(Мир пауков 3) Найла мучила бессонница. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Проспект внизу был залит призрачным лунным светом. Вокруг не было ни души. А вдалеке, если встать в угол комнаты,виднелась Белая башня, словно светящаяся изнутри таинственным ровнымсиянием. Юношей вдруг овладело невыразимое, смутно влекущее чувство. Подобнолуне, она казалась отдаленной, недосягаемой, неприкосновенной. Сейчас он не думал ни о Мерлью, ни о ком бы то ни было еще; всевнимание замкнулось на башне. Найл поднял лежавшую на стуле металлическую трубку и потянулся ккнопке. Удивительно: нажимать ее на этот раз не понадобилось, онараздвинулась сама. Наконечник вызывал пощипывание в пальцах; ощущение такое же, как нынчеутром, когда приложился ладонями к башне. Юноша ступил в коридор, прикрыв за собой дверь. Кто-то в дальнем конце коридора прошелестел вверх по лестнице - должнобыть, одна из служанок. Найл остановился, переждал, пока она не поднимется, и прошел наверхнюю площадку. Едва начав спускаться, он услышал, как чуть слышнощелкнул язычок дверного замка. В коридоре показалась Мерлью. Найл видел, как она тихонько постучала в дверь его комнаты; чутьподождав, повернула ручку и вошла. Найл решил спускаться дальше. В огромной парадной было пусто. Попробовал главную дверь - заперта. А вот выход во внутренний двор оказался открыт, равно как и ведущие наулицу ворота. Найл не пытался укрываться. Он знал, что смертоносцы охотятся с помощью воли, а не зрения, истранное внутреннее спокойствие давало ощущение неуязвимости. Башня с надменной безучастностью возвышалась в конце проспекта. Дажеисполинские соседние здания в сравнении с ней как бы мельчали, а свет луныбудто увеличивал ее в размерах. Взгляд идущего по проспекту юноши был прикован к белому светящемусястолпу. Выйдя к площади, он увидел двух бойцовых пауков, недвижно караулящихвход в здание с черным фасадом. Они безо всякой агрессивности наблюдали,как Найл пересекает площадь: видно, у двуногого действительно естьнеотложное поручение, коли он безо всякой опаски вышагивает по площади взапретный час. В непосредственной близости от башни воздух все еще попахивал порохом.Земля под ногами в том месте, где сегодня спешно подсыпали грунт, быламягкой и податливой. Найл медленно тронулся вокруг подножия башни, неотрывно всматриваясь вмолочно-белую поверхность. Вблизи свечение даже перекрывало лунный свет, словно действительносочилось изнутри. А тело постепенно наводнялось странным, крепнущим предчувствием. Трубка ощутимо покалывала повлажневшую ладонь, словно выстреливаякрохотные округлые искорки незримого света. Нечто подобное он испытывал впрошлом, когда выискивал воду в пустыне, а теперь неуловимая тяга словносама влекла его к определенному месту на северной стороне башни. По мере приближения, потаенная уверенность крепла. Найл обеими руками взялся за концы трубки. И едва он сделал это, кактело его словно пробило разрядом. Голова закружилась, закачалась под ногами земля. Найл пьяно поднялнепокорную голову. Башня была непередаваемо огромной, ум заходился припопытке осмыслить, где у нее вершина. Трубка нечаянно чиркнула о поверхность, и головокружение, резкоусилившись, стало невыносимым. Ноги подкосились, и он, тяжело покачнувшись, начал безудержно валитьсяв темный, бездонный омут. Но муть рассеялась, и не было уже темноты, а только свет. Найл стоял внутри башни. Ощущение, что он находится именно в башне, продлилось ровно столько,сколько требуется глазам, чтобы привыкнуть к свету. Молнией полыхнуло осознание происшедшего, и у Найла перехватилодыхание. Оказалось, он стоит на отлогом морском берегу. Секунду думалось, что все это ему лишь снится. Но невозможно былоусомниться в достоверности волн, бьющихся в десятке метров, или вскользковатых на вид, покрытых водорослями острых камнях, уступом вдающихсяв море. В том, что именно произошло, сомнения не было. Уж сколько сказок илегенд доводилось слышать от деда; невозможно было не распознать искусныеколдовские чары. Распахнутыми глазами юноша оглядывал влажно-голубые небеса,нескончаемую цепь утесов, теряющуюся вдали, и все пытался как-то освоитьсяв создавшемся положении. Прохладное дыхание свежего ветра, белые облака, бороздящие небосвод,указывали, что его занесло далеко от пустыни. Деревья, оторачивающиевершину утеса, откровением не стали. Правда, были они выше, и зеленьтемнее, гуще. Вода имела угрюмо свинцовый цвет и казалась студенее на вид, чем море,по которому довелось плыть два дня назад. Найл принялся снова озирать берег, и неожиданно