Часть 1 7 страница
Но за спиной у нее пес с шумом лакал воду из унитаза, а кондиционер на окне громко загудел, потом несколько раз чихнул и заглох.
Элли закусила губу и посмотрела на телефон, который держала в руке.
Но было уже слишком поздно.
С пронзительным лаем Бублик помчался по коридору, сметая все на своем пути, и в следующую секунду на весь дом оглушительно затрезвонил звонок.
* * *
Отправлено: понедельник, 10 июня 2013 19:24 Кому: [email protected] Тема: Re: смотри не заблудись... Я уже иду. И я не заблужусь, даже не надейся.
Весь последний час Грэм бродил по улицам Хенли. Он соврал, когда сказал Элли, что ему нужно забежать в отель и кое-что проверить. Он просто хотел дать ей время подготовиться. В тот же миг, когда у нее вырвалось приглашение на ужин, он понял, что в глубине души она немедленно пожалела об этом.
Он корил себя за то, что не сказал ей, чтобы не переживала, еще там, когда они стояли в начале Сансет-драйв и предзакатное солнце просвечивало сквозь листья деревьев и золотило веснушки у нее на носу. Надо было рассказать ей, что он сам вырос в доме, лишь немногим больше, чем у нее, с отваливающимся кафелем в ванной, непонятным запахом в подвале и рассохшейся лестницей, ступеньки которой скрипели и стонали всякий раз, когда кто-то отваживался по ним подняться.
Надо было рассказать ей, что его родители жили там до сих пор, только теперь, когда он приезжал навестить их, мама вылизывала дом, как перед визитом чужого человека, какой-нибудь заезжей "шишки" или давно потерянного родственника, на которого могли произвести впечатление цветы на подоконнике или безупречно сложенные полотенца, призванные замаскировать подлинный дух их дома, сделать его неузнаваемым. А ведь именно ради этого чувства родного дома Грэм вообще сюда приезжал.
Но у него не нашлось нужных слов. Он настолько привык держать подобного рода мысли при себе, что, похоже, просто-напросто разучился делиться ими с кем бы то ни было.
Он немного побродил по городу, низко опуская голову, когда проходил мимо небольших группок туристов, разглядывавших меню перед входом в местные ресторанчики. На съемочной площадке в конце улицы было пусто и тихо; в окошках вагончиков не горел свет. Сегодняшние съемки были давным-давно завершены, но Грэм знал, что Мик все равно ошивается где-то рядом, в очередной раз перечитывает сценарий или проверяет оборудование перед завтрашней сценой, которой предстояло стать первой съемкой на воде.
Проходя мимо хозяйственного магазина с установленной перед входом старомодной скульптурой механического коня, он заметил в витрине объявление о ежегодном фестивале в честь Дня независимости, и остановился, что бы прочитать текст повнимательнее. Судя по всему, каждый год четвертого июля на городской площади устраивали праздник: концерт с угощением, после которого следовали танцы и праздничный салют. Грэму живо представилась эта картина: запруженные людьми улицы, ребятишки, бегающие вокруг с бенгальскими огнями, сухой треск фейерверков и грохот музыки. Все это очень напоминало празднества в честь Четвертого июля, которые устраивали в его родном городе, и на Грэма нахлынули воспоминания о том, как в детстве они ходили с родителями на парад и как все трое махали флажками марширующим мимо под музыку оркестрантам.
Он успел пройти полквартала, когда сообразил, что в это время будет все еще в Хенли. В Лос-Анджелес им предстояло возвращаться не раньше чем через пару дней после четвертого, и хотя Грэм не помнил, что у него с графиком - по правде сказать, ему было как-то не до того, - он был уверен, что всем членам съемочной группы разрешат отдохнуть на праздники.
