Открытое небо.

Я родился в месте, которого нет,
мой знак – не иметь и не подавать знаков.
Ты говоришь, что видишь мои уста, уши, очи, нос –
они не мои.

Я – жизнь жизни.
Я этот кот, тот камень, никто.
Я выбросил дуальность как старую ветошь,
я вижу и знаю все времена и миры,
как одно, одно, всегда одно.

– Руми –

Шторм утих, и мы решили, что заслужили себе еду хорошей работой над интервью. Она хотела, чтобы платил журнал, но я мягко настоял на том, чтобы это сделал я, и она согласилась. Я взял свой велосипед, мы перешли набухшую и мутную реку и направились в центр города, где был выбор неплохих закусочных.

– Можем ли мы продолжить интервью? – спросила она.

– Конечно, – сказал я.

– Мы можем вернуться к началу на минуту и поговорить о правильном действии?

– Конечно.

– Термин "правильное действие" часто можно услышать в кругу духовных искателей. Это одна из ступеней буддистского Восьмиэтапного Пути, но я не думаю, что вы имеете в виду правила воздержания. Правильное действие всегда употребляется как обозначение какой-то высшей морали с центром в сердце, но в ваших устах это звучит как-то по-особенному, не так уж морально, если вы позволяете себе убить кого-то.

– Вы знаете, что такое агапе?

– Да, это вроде высшей формы любви. Божественная любовь.

– Да, так думают все, но на самом деле это не так. Это одна из тех вещей, которые нельзя понять, пока не испытаешь её напрямую. Та любовь, которую мы знаем, есть лишь тень агапе – как отсвет пламени свечи на стене не является самим пламенем. Это что-то изначально совершенно иное, но любовь это самый близкий доступный образ агапе, поэтому мы обозначаем его этим словом. Правильное действие – то же самое. Мораль это всего лишь его тень. Правильное действие это не высшая степень морали, так же как агапе это не высшая степень любви. Когда есть понимание и способность действовать из правильного действия, мораль становится ненужной – она тут же устаревает и отбрасывается. И это находится в сердце Бхагавад Гиты. Арджуна, как моральное существо, бросает оружие и отказывается дать сигнал к началу войны. Кришна обращает его в существо правильного действия, освободив его от заблуждения, и Арджуна поднимает своё оружие и даёт сигнал. Правильное действие не имеет ничего общего правильным и неправильным, добром и злом, хорошим и плохим. В нём нет альтруизма или сострадания. Мораль это набор правил и установок, которыми ты пользуешься в своём путешествии по жизни, когда стараешься управлять кораблём, вместо того, чтобы дать ему плыть по течению.

– Без дураков?

Я засмеялся.

– Без дураков. Дао говорит: "Когда забыто великое Дао, появляются добро и мораль". Вот что это значит.

­– Значит, э-э, ваш персонаж на сцене…

­– …исполняет свою роль. Он видит, как будущее течёт на него, и он двигается вместе с ним. Он не останавливается, чтобы посоветоваться с книгами или правилами.

– Значит, если поток говорит начать войну…?

– Конечно. Ты начинаешь войну.

Она сделала паузу, размышляя.

– Мне кажется, что я иногда действую так, в потоке, но не всегда, не по большому счёту. Думаю, я испугалась бы оставить свою мораль.

– Это абсолютно естественно. Это доверие, развивающееся в тебе по мере того, как ты отпускаешь иллюзию контроля.

– Именно это и делают такие люди, как Сонайа, ну, религиозно преданные люди?

– Да, именно это. Вобщем-то, вера во что-то другое, нежели чем в "я", позволяет отпустить штурвал – сдаться. По какой бы причине ты ни сделал этого, каким бы именем ни назвал эту новую силу или силы, это будут очень позитивные изменения, поскольку бесконечный и безошибочный разум вселенной возьмёт управление на себя.

– Как христианское перерождение…?

