Утро девятого дня Беды 6 страница

— Ну смотрите. Не знаю, как с атрибуцией, но лекарь — помер. Может, вы и правы, и с морфом можно, как с няней, детей оставлять. А может, и нельзя. Вот я думаю, что нельзя. И буду так думать, пока не возникнет веских доказательств обратного. Ладно, идите каску ему поменяйте. Скажите, что силуэт одинаковый должен быть у всех. А то не ровен час за чужака примет кто.

— Последний вопрос разрешите?

— Валяйте.

— Валяю. Что насчет вивисектора решили?

— Получается так, что в расход. Решили отработать производство разумного морфа.

— А в Кронштадт для допроса забирать не будут?

— Зачем? Языки бывают короткие, одноразовые. Бывают длинные. Как вы любите аллегории приводить — вот фельдмаршала Паулюса взяли — так его рассказов на десять лет хватило. И все польза. А вместе с ним взяли кучу румын. И всей информации с этой кучи — на пять минут разговора. Так что с вашего героя Шахерезады не вышло. Самомнение колоссальное, а на деле даже не начмед — так, полулекарь-полупалач на побегушках. Знает мало, все уже рассказал по два раза. Не сатана, а — мелкий бес. Рассчитывал подняться как повелитель морфов. Ну и поднялся. Что вас так его судьба волнует?

— Боялся, что кому-то в голову придет отвезти его в город и там судить и потом, скажем, показательно повесить…

— Получается, что не хотите правосудия и справедливой казни?

— Знаете, правосудие хорошо до определенной черты. Мне кажется, есть ряд случаев настолько вопиющих, что в УК такого не может быть предусмотрено. И даже вешать в таких случаях — несправедливо. Слишком легкое наказание.

— Получается так. Вот вам и флаг в руки, и барабан на шею. Дерзайте. А мы глаза прикроем. Только вот беда — легко увлечься в этом деле и встать на одну полку с казнимым негодяем. И переплюнуть его в негодяйстве и бесчеловечности. Учтите, доктор Линч.

— Учту.

 

Мы начинаем выдвигаться через полчаса после того, как на другом конце завода снова защелкали выстрелы. Нашу команду выпихнули в авангард. Николаич это съел без всякого удовольствия. Правда, нас усилили — саперами и несколькими водолазами. Я здорово обрадовался, узнав среди них своего приятеля — грека Филиппа, рыжеватого, с такими простодушно-наивными глазенками на продувной роже с перебитым носом, что любому понятно — тот еще жучара этот парень. Как он ухитрился водолазить, несмотря на битый нос — а я так помню, вроде это для их братии абсолютное противопоказание к профессии — одному Богу ведомо. Хотя, как любил говорить сам Филя: «Хохла обманет цыган, цыгана обманет еврей, еврея обманет армянин, армянина обманет грек. Грека же обманет только черт, да и то если ему Бог поможет».

Рыжий тоже обрадовался. Кончится операция — надо будет пообщаться. Пока тихонько подбираемся к той самой дыре в заборе. Мутабор четко ведет, идет вторым — рядом с ним Серега с пулеметом. Ну а мы — следом. Гений что-то скис — его поручили заботам пары самых нерасторопных водолазеров. Идут в хвосте. А я опять замыкаю.

По приказу — полное радиомолчание. За весь день вроде никаких переговоров у противника не услышано, но тут перестраховка, пока в драку не влезем, разумна.

До забора добираемся без особых хлопот. Единственно попадается пара зомби — девчонка лет семи, залитая кровью с головы до ног, да паренек-солдат, тоже как покрашенный. Только лицо чистое, а ниже — как из ведра окатили. Обоих щелкает из бесшумки сапер.

Мутабор исчезает в проломе, мы распространяемся справа и слева от развороченного джипа. Мне на него страшно смотреть — непонятно, как мы уцелели, он весь в дырах.

Николаич, не удержавшись, забирает с мертвого солдата рожки, густо заляпанные кровью. Потом тихо, явно по следам, проходит по местности, поднимает «калаш». Пристраивается рядом со мной — показывает автомат.

