Глава 17. Little darling, the smiles returning to the faces,

 

Little darling, the smiles returning to the faces,

Little darling, it seems like years since it's been here.

Here comes the sun,

Here comes the sun, and I say:

It's all right!

The Beatles, "Here Comes The Sun";

Джон не проснулся. Он не чувствовал, что спал этой ночью. Мозг производил настолько яркие видения, что вместо отдыха они рождали усталость. Навязчивые картины афганских песков, бурых от крови, свили гнездо у изголовья его кровати и просачивались в череп. Кровь принадлежала кому-то, кого он знал, но кому именно? Иногда из песка формировались фигуры. Двуликие, антропоморфные. С кудрявыми волосами и темными глазами. Что-то неправильное ощущалось в них, страшное. Им не место под пыльным безоблачным небом. А они проникают внутрь крупицами, забивают рот и нос. Что за дикость. Лопасти вертолета шумят безостановочно, но он не успевает приземлиться, раскрывается красной розой над головой, и лепестки опадают вниз. Горящие лепестки, бренные останки. Некого спасать. Нельзя вылечить.

Джон не проснулся, когда встал с кровати. Он продолжал спать, только кровь впиталась в пол и исчезла.

Он шел на запах. На одуряюще-роскошный аромат готовящегося омлета. Воздух в квартире по привычке отдавал чем-то химическим (кажется, формалином), но его молекулы прогибались под блаженное благоухание. Омлет, фигуры из песка — не все ли равно, если и то, и другое одинаково невероятно?

Пальцы скользили по перилам лестницы так, будто Джон не шел, а плыл.

Когда в последний раз он вставал под аромат завтрака? Почему-то казалось — очень давно, еще до Шерлока.

«До» и «После» Шерлока. Несколько месяцев ощущаются как целая эра. Лестрейд однажды сказал, что мир был обречен в тот момент, когда с ним случился первый Холмс. Когда первый младенческий крик этого Холмса коснулся небесных сфер, мир понял, что никогда уже не будет прежним. Потому что в прежнем чего-то не хватало.

А еще было «До» «До Шерлока». В очень ранней молодости они с Гарри какое-то время тоже снимали квартиру на двоих. Надолго их не хватило — Джон не выносил пьяных выходок сестры и ее «гостей», она сетовала, что вся мужественность по недоразумению досталась ей и удивлялась неспособности Джона «веселиться». Но одно общее правило они соблюдали: если кто-то брался готовить завтрак, он готовил для всех, кто в этот момент находился в квартире. Обычно роль повара доставалась Джону. Зато из-под рук Гарри выходил божественный омлет. Когда Гарри готовила омлет, с ней даже можно было мирно сосуществовать. Происходило это в выходные дни, потому что на неделе Джон всегда просыпался раньше. С тех пор запах омлета прочно укоренился в сознании как что-то волшебно-сказочное, хрупкое и ломкое. Почти невозможное.

Зудящее дежавю выгнало Джона из комнаты и повлекло вниз, к кухне. Из каких-то детских соображений доктор двигался медленно и тихо, а последние ярды преодолел на цыпочках.

На кухне творилось Таинство.

Омлет исходил соком на сковородке под стеклянной крышкой (откуда она взялась?), а рядом, отмеряя в металлическую турку нужное количество кофе, стоял Мортон. Он не просто готовил завтрак. Он священнодействовал.

Четкие ровные движения, прозрачный утренний свет, гипнотизирующий ритуал. Чем-то похоже на Шерлока во время возни с колбами и микроскопом, но запах…

Джон мог поклясться, что кофе будет именно столько, сколько нужно, ни больше, ни меньше. Что омлет дойдет до идеальной степени прожаренности и будет таять во рту. Что у сосредоточенно сутулящегося над плитой парня есть связи среди брауни. Появилось абсурдное желание заглянуть под стол и проверить, не притаились ли там маленькие человечки, в мифах помогающие хозяевам с домашней работой. Напрясть сто мотков пряжи, например. Или разделить гречишные и овсяные зерна. Или приготовить омлет. В несуществующей сковородке.

Впрочем, нет, скорее Мортон мог договориться с троллями.

— Не приводи в дом мертвецов, Джонии, — вдруг сказал он, размешивая жидкость и порошок в турке.

— Прости, что?

Еле слышный театральный вздох.