– Да. Они оставляют иллюзию контроля. Не важно, почему ты делаешь это, важно, что делаешь. В этом вся разница и корень учения всех великих религий. Христиане говорят: "Не для меня, но для тебя", индусы говорят: "Брама – главный возница", мусульмане говорят: "На всё воля Аллаха". Всё это об одном и том же. Страх и эго – другими словами, невежество – держат твои руки на штурвале. Отпусти штурвал по какой бы то ни было причине, и управление будет происходить само.

– Значит, когда люди говорят о том, что они "не на пути"…?

– Они находятся у земли и не видят более широкой картины. Возвращение это движение Дао. Всё находится в постоянном процессе возвращения в своё истинное состояние. Быть "не на пути", в действительности означало бы быть вне сознания. А такого места не существует.

Джулия сказала, что на обед хочет сэндвич с грибами, и мы свернули к кооперативному гастроному, где продавались приличные сэндвичи. Я припарковал велосипед, мы вошли, заказали и несколько минут оглядывались по сторонам в ожидании нашей еды. Рядом лежал журнал о просветлении, я взял его. На обложке был вопрос: "Что значит, быть в мире, но не принадлежать ему?".

– И, – сказала она, читая через моё плечо, – что это значит?

Я открыл журнал и быстро убедился в своих подозрениях. Они по существу переиначили вопрос "Как вести духовную жизнь в материальном мире?".

– Согласно этому журналу, это значит "Как одновременно иметь пирожок и съесть его?".

– Что, конечно, невозможно, верно?

– Согласно этому журналу, возможно.

***

Это вопрос о добропорядочном гражданине и отшельнике. Любой, кто хочет переупаковать просветление для массового потребления, должен сперва создать иллюзию, что оно находится в пределах лёгкой досягаемости клиента. Может, оно и правда, что цена истины ­– всё, но правда не платит по счетам. В коммерческой модели ценой истины является всё, что можно не напрягаясь себе позволить.

Журнал, который я держал в руках, собрал вместе целую плеяду духовных светил, освещающих своим сияющим умом вопрос "как быть в мире…", что, конечно, совершенно необходимо, если ты надеешься убедить честных и образованных читателей в том, что абсурд это истина, и очевидное – ложно. Может показаться, что подобная задача невозможна, но редакторы и торговцы знают, что люди купят всё, что правильно упаковано. Религиозная архитектура – тому возвышающийся памятник.

Я не наивен в таких вещах. Я знаю, что издатели книг и журналов не радеют о просветлении. Они радеют о продаже книг и журналов, а не истины, и они знают, что искатели с радостью заплатят, чтобы быть убеждёнными в том, что, оставив в стороне здравый смысл, они смогут пробудиться, не просыпаясь. Таково состояние сегодняшних духовных издательств, сегодняшней духовности, и в конечном итоге, всё из-за того, что эго сделает всё, чтобы выжить.

Я много времени провожу у полок новых и подержанных книг, рыская по сети, листая журналы – всё ищу того, кто может хорошо говорить о состоянии просветления и, что ещё интереснее, о процессе его достижения. Конечно, когда предметом является просветление, ты ограничен тем, что можешь говорить о том, чем оно не является, потому что, по сути, о нём ничего нельзя сказать. На каждые несколько сотен публикаций, претендующих на вескость своих заявлений на сей предмет, вероятно, всего одна действительно имеет таковые, и на каждые несколько сотен духовных пастырей, ведущих свои поклоняющиеся стада вверх в гору, вероятно лишь один проведёт их через обрыв к реальности.

Я не хочу сказать, что все духовные лидеры непросветлённые. Следуя тому же иррациональному импульсу, побуждающему меня к выражению того, что я знаю, пробуждённый человек может, в редких случаях, стать духовным лидером. Но даже если он им становится, он никогда не ведёт людей к просветлению. Откуда я знаю? Я знаю, что ни один духовный учитель не ведёт к просветлению, потому что к просветлению нельзя провести. Нет учения о просветлении. Отсюда мы видим неизбежный результат – все идут за гуру, все становятся всё более духовными, но никто не пробуждается.