Ну, ничего особенного — АКМ как АКМ. Только ручка разве что как-то не на месте. Николаич довольно ловко разбирает агрегат, распихивая детали в разгрузку и по карманам. Ну да, заело автомат — гильза осталась в патроннике.

Мутабор еще не вернулся. Николаич аккуратно вышибает гильзу, показывает мне:

— В крови патрон был. А кровь прикипает намертво, запомните. Хуже любой грязи оружие клинит.

— «Старшой», нам что, автоматов мало?

На мой шепот Николаич так же шепотом отвечает:

— Запас карман не трет и денег не просит. Тут вы говорили, еще одна «Канарейка» должна валяться. Где?

— Там.

Неугомонный командир бесшумно ускользает в направлении моего пальца. Ну точно, у него в роду казаки должны быть. Те тоже ходить умели бесшумно и ради трофея готовы были головой рисковать.

Сергей косит на «старшого» глазом. Николаич ищет недолго, вскоре возвращается обратно. Но теперь-то я вижу, что это опять самодельный эрзац, хоть и с гранатометом.

Николаич морщится, потом аккуратно прячет оба трофея в куче мусора и бурьяна у забора.

Все-таки мы вздрагиваем, когда силуэт Мутабора выныривает из-за контейнеров.

— Противник? — тихо спрашивает Николаич.

— Хосссуссвие, — так же тихо отвечает морф.

— Двигаемся! — шепотом прокатывается по цепочке.

Группа осторожно крадется между контейнерами. Синие, мы на их фоне видны, наверное, за километр. Пару раз мельком вижу кран. Там в прошлый раз Ильяс видел блики словно от бинокля. Догоняю, на ухо говорю ему: «Наблюдатель на кране». Ильяс почему-то отмахивается. Словно я ему прошлогоднюю газету взялся читать. Возвращаюсь в хвост, пропуская перед собой всех.

У соседей пальба идет и идет. Правда, танк больше не бахал. Несколько раз даданили короткими очередями пулеметы. И по-моему, они продвигаются.

Нам никто не мешает. Поэтому следом за нами, но уклоняясь вправо, идет еще большая группа — с Севастьяновым во главе.

А еще за ними «крадется на цыпочках» БТР с Вовкой. И если мы вляпаемся и не передохнем в один момент, Вовка тут как тут будет. Обещал. Летюха же со своими «маталыгами» — наш резерв. Хотя жидкий резерв-то.

Мне как-то муторно. Сало от тушенки словно застряло на полдороге. Но я понимаю, что дело не в нем. По-любому расклад не нравится. И встревоженный Николаич, и морф, и вивисектор, которому замотали морду скотчем, чтоб не заорал — как тогда из джипа. Мне не нравится, что тут несколько тысяч зомби, которые могут высыпать горохом из аккуратно срезанных взрывчаткой ворот и дверей. Если тут не зомби, а беженцы — тоже та еще песня, одномоментно оказывать помощь куче изможденных людей. У нас здесь нет ни еды, ни воды, ни одежды. Я доложил об этом всем, кто имел отношение, но что уж там выйдет — не знаю. Живые, правда, куда лучше, чем зомби.

Странное безлюдье. Один зомби только и попался — худая косматая полуодетая женщина. На нас она внимания не обратила — пыталась дотянуться до какой-то странной фигни, свисавшей с плоской крыши домика, мимо которого нам пришлось проходить. Фигня, при ближайшем рассмотрении, оказалась рукой в рукаве камуфляжа — видно, кого-то разнесло на крыше — вот она и повисла на пропитанных кровищей тряпках.

Второй раз результат действия крупнокалиберного пулемета попался, когда мы вдоль длинного ряда корпусов добрались от БТР до того самого крана.

Под кабиной уже натекло вишневое желе. Ильяс на секунду отвлекся и шепнул: «Кабина санирована еще раньше из КПВТ. А наблюдатель — точно был».

Саперы нашли какие-то проводки, шедшие с крана. Чему нас учили в разведке? Как провод увидел — перерезал! Выполнили.

