Pov Louis.
Я поступаю, как последний эгоист, когда сбегаю. Я просто не смогу. Не смогу попрощаться с ними, и увидеть боль в их глазах. Они проспят еще до утра, а потом Найл скажет, что отправил меня в больницу. Но не все идет как задумано? Лиам просыпается, когда пара санитаров переносят меня с постели на носилки, а Найл умоляет его помолчать, и тот соглашается, сразу поняв, в чем дело. Я смог поцеловать Гарри. Легко, чтобы не разбудить его. Найл крепко обнял меня, а я еще раз потрепал Зейна за волосы. Лиам молча, полон сил и уверенности обнял меня, и расклеился. Я сдавленно улыбнулся, понимая, насколько им обоим попадет, но они все равно не увидят этого. Мы решили, что Лиам поедет со мной до больницы, а Найл останется, что б успокоить всех здесь, когда те проснутся. Но Лиам не окажется со мной в больнице.
Всю дорогу я умирал от боли, понимая, что это последнее, что я чувствую, помимо вкуса губ Гарри на своих. Я никогда не смогу подарить ему ночь, настоящую, какую он бы хотел. Никогда не напьюсь с Зейном снова. Никогда снова не получу от Лиама за это. И именно поэтому я не могу попрощаться с ними. Я идиот, но я не плачу, даже когда Лиам одевает на меня толстовку Гарри и ставит на тумбочку в палате нашу совместную фотку. Мы все пятеро. В тот первый день, когда мы собрались все вместе. Мы знали Найла от силы день. Я был просто благодарен Гарри за то, что он спас мне жизнь, а Лиам и Зейн еще не признались даже себе в том, что чувствуют. Это странно, но это был наш последний нормальный день. Лиам целует меня в лоб и уходит, а я сворачиваюсь калачиком, и единственное, что меня держит – дыхательный аппарат. Я даже не могу посмотреть в глаза Лиаму. Я просто хочу, что б это поскорее закончилось, и надеюсь, что Гарри поймет, зачем я дал им послушать ту песню - я всегда буду присматривать за ним. Даже когда буду мертв.
POV Автор.
Лиам вернулся домой, пока еще даже не рассвело. Естественно, парни еще спали, и это было ему на руку. Найл разложил Пять Писем. Письма Луи, для них, потому что он не смог сказать им все, что чувствует. Лиам подходит ближе, когда Найл делает огромный глоток виски прямо из бутылки, и передает ее Лиаму, и тот в свою очередь отпивает столько же. Они оба смотрят сначала на двух парней, спящих, и еще не подозревающих, что только что случилось. Они решают открыть письма, когда им позвонят с больницы. В тот момент, когда Лу… умрет. Это его выбор, не попрощаться ни с кем, потому что… Нет, он достаточно сильный для этого, он просто не захотел.
Уже рассветало, когда Лиам и Найл закончили бутылку, не произнеся ни слова. Каждый думал о том, насколько все это не правильно. Не правильно не дать Гарри и Зейну попрощаться. Не правильно оставлять Луи там одного. Не правильно то, что он вообще умирает.
Звонок сотового Лиама.
Он его доверенное лицо, значит, позвонят только ему…
Еще несколько гудков, и Гарри и Зейн просыпаются. Уже рассвело. «Седьмой день»-посчитал Найл. Который так и не настал для Луи.
Гарри, не найдя Луи еще несколько минут смотрит по сторонам, и не сразу понимает, в отличии от Зейна. Который вскакивает с кровати, и спускается вниз, что бы прогреть машину, которая успела остыть. Непрошенные мысли в голове: «А успело ли остыть тело Луи?»
Кажется, Гарри пропускает мимо ушей слова Лиама и Найла, и просто садится сзади в машину, пока Зейн гонит, думая, что еще успеет. Они не говорят почти ничего. Гарри даже не плачет. Никто уже не плачет. Это последняя ступень боли, болевой порог, когда ты уже не чувствуешь ее. Гарри как в тумане идет по коридорам, ведомый своей матерью, и даже не осознавая этого. Не осознавая того, что умер сейчас, когда входит в палату, на кровати которой свернувшись калачиком лежит Луи. Такой спокойный, без маски на лице. Такой… умиротворенный и в его толстовке. Не осознает того, что Зейн падает на колени и кричит. Не осознает того, что Найл еле удерживает Лиама, который пытается ударить Луи и кричит, что бы он проснулся. А Гарри просто стоит. Стоит и смотрит на такое любимое лицо. На лицо, такое родное, которое просто не может быть мертвым. Не сейчас.
Ха, Лу, ты даже не попрощался.