Когда дело доходит до "учений без учений", вы сталкиваетесь с дзен и адвайтой, но будьте внимательны, не попадитесь в туристические ловушки, где можно ходить кругами многие годы и жизни. Например, Рамана Махарши предписывал использование вопроса "Кто я?" в качестве бура, безжалостно просверливающего все слои эго и иллюзии. Но этот процесс самоисследования сам погряз в слоях эго и иллюзии, переупакованный для массового использования. Ученики Раманы стали учителями, и их ученики стали учителями, и центральный бриллиант – процесс самоисследования – превратился в приманку для покупателей. Те, кто соблазнился простотой и ясностью самоисследования, оказались затянутыми в болото учителей и учений, гуру и их болтовни, эго и иллюзий, откуда, похоже, им не скоро придётся выбраться.

Четыре слова: Спроси себя "Кто я?". Четыре слова, которые делают излишними все остальные слова, включая слова Раманы Махарши. Четыре слова, не нуждающиеся ни в толковании, ни в доработке, ни в разъяснении. Четыре слова, дающие само-уверенность и само-определение. Но завершённое духовное учение, умещающееся на спичечном коробке, это не то, чего хочет каждый. Самоуверенность это не то, что хочет каждый. Каким же образом такая простая вещь, как самоисследование, искажено и раздуто так, что его и не узнаешь?

Эго. Всегда эго.

Фундаментальный конфликт в духовном поиске состоит в том, что эго желает духовного просветления, но оно никогда не сможет достичь оного. "Я" не может достичь "не-я". Вот почему тот, кто хочет продать просветление, должен сначала уменьшить его до более удобных пропорций, чтобы эго могло этого достичь. "Просветление лайт" – мягче набивка, лучше вкус.

Фундаментальный конфликт можно разрешить, лишь изменив уравнение. Да, это обман, но все согласны с этим. Духовное просветление становится чем-то, что эго может достигнуть, и теперь уравнение работает к всеобщему удовлетворению. Эго продолжает благородный поиск, а процветающая духовная индустрия продолжает процветать. Конечно, никто не добывает грааль, но если ты понимаешь фундаментальный конфликт, ты видишь, что никто даже и не хотел этого.

Поиск грааля идёт ради поиска, а не ради грааля.

***

Слушай!

Вот всё, что тебе нужно знать, чтобы стать просветлённым:

Сядь, замолкни, и спроси себя, что истинно, до тех пор, пока не узнаешь. Вот и всё. И в этом всё учение о просветлении, вся практика. Если у тебя возникнут какие-либо вопросы или проблемы – не важно, какие – ответ всегда один и тот же:

Сядь, замолкни, и спроси себя, что истинно, до тех пор, пока не узнаешь.

Другими словами, иди и прыгни с обрыва.

Не подойди к краю и поразмышляй о том, как прыгать. Не читай книг о том, как прыгать. Не изучай искусства и науки о том, как прыгать. Не вступай в группу поддержки прыжков. Не пиши стихов о прыжках. Не приставай к тому, кто уже прыгнул.

Просто прыгай.

***

Я вернулся к вопросу Джулии о вопросе на обложке журнала.

– Это значит то, о чём мы говорили, – ответил я ей. – Это значит, что ты играешь свою роль на сцене, но ты не путаешь свою роль с собой, или сцену с реальностью. Это значит, ты знаешь, что ты играешь роль в поставленном спектакле. Если сменить аналогию, это как осознанный сон. Ты достигаешь нормального пробуждённого сознания в состоянии сна, поэтому ты находишься во сне, но не принадлежишь ему.

– Сомневаюсь, что так сказано в журнале, – сказала она.