А я получаю локтем в бок от Фильки.

— Не расслабляйся, медицина! Чую — что-то будет!

Двигаемся дальше. В этот момент из-за угла цеха на нас рысцой выбегает несколько человек с румяным ментом во главе. Он в форме и даже в фуражке, что странно вообще-то.

Я не успеваю толком удивиться, а Серега, присев коряво, но пружинисто на полусогнутых ногах, лепит перед собой длиннющей очередью. Вижу, что только один из выскочивших успевает метнуться обратно, остальные валятся под струей пуль. Кроме мента, который, словно задумавшись, стоит столбиком. А потом неуловимым движением свинчивается вокруг своей оси, вертикально оседая на землю. Из-за угла огрызается автомат. Несколько очередей с нашей стороны дробят бетонную стенку. Озираюсь — наши уже позанимали укрытия. Быстро пристраиваюсь за какой-то железякой, держать заднюю полусферу. Все равно толку от меня, ротозея, больше нет. Несколько раз мне мерещится что-то двигающееся — но ничего толком не замечаю.

Разве что вижу, как взлетают совсем рядом несколько ракет. Но это не наши. Я таких раньше не видел.

Сбоку кто-то знакомым голосом кричит: «Не стрелять, свои!»

— Эй, давай подходи, медленно! Кто?

— Свои!

Из-за пустых корпусов аккуратно высовывается лопоухая голова. Машет каской. Убедившись, что все в порядке, — вылезает и сам Рукокрыл. За ним пацан такого же возраста — тот, кто за угол шмыгнул, а потом Саша да Мутабор. Языка словили. Пока его вяжут и присоединяют к вивисектору, Николаич вполголоса читает мальчишкам нотацию за сумасбродное убегание вслед рванувшему Мутабору. Он-то первым кинулся, чтоб зайти с другой стороны цеха. А сапер добавляет от себя:

— Какой простофиля сигналки зацепил?

— Это он — Мутабор.

— Под ноги смотрите, разгильдяи, тут кроме растяжек от сигналок и мины могут быть. Ясно? Это ко всем относится. Мутабор!

— Ы?

— Ноги. Проволока. Мины. Внимание.

 

Несмотря на усилия сапера, морф явно ни черта не понял. Либо и раньше в военном деле не разбирался, либо все же мозг сильно покалечен.

Лезем дальше. Четко слышу — отвлекающая группа явно продвигается по отношению к нам. Со стороны тех, кто пошел с инженером, — тихо. А в паре цехов, мимо которых прошли, — какие-то звуки вроде плача, гудение. У меня так гудело осиное гнездо, которое насекомые устроили прямо в стенке дачи.

Сапер тихо и аккуратно со своими товарищами осматривает ворота и двери. И по-моему, мрачнеет. А Николаич, тот еще более хмур, заметил в нескольких местах видеокамеры. Черт их знает, то ли заводские их повесили — дуры здоровые, старомодные, то ли уже поздние хозяева. Да по-любому, если есть центр наблюдения — то неважно, кто установил камеры. Важно — кто смотрит, что они показывают. Может, уже пальчик шаловливый тянется к кнопочке — и нам тут насыплется шустрых гостей с зубами. Ворота, вот они, рядом. И за ними тихо. Лучше б гудело.

Николаич нарушает радиомолчание. Долго общается с группой Севастьянова, переспрашивает. Да, есть тут хитрый домик. Причем не один, а два. К основному и идет та группа. А второй совсем рядом с нами. Оттуда, видно, и бежала группа, попавшая нам под стволы.

Двигаемся быстро — следы пробежавших видны отчетливо на ноздреватом крупитчатом снежке. Сапер подтянулся в голову нашей жиденькой колонны, мы посматриваем по верхам и сторонам, а вот он идет, уткнувшись носом в землю. Я так думаю, что не его одного встревожило использование взрывчатки врагом — значит, есть у людоедов спец по этим делам. А мин наделать, а тем более поставить, если есть запасец, — дело куда более простое, чем подготовить заряды для одновременного открывания дороги для шустеров.