Не дав себе времени одуматься, он вытащил из кармана телефон и набрал номер родителей. Слушая длинные гудки, он рисовал в своем воображении эти выходные и улыбался. За все время родители приезжали навестить его во время съемок всего однажды, еще в самом начале. Они тогда снимали первые сцены с его участием на студии в Лос-Анджелесе. Его родители жались в сторонке, безнадежно чужеродные в своих свитерах грубой вязки и в очках. Мама дрожала от стоявшего в студии холода, папа щурился от слепящего света софитов. Во время перерыва мама поцеловала его в щеку и объяснила, что неважно себя чувствует, и Грэму не осталось ничего иного, как проводить родителей взглядом, чувствуя свинцовую тяжесть в животе оттого, что что-то между ними было потеряно навсегда.
Но на этот раз все будет по-другому. Он устроит им экскурсию, поразит их своими познаниями в области кинопроизводства, продемонстрирует им свою игру в обстановке, в которой они смогут чувствовать себя уверенней. Он познакомит их с городом, угостит ужином в "Омаровой верше", они вместе пойдут на гулянья и будут любоваться салютом, как в его детстве. Может, он даже съездит с папой на рыбалку. Может, он даже познакомит их с Элли.
Когда сработал автоответчик - запись была та же самая, сделанная много лет назад, - он кашлянул и заговорил.
- Привет, ребята... - произнес он, потом ненадолго замялся. - Это я. Хотел узнать, есть ли у вас уже какие-то планы на Четвертое июля. Если нет, может, вы смогли бы приехать ко мне на съемки? Вам тут понравится. Очень напоминает наш город. Думаю, вы с удовольствием проведете тут выходные. Да, кстати, я сейчас в штате Мэн. Не помню, говорил вам об этом или нет. В общем, звоните, как что-то надумаете...
Он умолк и поспешно нажал кнопку отбоя, уже не уверенный в том, что это была такая уж хорошая идея. Его родители практически никуда не выезжали. Когда Грэм был маленьким, они ездили в отпуск один раз в год, грузились в машину и за два часа доезжали до океана, где ровно три дня жили в мотеле на берегу, прежде чем вернуться домой розовощекими и хмельными от солнца. Дело было не в том, что им не хотелось повидать мир; просто на две учительские зарплаты они не могли позволить себе ничего большего.
- Мы ведь живем в Калифорнии, - бодро говорили они всегда. - У нас вся жизнь один сплошной отпуск.
Однако Калифорния, в которой Грэм вырос, очень отличалась от той, где он жил сейчас. Она отличалась даже от той Калифорнии, в которой он ходил в школу. Между этими Калифорниями было двадцать минут езды, а разница была такая, как будто это были не двадцать минут, а двадцать часов. Как раз в тот год, когда он должен был идти в старшие классы, он умудрился выиграть стипендию, покрывавшую часть платы за обучение в частной школе в одном из соседних городков, а остаток родите ли внесли из тех денег, которые оставили Грэму бабушка с дедушкой. В то время эта сумма казалась Грэму астрономической, и его мучили угрызения совести за то, что он взял эти деньги, когда на них можно было сделать столько всего: отремонтировать дом, сменить дышащую на ладан машину, заплатить по счетам, которые с пугающей частотой скапливались на отцовском столе.
Теперь, разумеется, у Грэма с лихвой хватило бы денег на все это сразу: он мог бы купить родителям новый дом или целый автопарк, отправить их в кругосветное путешествие и расплатиться со всеми их долгами, не моргнув даже глазом. Но единственное, чего они хотели, - единственное, чего они хотели по-настоящему, - это чтобы он поступил в колледж.
Не то чтобы они были против его съемок в кино, просто они относились к этому как к чему-то, с чем можно смириться, как к временной остановке на пути к высшему образованию, а не как к делу, которому он может посвятить всю свою жизнь. Его отец не смотрел никаких других фильмов, кроме черно-белой киноклассики, а все, что было снято в последние несколько десятилетий, искусством не считал. Когда Грэм пригласил их на премьеру своего первого фильма, они хлопали и смеялись в нужных местах, но он мучительно осознавал, как это все должно было выглядеть в их глазах: нескончаемые сцены драк, нашпигованные головокружительными спецэффектами, пафосные диалоги, но хуже всего была сцена, в которой он наконец-то поцеловал главную героиню и которая неожиданно показалась ему самому невыносимо пошлой.