– Это не важно, – ответил я. – Нет никакой пользы в понимании этого. Ты знаком с этим, потому что это твоя реальность, или наоборот, ты этого не знаешь, потому что это не является твоей реальностью.

Я полистал журнал – там шло объявление за объявлением, предлагающие книги, учителей, изделия в порнографической пародии на человеческое желание познать истину – менялы в храме.

– А что бы ваш журнал сказал об этом? – спросил я Джулию.

­– Как быть главой семьи и отшельником одновременно, что невозможно, верно?

– Если вы имеете в виду, можно ли совершить сделку с просветлением – быть пробуждённым, не просыпаясь – то ответ "нет". Если вы имеете в виду жить духовную, сострадательную жизнь, и в то же время растить детей, иметь дом, семью, карьеру и прочее, я полагаю, ответом будет "да", но это не про меня.

***

Произнесли наше кодовое название – "Беатрис", что означало, наши сэндвичи готовы.

– Что вы думаете о людях? – спросила Джулия.

Я был немного ошарашен её вопросом и уставился на неё с открытым ртом.

– Ох…

– Вы можете не отвечать прямо сейчас, – сказала она. – Подумайте над этим, и, может быть, мы поговорим об этом во время еды.

– Мм… окей.

В кооперативе не было сидений, поэтому я взял пару пластиковых пакетов на кассе и мы сели на траву поблизости за столиком для пикников, используя пакеты, чтобы не намочить попы. Я заказал сэндвич с ростбифом, и Джулия посмотрела на меня как-то искоса, удивляясь, полагаю, что я мясоед. С деревьев на нас немного капало, но, похоже, нам было всё равно.

– Я смотрю на людей, как это делал бы вампир.

Джулия поперхнулась.

– Как на еду? – спросила она с полным сэндвича ртом.

– Ах, да, извините. Нет, не как еду. В аналогии с вампирами есть несколько недочётов. Я забыл о том, что они могут сосать кровь.

– Мне казалось, это важная часть. И как же вампиры смотрят на людей?

– Как на нецелостных. Полуживых. Полусонных. Потенциально пробуждённых, но спящих.

– Как зомби?

– Не знаю. Похоже, это слишком. С другой стороны, оглядываясь на свою жизнь до просветления, я думаю, что аналогия с зомби не так уж плоха. Я жил как во сне, как будто меня вовсе не было. Звучит противоречиво, но похоже на то. Давайте используем аналогию с осознанным сном. Если вы пробудитесь внутри сна, как вы будете смотреть на людей во сне? Насколько серьёзно вы будете всё воспринимать?

Она медленно жевала. Похоже, внимательно слушала. Я вернулся к аналогии со сценой.

– Представьте себе, что вы в зрительном зале смотрите спектакль, и постепенно понимаете, что актёры не знают, что они актёры. Они думают, что они нормальные люди, живут нормальную жизнь, не осознавая, что играют на сцене. Вы бы никогда не поверили, что такое возможно, если бы сами не были там и не верили в то же самое.

– Да, было бы очень странно, – согласилась она. – Значит, мы сидим здесь сейчас с вами, оба на сцене, и с вашей перспективы вы разговариваете с…? Ох! Вот почему вы почувствовали себя неловко, когда услышали вопрос! Вы не хотели называть меня зомби. Это так мило!

Моя улыбка означала "глупости, мадам".

– Я не знаю, может быть. Мне ничего не стоит отвечать на вопросы настолько честно и точно, насколько я могу, но это просто не всегда возможно. Просто сказать, что я вижу людей как полусонных, или, как говорит Дао, как чучела, не подводит нас к основному вопросу о том, кто я и что есть эта сцена и что здесь делают другие. Для меня, да, непробуждённые люди будто не совсем присутствуют, но если задуматься, это место предназначено именно для этого. Какой смысл быть просветлённым на земле? Есть ли более бестолковое занятие, чем сидеть в зрительном зале и смотреть спектакль, который играется исключительно для развлечения актёров? Поистине, если за этим столом и есть проигравший, в любом смысле этого слова, то это я, потому что это я сошёл со сцены в припадке гнева со словами "Я больше не играю".