Выбрались удачно, никто по нам не стрелял. На разведку опять настропалили Мутабора. Тот недоволен, но идет. Только заворачивает за угол — бахает выстрел. Из пистолета. Мутабор возвращается тут же — спиной вперед. Тихо.

Мне машут руками. Подтягиваюсь поближе. Рана у Мутабора странная — из дыры в растоптанном башмаке торчат лохмотья, куски тканей и битые косточки. Еще и дымок идет — прям как в кинокомедиях.

— Выстрел?

— Хемхааа…

Новое дело.

— Это он о чем, а?

— Земля, говорит.

— Ясно. Эй! По цепочке передать — не топтаться! Стоять, где ноги поставил! — тихо, но очень убедительно рявкает сапер.

— Что случилось?

— Ногами не топочите! Стой, где стоишь. Мины!

Высовывает зеркальце за угол. Я тем временем собираюсь перевязывать простреленную ногу, тяну бинт, но морф тыкает лапой себе в бок. Там уже на его хламиде давно подсохли потеки жижи — и это явно входные дырки от пуль. Ладно, не будем перевязывать. Да он и не хромает фактически. Это человек живой с такой дыркой в стопе уже бы лежал на спине и выл от боли.

Ждем. Сапер тем временем вытягивает небольшой металлодетектор на длинном стержне из своего объемного рюкзака. Что-то знаками показывает коллегам. Те аккуратно присоединяются к нему.

— Вот еще этого говна не хватало. Прямо война настоящая, — замечает Серега.

Мы страхуем саперов, работающих в проулке между домами. Была мысль подобраться к объекту с тыла — вот и нарвались.

— Ладно, двинули по следам! — предлагает Сергей.

— Отставить! Сейчас всякого дерьмища наизобретали, вполне могли путь отхода прикрыть парой сюрпризов.

Серега смотрит на Николаича.

— Похоже, не успеть было — шустро бежали больно.

— Получается так, что за ними никто не гнался, планово отходили. А ты не отвлекайся — посматривай. И ко всем это относится.

Николаич вылезает в эфир, сообщая, что возможна установка противопехоток.

А саперы вскоре вызывают нашу группу — на снегу валяются какие-то небольшие узкие цилиндры. Сроду таких не видал. Но брать в руки и рассматривать не тянет.

 

Здание покинуто. Наши ангелы-хранители находят пару растяжек в самых неожиданных местах. А пункт наблюдения здесь был. Только все разгромлено вдребезги.

Причем совсем недавно.

Как стадо бабуинов порезвилось. Даже стулья поломаны.

— Это хорошо, — удовлетворенно замечает сапер.

— С чего это — хорошо? — удивляется Саша.

— С того, мил человек, что если б тут все было в рабочем состоянии, то, не ровен час, тут же была бы и фугасина с замедлением. Хорошо припрятанная. Которую хрен найдешь и обезвредишь. Дедушка меня еще учил, что самое вкусное на войне будет заминировано.

— Что, тоже сапер был?

— Артиллерист. На дальнобоях. Взяли Лугу — устроились с комфортом в хорошем двухэтажном доме. Самый уцелевший дом был, остальные гансы пожгли при отходе. Ночью и бумкнуло. Был дивизион — и нет дивизиона. Деду повезло, что в карауле оказался. Оглох только, и кровь носом шла. Как раз когда немного позавидовал приятелям, которые в тепле спали.

— А что это за мины такие странные? Я таких раньше не видел. Что-то новенькое?

— Не. Хорошо забытое старенькое. Васек, это ПМП?^[65]

— Ага, — не оборачиваясь, бурчит его небритый приятель, рассматривающий сваленные грудой битые мониторы.

— Проще говоря — это и не мина даже. Самострел простейший с пистолетным патроном. Дешево и сердито. Однако рассиживаться не надо.

— Получается так, что двигаем. Броня к забору вышла.

 

Мы еще только спускаемся вниз, когда у соседей — тех, что с Севастьяновым, вспыхивает стрельба. Что самое странное — четко слышно, что работает крупнокалиберник, приближаясь к нам.