Да, они чувствовали себя чужими на незнакомой территории его новой жизни и порой не знали, как себя теперь с ним вести. Но Грэм точно знал: они надеялись, что он рано или поздно опомнится и покончит с актерством. Они имели обыкновение говорить о его карьере так, как будто это было что-то вроде вынужденного перерыва в учебе, словно он отложил поступление в колледж ради того, чтобы на один сезон отправиться на гастроли с цирком или провести несколько месяцев за изучением брачного поведения обезьян на Бали. Правда же заключалась в том, что Грэм вовсе не собирался в следующем году поступать в колледж. Освоив программу старших классов с помощью репетитора, нанятого для него киностудией, он намеревался на этом поставить в своем образовании точку.
Отчасти такая позиция была связана с тем, что ему по-настоящему нравилось его занятие и он не представлял, как можно добровольно отказаться от блестящих возможностей, которые сулило ему будущее, от шанса встретиться на съемочной площадке со всеми теми актерами, с которыми ему хотелось поработать, и от всех ролей, которые ему хотелось сыграть. Отчасти же он не видел в продолжении учебы никакого смысла. В колледж обычно шли, чтобы прилежно учиться и потом найти себе хорошую работу, чтобы зарабатывать на ней много денег. Но он и так уже зарабатывал кучу денег, которых ему должно было хватить на всю оставшуюся жизнь. А учиться можно было где угодно, разве не так?
Но если быть по-настоящему откровенным, дело было не только в этом. Все его прежние представления о студенческой жизни - как он будет спешить на занятия в увитые плющом учебные корпуса, как зимой будет хрустеть у него под ногами утренний снег, как он будет болеть за своих однокашников на футболе, сидя на трибунах, и вести философские диспуты в аудиториях, полных студентов с горящими глазами, - все это теперь казалось безнадежно далеким от его новой жизни, в которой его узнавали везде, где бы он ни появился. И уж последнее, чего ему хотелось, - это превратиться в одну из тех знаменитостей, которым вдруг взбредало в голову поучиться и они принимались строить из себя обычных студентов, а сами при этом все время находились под прицелом камер, ловили на себе влюбленные взгляды и то и дело пропускали экзамены и контрольные ради съемок в каком-нибудь независимом кино в Ванкувере. У Грэма не было никакого желания превращать свою жизнь еще в больший спектакль, чем тот, в который она уже превратилась.
Он знал, что родители втайне надеются, что он одумается, а разочаровывать их он терпеть не мог. И тем не менее был уверен в правильности своего решения. Это стало еще одной причиной, по которой они чем дальше, тем меньше понимали друг друга, чем дальше, тем вернее превращались из семьи просто в трех человек, которые когда-то некоторое время жили под одной крышей.
Что им нужно, размышлял Грэм, приближаясь к дому Элли, так это старый добрый совместный отпуск. Еда, флаги и фейерверки в городке, который как будто находился с Калифорнией на разных планетах. Сам Грэм провел здесь всего несколько дней, но уже чувствовал себя совершенно другим человеком. Может, Хенли окажет магическое воздействие и на его родителей тоже.
Но когда распахнулась дверь и на пороге показалась Элли, с еще влажными после душа длинными волосами, совершенно очаровательная в ярко-зеленом сарафане, он понял, что Хенли тут ни при чем. Что это все она.
Он наклонился поцеловать ее - совершенно на автомате, как бывает, когда завязываешь шнурок на ботинке или взбегаешь по лестнице, абсолютно не задумываясь о том, что и как ты делаешь, - и в последнюю секунду отшатнулся, вдруг очнувшись и увидев себя со стороны с отчетливостью, которая испугала его самого.
Они с ней не дошли еще даже до первого поцелуя, а он так запросто потянулся чмокнуть ее, как будто это было что-то такое, что случалось каждый день, этакий машинальный жест, словно они уже целовались тысячу раз. Он распрямил плечи, восстанавливая равновесие. Он не желал находиться в полусне во время их первого с Элли поцелуя. Это было такое событие, во время которого следовало находиться в полном сознании.
