Подвиги Геракла. «На хрена Осине в Лондоне столько рубинов?«На хрена Осине в Лондоне столько рубинов? – думал Геракл, выходя из метро на Кутузовский проспект. А с другой стороны – не его это дело. Плату за учебу в институт внучке он вносит вовремя. А уж как дед достает деньги – это никого не касается… В Великой Отечественной войне ему так и не довелось поучаствовать. Хотя, как ни крути, в 1941 году ему было только двенадцать лет. В 44-м – пятнадцать… В спецшколу взяли, а на фронт – нет. Вот и пришлось стать «бойцом невидимого фронта». Выходит, все равно – фронтовик. «На каком же фронте я сегодня воюю? Если работаю на Осину – значит ли это, что работаю на врага? Осина-то в Лондоне. Стало быть, перебежал к потенциальному противнику. А если бы был здесь? Крови на его руках нет. Хотя немало статей Уголовного кодекса по нему плачут. Может, еще не поздно остановиться? Позвонить Егору – и все кончится… Но останутся «Структура» и Генерал. А Генерал недвусмысленно намекнул, что если кончатся проблемы у него, то они начнутся у Даши…» Геракл решил взять рубин со шпаги Мюрата, сдать его Генералу, а потом позвонить Егору. Он что-нибудь придумает. Очередь в музей была небольшая. Идти напрямую, предъявив удостоверение «Служба безопасности президента», он не стал. Ни к чему привлекать даже малейшее внимание. Еще в период работы «на холоде» в Германии он научился полностью растворяться в толпе, как бы теряя свои национальные, расовые и индивидуальные черты. Лучше будет, если здесь его появление окажется незамеченным. Он встал в очередь за симпатичной барышней. Та оглянулась и лучезарно улыбнулась: – Дедуль, вам, наверное, без очереди. Вы ж ВОВа? – Нет, я Гера, – машинально ответил Иконников. – Это в смысле – участник Великой Отечественной войны… Ему, старому дураку, показалось, что она улыбнулась ему как мужчине. А она – как ВОВе… Через минуту милиционер на входе дал отмашку, и вся небольшая группа, последняя на этот день, устремилась к входу в музей. Экскурсоводом у них была очень миленькая девушка с огромными карими глазами и очень стеснительная. Когда посетители задавали ей особенно глупые вопросы, она смущенно улыбалась, отчего у нее на щеках образовывались очаровательные ямочки. Залюбовавшись, Геракл понял, что часть ее рассказа уже пропустил. – Ни к одной войне Наполеон не готовился так тщательно, как к вторжению в Россию. В ночь с 23 на 24 июня 1812 года французские корпуса начали переправу через пограничную реку Неман. Более 600 тысяч солдат со всех концов Европы во главе с самим императором вступили на русскую территорию. По масштабам того времени это была беспримерная воинская армада. Кроме того, у Наполеона был один из лучших в Европе офицерский корпус и отличное вооружение… Тут мысли Геракла «забуксовали» и проскочили мимо большого информационного блока. Его мысли текли в своем направлении: «Работая на сбежавшего олигарха, он секретов родины не продает. Хотя, конечно, законопослушным его назвать тоже сложно»… «Что интересно, – продолжал думать Геракл, тупо уставившись на стенд с офицерским оружием наполеоновской армии, – тот его начальник, который сдал всю систему прослушки в американском посольстве в Москве, наверное, сотенные до получки не считает. А уж тот, кто сдал американцам сверхсекретные коды и шифры, заодно со всей нашей резидентурой – тот и вовсе может обучать детей в самых престижных университетах»… И никто не спешит называть их предателями. Намекают туманно, что нехорошо, дескать, своих сдавать. Но при этом вроде как допускают мысль, что они делали это бескорыстно. А Генерал, он кто – руководитель «Структуры»? Или просто наемный служащий, выполняющий любое задание босса? А ведь он мог бы заинтересовать не только уголовный розыск, но и ФСБ… На таком фоне попытки Геракла заработать деньги Дашке на учебу выглядят как пионерская вылазка на пляж без разрешения вожатой… – Перед вами сабля в ножнах Наполеона Бонапарта, подаренная ему в 1799 году Французской республикой за Египетский поход. Кстати, это дар музею частного коллекционера… Справа от вас на стенде – сабля офицерская, кавалерийская, первая четверть XIX века. Над витриной, на стене – пистолеты кремниевые, солдатские. А это – шпага маршала Мюрата, украшенная золотыми аппликациями по ножнам и большим рубином на темляке… – Темляк – это петля или лента на рукояти шпаги. В бою его надевали на руку, чтобы крепче держать оружие. А то, о чем вы говорите – украшение на эфесе… – поправил ее Геракл и спохватился: он же не должен был никому в музее запомниться! Не удержался… Так вот его заказ… Ножны украшены аппликациями и золотой надписью. С французского ее можно было перевести легко, несмотря на принятые сокращения: «Наполеон – маршалу Мюрату», и далее факсимиле: «Е.