Объяснение притчей, прообразов, пророчеств, заповедей и тропарей.

Отличительной чертой Священной истории служит ее прагматизм или назидательность. Она не только дает знание прошлого, но освещает настоящее и назидает на будущее. Поэтому среди священно-исторических повествований помещаются такие отделы, которые не могут быть отнесены к чисто историческим повествованиям, а должны быть причислены к области нравоучения и вероучения. Среди исторических рассказов они находят место потому, что Священная история есть не только повествование о жизни людей на земле, но вместе с тем изложение богооткровенных истин в той последовательности, в какой благоволил их возвещать людям Господь. Эти истины в Св. истории излагаются не в логическом, а в хронологическом порядке их откровения людям. Хотя, конечно, в божественном откровении есть своя система, но она недоступна человеческому пониманию и не может быть рассматриваема с человеческой точки зрения, под углом временных, земных взглядов.

К числу сведений, относящихся по своему содержанию к области вероучения и нравоучения, принадлежат в Священной истории: притчи, пророчества, прообразы, чудеса, заповеди Десятословия, заповеди Блаженства и, как выражение человеческих чувств при воспоминании о проявлении милостей Божиих, тропари двунадесятых праздников. Притча служит весьма употребительным приемом объяснения отвлеченных понятий, посредством наглядных примеров, взятых из обыденной жизни, из всем известной обстановки или из событий всем известных и памятных.

Говорящий притчами брал примеры приспособительно к своим слушателям, и последним предоставлялась возможность делать выводы и заключения на основании конкретных данных и применять частный случай к поступкам во всей своей жизни. С этой целью притчи употреблялись ветхозаветными пророками, но наибольшего развития этот способ назидания слушателей достигает в Евангелии, в учении Самого Спасителя. Его притчи отличаются от ветхозаветных, под которыми разумеются большею частию краткие изречения, похожие по своему построению на пословицы или на афоризмы современной светской литературы. С ветхозаветными притчами в школьной практике встречаться не приходится, и потому необходимо сказать лишь о притчах Спасителя.

Программой начальной школы требуется пройти всего лишь три притчи: о сеятеле, о богатом и Лазаре и о милосердном самарянине. Само существо дела требует к этим трем притчам прибавить -о мытаре и фарисее и о блудном сыне. Первая из этих двух притчей нужна для объяснения молитвы мытаря, а вторая при объяснении недель, приготовительных к Великому посту. В средней школе все притчи Спасителя вносятся в учебник в более или менее дословном изложении по Евангелию и составляют довольно значительную часть учебного материала. Притча, как приспособление учения к известному, определенному кругу слушателей, как пример, взятый из живой, текущей действительности, может быть вполне доступна слушателям в одно время и в одном месте и не всегда понятна в другое. Так например, притча о сеятеле ясна во всех своих подробностях для деревенских детей, которые сами видели, как разбрасывают семена в поле, как некоторые зернышки попадают при пути, при камени, в терние на меже, и та же притча совершенно непонятна многим городским детям, знающим хлеб лишь в печеном виде.

Точно также притча о Мытаре и Фарисее была ясна для евреев, но непонятна для наших детей, так как им приходится встречать и мытарей и фарисеев совершенно под другими названиями. То же самое следует сказать и о большинстве притчей. Вследствие различия современной жизни от той, которой пользовался для сравнений Спаситель, каждая притча требует прежде всего объяснения самого рассказа, введения детей в понимание жизни древних и применения приточных обстоятельств к современной действительности, а иногда и объяснения исторической основы притчи, как в притчах о человеке, отправлявшемся искать царского достоинства, о талантах, о царе и безжалостном заимодавце. Условия жизни того времени совершенно не похожи на современные, и потому для понимания рассказа притчи необходимо сказать об отношениях Иродов к римскому императору и сенату, об экономическом строе у евреев и взаимоотношениях между правителями и подданными. Эти сведения могут быть даны учащимся в доступной форме и в кратком виде.