- Привет, - со смущенной улыбкой произнес он.
- Заходи, - отозвалась она неловко.
Она провела его в коридор, в котором пахло каким-то чистящим средством с ароматом лимона, и Грэм остановился погладить Бублика, который с деловитым видом принялся обнюхивать его ботинки. Затем они оба двинулись следом за Элли в кухню, где уже был накрыт стол на двоих. Свет был тусклый, и в воздухе до сих пор висел за пах жидкости для мытья посуды. Впрочем, Грэм лишь мимолетно отметил это и тут же забыл; его взгляд был прикован к зеленому сарафану Элли. Она заметалась между шкафчиками и холодильником с виноватым выражением на лице.
- Угощать у нас обычно особенно нечем, - сказала она, - но замороженная пицца или что-нибудь в этом роде найтись должно.
- Я не понял, - пошутил Грэм. - Что, омаров не будет?
Она сощурилась:
- Очень смешно.
- Все в порядке, - заверил он ее и, встав рядом, заглянул в кладовку. Оттуда он вынырнул с начатой пачкой крекеров и банкой консервированного тунца. - Устроим шведский стол. Всего понемножку.
- Прости, - сказала она, прислоняясь к мойке. - Надо было, наверное, поужинать где-нибудь в городе. У меня в голове не укладывается, что мне нечем тебя угостить, кроме завалявшихся крекеров.
- Ты что, смеешься? - сказал он, делая широкий жест. - Не каждому выпадает честь поужинать в семейном ресторане "У О'Нилов". Я слышал, это одно из самых привилегированных заведений во всем штате Мэн.
- Тебя не обманули, - ухмыльнулась она. - Мы обслуживаем только сливки общества.
Они перерыли весь холодильник, вывалили все, что удалось раздобыть в его недрах, на стол, и потом в четыре руки соорудили ужин, состоявший из приготовленного в микроволновке попкорна, яблочных долек, двух уцелевших кусков пиццы и замороженных бобов. То, что выглядело не слишком аппетитно, было решено скормить Бублику, а все остальное оказалось на кухонном столе.
- Слушай, - сказал Грэм, отодвигая стул, - так ты едешь на свой поэтический курс или нет?
Элли этот вопрос явно огорошил, и Грэм улыбнулся, потому что она днем тоже огорошила его своим вопросом про рисование.
- Да, в августе, - ответила она, но как-то неуверенно. - Это страшно интересно. У них там есть один преподаватель, который...
- Значит, ты нашла деньги на оплату? - спросил он, и Элли напряглась. Потом отвернулась от него, чтобы пересыпать кукурузные чипсы из начатого пакета в миску. Грэм немедленно пожалел, что задал этот вопрос. Когда они переписывались по электронной почте, все было легко и просто, но теперь что-то переменилось, и при личном общении обсуждать этот вопрос вдруг стало неловко.
- Пока нет, - произнесла она небрежно. - Но у меня есть еще месяц с хвостиком, чтобы разобраться с этим.
- Сколько тебе не хватает? - спросил он, и Элли явно смутилась.
- Много, - сказала она, вспыхнув.
Повисла неловкая тишина, и Грэм осознал свой промах. Ему очень хотелось прийти ей на помощь, предложить недостающую сумму, но теперь он понимал, что это только все испортит. А так походя подняв вопрос денег, он лишний раз напомнил ей о том, кто он такой: не тот обычный парень, с которым она переписывалась, а кинозвезда, которую неизвестно каким ветром занесло к ней на кухню. Он почувствовал, как непринужденная атмосфера между ними становится на стороженной, и кашлянул, поставив на стол миску с чипсами и лихорадочно подыскивая другую тему для разговора.
- Выглядит очень аппетитно, - сказал он и увидел, как расслабились ее плечи. - Никогда раньше не ел печенья с сюрпризом вместе с чипсами с сальсой.
- Ну, - с осторожной улыбкой произнесла она, - мы здесь, в семейном ресторане "У О'Нилов", пионеры движения за слияние китайской и мексиканской кухни.
- Мне нравится, - объявил Грэм. - Три звезды.