заметил старца,сидящего на камне. Юноша вздрогнул: он мог бы поклясться, что несколько секунд назадберег был совершенно безлюден. Теперь уж сомнения насчет колдовства развеялись окончательно. Когда старец поднял голову, пришлось поневоле вздрогнуть еще раз: Найлузнал своего деда Джомара. Лишь подойдя ближе, он стал замечать различия. Этот человек выше, и взгляд совершенно иной, чужеземный какой-то. Вместе с тем сходство было поразительное, он вполне мог сойти за братаДжомара. Когда Найл приблизился достаточно, тот встал. Его одеяние изумляло своей нездешностью. Сероватое, вплотную облегаеттело от шеи до самых ступней. Штанины внизу переходят в блестящие черные башмаки. Найл поднял руку ладонью наружу - так приветствуют друг друга жителипустыни. Поскольку незнакомец был гораздо старше, невежливо было затеватьразговор первым. Старец улыбнулся. Глаза у него были светлые, серо-голубые. - Тебя зовут Найл. - Это был не вопрос, а скорее утверждение. - Да, господин. - Не стоит называть меня господином. Мое имя Стииг. Уж лучше зови менятак. Здравствуй. Старец неуловимо отстранился, упредив движение Найла, думавшегодотронуться до него предплечьем в знак приветствия. - Касаться меня не нужно, ни к чему. - Старец улыбнулся, явно не желаяобидеть юношу. Указал на камень: - Не желаешь присесть? Найл опустился на покрытый путаницей водорослей камень. Старец опустился на прежнее место и несколько секунд молча глядел наюношу. Затем спросил: - Знаешь, где ты находишься? - Я... я был внутри Белой башни. - Ты и сейчас в ней. Закрой-ка глаза. Найл повиновался. - А теперь проведи рукой по камню, на котором сидишь. Найл провел и с удивлением почувствовал, что у камня гладкая плоскаяповерхность. Открыв глаза, он глянул вниз: зеленая паутина водорослей, изъеденныйгранит. Коснувшись, он убедился, что очертания обманчивы; кончики пальцевощущали что-то, напоминающее отполированное дерево. - Сними сандалии и прикоснись ногами к песку, - велел старец. Найл так и сделал. Надо же! Ноги ступили на идеально ровную поверхность. Когда он по ней ходил, у него и тени сомнения не возникало, что этопесок, настолько натурально тот смотрелся. - Ты, наверное, великий чародей, - произнес негромко Найл. Собеседник покачал головой. - Никакой я не чародей. - Он кивком указал на берег. - И это вовсе неколдовские чары. Все это называлось в свое время панорамной голограммой.Когда люди еще жили на Земле, это был обычный аттракцион в детских парках. - Ты знаешь что-то о той поре, когда люди были хозяевами Земли? -затаив дыхание спросил Найл. - Я знаю о ней все. - А сам ты один из древних людей? Старец покачал головой. - Нет. По сути, меня здесь нет вообще, в чем ты убедишься, еслипопробуешь до меня дотронуться. Он протянул руку. Когда Найл попытался ее сжать, пальцы прошлинасквозь, ничего не ощутив. Однако юноша ничуть не встревожился. Улыбка у старца была такойрасполагающей, а манеры такие открытые и естественные, что бояться его,очевидно, совершенно не было причины. - Но ты, наверное, очень стар? - Отнюдь. Я гораздо младше тебя. По сути, мне от роду лишь несколькоминут. - Старец улыбнулся растерянности юноши. - Не беспокойся. Всеразъяснится по порядку, должным образом. Хотя думаю, прежде чем начать, намнадо будет перейти наверх. Найл бросил смятенный взгляд на небо. А оно истаивало на глазах. Вместо него проступили очертания белого, слабо фосфоресцирующегокупола. Там, где виднелись уходящие вдаль утесы, теперь плавно круглилисьстены башни. Не было уже и покрытого морскими травами камня, а был простогладкий табуретик из светлого дерева. Старец сидел на таком же. В остальном, это округлое помещение казалось пустым, за исключениемстолпа в самом центре, устремленного из пола в потолок. Однако поверхностьколонны была не ровной, а плавно переливающейся, словно там, внутринеспешно клубился дым. Старец поднялся. - Ну, что, хочешь, пойдем со мной? Он приблизился к столпу и исчез внем, попросту истаял. Но откуда-то изнутри, из-под дымчатой поверхностидонесся его голос: - Шагай, как я. Послушавшись, молодой человек почувствовал, как белый туман окутал егои повлек вверх. Секунда, и Найл с легким толчком остановился. - Теперь еще раз шаг вперед, - послышался голос. На миг Найлу показалось, что он стоит под ночным небом. Над головой виднелась луна, звезды, вокруг безмолвно раскинулся городпауков. Вон оно, метрах в двухстах, здание с черным фасадом - обиталищеСмертоносца-Повелителя. Различались даже бойцовые пауки, застывшие на страже возле входа. Нокогда, шагнув вперед, Найл