— Занять оборону! Не высовываться! — кричит Николаич.

Не успев подумать, оказываюсь на втором этаже — там, где мониторы со стульями. Рядом Саша. Конопатый водолаз с Пендрилой. А остальные куда-то делись.

Осторожненько высовываюсь в окно. Задом наперед к нам в гости выкатывается БТР. До него метров сто. На броне за башней лежит десант — человека три. Лупит агрегат туда, откуда приехал. Оттуда вроде бы постреливают из «калашей».

Прежде чем успеваю подумать, Саша лепит короткими очередями по «бронику». Скорее даже по десанту. Это он зря. БТР резко поворачивается, подпрыгнув на рельсах, десант на броне встряхивает, и крайний ватной куклой сваливается вниз. Зря Саша стрелял. Люди на броне были уже мертвы, это ясно видно, словно манекены их тряхнуло. А вот стрелок в башенке лупит теперь по нам.

Времени хватает только вякнуть «Ложись!» и повалиться на грязный пол. Замечаю, что держу за рукав лежащего рядом Сашу, видно, успел непроизвольно дернуть. А над нами из стенки выхлестывают фонтаны битого кирпича. Комната в момент заполняется едучей красно-белой пылью, зависшей в воздухе. Чувствую, как вздрагивает стенка, когда ее прошибают пули.

Сейчас снизит прицел и будет тут фарш… Второй очереди по нам не прилетает. Пулемет продолжает бить, но уже не по нам, а меня черт дергает глянуть в дыру от пули. Ничего такая дырочка, кулак пролезет.

В рамке битого кирпича вижу сценку — с тыла к БТР подлетает вертолет и, совершенно шутя, показывает в реальности старую поговорку про бога и черепаху. Опять достается лежащим на броне, от БТР что-то отлетает, он окутывается легким дымком, дергает назад и упирается кормой в стенку…

Что-то орет Николаич снизу, но вроде не нам.

Из БТР выкатывается несколько человек. Последний, хромающий и скособоченный, валится, не пройдя и нескольких шагов. Вокруг начинает брызгать черно-белыми дрызгами наст. До меня доходит, что это пули клюют мерзлую землю. Куда делись остальные из подбитой машины — не вижу. Но высовываться в окно уже все равно не тянет. Винтотряс заинтересованно уваливает в сторону — причем в этот момент он до удивления напоминает мышкующую лису. Все.

Трескотня выстрелов продолжается. У Саши пищит рация. Неловко вытягивает ее из разгрузки.

— Живы?

— Живы.

Мы-то живы. А вот рация моя хрупнула. То-то больно было падать — шмякнулся я от души, с размаху. Аж каска по стенке скрежетнула.

Николаичу некогда, поэтому нотация за самовольную и бесполезную стрельбу короткая. Да мы и сами поняли, что сморозили глупость. Потом получаем от Вовки. Он, не церемонясь, выкладывает Саше все, что думает.

Оказывается, Саша сорвал ему охоту. БТР из нашего прикрытия и впрямь крался на цыпочках буквально сзади и, получив приказ Николаича, бодро сунулся с другой стороны здания, чтобы аккуратно выйти чужому бронезавру сбоку и сзади. Чувак за пулеметами гарантировал, что вырубит только водителя и стрелка и нам достанется четкий трофей, куда лучше пахнущий, чем «Найденыш». А тут какие-то придурки начали из своих пукалок пердеть. Чужак развернулся, заметил вылезающего из-за угла Вовку и вдул. Хорошо, Вовка дернул назад так шустро, что колеса с дымом провернулись, и пули прошили пустое уже пространство. А теперь, после винтотряса, черт его знает, что там с БТР. Пустых корпусов от разной бронетехники тут и так стоит сотни три, а вот целых и исправных машин — дефицит.

Странно, но вид дыр в стене так на меня повлиял, что, когда мы спускаемся вниз, Николаич воздерживается от нравоучений.

— Близко прошло?

— А что, заметно?

— Еще как. Вы бы хоть отряхнулись. В пылище, как мельник. Да и мордасами побледнели. Голова не кружится?