- Как?! - возмутилась она, усаживаясь за стол напротив него. - Всего три?
- Больше трех, насколько я знаю, не присуждают.
- Три - это как-то несерьезно, - сказала она. - Вот десять - это я понимаю.
- А что ты скажешь насчет двух больших пальцев?
- Это ты путаешь с фильмами, - сказала она, слизывая с пальцев арахисовое масло. - Кстати, о фильмах: как там у вас дела?
- Ты имеешь в виду нашу картину?
Она кивнула.
- Нормально, - отозвался он.
- Ты, кажется, от нее не в восторге?
- Почему? - ответил он, сунув в рот ломтик яблока. - Приятно ради разнообразия поработать в чем-то другом. И режиссер тоже... очень занятный тип.
- Будешь с ним еще работать? - спросила она. - Ну то есть у тебя ведь, наверное, есть право выбора?
- Наверное, - произнес он. - Впрочем, я еще не решил, в чем буду сниматься дальше.
- А в чем бы ты хотел сняться?
- В чем-то по-настоящему важном.
Она склонила голову набок, обдумывая услышанное.
- Ты имеешь в виду, в чем-то важном для тебя?
Он кивнул:
- Хотелось бы.
- Когда оно тебе попадется, ты поймешь, что это оно, - сказала Элли. - Но, наверное, играть нового героя должно быть интересно. Я видела трейлер к первому фильму, и там...
Грэм подскочил на стуле.
- Погоди, - со смехом произнес он, - ты видела только трейлер?
Элли потянулась за водой и сделала глоток, уткнувшись в голубую пластиковую кружку с улыбающимся китом на боку.
- Ты не смотрела ни одного фильма?
- Ну, третий еще даже не вышел, - возразила она и, отставив кружку, взяла печенье с сюрпризом.
- Да, но первые-то два?
Она пожала плечами:
- Квинн пыталась затащить меня на первый, но я не очень люблю такие фильмы.
- Я думал, все девчонки в Америке сходят по ним с ума, - поразился Грэм.
Он даже не помнил, когда в последний раз встречал человека, который не смотрел его фильмов или, по крайней мере, не притворялся бы, что смотрел.
- Ты имеешь в виду, по тебе? - поправила его Элли. - Все девчонки в Америке сходят с ума по тебе.
Он рассмеялся:
- Я так понимаю, ты не фанатка Грэма Ларкина.
- Теперь - фанатка, - сказала она, разламывая печенье на две половинки.
Вытащив оттуда маленькую полоску бумаги, она недоуменно посмотрела на нее, потом рассмеялась:
- Тут написано: "Тебе выпадет печенье с сюрпризом".
- Не может быть, - усомнился Грэм, и она протянула ему полоску, чтобы убедился сам. - Это лучшее предсказание в моей жизни.
Элли откусила кусок печенья.
- Ну, тут хотя бы все очевидно.
- Бо́льшая часть предсказаний все равно никогда не сбывается. - Грэм покачал головой, глядя на крохотный свиток. - А это уже сбылось. Ну то есть пусть лучше выпадет предсказание, которое обещает тебе вкусное печенье и немедленно сбудется, чем то, которое обещает миллион долларов, но при этом все равно никогда не сбудется.
- Пожалуй, сейчас я бы предпочла миллион долларов. - Она смахнула крошки со стола, и они немедленно оказались в пасти пса, который тут же материализовался рядом. - Не такое уж оно и вкусное, как обещали.
- А Бублик, похоже, с тобой не согласен.
- Да он у нас как пылесос, метет все без разбору. - Элли ласково посмотрела на собаку. - Значит, ты уже готов к завтрашним съемкам?
Он пожал плечами, но вышло у него не очень убедительно.
- Зуб даю, ты должен был учить свою роль, а не разгуливать весь вечер со мной, - сказала она, облокачиваясь на стол. - Ну и как, ты знаешь свои слова?