протянул руку, то наткнулся на стекло. Оно было таким прозрачным, что совершенно не отражало света,наполняющего помещение. Найл указал на бойцовых пауков. - А им нас оттуда видно? - Нет. Свет может проникать в эти стены, но обратно не выходит. Помещение было уютно обставлено мебелью, в целом похожей на ту, что водворце у Каззака. Кресло и диван обтянуты гладким черным покрытием, похожим на кожу, наполу мягкий черный ковер. Необычным было лишь устройство - большой черныйкороб, стоящий возле прозрачной стены. На его скошенной лицевой частинаходилось подобие окошка из матово-белого стекла. Многочисленные кнопки, рядком идущие сверху вниз, чем-то напоминализагадочную машину, которую Найл некогда обнаружил в пустыне. - А это еще что такое? - поинтересовался юноша. - Самый ценный здесь предмет. Он один стоит больше, чем весь этотгород. - А что он делает? - Для начала, он создает меня. Найлу вспомнились легенды о сотворениимира, что в детстве рассказывала мать. - Это... бог? - спросил он робко, сам стесняясь своего вопроса. - Ну, нет. Это всего-навсего машина. - А я думал, создавать может только бог. - Не совсем так. Ты же создаешь меня. Утверждение было настольконелепым, что Найлу оставалось лишь сидеть, вытаращив глаза. - Я реагирую на твои вопросы и ответы. Даже моя внешность заимствованаиз твоей памяти. Найлу потребовалось время, чтобы все это осмыслить. - А башня? - Эту башню создали люди, прежде чем оставить Землю. Вначале здесьпредполагалось создать музей - место, где воссоздается история планеты ичеловеческого общества. Когда строительство уже близилось к концу, людямстало известно, что Земле предстоит пройти через хвост огромнойрадиоактивной кометы. - А что такое комета? - Сейчас покажу. Смотри. Не успел старец договорить, как небосвод на глазах изменился. Полная луна превратилась в узенький месяц-серпик, зависший надсилуэтами зданий. Неожиданно преобразились и сами здания. Их окна наполнились светом, афасады тех, что выходят на площадь, заиграли фонарями подсветки. А на южном небосклоне, прямо над главным проспектом, распустил космымохнатый огненно-белый султан света, отягченный в нижней части зеленоватым,светящимся наконечником. Это чем-то напоминало застывший росчерк падающей звезды. Найлу многораз доводилось видеть их в пустыне, но то, что показалось сейчас, былоогромных размеров и висело неподвижно. - Комета Опик, - пояснил старик. - Голова у нее тысяча двести миль вдиаметре, а кома - оболочка, окружающая ядро, - пятьдесят тысяч миль впоперечнике. Хвост длиной более семи миллионов миль. Она, кстати, не такая грозная, как кажется. Голова у нее состоит изкрохотных частичек, в основном, не больше песчинки. Даже врезавшись в планету напрямую, она не наделает серьезныхразрушений. Но Опик явилась откуда-то из-за пределов Солнечной системы инесла мощный заряд радиации, то есть содержала вещества, способные погубитьвсе живое. У людей оставалось около года, чтобы приготовиться к эвакуации -вынужденному переселению. Больше ста миллионов человек - подавляющее большинство жителей -отбыли на гигантских космических транспортах. Но прежде чем уйти, онидостроили эту башню - для той эпохи, когда люди вернутся. Найл сокрушеннопокачал головой: - Я мало что понимаю. - Вот для этого и выстроили башню, чтобы люди будущего могли уяснитьвсю картину - Боюсь, я какой-то непрошибаемый болван, - вздохнул Найл. - Нет, неправда. Твой ум способен вмещать ничуть не меньше, чем разумсоздателя машины, Торвальда Стиига. Только Стииг давным-давно умер, и тебепопросту трудно понять его язык. - Но ты же сам сказал, Стииг - это твое имя. Старец улыбнулся. - У меня есть право зваться этим именем. Я - все, что осталось отразума Стиига, - он указал на черный короб. - Видишь ли, в комнате меня, посути, и нет. Я нахожусь внутри этого компьютера. На самом деле, ты говоришьне со мной, а с ним. - А компьютер - что это такое? - Ни один из твоих вопросов не останется без ответа. Но на это уйдетнемало времени. Ты желаешь остаться, пока не удовлетворишь своелюбопытство? - Да, конечно. Только... - Ты переживаешь за мать и брата. Найла пронизал суеверный страх. Неочень приятно ощущать, когда даже тайные твои мысли как на ладони. - Откуда ты знаешь? - Ты привлек к себе внимание - не мое, а скорее Стигмастера, -собеседник кивнул на компьютер, - когда привел в действие летательныйаппарат в пустыне. С той самой поры мы наблюдаем за тобой. Это Стигмастервызвал тебя сюда нынче ночью. - Зачем? - И на этот вопрос будет дан ответ. Но прежде есть множество