И не важно, какая погода

важно то, что у нас не отнять.»

(А.Зильбер)

Художественная действительность не позволяет себе копировать реальную жизнь и изображать ее факты, сколь бы страшны они ни были. Но режиссёр, как правило – это человек создающий мифы и в тоже время развинчивающий их! «С точки зрения самого мифического сознания, ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть фикция и игра фантазии. Когда грек, не в эпоху скептицизма и упадка религии, а в эпоху расцвета религии и мифа говорил о своих многочисленных Зевсах или Аполлонах; когда некоторые племена имеют обычай надевать на себя ожерелье из зубов крокодила для избежания опасности утонуть при переплытии больших рек; когда религиозный фанатизм доходит до самоистязания и даже до самосожжения; – то весьма невежественно было бы утверждать, что действующие тут мифические возбудители есть не больше не меньше, как только выдумка, чистый вымысел для данных мифических субъектов. Нужно быть до последней степени близоруким в науке, даже просто слепым, чтобы не заметить, что миф есть (для мифического сознания, конечно) наивысшая по своей конкретности, максимально интенсивная и в величайшей мере напряженная реальность. Это не выдумка, но – наиболее яркая и самая подлинная действительность. Это – совершенно необходимая категория мысли и жизни, далекая от всякой случайности и произвола…», - писал в своей работе «Диалектика мифа» Александр Лосев. От художника требуется многое: способность видеть изображаемый мир в свете того идеала, о котором сказано выше. Но это недостижимо, если упрощать внутренний мир персонажей и превращать их в «носителей ярлыков». Но игнорируя человеческую индивидуальность с ее внутренней жизнью, основываясь на изображении одних лишь «событий» и обстоятельств, создать подлинно драматическое произведение невозможно, именно исходя из характера и образа мыслей этого человека, я выстраивала свой театральный проект.

В наше время почти все установления и правила добрых старых времен забыты. Драма стряхнула с себя догмы прошлого и приобрела невиданную ранее художественную свободу. Теперь даже странно представить себе, что когда-то к пьесе предъявлялось требование, чтобы, например, на сцене присутствовало не более трех актеров, или чтобы в ней соблюдались три единства, или чтобы она имела всего два жанра - трагедию и комедию, и т. д.

Теперь драма раскованна, изменчива и разнообразна, как сама жизнь. Границы между жанрами стерлись, пьеса, делится на какое угодно число актов и может быть населена какими угодно персонажами - хоть не одушевленными, хоть мифическими. Действие может происходить и в служебном кабинете, и в вагоне поезда, и на дне океана, оно может длиться один час и целое тысячелетие... Никто не решается теперь диктовать драме свои законы. Но значит ли это, что она их не имеет? Драма свободна. Вопрос только в том, пошла ли свобода ей на пользу. Ведь законы не только стесняют драму, но и организуют ее. Они придают ей ту форму и те признаки, которые и делают ее драмой, а не чем-нибудь иным, и которые являются одним из главных источников эстетического наслаждения пьесой. Свои правила есть и у других литературных жанров, бунт против которых лишен смысла.

Только после потерь, подстерегающих нас на пути нашего взросления, и осознания происходящего, вспоминая слова Достоевского из романа «Идиот»: «…откуда ж красоте-то взяться, не плакала, не хоронила…», понимаешь, что для того, чтобы быть красивым в глобальном понимании этого слова, соединяя понятие красоты внешней и внутренней (калагатии), «…в жизни возможны только две трагедии: первая - получить то, о чем мечтаешь, вторая - не получить этого...» (Оскар Уайльд), красоты жизни в целом, то что я называю счастьем, т.е. творчеством, трудом не ради наживы, а ради возможности разбудить этот дремлющий мир, не с нашими мелкими проблемами, с ничтожными и глупыми желаниями перед лицом вечности, с нашими претензиями и дешёвыми враками на надутых губках, недовольствами и обидами, ущемляющими нашу собственную гордыню, осознаёшь всю эту мелочность, перед тем безмерным и бесконечным, а красотой МИРА в её подлинной сущности, что заставляет задуматься об испытаниях жизнью во всех её проявлениях: «Отражая реальные конфликты действительности, драма является одновременно идейно-эстетической формой выражения определенного взгляда на роль личности в истории и мотивы ее участия в развитии общественных противоречий. Драма способствует решению одного из важнейших вопросов бытия — проблемы активности человека в преобразовании мира». Только тогда, когда что-то теряешь, сознаёшь невозвратность потерянного, понимаешь, что мир продолжает жить, и люди продолжают спорить, хоть

«…в спорах не бывает правых