- Более или менее. - Грэм сложил кусок пиццы пополам. Бублик, который уже занял наблюдательную позицию рядом с ним, несколько раз вильнул хвостом, и Грэм бросил ему корку. - Я весь день таскал текст со словами в кармане, так что, надеюсь, кое-что в меня все-таки впиталось. Осмос - слышала когда-нибудь про такое явление?
- Все великие актеры полагаются на осмос, я уверена. - Она протянула к нему руку. - Можно мне посмотреть? Мы могли бы с тобой порепетировать.
Грэм откинулся на спинку стула.
- Все в порядке, - сказал он, неожиданно смутившись. Играть роль вообще было одним делом, а играть ее перед девушкой, которая тебе нравится, - совершенно другим. Он не собирался вживаться в свою роль перед Элли. - Я сам справлюсь.
- Ну давай. - Она помахала рукой в воздухе. - Будет весело.
- Ладно. - Он привстал со стула, чтобы вытащить из заднего кармана сложенный листок. - Но только я не буду играть по-настоящему, договорились? Я буду просто подавать тебе реплики.
- Это что же, я не увижу эффекта Грэма Ларкина в действии? - поддразнила его Элли, забирая у него часть сценария. - Что ж, придется, наверное, заглянуть завтра на съемочную площадку.
- А плаваешь ты хорошо? - поинтересовался он. - Съемки будут на катере.
- Мне все понятно, Ахав, - сказала она и углубилась в чтение текста его роли.
Когда она вновь подняла на него глаза, ее лицо неуловимо изменилось: губы были надуты, а глаза смотрели из-под полуопущенных ресниц. Потом она манерно перекинула волосы через плечо, и до Грэма не сразу дошло, где он видел этот жест. Она пародировала Оливию.
- Неплохо, - похвалил он, но вздохнул с некоторым облегчением, когда она прекратила кривляться и вновь пробежала текст глазами уже с обычным выражением.
- Ладно, поехали. - Она откашлялась. - "Куда ты, Джаспер?" - Она умолкла и посмотрела на него, вскинув брови. - Тебя зовут Джаспер?
Он лишь пожал плечами в ответ, и она продолжила.
- "Вернись!" - воскликнула она с мелодраматическим жестом.
Бублик встрепенулся и склонил голову набок, звякнув ошейником. Грэм похлопал пса по загривку.
- Это было гениально, - сказал он Элли. - И ты даже ничуть не переигрываешь.
- А я и не обещала, что не буду играть по-настоящему, - напомнила она. - Твоя реплика.
- Мне сейчас нужно побыть одному, - произнес Грэм подчеркнуто невыразительным тоном, чтобы никто не усомнился, что он не играет по-настоящему. - Просто мне очень нужно подумать.
Элли склонила голову набок:
- Я, конечно, не спец, но уверена, что ты мог бы вложить в свои слова побольше чувства.
- Каждый мнит себя критиком, Бублик, - пожаловался Грэм биглю, и тот сочувственно поскулил, а Элли снова уткнулась в сценарий.
- Ты представления не имеешь о том, что тебе сейчас нужно. Ты представления не имеешь...
Она осеклась, не отводя глаз от бумаги.
Грэм, по правде говоря, не помнил, что идет дальше. Он собирался выучить слова позже, когда окажется в своем номере в гостинице, к тому же его выход завтра был только после полудня, так что в его распоряжении было и утро тоже. Ему случалось выучивать свои роли и за меньшее время.
- Теперь ты должен меня поцеловать, - сказала Элли и посмотрела на него с непроницаемым выражением.
Сердце у Грэма ухнуло куда-то в пятки, и он молча посмотрел на нее в ответ, не понимая, что сказать. В кухне стало очень тихо, было слышно лишь тиканье часов над плитой и негромкое дыхание пса. Наконец Элли покачала головой. Когда она заговорила, ее голос прозвучал преувеличенно весело:
- Так написано в сценарии.
Она ткнула в листок, не сводя глаз с Грэма.
Он торопливо кивнул.
- Ясно, - сказал он и несколько раз моргнул.
- Ты должен меня поцеловать, - повторила она, потом залилась краской и тряхнула смятыми листками. - То есть Оливию. То есть... - Она заглянула в текст. - Зоуи. Они это серьезно? Джаспер и Зоуи? Кто это все пишет?