— Ну да, близко. Не успели бы залечь — поймали бы. А с головой все в порядке.

— Ага, там же кость, чему болеть. Вроде — все. Негусто тут сил противника было.

— Что — две группы и все?

— Три. Одну на подступах «емельяненки» раскромсали.

— Какие «емельяненки»?

— Позывной у вертолетчиков «Емельяненко».

— Гм… А откуда вертолеты и кто это такой?

— Вертолеты — гвардполк под Приморском. А Емельяненко — что, действительно не знаете?

— Не знаю.

— Бои без правил. Чемпион. Красиво ведет бой, по-мужски. Бьет метко, противники потом не встают. Да и братан его — тоже кремень. Видно, командир вертолетчиков — поклонник.

— Ну да, видел, как БТР они уделали.

— Что за ребячество! Делать больше нечего — под прицелом в окно высовываться!

— Ну я не в окно — в дырку от пули…

— Глупость! А еще бы раз влепили?

— Не, они по Вовке уже стреляли.

— Вот же олухи царя небесного! Хороши! Счастье, что у людоедов за пулеметами неуч сидел…

— Николаич, честно, выводы мы сделали.

— Да уж, хотелось бы верить, — качает с сокрушенным видом головой Николаич.

 

Вовка возвращается расстроенный. Опять напускается на Сашу, его с трудом успокаивают. Решает все Серега, заявивший, что не факт, кто бы в кого попал — пулеметчик Вовкиного БТР или его противник.

— Парень божился, что попадет!

— Похоже, тебе девушкой бы родиться, Вовик, — иронично заявляет Серега.

— С чего это? — ерепенится Вовка.

— А клятвам веришь. Детский сад, штаны на лямках! С первой очереди поймать в проекции стрелка и водятла — это тебе не баранку крутить! Я и то бы клясться не стал на встречных-то курсах. А ты уши, похоже, развесил, как маленький. Честно слово.

— Все равно обидно!

— Что, все вдрызг?

— Ну не все. Но ремонта там до Евгении Марковны!

— Это кто такая? — покупается наивный Саша.

Вовка, несмотря на свой незначительный рост, ухитряется глянуть на более высокого Сашу сверху вниз:

— Это — Бенина мама!

— А Беня кто такой? — продолжает тупить Саша. Все невольно прыскают.

— Ну это эвфемизм называется. Типа елкина хвоста или ешкина кота, — пытаюсь я спасти положение.

Ребята начинают откровенно ржать. Напряжение боя отпустило, накатила расслабуха. Саша смущается.

— Ты б, Вовик, все ж поконкретнее. Мыть-то там много, это ясно, а по железу что?

— Двигло цело. А пулеметы гавкнулись. Патроны я, правда, помылил — вон в сумке.

— Не побоялся, что кто тяпнет?

— Рагу не кусается. А там — рагу. Кто мог — удрал.

— Охотнички, пойдем пройдемся, — заявляет пришедший с улицы сапер.

— А что?

— Арифметика. Было три группы. Одна попала вертолетам на зубы за заводом, в лесу. Вторая — вон стоит и лежит. А третью мы по дороге подловили, в пешем строю. Это что значит?

— Получается так, что тут где-то еще БТР стоит исправный и заправленный.

— И мы знаем — где.

— Язык рассказал?

— Ага. Полезный язычок попался.

— Это хорошо.

Наш язык, который Пендрила, начинает мычать и возить ногами по грязному полу. Мутабор заинтересованно смотрит на него, потом поднимает зубастую харю:

— Хессих! Фффреффя!

— Мины. Очистка, — спокойно отвечает сапер.

— Ххррня! — коронным словом опровергает морф, показывая свою дырявую лапу.

— Проблема, — так же невозмутимо парирует сапер, показывая свой целый сапожище.

Мутабор как-то съеживается и отворачивается.

— Так, тут кого оставляем?

— Этих двоих, доктора. Саша пусть тоже тут будет на связи. Лекарь ухитрился рацию раздавить.

— Интересно, как?

— Ну-у… умеючи можно и член сломать.

