КЛАДБИЩЕ

Кладбище находилось на краю деревни в сосновом бору. Издали кресты да оградки видел, а вот внутрь заходить не доводилось. Слышал как-то, бабушка маме место нахваливала, мол, сухо и, где ни копни, повсюду белый песок. Слышать это было странно. Кладбище мальчишки всегда обходили стороной. Особенно угнета­ли пластмассовые венки и цветы. Сейчас, проходя между оградок, так и цеплялся взглядом за фотографии знако­мых лиц. Слева приветливо улыбался дед Вася Козлов. Вот-вот произнесет: "Привет, Митька, Николин внук. Помнишь, я смастерил тебе лук?" Стрельбой из лука па­цаны увлекались целый сезон. Кажется, это было в то лето, когда Митька перешел в третий класс. Справа на них строго смотрела баба Паша Абрамова. Смотрела так пристально, что Митька невольно кивнул и прошептал: "Здрасьте!". Бабы Паши он побаивался. И причина для этого была веская. За ее садом был пруд. Возле пруда па­цаны любили жечь костер. Пекли картошку, рассказывали страшилки, играли в ножечки. За забором, сколоченным из горбыля, дразнили спелостью кусты мохнатого кры­жовника. Время от времени пацаны просовывали между неровными краями досок худенькие руки, засучив до плеча рукава футболок, чтобы сорвать несколько еще кисло­ватых, но очень крупных ягод. И хоть у каждого возле дома этого крыжовника было навалом, бабин Пашин казался вкуснее. Как пронюхала старая про их неблаговидные дела, одному Богу известно, но однажды застукала с по­личным. Выросла, как из-под земли. "Ах, ворюги вы эта­кие! Сейчас я вам!" Пацаны горохом отскочили от забора, а у Митьки рука в дырке застряла. Ни туда ни сюда. Всю в кровь ободрал: не вытащить — и все. Тут и "отходила" его баба Паша крапивой по первое число. За всех одному досталось. Навек усвоил, как зариться на чужое.

Вот и свежая могилка. Хоть убей, но образ деда с этим песчаным холмом никак не вязался. И никаких чувств на Митьку не нахлынуло. Да и отца особо не проняло. Зачем-то пошатал деревянный крест, словно хотел про­верить его на прочность. Покрошил на могилку печенья для птиц. Поправил еловые лапки по краям, чтобы зверье не разрыло свежую землю.

— Спи, дед, спокойно. И прости меня! Виноват я перед тобой! Ты простишь, я знаю. Большая у тебя душа была.

Стоило им отойти от могилы, как откуда ни возьмись появилась яркая острокрылая сойка и принялась быстро клевать крошки. Значит, где-то рядом витает душа деда. Он сам так говорил. А знал дед много!

— Я завтра уезжаю. На работу надо, — не глядя на Митьку, произнес отец. — Ты... в деревне останешься или со мной в город поедешь? — и напряженно ждал Митькиного ответа.

— С тобой, — сказал Митька. Сказал спокойно и твер­до, как само собой разумеющееся. И был удивлен реакцией отца. Лицо у того вдруг сделалось по-детски счастливым. И он даже не пытался этого скрыть.

— Вот и отлично! Знаешь, я так привык к тебе за эти три недели! Не хочу один оставаться. А в выходные снова в деревню приедем, да? Баню стопим. Научишь меня париться?

Митька моргнул глазами. Согласился. Ему почему-то снова показалось, что он старше отца, и намного. Надо будет когда-нибудь его на утреннюю рыбалку с собой взять, что ли. А то ведь он со своими финансовыми делами настоящей жизни почти и не видел. Эх, да-а-а!

PS

В город возвращались молча. Каждый в своих мыслях. Отец тоже думал про деда. Это факт.

Дома, едва успев скинуть с ног кроссовки, Митька кинулся к компьютеру. Навел шуструю стрелку на кон­верт с надписью "Доставить почту". Закрутился в углу экрана глобус. Замигали голубыми глазами огоньки интернета. И черным курсивом ударили в глаза буквы:

"Петрова Рита". Тема: " Привет! Это я!" Лихорадочно защелкал пластмассовой мышью. Письмо было неболь­шим: "Дима! Привет! Это я. Как твои дела? Очень надеюсь, что отдохнули вы хорошо. В начале августа мы с папой собираемся приехать в Петрозаводск на целую неделю. Очень хочу тебя увидеть! Передавай привет дедушке. Пиши. Рита".

Митька закрыл глаза и прошептал:

— Дед! Тебе от Риты привет! Слышишь?

"А как же! — зазвучал в голове родной голос деда. — Приедет, покажи ей все наши заветные места. Ключ от лод­ки у меня над дверью в предбаннике. Плывите с Богом!"

— Спасибо, дед! — прошептал Митька.

— Ты с кем говоришь? — удивленно спросил вошед­ший в комнату отец.

— Да так, про себя, — слукавил Митька и боднул отца лбом в плечо, как обычно шутил только с дедом.

— Ну, все ясно! — обеими руками обхватил Митьку отец, легонько приподнял и бережно опрокинул на ковер.

Клубком катались по полу два слившихся в одно те­ла. Беззвучно смеялись две пары глаз, и разрумянились щеки от азартной борьбы: кто кого положит на лопатки. И вдруг — возглас отца:

— Стой! Замри! А то раздавишь муравья!

Тяжело переводя дух, Митька сел на полу. Чего это он? А отец, оторвав от газеты уголок, заботливо подса­живал на бумажку рыжего скитальца. Тот, как две капли воды, был похож на своего собрата, которого Митька спас от тяжелой туфли Маргариты Рашидовны. Митька даже пока­чал головой — как давно это было! Будто прошло с тех пор не три месяца, а три длинных года! Вообщем, было это... было это... когда был маленьким! Вспомнил, и сразу захотелось увидеть одноклассников: Цыганкова, Маркова, Птицыну... И даже саму Маргариту Рашидовну!

Улыбаясь и повернув голову набок, Митька пристально следил за каждым движением отца. А тот тем временем уже поднес муравья к форточке, заговорщицки подмигнул Митьке и осторожно выпустил бумажку из рук. Потом как-то очень смешно округлил щеки и дунул вслед муравью:

— Лети, бродяга!