другихсведений, которые тебе необходимо уяснить Ты готов приступить сейчас? Илисначала поспишь? - Я не хочу спать. Кроме того... - Ты беспокоишься о матери и брате. - Да. Я боюсь, что Каззак может навредить им, когда узнает, что яисчез. - Он ничего с ними не сделает. Он не осмелится сообщитьСмертоносцу-Повелителю, что позволил тебе уйти. Поэтому сделает вид, чтодержит тебя во дворце под своим наблюдением. А с матерью и братом будетобходиться как с почетными гостями, потому что знает: пока они в его власти, ты неизбежно возвратишься. - Откуда ты знаешь? Ты можешь читать его мысли? - Ну, не в таких тонкостях, как ты. Но и за Каззаком мы наблюдаемдовольно давно. Мы можем предсказывать его реакции. Этого человека,несмотря на хитрость, понять несложно. - А Смертоносец-Повелитель? Ты можешь понимать его? - Причем запросто. Видишь ли, единственное его желание - удерживатьвласть над Землей. А на данный момент больше всего ему хочется заручитьсятвоей поддержкой. - Почему? - Он боится, что существуют другие подобные тебе. Он жаждет найти ихвсех и уничтожить. После чего не пощадит он ни тебя, ни твоих родных. Найл сам подозревал нечто похожее, однако слышать все это - такнапрямую, безжалостно - было тяжело. Внутри похолодело. - И что, он непобедим? - спросил юноша. - Тогда он бы тебя не боялся. - В таком случае, как я могу с ним покончить? - резко спросил Найл.Старец покачал головой. - Ты слишком торопишься со своими вопросами. Надо начинать с основы.Пойдем со мной. Проходя мимо Найла, старец чуть задел его рукавом. Юноша ничего не почувствовал, но вместе с тем послышалось, как сухошелестнула одежда; так же он воспринимал и глухую поступь по ковру. Он проследовал за старцем в дымный столп, и вновь его окружил белыйтуман. Тело невесомым перышком поплыло вниз. Едва лишь выйдя, Найл сразу понял, что это опять чародейство Стиига:такой огромный зал никак не мог бы уместиться в стенах башни. Глазам открывалась широкая галерея в полсотни метров длиной. Стены покрывали пышные, голубые с золотом гобелены, на стенах -множество картин. На равных промежутках друг от друга стояли постаменты сбюстами и статуями. Хрустальные люстры свешивались с затейливоразрисованного потолка. За окнами виднелся незнакомый город. Размерами он явно уступал паучьему - не город, а скорее, городок - идома только в один-два этажа. Город разделяла река (на берегу - башня), которую в нескольких местахперемыкали каменные мосты-арки. Вокруг города шла стена, равномерно чередуясь прямоугольниками башен.Вдали виднелись зеленые холмы-террасы. На улицах и площадях торопились по своим делам какие-то люди в яркихразноцветных одеждах. Висящие на стенах полотна зачаровывали. Найл впервые видел перед собойпроизведения живописи и поражался, как черты человеческого лица можнопередавать с такой тонкостью. Искусство перспективы поражало еще сильнее. Вроде бы смотришь наплоскую поверхность, а вместе с тем пейзаж выглядит так, будто смотришь нанего из окна. - Где мы? - В одном древнем городе, которого давно уже нет. Назывался онФлоренция и был когда-то культурным центром всего западного мира. Найл в сердцах мотнул головой. - Я совершенно ничего не понимаю! Что означает "культурный центр"? Чтотакое "западный мир"? - Скоро ты все это поймешь. Но сначала твой мозг надо подготовить кприему знаний. Надо, чтобы ты лег вот сюда. В центре галереи стояла машина из голубоватого металла. Нижняя ее часть представляла не то кровать, не то кушетку, на которуюсвешивался металлический полог. Получалось некое подобие балдахина, потолоккоторого состоял из матового стекла. - А для чего она? - У нас ее называли машиной умиротворения. Ее назначение -раскрепощать ум и тело, удаляя все очаги напряжения. После ее воздействияты уже сможешь приступить к впитыванию. - Впитыванию? - Так, на самом деле, называется процесс усвоения знании. То, что тыпостигаешь, впитывается умом примерно так же, как телом усваивается пища, истановится частью тебя. Кушетка оказалась такой мягкой, что Найл утонул в ней всем туловищем,как в воде. Едва улегся, как за стеклом, что сверху под балдахином, ожилсвет и послышалось тихое гудение. Найл разом ощутил в теле глубочайшую,мучительно-сладкую безмятежность. Все скрытые недомогания, душевные муки, оналичии которых он толком и не догадывался, выявились наружу, словно камнииз-под мелеющей воды, и принялись стаивать. В висках сухо стукнули молоточки, и на мгновение вспыхнула головнаяболь, но тут же исчезла. Будто нежные невидимые пальцы проникали в самые недра его существа итеперь