— Не «что». «Кого». Мертвецов, Джонни. Их тут уже слишком много.

Волшебство безжалостно рассеивалось. Сон отполз в сторону, оставляя после себя чувство, похожее на похмелье. Какой к черту ритуал? Какое «священнодействие»? Что-нибудь из практики шаманов вуду — возможно.

— О чем ты говоришь? — вчерашнее раздражение всколыхнулось и вылилось на первый план. Ненавязчиво вклинилась мысль, что основной источник раздражения отсутствует. — Где Шерлок?

Джим отставил омлет в сторону и вытер руки полотенцем с надписью «Не токсично».

— Полагаю, извиняется перед миссис Хадсон, — произнес он обыденным тоном, как будто от образа извиняющегося Шерлока не несло за милю сюрреализмом.

Джон нахмурился:

— Я уже извинялся перед ней вчера.

— Я тоже, — Джим взметнул брови к кромке волос. — Сегодня утром. Иначе откуда бы я взял эту сковородку?

Джон задался вопросом, умеет ли эта зараза делать что-то без выгоды для себя, и если это природный талант, можно ли считать его мутацией.

Раздражение перекатывалось внутри, от одной мысли к другой, от следствия к причине.

– Что касается первого вопроса, — беззаботно продолжил Мортон, — я говорю о твоих снах. Мертвецы, меня тошнит от них. Уверен, тебя тоже. Потолкуем по Фрейду? Или предпочитаешь девицу Ленорман? Я как-то пытался разобраться в играх собственного подсознания. Знаешь, почти получилось. По крайней мере, я добился у двух психоаналитиков нервного срыва. Неплохой результат для пары недель, как думаешь?

Джон думал нецензурно, поэтому промолчал. Потеря памяти, конечно. Незаметно, чтобы Мориарти это доставляло какие-то неудобства… Имя врезалась в мысли на полной скорости — слишком быстро, чтобы получилось скрыть легкую дрожь.

— Да, очень неплохой результат, — Джим подчеркнуто аккуратно разгладил полотенце на вешалке. — А вообще, — его голос как-то выцвел, потеряв лоск и глубину, — я солгал насчет психоаналитиков. Ко мне их не пускали, хотя я знаю, что они меня… изучали, — последнее слово прокатилось по кухне полушипением.

Изучали. Майкрофт, наверное, пригласил лучших специалистов. И все-таки это мерзко. Джон представил себе дни под прицелом камер, с выбеленной памятью, в агонии недоверия ко всем окружающим — странно, как Мортону удалось сохранить рассудок. Или об этом тоже… заботились?

Прямо перед Джимом выкипал кофе. Джон не стал обращать на это его внимание. Смолянисто-темное пятно на плите увеличивалось, пока Мортон с проклятьем не выключил конфорку.

— Вот черт… Не стоило о мертвецах с утра, да, Джонни? Но эти твари так надоедливы, везде лезут без спросу.

«Мертвецы. А тебе-то они когда успели надоесть?» — Ватсон чутко уловил в разговоре намек на что-то большее, чем тело Спэнсера Гокса. «Личные» мертвецы, вот что осталось невысказанным. «Свои» мертвецы. Те, к кому мы слишком привязаны — обязательствами, чувствами или родственным узами, — чтобы отпустить. Осознание сверкнуло вспышкой: Мортон говорил о Мориарти.

— Уступлю тебе остатки кофе, — Джим вытащил из шкафа несколько тарелок. — Странно, вчера ты был более разговорчив. А сейчас никаких упреков, никаких обвинений. Настроение выправилось?

«Горбатого могила…» — с оттенком фрустрации подумал Джон. Нет, не выправилось. Перегорело. Какое-то реле расплавилось, не выдержав. Доктор никогда не мог позволить себе роскошь злиться долго.

— Все равно бесполезно, — вслух сказал он.

Джим обдал его едким взглядом как кипятком. Или кислотой. Кипящая кислота? Ерунда лезет в голову.

— Не ожидал от тебя, Джон, — собственные слова с идеально передразненной интонацией заставили Ватсона скривиться.

— Это… Шерлок. Я не могу осуждать Шерлока за то, что он Шерлок.

«По крайней мере, я надеюсь, что пока он все еще Шерлок».