И.В. (Его Императорское величество) Нап. Бонапарт». На эти детали у Геракла ушли секунды. Чуть дольше он задержался взглядом на рукояти шпаги: золотой массивный эфес был украшен множеством мелких бриллиантов; на рукояти, переходя в навершие, сверкала голова льва, держащая в широко раскрытой пасти большой алый рубин. Его-то, желательно без хлопот и шума, и нужно было Гераклу изъять. «Последний подвиг Геракла, – подумал Иконников. – Вечером позвоню Егору…» …Когда их небольшая группа стала подниматься по винтовой лестнице наверх для лицезрения главного экспоната музея – живописной панорамы «Бородинская битва», Геракл чуть приотстал и незаметно присоединился к группе, которая, закончив экскурсию, спускалась в подвальное помещение музея, в гардероб. Собственно, до гардероба дошли всего трое, включая Иконникова. Стояла теплая погода, и только у двух экскурсантов оказались вещи, сданные в гардероб: старик лет ста забрал замысловатую зонт-клюку, да пожилая дама попросила выдать ей соломенную шляпу. Геракл, сделав вид, что ошибся направлением, незаметно юркнул в боковой коридорчик. Из него было две двери – одна, опечатанная, вела в хранилище. Он не постеснялся бы снять печать, если бы шпага Мюрата с рубином была там. Увы, последний подвиг Геракла был еще далек от завершения. Отмычкой он без труда открыл дверь напротив. Там, как он заранее убедился, готовясь к выполнению этого заказа, была комната отдыха научных сотрудников – правда, для отдыха мало оборудованная. Он тихо притворил за собой дверь, не зажигая света. Даже узкая полоска света под дверью, замеченная дежурным, могла загубить весь замысел. Он без труда разглядел четыре скромных пластиковых стола, шесть стульев, титан для горячей воды. Прошел в угол, разместился за титаном, закрыл глаза и дал себе команду подремать. Когда он проснулся, на его «командирских» со светящимся циферблатом было девять. Тот факт, что на улице уже стемнело, на данном этапе операции его мало волновал. Манипуляции с электронной защитой витрины с оружием ему предстояло выполнять в зале, не имевшем окон. Открыть дверь зала, в котором прелестная экскурсоводочка знакомила их сегодня с оружием наполеоновской эпохи, также не составило труда… Но это только в романах и фильмах все всегда проходит гладко, и то лишь у наших разведчиков. А он в этом эпизоде исполнял, увы, роль «чужого». Вот ему и не повезло. Когда рубин с рукояти шпаги был уже за пазухой и Гераклу оставалось только закрыть витрину и вновь включить сигнализацию, в зале неожиданно зажегся свет. Геракл успел присесть, спрятавшись за куб кругового обзора. В семьдесят девять лет приседания, особенно резкие, – не самое приятное развлечение. Дико разболелось колено. Он с трудом выдерживал эту нелепую позу. В конце концов, раздался сиплый старческий голос: – Кто здесь? Возглас был коротким, но с выраженным хохлацким «Х». Геракл был готов поклясться, что когда-то уже слышал этот голос. Он чуть выглянул из-за куба. На пути к спасительной двери из зала стоял коренастый, сутуловатый человек преклонного возраста. «Постарше меня, а все еще работает», – машинально отметил Геракл. Вступать в смертельное сражение с ветераном он не планировал, его задача была предельно проста – миновать ночного дежурного и покинуть здание музея. Но сделать это незаметно, увы, оказалось невозможным. – Ты хто? – спросил старик. – Конь в пальто… Ответ, конечно, дурацкий, но каков вопрос – таков и ответ. – Ты, старик, что здесь делаешь? – От старика слышу. Не видишь, что ли – заблудился я. Покажи, где выход, меня семья ждет, горячий чай и мазь от радикулита. Старик перевел настороженный взгляд на витрину с оружием. Видно, глаз у него был наметан. По каким-то незаметным стороннему взгляду деталям он понял, что система безопасности не включена. Дальше последовала