Таким образом, на уроке закона Божия в современной школе приходится объяснять иногда то, что само некогда служило объяснением. Это толкование представляется необходимым. Без него притчи Спасителя становятся непонятными детям и никакой пользы не приносят. Чтобы избежать при объяснении притчи излишних подробностей, необходимо всегда иметь в виду цель ее произнесения. Каждая притча является представлением отвлеченной истины в наглядных образах, в более распространенном виде. Так напр., в притче о блудном сыне истина-Бог с любовью принимает кающегося грешника, выражаемая небольшим суждением, представляется в виде довольно значительного трогательного рассказа. Для слушателя развитого, умственно зрелого было бы достаточно приведенной формулы, но для детей, не привыкших к отвлеченному мышлению, несравненно действеннее притча. как осязательный пример, затрагивающий не только мысль, но и чувство. Дети на первых порах смотрят на притчу, не как на простое сравнение, а как на самую истину и не идут дальше буквального понимания повествования, т. е. не делают из притчи никакого применения. Так на пример, в притче о богатом и Лазаре лишь запоминают, как единичный факт, о веселой жизни богача и о нищете Лазаря, но не делают вывода, что и каждый человек может быть похож или на первого, или на последнего.

Такое отношение к причтам со стороны детей зависит от их малоразвитости. Но если на эту сторону преподавания не будет обращено внимания законоучителем, то притчи останутся в памяти учащихся как более или менее занимательные рассказы, не имеющие кроме занимательности никакого другого значения. Цель произнесения и изучения притчи заключается в желании нагляднее объяснить слушателям божественную истину и сильнее воздействовать на их воображение для придания большей силы побудительным мотивам в направлении воли служителей истины. Поэтому кроме объяснения буквального значения притчи от законоучителя требуется указать и объяснить ее внутренний смысл. Этот смысл не всегда ясен слушателям, и даже избранные ученики Спасителя обратились к Нему с просьбой объяснить притчу "плевел сельныхъ" после произнесения Им притчи о сеятеле. Для апостолов, как людей непосредственно соприкасавшихся с земледелием, без сомнения, был вполне ясен буквальный смысл названной притчи, и они желали слышать объяснение ее внутреннего значения.

Тем более необходимы эти объяснения детям, так как они не могут долго сосредоточиваться мыслью на одном предмете, не проникают в глубь, а скользят лишь по поверхности предметов. В объяснении притчей является лишь вопрос: когда должен быть объяснен внутренний смысл, т. е. предваряет ли это объяснение притчу или выводится из нее? В этом отношении, конечно, необходимо руководиться примером Спасителя, так как законоучитель, по выражению одного педагога, должен учить не только тому, чему учил Христос, но и так, как Он учил. Иисус Христос, уча притчами, обыкновенно говорил прямо притчу, а вывод предоставлял делать слушателю, т. е. вел человека к познанию истины путем аналитическим, путем пере хода от частного к общему.

При этом методе слушатель не знает наперед, к каким выводам влечет его говорящий, и потому с полным вниманием относится к каждому слову, чего, конечно, ждать нельзя при употреблении дедукции, так как слушатель заранее знает общий вывод и вместо внимания к аналогии может размышлять об опровержении уже известного ему вывода. Пример, получающий от такой расстановки положения и доказательства характер тенденциозности, теряет свою занимательность и не оказывает действия на воображение слушателя. Последний смотрит тогда на рассказ, как на выдуманную басню, а не как на рассказ о происшествии, имевшем место в действительности.