разминали, распутывали заскорузлые, окостеневшие узлы боли истрадания. Одним глубоким выдохом Найл словно вытеснил из груди все невзгоды,наслоившиеся за годы существования в этом мире. Ему сделалось тепло и уютно, словно он младенец, засыпающим уматеринской груди. Уют, спокойствие и полнейшая безопасность. Ленивымирыбами проплывали в мозгу разрозненные образы, словно отзвуки голосов изиного мира. Найл тихо, безропотно канул в теплую пучину забытья. Когда к нему возвращалось сознание, юноша вскользь успел заметитькуцые обрывки воспоминаний, бессвязных событий, канувших в небытиеодновременно с тем, как он раскрыл глаза. Какой-то миг Найл тщетно пытался определить, где же это он,пробуждение напоминало переход из одного сновидения в другое. Реальный мир в сравнении с грезами казался до странности тусклым,простым и одномерным. Когда Найл повернул голову, взгляд неожиданно упал на бюст мужчины сокладистой бородой и твердыми чертами лица, выдающими недюжинную силухарактера. Надпись внизу гласила "Платон". Прошло несколько секунд, прежде чем до юноши дошло, что он можетчитать символы, высеченные на постаменте. От охватившего волнения он даже сел. Больше в галерее никого не было, из окон струился солнечный свет. Выкарабкавшись с кушетки, Найл остановился перед бюстом. Под надписью находился забранный в стекло небольшой текст. Найл, заходясь сердцем от восторга, прочел громким голосом вслух: "Платон - настоящее имя Аристокл, родился в четыреста двадцать седьмомгоду до новой эры в Афинах. Прозвище "платой", что означает "широкий",получил за свои широкие плечи. Разочаровавшись в своих политическихамбициях, Платон основал Академию, ставшую, судя по всему, первымуниверситетом." Изумляло то, что был понятен смысл слов. Найл знал, что Афины - это город в Древней Греции, а "политическиеамбиции" означает попытку стать государственным деятелем, что университет -это школа передовой мысли. Глядя из окна, он сознавал, что перед ним небольшой город в Италии,достигший расцвета в Средние века. Река, на которой он стоит, именуетсяАрно, высокое белое здание с красным куполом - это собор, а квадратноеугрюмое здание рядом - старый дворец семейства Медичи, перед которым сожглина костре Савонаролу... Он сидел на стуле возле окна и не мигая смотрел на реку. Трудно определить, каков объем его знаний, всякий раз перед тем, какдать ответ на тот или иной вопрос, приходилось усиленно рыться в памяти. Он напоминал человека, унаследовавшего богатейшую библиотеку, новесьма приблизительно представляющего, что на какой полке стоит. Из белого столпа показался старец - Доброе утро. Как спалось, нормально? - Пожалуй, да. - Наверное, не прочь бы и поесть? - Д-да... - Найл так был увлечен, что совершенно упустил это из виду. - Тогда тебе не мешало бы подкрепиться, прежде чем двинемся дальше.Ступай за мной. Он провел Найла в небольшое помещение, где стояло несколько столов истульев. Из окна открывался вид на реку, изгибом уходящую вдаль, и серуюгородскую стену. Неподалеку от окна стоял серебристый металлический ящикпродолговатой формы. - Это пищевой процессор. Натуральной пищи у нас здесь, боюсь, нет. Нолюди перед отлетом с Земли добились больших успехов в синтезе продуктовпитания. Выбирай, что хочешь, и нажимай на кнопку, еда появится внизу нараздаточном лотке. Чуть сбоку от машины на стене висела таблица с перечнем блюд инапитков: говяжье филе, яичница с ветчиной, яблочный пирог со взбитымисливками, торт-пекан, кексы, мороженое... Каждое блюдо снабжено было картинкой и серебристой кнопкой. - Я бы на твоем месте выбирал блюда, которые можно есть руками, -посоветовал Найлу старец. - Телячьи отбивные здесь очень хорошие. И жаренаяутка, скорее всего, тоже. Томатный суп, думаю, просто великолепен навкус... Найл, выбрав, нажал на нужные кнопки. В металлическом ящике короткопоурчало. Через пару минут внизу со щелчком открылась дверца, и наружу наметаллическом подносе выскользнули три тарелки и стакан. Найл поднес их к столику возле окна. Одна из рам была приоткрыта, и в помещение задувал приятный ветерок. Снаружи доносилась разноголосица звуков: выкрики гребцов с реки, плеск весел в воде, глухой стук лошадиныхкопыт и скрип повозок- Найл изумился, когда вдруг старец выдвинул стул и уселся напротив. - Как тебе это удается, ты же бесплотный? - Микросреда здесь полностью контролируется. Стигмастер может делатьпочти все. Он взмахнул рукой, и стулья в комнате принялись с шумом выдвигаться изадвигаться под столы, а сами столы снялись с пола и, прежде чем опуститьсяна место, галантно