Глава 14. Оставшиеся дни отпуска прошли именно так, как я рисовал в мечтах целый год

 

Оставшиеся дни отпуска прошли именно так, как я рисовал в мечтах целый год. Кроме уикэнда с моим отцом, в течение которого он радостно готовил на всех и безостановочно распространялся о монетах, мы с моей возлюбленной делили каждую свободную минуту. По возвращении в Чапел‑Хилл, когда у Саванны заканчивались занятия, мы проводили вместе остаток дня и вечер – ходили по магазинам на Франклин‑стрит, посетили Музей истории в Роли и даже провели пару часов в зоопарке Северной Каролины. На второй вечер я все‑таки пригласил ее в тот самый ресторан, который мне расхвалил продавец обуви. Саванна запретила мне подглядывать, пока одевалась, но ожидание было щедро вознаграждено: из ванной вышла эффектная красавица. За ужином я часто поглядывал на мою спутницу, гордый ее красотой и своим везением.

Мы больше не занимались любовью. На следующее утро я проснулся и увидел, что Саванна смотрит на меня, а по ее щекам катятся слезы. Не успел я спросить, что случилось, она прижала палец к моим губам, призывая к молчанию.

– Ночь была прекрасной, – сказала она. – Но я не хочу об этом говорить.

Саванна тесно прижалась ко мне, и я обнял ее и долго слушал чистое ровное дыхание. Я понял – что‑то изменилось, но в тот момент у меня не хватило смелости выяснить, что именно.

Рано утром в день отъезда Саванна отвезла меня в аэропорт. Мы сидели рядом, ожидая, когда объявят мой рейс. Большим пальцем она водила по моему запястью, рисуя круги, а когда объявили посадку, бросилась мне на грудь и заплакала. При виде выражения моего лица Саванна принужденно засмеялась, но в смехе звучала горечь.

– Да‑да, я обещала, – сказала она. – Но ничего не могу с собой поделать.

– Все будет хорошо, – говорил я. – Всего‑то шесть месяцев. Вот увидишь, ты еще будешь удивляться, как быстро пролетело время.

– Легко говорить, – всхлипнула она. – Но ты прав. На этот раз я буду сильнее. Со мной все будет в порядке.

Я с сомнением посмотрел на нее.

– Правда, со мной все будет в порядке, – пообещала она.

Я кивнул, и мы долго молча смотрели друг на друга.

– Не забудешь смотреть на полную луну? – наконец спросила она.

– Ни одной не пропущу, – поклялся я.

Мы поцеловались на прощание. Я крепко обнял Саванну, прошептал «люблю», затем заставил себя выпустить девушку из объятий, закинул сумку на плечо и затопал по трапу. Украдкой оглянувшись через плечо, я увидел, что Саванна уже ушла, затерявшись в толпе.

В самолете я откинулся на спинку кресла, молясь, чтобы слова Саванны оказались правдой. Хотя я знал, что она любила меня, я вдруг понял, что любви и заботы не всегда достаточно. То были кирпичики наших отношений, но строение неминуемо станет шатким без цемента проведенного вместе времени – долгих дней без угрозы неминуемой разлуки. Скрепя сердце я признал, что плохо знаю Саванну. Мне не приходило в голову, как она перенесла мой прошлогодний отъезд, и, как ни ломал голову, не мог ответить, как повлияет на Саванну нынешняя разлука. Наши отношения можно было сравнить с детским волчком: вместе у нас хватало силы заставить его вертеться, мы наслаждались красотой волшебного зрелища и почти детским ощущением чуда, однако стоило нам расстаться, и волчок замедлял вращение, начинал «нырять» и качаться. Мне предстояло придумать способ спасти наш волчок от неизбежного падения.

 

Я усвоил прошлогодний урок. В июле и августе я не только строчил Саванне письмо за письмом, но и часто звонил, внимательно вслушиваясь в ее голос и пытаясь распознать малейшие признаки депрессии или желание услышать слова любви или страстные признания. Сперва я очень нервничал перед каждым звонком, но к концу лета уже ждал их. На работе она делала успехи, в августе пару недель провела с родителями, а затем начался осенний семестр. С сентября мы начали обратный отсчет дней, оставшихся до окончания срока моего контракта – их было ровно сто. Считать оказалось легче в днях, чем в неделях или месяцах – словно срок, оставшийся до встречи, становился маленьким и нестрашным. Самое трудное позади, напоминали мы друг другу, и тайное беспокойство наконец‑то начало меня отпускать, по мере того как листков на календаре оставалось все меньше. Я все больше проникался уверенностью, что теперь никто и ничто на свете не помешает нам быть вместе.

А потом наступило одиннадцатое сентября.