незамысловатая цепь умозаключений ветерана то ли армии, то ли милиции и однозначная реакция: – Руки вверх! – Ты чего, с дуба рухнул? – огорошил Геракл дежурного молодежным сленгом – Я что тебе, фашист какой? – Вы, ворье, хуже фашистов! Всю страну, сволочи, растащили… А ну, выверни карманы! – А ордер у тебя есть? – Должность у меня есть. А там, наверху, еще один дежурный есть, – громче, чем надо бы, словно пытаясь привлечь внимание коллеги, пригрозил ветеран. – Врешь, старик, ты в музее один, – доброжелательно ответил Геракл. – Ну ничего, я с жуликом и один справлюсь. Тем более – старым. – He всякий старый человек – старый жулик! Сдаваться на милость победителя совсем не хотелось. Даже если учтут его правительственные награды, даже если поверят в красивую легенду – дескать, всю жизнь мечтал подержать в руке шпагу маршала Мюрата – все равно, любой срок для него будет пожизненным приговором. Он приоткрыл незапертую еще на «секретку» витрину, взял шпагу маршала. «Надо же, как руки у нас с французом схожи, – подумал Иконников, – точно в руку шпага легла». Он чуть согнул ноги (при этом опять неприятно хрустнуло правое колено), поднял левую руку вверх, чуть отвел ее назад… Встал в классическую позу фехтовальщика. – Пропусти меня, дед, я уйду и с тобой ничего не случится. – И не надейся – уперся ночной дежурный. Он окинул взглядом зал с оружием. Сделал два быстрых шага, снял со стены кремневое ружье с примкнутым штыком и сделал выпад, которому позавидовал бы фельдфебель времен Первой мировой войны. Геракл резким движением шпаги отбил нацеленный на него граненый клинок. Правое колено при этом заломило, но ему все же удалось парировать атаку дежурного. Тот чуть отступил и вдруг сделал еще один выпад, но не в грудь, а увел его обманным движением ниже. Штык чуть коснулся правого колена, не нанеся полковнику ощутимого вреда, но напомнив о недавней травме. Геракл отвел длинный ствол ружья французского солдата и резко опустил руку со шпагой, попав в старомодный до зеркального блеска начищенный ботинок ночного «портье». Тот с трудом сдержал крик боли – шпага пробила кожу ботинка и, вероятно, нанесла сопернику ощутимый урон. Казалось, лихо сразившийся с ним боец потерял на минуту сознание от болевого шока. Этого времени Гераклу было достаточно, чтобы рассмотреть крупные черты лица, короткие рыжие бакенбарды, крупную родинку на щеке, рядом с носом. Когда тот открыл глаза, Геракл вежливо задал вопрос: – Вы случайно в Киевском государственном университете не обучались? – Обучались, – дал «признательные показания» поверженный. – Не на юрфаке ли? – спросил Геракл. Тот, морщась от боли, покорно кивнул головой. – И в 1952 году окончили? – Точно так: в смысле – так точно. – Ну что? Узнал? – Неужто Геракл? То-то я смотрю – кто бы еще смог отбить мой удар штыком?.. – Вспомнил? Секция фехтования КРУ, первые послевоенные годы. В самой моде фехтование на штыках, примкнутых к карабинам. – Должен, однако, заметить, Гера, что штыки у нас были не граненые, как этот, а эластичные. Задача была – обозначить укол, а не пронзить соперника насквозь. – Болит? – Сомневаешься? – Ты мне тоже своим штыком круто заехал по больному колену. – А мне одно утешение – сражен шпагой маршала Мюрата. Разговор у них затянулся. Многое пришлось рассказать друг другу, пока не был достигнут «консенсус»: 1. Геракл уходит, сдает рубин «Структуре», после чего сдается сам – Егору из Генпрокуратуры. 2. Остап Сокуренко, выпускник КРУ 1952 года, подполковник КГБ в отставке, вызывает «скорую», милицию и сливает им информацию, которая, по их расчетам, не могла бы повредить Гераклу. 3. Когда все кончится, Осина получит по заслугам. «Структуру» прикроют, Остап обоснует необходимость наличия двух дежурных, учитывая рост интереса криминального элемента к экспозиции музея, а Геракл, освободившись от смертельно опасного контракта со «Структурой» придет в музей дежурным, работать в паре с Остапом. – Вот тогда у нас будет немало времени, чтобы вспомнить все, что нас объединяет. – А я продолжу изучение собрания оружия наполеоновской эпохи, – улыбнулся Геракл. – Коллекция очень красивая. Особенно эти карие глаза… Оба облегченно рассмеялись… – Жаль, рубин ты обязан забрать. Не потеряй. Он гордость музея. Моего музея. – Теперь уже нашего…
|