прокружили по воздуху. Привыкший уже к чудесам, Найл только улыбался. Еда была восхитительной. Вкус этой пищи был Найлу совершенно незнаком. Томатный суп густой, душистый, в меру сдобрен специями, косточкателячьей отбивной обернута бумагой - корочка снаружи золотистая,поджаристая, а внутри мясо нежное, розовое. Кекс с вишневой пропиткой оказался таким объедением, что у Найлавозник соблазн взять себе добавку. Мороженое с фисташками и грецким орехом просто изумляло - такая пищаему и во сне не снилась. Но и при всей вкусноте управиться со столь обильной трапезой оказалосьочень и очень непросто. Чувствуя, что сейчас лопнет, наевшийся до отвала Найл откинулся настуле, вытирая липкие от еды пальцы о влажный кусок ткани, которую вынул иззапечатанного пакета. - Те, кто так питались каждый день, наверное, жили как боги. - Любопытный вывод. Может, прелесть такой жизни и состояла вприближении к божественному. А в целом создатели пищепроцессора былиозабочены сугубо будничными проблемами. Божественного в них было не больше,чем в управителе Каззаке или твоем отце. Сам Найл просто млел от восторга, что полностью понимает смысл словстарца, два-три часа назад такая речь была бы выше его разумения. - Как же ты, интересно, научил меня читать? - Сравнительно простая методика, называется обучением во сне. Знаниенапрямую вводилось прямиком в клетки памяти твоего мозга. - Почему ты заодно не вел знания о создателях пищепроцессора? - Сделай я это, ты бы потерял вкус к самостоятельному постижению. Аудовольствие такого рода - наисущественнейшая часть всякого обучения. Теперь, попривыкнув уже к старцу, Найл стал замечать, что его реакциямчуть недостает спонтанности. Не знай Найл изначально, что Стигмастер - творение человеческих рук,он бы, скорее всего, ничего и не заподозрил; лишь подумал бы, может, чтовозраст делает старика слегка нерасторопным. А теперь он видел, что набор человеческих реакций Стиига и впрямьограничен. Старец улыбался в нужные моменты и вовремя кивал при разговоре,облизывая языком губы, почесывал указательным пальцем нос, но при всем приэтом имел рассеянный вид, а на обдумывание ответа у него уходиласекунда-другая. Не было между собеседниками той потаенной приязни, что возникает уобычных людей во время разговора. А попытка настроиться на мыслительную волну собеседника вообще ничегоне давала. Там ничего не было; лишь туманная зыбкость, будто он общался стенью. - Увы, я действительно далек от совершенства, - вздохнул старец. - Ковремени эвакуации возраст компьютеров у людей насчитывал лишь два споловиной столетия. К настоящему времени они, несомненно, усовершенствовалиу себя компьютерные голограммы так, что те вообще перестали отличаться отлюдей. - А как тебе удается читать мои мысли? - Языковые области твоего левого полушария работают по нехитрой схеме.Когда твои мысли имеют словесные аналоги, Стигмастер может их расшифровать.А вот чувства твои и интуитивные проблески он выявлять не может. В этомотношении твой мозг куда изощреннее. - Если б я тебя еще и понимал. Что такое "языковая область"? - Проще показать, чем объяснить словами. Давай вернемся. Поднявшись, Стииг запихнул обратно ногой свой стул. Найл любовалсячеткостью его реакций. Не зная наперед, невозможно предположить, что этолишь бесплотный дух. Когда возвратились в картинную галерею, солнце там поднялось уже насвою полуденную высоту. - Это всамделишное солнце? - поинтересовался Найл. - Нет. Будь оно настоящим, ты бы при его свете видел город пауков.Больше ни о чем спрашивай, договорились? Всего лишь через несколько часовсможешь на все ответить сам. Иди-ка, ложись на прежнее место. Найл снова устроился на кушетке под голубым металлическим балдахином. И опять, едва тело утонуло в податливой материи, сверху затеплилсясвет. Юношу снова захлестнула кроткая, несущая покой и умиротворение волна.Она проникала в каждую клеточку, принося невыразимое блаженство. Но провала в забытье на этот раз не было. Найл смутно чувствовал, чтогде-то над головой образовалась некая точка - словно невидимое окоуставилось из-за матового стекла, переправляя прямо в мозг звуковые изрительные сигналы. Странный процесс, с налетом некоторой иллюзорности. Одновременно с тем где-то в области грудной клетки раздавался голос. Впрочем, голосом это можно было называть сугубо условно. Это была не обычная человеческая речь, а калейдоскоп понятий иумозрительных образов, вызывающих в мозгу огоньки озарений и рождающихвстречные импульсы-отклики, что бывает, обычно, когда слышишь человеческуюречь. Закрыв