Всякий читатель или слушатель только тогда с интересом следит за ходом повествования, когда он верит в правдивость этого изложения. Хотя всякий грамотный человек знает, что все повести, рассказы и другие литературные произведения составляют плод фантазии автора, но при чтении читающий переживает описываемые события, как действительно происходящие пред его глазами и даже при его участии. Читатель увлекается рассказом, невольно сочувствует одним поступкам и возмущается против других, невольно думает: "ах, если бы я был там, я бы сделал вот так; я хочу быть не таким, а другим." К этому "хочу"; ведет и каждая притча. Она должна воздействовать на душу доброго человека так, чтобы он твердо и бесповоротно сказал: "хочу считать всех людей своими ближними, как милосердный самарянин; хочу молиться с сокрушенным сердцем, как мытарь; хочу слышать слово Божие и исполнять его, как добрая земля взращает семена" и т. д. Достигнуть же такого действия притча может в том случае, если она будет выслушана с полным вниманием и без предубеждения.

Последнее особенно важно и достигается произнесением притчи ради вывода, а не в доказательство высказанного вперед общего положения. Особенно характерно и назидательно для всякого учащего начало притчи о Сеятеле. Без всяких предисловий Спаситель сказал слушателям: Послушайте; вот вышел сеятель сеять. Как возле Иисуса Христа собирались толпы народа, жаждавшие послушать Его учение, так и законоучитель окружен в классе детьми, которые любят слушать рассказы. Потому при изложении притчей Спасителя следует вести рассказ, а выводы оставить на конец и постараться о том, чтобы учащиеся, по возможности, сами пришли к надлежащему выводу, к внутреннему смыслу, заключающемуся в той или другой притче. Этот внутренний смысл обычно соединяется не со всей притчей, а лишь с некоторой частью ее. Так напр., в притче о милосердном царе и безжалостном заимодавце внутренний смысл притчи заключается не в том, что один человек был должен много царю, не в том, что он также имел должника, не в том, что царь вызвал его для расчета, а в том, что царский должник, будучи сам прощен, не простил своему должнику.

В притче о блудном сыне главный смысл заключается не в наличности двоих сыновей у одного человека, не в выделе младшего сына, не в его блудной жизни, а в ласковом приеме его отцом по возвращении из далекой страны. В каждой притче есть главная точка сравнения, на, которую необходимо обратить преимущественное внимание, так как в ней и выясняется та истина, ради которой была произнесена притча. Дети довольно легко запоминают рассказ, но они обращают больше внимания на частности и опускают главное, существенное. Поэтому дети нуждаются, для уразумения притчи, в посторонней помощи. Конечно. несравненно будет лучше, если учащиеся будут сами доходить до правильных выводов, но последнее желательно, а не непременно.

Таким образом в притче, как в особом виде священно-исторического рассказа, должны быть выяснены: буквальный смысл, внутренний смысл и главная точка сравнения. После этих объяснений делается, по общему требованию преподавания Священной истории, применение заключающейся в притче истины к современной жизни. Это применение, как вообще всякое назидание, делается кратко и самими учащимися, лишь с помощью законоучителя. Основой всех ветхозаветных верований было ожидание грядущего Мессии. Все лучшие люди не только еврейского народа, но и среди язычников, жили надеждой на будущего Обновителя земли. Поэтому в ветхозаветной истории видное место занимают предсказания о Спасителе и речами, и действиями, или пророчества и прообразы. Как первые, так и вторые по своему внутреннему содержанию и по своей цели тожественны, и лишь вторые отличаются от первых большей наглядностью.

Пророчества заключают в себе или прямые предсказания о Спасителе, как напр., пророчество Исаии о рождении Эммануила от Девы, о начале проповеди в Галилее, об исцелении больных, или же в пророчествах предсказания содержатся иносказательно. Так напр., Валаам называет Мессию звездой от Иакова и говорит о победе над Моавом и о пленении сынов Сифовых, под чем разумеется покорность вере Христовой всех народов; Даниил пророчествует о наступлении царства Мессии в истолковании сна Навуходоносора, под образом заполнения земли камнем, оторвавшимся от горы, и т. п.