— Какая интересная формулировка. А что ты скажешь обо мне? Перестань, я знаю, что вчера вызвал твое недовольство. И знаю, чем именно. Это был я? Или нет? Или другой я? Можно судить меня за то, что это я? Или все-таки «я» — кто-то другой? Какой сложный вопрос. Ну же, Джонни, что ты думаешь по этому поводу?

— У тебя амнезия, а не шизофрения, — буркнул Джон. — Шизофрения скоро выявится у меня, если мы продолжим в том же духе.

Мортон выкатил глаза и сделал вид, что застегивает рот на молнию.

Наблюдая, как он делит омлет на три равные порции, Джон вдруг понял, что не может взваливать на него всю вину за вчерашнюю ссору. Хотя искушение было велико. Нет, все они виноваты в равной степени.

Более ясным взглядом Ватсон окинул помещение, еду и Мортона. Последний выглядел утомленным. И халат как будто был ему не по размеру… Стоп.

— Это халат Шерлока.

Джим выключил плиту, внимательно оглядел себя и кивнул:

— Действительно.

— Вчера мы купили тебе халат. Или даже два.

— Ты всегда так наблюдателен, Джонни. Кофе? С молоком?

«С цианидом», — мрачно подумал доктор, пытаясь сформулировать следующее предложение.

— Зачем носить чужой халат? — наконец, выдавил он, сознавая, что спрашивает какую-то глупость. Но другие вопросы казались еще большей глупостью. В самом деле, зачем люди надевают чужие вещи? Впрочем, то обычные люди. Зачем чужие вещи могут понадобиться криминальному гению с ампутированной памятью, Джон не знал.

Вместо воздуха в кухне повис густой кисель из запаха омлета, кофейного аромата и острого привкуса любопытства. Мортон подошел ближе. Встал рядом, прислонившись к стене. Его плечи вяло дернулись в намеке на пожатие.

Он был ненормально спокоен, и это тревожило. Очередной трюк? Или то же состояние выжженной пустоши, что опустилось на самого Джона? Видимо, не только доктор этой ночью встречался с мертвецами.

— А зачем носить безликие вещи? — Мортон говорил тихо, почти без акцента. — Вещи с историей — они рассказывают. Новые — молчат. Мне нравится чувствовать себя частью истории. Так я могу представить, что никогда из нее не выпадал.

Шерлок, мобильник. Вещи слишком много знают. Джон слышал, что некоторые потерявшие память люди придумывают себе ложные воспоминания. Но не в этом случае, здесь что-то другое. Итак, доктор Ватсон, поиграем в психоаналитика и постараемся избежать нервного срыва. Скрытые словесные ловушки, бомбы под ковром… Привычные опасности.

— Чужие истории не заменят собственной.

Жестокое напоминание, но необходимое. Как там было — вскрыть рану и дать гною вытечь? Избитый прием. Нет времени придумывать что-то более оригинальное, как нет гарантии, что Мортон подхватит тему.

«Кухонный психоанализ. До чего я дошел», — Джон ждал ответа, слившись с тишиной. Что-то важное было в этом ответе. Подхватит или бросит?

В унисон с голосом Джима за окном разлился свет. Край солнца показался из-за облаков.

— Предлагаешь творить собственную историю здесь и сейчас?

Подхватил. У Джона отлегло от сердца. «Вот восходит солнце, восходит солнце…»*

— Можно рассматривать это как второй шанс.

Человек-у-стены (Джон не хотел называть его по имени, не сейчас) повернул голову в его сторону, но видел что-то другое. Он постукивал пальцем по подбородку, выталкивая слова безэмоцинальными сгустками:

— Считаешь, я заслуживаю именно этого? Вот такого второго шанса?

«Нет. Не этого. Это несправедливо по отношению к нам с Шерлоком», — подумал Ватсон, но ответил иначе:

— Не мне решать, чего ты заслуживаешь.

Правильная фраза. Она стекла с губ легко, свободно, облетела помещение свежим бризом и приземлилась в уголке глаза человека-у-стены. Там она обосновалась и пустила ростки. Джон не уловил, что, кроме извечного любопытства, пронзило расширяющиеся зрачки, когда они сфокусировались на нем. Удивление, благодарность, облегчение, или ничто из этого.

Джим протянул руку и задумчиво ткнул доктора в здоровое плечо. Улыбнулся.

— Джонни, поразительно, что ты существуешь.

Джон сдерживался ровно десять секунд, а потом все-таки рассмеялся.

____________

 

* см эпиграф