глаза, Найл увидел мысленным взором панораму паучьего города -как тогда, когда она впервые открылась ему меж двух холмов. Город исполинских столбовидных башен (Найл теперь знал, что называютсяони небоскребами), разделенный надвое широкой рекой. Город неожиданно сместился вниз, словно Найл воспарил над ним. Минутуспустя ему открылось море и бухта из громадных каменных блоков. Затем город и бухта стали убывать в размерах, пока не уменьшились доничтожной точки на широкой зеленой плоскости равнины. Стала видна земля надругом берегу залива и красная пустыня по ту сторону гор. Где-то там пещера, в которой лежит мертвое тело отца. Едва Найл, встрепенувшись, попытался сосредоточить взор, какумозрительный образ обрел четкость и обозначились контуры обширного плато,а также большого соленого озера к югу от Диры. Тут его снова понесло вверх, но открылась земля к югу от соленогоозера и к северу от города пауков. Скорость возрастала, пока не начало казаться, что плоская поверхностьземли плавно выгибается, а зеленые плоскости равнин внизу подергиваютсяголубоватым отливом, оттеняя темную пучину моря. Постепенно Земля обрела вид мохнатого клубка, медленно кружащегося вбездонном пространстве. Звезды - крупные, яркие, переливающиеся - напоминали освещенныеизнутри кристаллы льда. Висящее справа солнце имело вид готового лопнуть пылающего ядра,такого ослепительно яркого, что глаза ломило от света. Луна отсюда походила на огромный серебристый шар. Чудно сознавать, что это круглое тело всегда представлялось емузолотистым блюдцем, плывущим сквозь облака. И хотя солнце освещало лишь часть лунной поверхности, Найл ясноразличал также ее ранее затененные области, выхваченные светом звезд. Не успел он опомниться, как его уже занесло далеко в космическуюбездну. Он зависал над плоскостью Солнечной системы, в такой дали, что самоСолнце казалось не больше человеческого зрачка. Найл одну за другой угадывал кружащиеся по эллиптическим орбитампланеты. Вон Меркурий - раскаленное докрасна железное ядрышко с поверхностью,сморщенной, как ссохшееся, пролежавшее свой срок яблоко; Венера, окутаннаявуалью серого тумана; промерзшие рыжие пустыни Марса; красный гигантЮпитер, сплошь состоящий из бурлящей жидкости; Сатурн - сизый странник,разбухший ком замерзшего водорода; Уран, Нептун и Плутон, где температуратакая низкая, что сами планеты немногим отличаются от округлых ледяныхглыб, кружащихся в пространстве. От одного лишь размера Солнечной системы, холодея, заходился ум. С орбиты Плутона Солнце казалось не больше горошины, а Земля - вообщеедва различимой былинкой. Вместе с тем, даже ближайшие звезды находились нарасстоянии столь же далеком, как земной экватор от полярных шапок. Обратив внимание на собственную персону, Найл потрясенно понял, чтосовершенно утратил память о том, кто он сам такой. Переживаемое обуревало настолько, что сознавать свое наличие былокак-то нелепо. Прежде Найл, случалось, "растворялся" в собственных грезах или висториях, которые рассказывала мать или дед. От них в свое время тоже разгоралось воображение, но сравнивать это стем, что он видел сейчас, было все равно что сопоставлять искорку ифейерверк. Оторопелый, он не смел перевести дух, словно человек, внезапноочнувшийся от сна. Душа содрогалась от буйства непостижимых сил. Хотелось задать тысячи вопросов, побывать на каждой из этих планет, азатем тотчас ринуться в путь через космос к другим мирам и звезднымсистемам. При мысли, что непознанного такая бездна, а собственная жизнь такничтожно коротка, сердце сжималось от горестного, беспомощного чувства. Средь сонма безутешных мыслей, вихрем проносящихся в сознании,бессловесный внутренний голос посоветовал успокоиться. Темные мысли рассосались, схлынули; вместо этого Найл ощутил в себеровную и стойкую тягу к знанию, желание всю оставшуюся жизнь посвятитьпостижению и освоению нового. - Задавай любые вопросы, - послышался голос старца. - В Стигмастересодержится все человеческое знание. Тебе решать, что необходимо узнать. - Ты можешь рассказать о Земле до прихода смертоносцев, и о людях, чтопостроили этот город? - Для этого нам надо будет возвратиться примерно на пять миллиардовлет назад, к зарождению Солнечной системы... Когда Найл снова закрыл глаза, голос исходил уже не от старца, аоткуда-то изнутри. В глазах стояла нестерпимо яркая вспышка, заполняющая, казалось, всеобозримое пространство, из центра, словно щупальца некоего спрута, сустрашающей силой вырывались спиралевидные струи газа. Тяжко ворочающейся буче не было конца, а в космосе