— Тоже верно. Тогда от нас — тоже язык и в усиление два человека. Все, двинули, а то обскачут.

 

Второй язык, тот, которого удалось взять из выбежавшей нам навстречу группы, старается забиться подальше от морфа. Его конвой, наше усиление, располагается у двери, недвусмысленно взяв на прицел вход — мало ли кто явится. Старший из них — седой грузный мужик глазами показывает Саше на морфа, держи его, дескать. Саша перемещает ствол автомата.

Морф этого не замечает. Он вытащил из-под пальто детские ручки и сидит, поглаживает их своими лапами. По-моему, он задумался, если можно такое сказать про эту страхолюдину. И то, как он поглаживает эти детские мертвые ручонки, приштопанные к его груди, — как-то сильно действует на меня. Бывают такие моменты, когда словами и не объяснишь, что почувствовал. Глупо получится. Или фальшиво. Только после этого по-другому себя ведешь.

 

На Пулковских высотах у найденного в осыпавшемся блиндаже времен Отечественной войны бойца с молодыми крепкими зубами нашли копеечное круглое зеркальце. Такие продавались перед войной, и мы встречали их часто — сантиметров восемь в диаметре, стекляшка сзади защищает зеркальный слой, под ней — какая-нибудь картинка, а скреплено все жестяной рамочкой. Боров, перед тем как выкинуть эту фигню в отвал, просто по привычке теранул пальцем, а потом махнул нам рукой. Зеркало уже все съелось, а вот с обратной стороны оказалось с тремя маленькими фото на обороте под стеклышком — мужчина в железнодорожной тужурке, женщина в платочке и молоденькая симпатичная девчонка в пилотке.

А кроме вязаных шерстяных носков, прокрасивших кости голеней синим цветом, да горстки пуговиц больше ничего и не было у бойца. Так и не поняли — тогда я еще понятия не имел, как определять принадлежность скелета к мужскому или женскому типу — была это девчонка с фото или ее дружок.

Мы после этого и нескольких подобных случаев копать стали только немецкие окопы. Совпало как-то… И у моих родителей, тщательно выкидывавших все копаное добро, — тоже рука не поднялась выбросить это зеркальце… Так и долежало. Сейчас оно в музее кафедры судебной медицины института.

Вот и ручки эти… Тоже… Как тот скелет с зеркальцем и носками домашней вязки…

 

Тем временем к нам прибегает связист-ботан. Командир группы требует саперов, чтоб они обеспечили безопасность на территории — в принципе сейчас понятно более-менее, в каких корпусах люди, а где пусто или зомби. Опасение, что опять повторится выпуск зомби в толпу освобожденных — не исчезло.

Для начала седоватый грузный сапер делает ботану внушение за беготню. В ящике этих мин девяносто шесть штук. Сняли два десятка, так что еще штук семьдесят вполне могут быть в деле. Это пункт раз. Пункт два — сейчас идет поиск пультов. Потому как пункт три — то, что саперы видели, явно предназначено для радиоуправляемой системы подрыва. Найдется пульт, пункт четыре, можно будет ворота открывать. Но, пункт пять, еще глянуть надо — где тут мины стоять могут. А до этого желательно, пункт шесть, не бегать, как очумелым кошкам.

Пока сапер внушительно рассказывает все это, Сашу неожиданно начинает колотить. Ботан удивленно смотрит на него.

— Эй, ты чего, а?

Саша вымученно улыбается и сквозь зубы отвечает:

— Только сейчас до меня доперло, что случись что — а сейва-то^[66] у меня нет.

Ботан понимающе улыбается:

— Жизнь глючная штука, но графика офигенная!

Ну, понятно. Тоже компьютерщик со стажем и небось болезнью Пальцгеймера.

— Это по вам с бэтра поливали? — с интересом спрашивает ботан.

Саша мотает головой, показывая вверх. Ботан неожиданно резво взбегает вверх по лесенке.

Возвращается немного обалделым.

— Крутански! Ну и дырищи! Так, значит, он вполне мог домик развалять?

— Ага.