В истолковании прямых пророчеств необходимо объяснить только чудесность самого предсказания о будущем, которое никому из людей неизвестно, за несколько столетий, и указать на исполнение их впоследствии; в аллегорических же пророчествах существом дела требуется прибегнуть к тем же приемам, какие применяются при объяснении притчей, т. е. к выяснению буквального смысла, внутреннего значения и главной точки сравнения. Ветхозаветными прообразами служат во первых, лица напр., Исаак, Иосиф, Мелхиседек, во вторых, предметы и установления, напр, жертвы, скиния, купина и в третьих, ветхозаветные события, напр., трехдневное пребывание Ионы в чреве кита, продажа Иосифа братьями.

Истолкование всех вообще прообразов чрезвычайно трудно, так итак, по выражению Большого Катихизиса, "в сенописуемых ино что подобно и ино не подобно". Поэтому необходимо точно выяснить учащимся, в чем заключается сходство прообраза с его исполнением. При этом нельзя не обратить внимания, что в прообразе есть главные черты сходства и есть второстепенные, и первые нуждаются в особом выделении. Так напр.,- в жизни Иосифа главной прообразовательной чертой служит его продажа братьями, хотя не лишены прообразовательного смысла и его напрасные страдания в Египте. Дети плохо различают сходные черты прообразов, не могут вникать в смысл их, и потому черты сходства приходится с ними но только отмечать, но и заучивать. Относительно места объяснения пророчеств и прообразов мнения законоучителей разделяются. Одни преподаватели советуют объяснять их при прохождении ветхозаветной истории, другие при новозаветной.

Основанием для первого взгляда служит тот исторический порядок, в каком Господь проявлял свои откровения через своих избранников; второй взгляд основывается на педагогическом соображении о бесцельности сопоставления нового, т. е. пророчества, с неизвестным еще детям, т. е. с исполнением его. Как возможно, напр., говорить детям о преобразовательном значении продажи Иосифа братьями, когда дети ничего еще не слышали о страданиях Спасителя. Это возражение вполне уместно при ведении дела преподавания закона Божия по поступательной системе, но оно теряет свою силу при концентрической системе, так как последняя требует преподать учащимся в первый же год занятий краткую историю земной жизни Спасителя.

При занятиях по методу поступательному объяснение прообразов удобнее делать при повторении священной истории, так как в этом случае о прообразах возможно говорить в своем месте, а указание на исполнение их будет вполне доступно пониманию учащихся. Видное место среди священно-исторических рассказов занимают повествования о чудесах. Хотя вся история вселенной в обширном смысле должна быть названа чудом, но в священной истории называются чудесами лишь некоторые события, происходящие непосредственно от силы Божией, а не только через силы природы. В различных "Пособиях" и "Руководствах" все чудеса разделяются на три вида:

1) явления выше природы,
2) вопреки природе
3) сообразно природе.

К первому виду чудес относятся, напр., прославление плоти Спасителя после воскресения, взятие Илии и Еноха на небо; примерами второго вида могут служить прозрение слепорожденного, воскресение из" мертвых; к третьему виду могут быть отнесены-исцеление от горячки; бесноватых и др. По-видимому не только в начальной школе, но и в средней нет надобности вникать в сущность понятия чуда, и обычно в школе о чудесах говорится ученикам одинаково, как и о проявлениях политической жизни еврейского народа, как будто чудеса не составляют необыкновенных, особенных явлений.

Прежде всего необходимо отметить, что деление чудес на три вида схоластично и не соответствует действительности. Все чудеса представляют собою явления нормальные, т. е. такие, в каких должна была проявляться вся жизнь, если бы природа не подверглась тлению через преступление Адама Ни бедствий, ни болезней, ни бессилия, ни смерти на земле быть не должно: их Бог не сотворил. Поэтому все чудеса вполне естественны, соответствуют природе, но не теперешней испорченной, а настоящей, чистой природе, какой она явилась по мысли Творца. Человек венец и царь творения.