одна за другойвыбрасывались гигантские волны бушующей разрушительной энергии. Затем все, хотя и медленно, но как-то понемногу улеглось, и под силойсобственного тяготения взрыв, устремленный наружу, превратился во взрыв,направленный внутрь. В неописуемом коловороте принялись вращаться выпущенные некогда наружугазы, которые теперь тянулись обратно. В набирающем лютость космическом холоде жар постепенно истаивал, покагазы не остыли в круглые капли жидкости. Спустя полмиллиарда лет капли этисконденсировались в десять планет. Некоторые из них, вроде Меркурия, были так горячи, что не моглиобразовать и удерживать атмосферу. Другие - Марс, например, - были чересчур маленькими и холодными.Только Земля, расположенная примерно в сотне миллионов миль от Солнца, былаи не слишком горячей и не слишком холодной. Формирование планеты проходило так же бурно, как и зарождение. Кометы и астероиды крушили поверхность, взбивая ее в месиво кипящейслякоти. Целых два миллиарда лет прошло, прежде чем Земля остыла, превратившисьиз кипящей адской печи в планету с морями и континентами. К этому времени она тысячекратно сжалась в сравнении со своимпервоначальным размером. Солнце тоже постепенно сжималось, пока не достигло того порога, закоторым начались те самые ядерные реакции, превратившие его из темного комав однородную красновато-бурую массу, а затем уже - в полыхающую атомнуюпечь. Ультрафиолетовые лучи светила проникли сквозь тонкую земную атмосферу - в основном, водород и аммиак - и вызвали неописуемые по своей силеэлектромагнитные бури. По мере того, как лучевой бомбардировке подверглисьгазы и водяные испарения, начали формироваться первые сложные молекулы -сахар и аминокислоты. Появилась и молекула под названием ДНК - дезоксирибонуклеиноваякислота, - имеющая уникальное свойство размножаться. ДНК и сотворилапервейшую форму жизни на земле - бактерии. Бактерии были наделены одним незамысловатым инстинктом: поглощатьорганические образования, плавающие вокруг них в теплом океане, и похищатьих энергию. Начало жизни было положено энергетическими вампирами. На этой первоначальной стадии жизнь чуть не стала жертвой собственногоразмаха. Бактерии множились так обильно, что вскоре поглотили основнуючасть органических соединений в океане. Жизнь угасла бы так же быстро, как и возникла, не выкинь одна избактерий необычный фокус: она научилась вырабатывать собственную пищу,впитывая энергию солнечных лучей. С помощью процесса, известного как фотосинтез, бактерии научилисьвырабатывать сахар из двуокиси углерода и воды. Солнечный свет они впитывали особым химикатом, хлорофиллом, которыйпридавал крохотным организмам зеленый цвет. И вот уже скалы всех материковых шельфов Земли - их тогда было четыре - оказались покрыты пятнами скользкого зеленого вещества, первыхводорослей. Они стали пить из земной атмосферы углекислоту и превращать еев кислород. Прошел еще невероятно длинный период, на протяжении которого земнаяатмосфера беспрестанно обогащалась кислородом. И опять жизнь оказалась вопасности, став жертвой собственного успеха, - поскольку, что касаетсярастений, то кислород для них яд, и планета, на которой обитают только они,погибла бы от нехватка углекислоты. Но прежде чем это произошло, появилась еще одна форма жизни: форма,способная впитывать кислород и превращать его в углекислоту. Плавучие студенистые комочки стали первыми животными. Глядя на Землю, такую, какой она была миллиард лет назад, Найл виделмирную и статичную планету, теплые моря которой ласково лизали берега голыхматериков - вернее, одного голого материка, поскольку четыре тогдашнихконтинента, сдвинувшись вплотную, слились, образовав одну гигантскуютерриторию, известную геологам под названием Пангея. Ничего не происходило на том безмятежном куске суши. Потому что, какни странно, здесь не было смерти. Примитивные амебы, черви и водоросли теряли свои старые клетки, новзращивали новые, и так до бесконечности. И вот тут каким-то образом жизнь изобрела смерть, породив те самыенемыслимые сложности эволюции. Случилось так, что маленькие существа научились производить себеподобных - родитель теперь умирал, а молодая особь вступала в жизнь. Существо, живущее долгие миллионы лет беспрестанно, впадает в ленивыйритм существования. Оно знает, как выживать, и этого ему достаточно. Но когда рождается новое существо, оно не наделено вообще никакимизнаниями. Чтобы утвердиться в этом мире, ему приходится бороться. И необходимо развить в себе способность запоминать то, чему научилось.Существу, не ведающе