— Здорово. Надо сходить сфотографироваться у бэтра. Да! Доктор, это вы?

— Ну я.

— Петропавловка сообщила — у них там эпидемия началась.

— Погоди, какая эпидемия?

— С животами что-то.

— Стой бегать. Ты лучше про Петропавловку расскажи. Связь дать можешь?

— А чего нет? Могу.

 

Информация мало сказать странная — треть людей в крепости банально поносит. То есть из них льется. Струйкой. Как из дырявой грелки. Началось недавно, но вот обуревает сильно.

Ничего не понимаю. Температуры нет. Животы не болят. Рвоты нет. Обилия газов нет. Спокойное состояние — просто льется. Ручейком. Не отойти. И не уследить. Не отравление явно. А с чего ж они дрищут-то так залихватски?

Связиста, что это излагает, я немного знаю — он все время в штабе, инвалид в кресле. Единственно, что он сообщает — михайловские с вылазки привезли рыбу. Брали вроде в «Карусели». Добрались там до холодильника. Рыба была нормальная, вкусная. Но ели почти все, а пробрало треть. Сам он уточнить не может, по понятным причинам, а из-за могучего дрездена, настигшего кучу народа, и послать узнать, что да как — некого. В общем, гарнизон выбыл из строя. Настроения близкие к паническим.

Обещаю интенсивно подумать. Начинаю это делать — и чувствую, что ничего не выходит. Мне такой спокойный понос никогда не встречался. И посоветоваться не с кем. Своему начальнику звонить — так он не гастроэнтеролог, да и некогда ему сейчас — сотни ознобленных да голодных…

Рыба. Кто-то мне толковал, что он заядлый рыбак… Только б вспомнить. Семен Семеныч! Теперь бы с ним связаться, да где его найти? Тупо думаю на эту тему. Мысль ходит по кругу, как заключенный на прогулке.

Вполуха слушаю, как седоватый сапер негромко успокаивает Сашу:

— …в бою-то не страшно, крутишься как посоленный, думать некогда, а вот после боя… Помню, взяли Гульрыпш, с грызунами договорились обменять пленных и мертвых, всех на всех. У нас было два десятка грузин и мегрелов. Наших у них — восемь трупов и пять живых. Мы подвезли пленных в бэтээре к месту, грузины приехали на «Урале». Смотрим, а наши все мёртвые. Восемь уже окоченевшие, а от пятерых еще пар идет. Январь был. Связистки — Анна и Александра, наши русские девчонки, из Питера. У Анны грудей не было, отрезали, а Шуре загнали кол… Мы увидели это, и все… Вытащили грузин из машины — и эршиссен всех. Везде кровушка и парок над ней… Ничего, это пройдет, скоро отпустит…

Решаю пойти по пути наименьшего сопротивления — запросить Николаича. Тот удивляется — Семен Семеныч тоже у нас радиофицирован, связаться с ним можно. И действительно — о, чудо Великого Маниту(!) — певун-рыбак скоро откликается.

Стараюсь внятно изложить ситуацию. Он хмыкает и задает два вопроса — пил ли я когда-нибудь касторку, и не ели ли наши поносники масляную рыбу?

Касторку я не пил. Насчет рыбы… Вообще-то я ее в продаже видел. Обещаю уточнить и ответить.

Инвалид в штабе говорит, что понятия не имеет, кто что ел — он в рыбах не разбирается. Минут пять у него уходит на уточнения. Да, была масляная рыба. Макрель такая. Типа тунца.

Саша опять вызывает Семен Семеныча. Тот с некоторой ехидцей замечает, что странно — доктор, а не в курсе. Масляная рыба так называется потому, что в ней именно жира до черта. Если ее не обработать, как положено, то это он срабатывает, как стакан касторки. Принцип тот же.

Черт! Я ж сам рекомендовал нашим по ложечке растительного масла. Ну а тут, при таком количестве жира… Тут перистальтика^[67] так улучшилась, что со свистом и песней, как скорым поездом… Даже название этого явления вспомнил — пищевая стеаторея. От животных жиров такого не бывает, а вот от жидких масел…