Силой Создателя он мог все делать на земле, и потому претворение воды в вино на браке Богочеловеком вполне естественно: человек испытывает известную нужду, и природа обязана удовлетворить эту нужду. Ни слепых, ни глухонемых, ни хромых, ни прокаженных Бог не сотворил, немощи явились лишь оттого, что человечество отвергло от себя силу Божию, а друзья Божии и сам Спаситель, как человек, делали несчастных людьми вполне здоровыми.

Это вполне естественно и нормально, и каждый верующий в Бога может, по слову Христа, приказать горе сдвинутся с места и ввергнуться в море. Гора не может не послушаться человека, так как он царь всей при роды. Воскресение из мертвых также вполне естественно, потому что Бог смерти не создал, и Христос, воскрешая мертвых, восстановлял естественный порядок, взамен настоящего, извращенного.

С точки зрения восстановления изначального миропорядка и должны рассматриваться чудеса, совершавшиеся как Спасителем, так и святыми людьми. Чудеса казались удивительными, чудными лишь людям от мира сего, но для сынов Царствия Божия они так же естественны, хотя так же и дивны, как и все явления в мире. И святые доказывали примерами собственной жизни, что каждый верующий в Бога и во Христа получает силу владычества над природой, и эта сила не какой либо чрезвычайный дар, свойственный лишь одному какому либо времени, а дар постоянный. Чудеса были не только Новом Завете, но и в Ветхом.

Господь неизменяем, изменчивы лишь люди. Но совершались всегда чудеса не человеческой силой, а божественной. Сила человечества-ум и знание. Или человечество борется с природой, или чаще приспособляется к ней, а божественная сила в человеке- вера. Верой человек побеждает природу и повелевает ей. Чудеса Христовы все были проявлением любви и милости Божией к страждущим, и эта мысль должна освещать с особенной силой повествования о чудесах. Каждое чудо должно быть представлено в таком изложении, чтобы слушатели невольно приходили в умиление пред величием милости Божией к падшему человечеству, и чтобы они чувствовали желание стать сильными силой Божией посредством жизни по Евангелию.

В пробуждении стремления и каждому приблизиться к дару чудотворения заключается цель повествования о чудесах Христовых и о чудесах святых. Господь только потому и не дает людям разнообразия Своих сил и дарований, что сами люди не хотят жить согласно воле Божией. Оттого не все имеют дарования исцелений и другие отличительные свойства христиан. Если учащиеся захотят иметь силу чудотворения, значит, цель повествования о чудесах Господних достигнута. Достигнуть дара чудотворения могут только истинные слуги Христа, и такое состояние их является истинным счастьем на земле, началом небесного блаженства. Счастье-это такая для всех желанная точка, к которой стремится и которой грезит все человечество. Но где люди счастливые, где довольные и радостные?

Ответ на этот вечный и общечеловеческий вопрос дан Спасителем мира в девяти Блаженствах, начинающих собою проповедь Христа на одной из гор Галилейских. Бесконечно счастливы люди, считающие себя грешными; они постоянно стремятся к улучшению, его достигают и становятся достойными царства небесного. Сознавая свою греховность, они плачут о ней, сокрушаются и найдут утешение... Все заповеди Блаженства находятся в непосредственной взаимной логической связи, и в преподавании священной истории эта связь должна быть выяснена.

Подробное объяснение Блаженств относится к курсу старшого отделения, а во втором необходимо привести буквальное истолкование их и установить их взаимоотношение. Точно такое же требование должно быть применено и к заповедям Десятословия. Как первые, так и вторые в священной истории проходятся главным образом со стороны времени и обстоятельств дарования их людям, и объяснение их при этом делается лишь во избежание сообщения детям сведений непонятных, но доступных пониманию.

К отделу священной истории относится и изучение тропарей на двунадесятые праздники, так как о событиях, послуживших основанием для установления последних, повествуется в священной истории. Хотя изучение праздников и относящихся к ним песнопений ближе всего к объяснению богослужения, но в начальной школе последнее проходится очень кратко, в течение нескольких, приблизительно 9-10, уроков, и потому заучивание тропарей в начальной школе удобнее приурочить к курсу священной истории.