-Слабак. – Тишину в палате, после этих слов Гарри, казалось, можно было резать ножом. Никто даже не спросил, откуда Гарри догадался, что Луи сам этого захотел. – Ты даже не смог попрощаться, как взрослый мужчина. Даже этого не смог! ТРУС И СЛАБАК, Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – словно выплевывает он, и выходит из палаты, даже не заметив ступора парней и собственной матери. Парни спускаются за ним, еле стоя на ногах, доверяя врачам сделать свое дело, и обещая приехать, как только смогут. Никто из них, кроме Гарри оказался не в состоянии вести машину домой, так как Найл сказал, что прощание Луи осталось дома. Никто не замечает, что Гарри гонит, и перескакивает все светофоры на красный, зеленый, желтый, не важно на что. Никто не замечает, что он еле вписывается в повороты, и останавливает машину, даже не до конца заглушив мотор. Перескакивает через несколько ступенек, и вваливается в квартиру человека, который умер не более часа назад и которую они даже не закрыли. Хватает письмо со стола с подписью «Гарри» и останавливается. Парни догоняют его и становятся сзади него. Никто даже не плачет уже. Все как в тумане. Каждый берет свое письмо, и остается одно «Прочтите вместе». Серьезно Лу? Все так банально? Лиам начинает читать, когда Зейн просто садится на пол, придерживаемый Найлом, а Гарри тупо остается стоять, пялясь на свои пальцы.
«Когда вы прочтете это, вы будете ненавидеть меня за то, что я не смог попрощаться нормально. Это первое письмо, которое я написал в тот же день, когда мы с Найлом пошли к маме Гарри. Я попросил ее убрать поддерживающее лекарство, что бы умереть раньше. Вы не можете винить меня за это, потому что это просто невероятно терпеть эту боль постоянно, и я говорю не о физической. Вы все знаете, что я всегда был достаточно сильным, чтобы вытерпеть это, но я не могу смотреть, как вы губите свою жизнь ради меня. Простите, но это письмо будет достаточно длинным, хотя мне и этого мало, что бы сказать вам, что вы мое все.
Гарри. Ты не должен сломаться. Парни - вы не должны дать ему сломаться. Ты должен вынести это. Прости, что мы сделали столько совместных тату перед моей смертью, и я не удивлюсь, если ты просто вырежешь их ножом, что б ничего не напоминало тебе о том, что я был в твоей жизни. Я просто хотел, что б когда я умру, часть тебя была со мной. Я хренов эгоист, я знаю. Но я люблю тебя. Люблю так, что это душит меня больше чем отсутствие правого легкого. Душит меня осознание того, что ты боишься того, что любишь меня. Я не знаю, откуда я чувствую твою боль. Просто… Я люблю тебя настолько, что… готов умереть раньше и не попрощаться. Ты можешь ненавидеть меня и за это, и за то, что я умер раньше. Может, тебе станет легче.
Зейн и Лиам - вы есть друг у друга. Я не могу сказать вам, что б вы не обижались по мелочам друг на друга, потому что это самое милое, что может быть в отношениях, и это то, на чем были построены ваши отношения с самого начала. Вы и так потратили слишком много времени, размышляя о том, что будет, и забыли о том, что этого «Будет» может и не быть. Просто будьте рядом друг с другом, чтобы не случилось. Не спейтесь и не скуритесь, единственное, о чем я вас прошу.
Найл - я жалею, что узнал тебя так поздно. Ты самый светлый человек из всех, кого я знаю, и прости меня, что ты вообще встретил меня. Береги их всех, прошу.
Это все, потому что скоро проснется Гарри, и это последнее, что я хотел бы, чтобы он обнаружил. Я люблю вас всех. Простите за то, что я был в вашей жизни.»
Никто даже не подумал о том, что это может быть неправильно, когда спустя пару минут молчания Найл развернул свое письмо, и начал читать сквозь слезы:
«Найл-не давай им раскиснуть, и не раскисай сам, потому что когда грустит твоя ирландская задница, грустят все. Спасибо, что ты рассказал мне тогда про Гарри, это помогло мне признать то, что я люблю его. Будь счастлив.»
-Это все? – спросил Зейн, а Найл молча кивнул, после чего Зейн развернул свое:
«Будущее-вещь обманчивая. Люби его сегодня, не смотря ни на что. И не мешай кокс с алкоголем. И расскажи ему про ту ночь в клубе.»
Лиам молча развернул свое письмо дрожащими руками, даже не желая спрашивать, что имел в виду Луи.
«Держи их в трезвом уме, и объясни им, что я там, где мне не больно, и я все равно слежу за вами. Не делайте глупостей и берегите друг друга. И поговори с родителями. Прости их, потому что «завтра» может не быть. И не давай Зейну мешать кокс с выпивкой. Вы все-мое все»
Улыбка сквозь слезы. До последней минуты он был собой. Наш Луи. Их Луи. Ребенок.
Гарри долго вертел письмо в руках, а потом отнял зажигалку у Зейна и сжег его, прежде чем парни поняли, что он сделал.
-Если он не захотел попрощаться, не попрощаюсь и я. Я не буду с ним прощаться, потому что он всегда будет со мной.
Уже рассвело окончательно, когда парни сидели в гостиной, и не произносили ни слова. Отсутствующие взгляды, а потом Лиаму позвонили, что бы тот приехал в больницу. Он уже сидел в машине, когда нашел в своем конверте еще одно письмо:
«На случай, если Гарри когда-нибудь все-таки захочет узнать, что было в письме, скажи ему, что там было всего одно слово: «Люблю»»
Момент, когда Лиам понял, что разбился. Момент, когда Лиам понял, что умерли они все. Момент, когда все изменилось, и Гарри уже никогда и ни на кого не посмотрит взглядом, в котором есть жизнь.
