Белая мраморная эльфка, полулежащая на плите, выглядела так, словно — разбуженная — вот-вот поднимется и сядет. Лицо ее было обращено к пустому месту рядом, а поднятая рука, казалось, прикасается там к чему-то невидимому. Лицо эльфки выражало покой и счастье. Много времени прошло, прежде чем Аваллак'х прервал тишину.

— Это Лара Доррен аэп Шиадаль. Разумеется, здесь не могила, а лишь кенотаф. Тебя удивляет поза статуи? Ну, что ж, большинство не поддержало предложения изваять в мраморе обоих легендарных любовников: Лару и Крегеннана из Леда. Крегеннан был человеком, и решили, что было бы святотатством тратить амеллский мрамор на его статую. Кощунством — помещать изваяние человека здесь, в Tir na Bea Arainne. С другой стороны, не менее преступно было бы умышленно и преднамеренно предавать забвению память об их чувствах. Поэтому выбрали золотую середину. Формально Крегеннана здесь нет. И все же он есть. Во взгляде и позе Лары. Любовники — вместе. Ничто не смогло их разлучить. Ни смерть, ни забвение... Ни ненависть.







Дата добавления: 2015-08-31; просмотров: 356. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

Кардиналистский и ординалистский подходы Кардиналистский (количественный подход) к анализу полезности основан на представлении о возможности измерения различных благ в условных единицах полезности...

Обзор компонентов Multisim Компоненты – это основа любой схемы, это все элементы, из которых она состоит. Multisim оперирует с двумя категориями...

Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Основные структурные физиотерапевтические подразделения Физиотерапевтическое подразделение является одним из структурных подразделений лечебно-профилактического учреждения, которое предназначено для оказания физиотерапевтической помощи...

Почему важны муниципальные выборы? Туристическая фирма оставляет за собой право, в случае причин непреодолимого характера, вносить некоторые изменения в программу тура без уменьшения общего объема и качества услуг, в том числе предоставлять замену отеля на равнозначный...

Тема 2: Анатомо-топографическое строение полостей зубов верхней и нижней челюстей. Полость зуба — это сложная система разветвлений, имеющая разнообразную конфигурацию...

Приложение Г: Особенности заполнение справки формы ву-45   После выполнения полного опробования тормозов, а так же после сокращенного, если предварительно на станции было произведено полное опробование тормозов состава от стационарной установки с автоматической регистрацией параметров или без...

Измерение следующих дефектов: ползун, выщербина, неравномерный прокат, равномерный прокат, кольцевая выработка, откол обода колеса, тонкий гребень, протёртость средней части оси Величину проката определяют с помощью вертикального движка 2 сухаря 3 шаблона 1 по кругу катания...

Неисправности автосцепки, с которыми запрещается постановка вагонов в поезд. Причины саморасцепов ЗАПРЕЩАЕТСЯ: постановка в поезда и следование в них вагонов, у которых автосцепное устройство имеет хотя бы одну из следующих неисправностей: - трещину в корпусе автосцепки, излом деталей механизма...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.014 сек.) русская версия | украинская версия