Такое соединение части богослужения с историей представляет собою применение совместного метода преподавания и дает некоторые удобства в распределении учебного материала, облегчая изучение трудных отделов старшего отделения школы и перенося некоторую долю трудности на более легкое, среднее отделение. В средних учебных заведениях, где священная история проходится в виде систематического, а не в виде эпизодического курса, и где объяснение богослужения составляет отдельный предмет преподавания целого года, заучивание тропарей должно относиться к изучению богослужения.

Такое распределение материала облегчает усвоение курса священной истории в целом виде без нарушения стройности ее изложения и хронологической последовательности событий вставными указаниями на установление праздников, которые сами имеют свою историю, и заучиванием песнопений в честь этих торжеств христианской церкви.

Каждый тропарь представляет собою полуэпическое и полулирическое стихотворение. Всякое стихотворение сохраняет свою прелесть лишь при буквальном воспроизведении. Малейшее изменение в стихотворении является его искажением, и потому замена одного слова другим, перестановка слов, а тем более свободная передача стихотворения допущены быть не могут. Тропарь, как поэтическое произведение, должен быть или заучен дословно, или лишь прочитан по - славянски, но отнюдь не может быть передаваем на славянском языке с сохранением лишь некоторых выражений и с заменой других. Хотя все тропари несравненно более изящны и красивы в подлиннике, но и славянские обороты настолько тесно связаны с классическими, что дух греческой поэзии в славянском переводе сохранился довольно полно.

В начальной школе, вследствие краткости курса, не всегда возможно заучить тропари двунадесятых праздников, но в средних учебных заведениях времени для этого найдется достаточно. Лучшей помощью в этом заучивании может быть урок церковного пения. При заучивании тропарей необходимо следить за дословной точностью, но совсем другое нужно сказать относительно объяснения их смысла и значения. Самым легким способом объяснения является дословный перевод славянского текста тропарей на русский язык или иначе перевод с перевода. Этот прием, кроме легкости для преподавателя, никаких достоинств не имеет. Всякий дословный перевод с одного языка на другой искажает поэтическое произведение и превращает его в уродливую прозаическую вещь. Что, напр., можно сказать о таком переводе известного Erlkonig, a Гете: Кто едет на лошади так поздно через ночь и ветер? Это есть отец со своим дитятей. Он держит его твердо, он его согревает... и т. д. А ведь здесь сохранены в неприкосновенности подлинные выражения поэта.

Точно таким же уродованием вдохновенных священных песнопений является и рабский перевод буква в букву тропарей на русский язык. Такой перевод и не может быть понят детьми. Что, напр., поймут они в словах: радуйся исполнение намерения Зиждителя - в тропаре Введению? Или какое понятие соединят дети с выражением: явилось поклонение Святой Троицы, просвещающей находящихся во тьме-в тропарях Крещения и Сретения? Какой бы тропарь мы ни перевели буквально на русский язык, он будет непонятен детям, потеряет свою поэтическую прелесть, и лишь необходимость заучивания двойного непонятного текста славянского и русскаго-доставит детям излишнее огорчение. Всякое стихотворение может считаться достигшим цели, если оно пробудило в читателе или слушателе хотя бы частицу чувства, вдохновившого поэта. Для достижения этой цели нет надобности разбирать каждую фразу, каждое слово стихотворения по отдельности.

Такой подробный разбор способен расхолодить, а не согреть в душе известное настроение. Точно также и при объяснении тропарей необходимо лишь выяснить детям общий смысл тропаря и не следует переводить в нем каждое слово. В духовно-учебных заведениях, где учащиеся знакомятся и с грамматикой церковно-славянского языка и обладают знанием значения славянских слов, возможен и дословный, и смысловой перевод тропарей, но в начальных училищах и в светских учебных заведениях вполне достаточно знания общего смысла тропарей. Лучше достичь меньших, но твердых знаний, чем гнаться за большими и не достичь ничего.