Она снова погрузилась в изучение сценария, но Грэм уже не слушал. В ушах у него звенели слова: "Ты должен меня поцеловать".
Она, разумеется, была права. Он должен был ее поцеловать. Когда вошел в дом. И еще до этого, на пляже. И тогда в городе. И в самый первый раз, на террасе.
Внезапно оказалось, что он должен был поцеловать ее уже миллион раз, без всяких сценариев, без чужих подсказок. Практически не думая, он оперся ладонями о столешницу и отодвинул свой стул. И лишь когда она улыбнулась, он понял, что тоже улыбается.
- Я считаю, мы ни в коем случае не должны отклоняться от сценария, - произнес он, поднимаясь.
- В самом деле?
Ее улыбка стала шире.
Но тут вдруг темноту за окошком над раковиной прорезал луч света, потом на миг исчез и вновь ударил Грэму прямо в глаза. Он отступил в сторону, заморгав, а когда вновь повернулся к Элли, она уже вскочила на ноги.
- Черт, - пробормотала она. - Она должна была прийти позже.
- Кто? - спросил Грэм, совершенно сбитый с толку.
Еще мгновение назад все вокруг происходило точно в замедленной съемке, а сейчас словно кто-то крикнул: "Снято!" - и чары рассеялись. "Я должен был ее поцеловать", - поду мал он, и вечер вдруг превратился для него в песню, которую выключили прежде, чем отзвучали финальные аккорды, оставив лишь мучительное ощущение незавершенности.
- Моя мама, - бросила Элли, торопливо убирая со стола. - Наверное, книга ей не понравилась.
Фары за окном погасли, и Грэм услышал, как хлопнула дверца машины. Бублик рысцой поскакал к двери, и через минуту на пороге появилась мать Элли. При виде Грэма, который стоял посреди кухни, засунув руки в карманы, ее лицо заледенело.
Ему давно уже не приходилось сталкиваться с такой неприкрытой подозрительностью в свой адрес. В прошлой жизни он отлично ладил с родителями своих друзей; перед его обаянием не мог устоять практически никто. А в новой жизни люди из кожи вон лезли, чтобы ему угодить. Недоверие же, с которым сейчас смотрела на него мама Элли, было для него чем-то совершенно новым.
Грэм переступил с ноги на ногу и попытался пустить в ход самую обаятельную из своих улыбок, но она не произвела на нее ровным счетом никакого эффекта.
- Я думала, что придет Квинн, - сказала миссис О'Нил дочери и бросила сумочку на стол.
- У нее изменились планы, - промямлила Элли. - Ты ведь помнишь Грэма, да?
Миссис О'Нил кивнула, но даже без намека на улыбку.
- Рада вас видеть, - произнесла она тоном, который совершенно противоречил словам. - Нравится у нас в Хенли?
- Да, - ответил Грэм, усилием воли проглотив слово "мэм". - Здесь очень мило.
Он кашлянул и уткнулся взглядом себе под ноги. До этого он никогда в жизни не использовал в речи слово "мило".
- И долго вы пробудете у нас?
- Еще несколько недель, - сказал он. - Но я с удовольствием погостил бы дольше. Здесь действительно очень мило. - Он снова кашлянул, чувствуя, как пылают щеки. Ему самому с трудом верилось, что менее чем за минуту он произнес слово "мило" дважды. - Вообще-то, я только что пригласил моих родителей приехать сюда на День независимости, - произнес он быстро, понимая, что несет чепуху, но не в силах остановиться. - Думаю, им здесь тоже понравится.
Элли ободряюще улыбнулась ему с противоположного конца кухни.
- Вот здорово! - сказала она. - Надолго они приедут? Мы могли бы подсказать тебе, чем можно заняться, пока они здесь.
- Дня на четыре, на пять, - ответил Грэм, понимая, что, скорее всего, никуда они не приедут. Но ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы это была правда. - Мы с папой любим рыбачить, так что, наверное, выкроим время съездить на рыбалку.
|