– Вот чёрт, – задумчиво произнесла она.

– Да, это только начало. Разница между нами не в том, что я просветлённый, а вы – нет. Разница в том, что я знаю это, а вы – нет. Я обладаю сознанием без "я", а вы – нет. Знаю, что это звучит, как речь гуру, но это правда. Истина одинакова для нас обоих. Я не достиг лучшего положения, нежели вы. Именно это имеют в виду, когда говорят, что поиск просветления похож на метания рыбы в поисках воды. Одна рыба знает, другая – нет, но обе они плавают в океане воды и всегда плавали.

– Вот чёрт, – произнесла она.

Какое-то время мы ели молча. Давненько я не говорил столько без перерыва, и уже стал уставать слушать свой трёп. Когда с едой было покончено, мы собрали свой мусор и неспеша побрели вверх по холму прочь из города в маленький парк.

– Я всё думаю об этом вашем театре… – повесила она в воздухе фразу.

– Да?

– Вы говорите, ну, не о "высшем я", верно? Вы не говорите…

– Я понимаю. Нет. Это не имеет ничего общего с иерархией души, или различными планами сознания, или низшим и высшим "я" и так далее. Из зрительного зала я описываю: все на сцене, в теле или вне тела, на физическом плане, астральном, или буддхическом, где угодно. Всё это лишь более широкие измерения того же драматического спектакля.

– Значит, если я прямо сейчас стану просветлённой, вот прямо в этот самый миг…

– Что, несмотря на многочисленные заявления обратного, невозможно. Но, попробуйте.

– Многие говорят, это возможно.

– Многие много чего говорят. И я уверен, верят в это.

– А вы нет?

– Я не действую на уровне веры. Я могу предположить, что на земле в любое время не более пятидесяти реализовавших истину существ, и я могу догадываться, что большинство из них имеют основания молчать об этом, но я знаю, что никто из них не стал реализовавшим истину, кроме как через медленный агонизирующий процесс самоуничтожения.

– А как насчёт учителей и гуру, которые говорят…?

– Когда кто-то говорит, что стал просветлённым в один миг, возможно, он говорит о трансформации, вызванной трансцедентальным переживанием – переживанием мистического единства или какой-то его вариации. Это мощно и может в огромной степени вас изменить, но это не просветление. Просветление это не вспышка и не происходит как озарение.

– А ученики дзен? Я постоянно слышу их истории…

– Да, – я подумал о Джолин, – Бам! и всё. Нет такой вещи, как моментальное просветление, как и моментальное рождение ребёнка. Аисты на самом деле не приносят детей, и Феи Просветления не порхают над монастырями дзен или где-то ещё. Несложно понять, как эта идея может засесть в голове, но только одним способом гусеница становится бабочкой. Ни одно сколь угодно глубокое прозрение в сущность бытия вампира не поможет вам стать вампиром. Говоря аналогией платоновой пещеры, те, кто увидел огонь, освещающий пещеру, могут естественным образом поверить, что они достигли источника, но огонь – всего лишь простой отблеск солнца, освещающего всё, включая гору, где находится пещера.

– Вот чёрт, – сказала она, сделав озорной взгляд. – Вам никогда не приходило в голову, что вы, э, как бы правильней выразится? С умом… не того?

Я засмеялся.

– Сумасшедший? Само время об этом спросить. Хорошо, давайте поразмыслим над этим. По существу я думаю, что я знаю всё, а все остальные не знают ничего. Я думаю, я разумен, а все остальные безумны. Я никогда не встречал никого похожего на меня, и мне пришлось искать сквозь века и цивилизации, чтобы отыскать подобных себе. Величайшие мужи и жёны, когда-либо жившие на земле – для меня сущие дети в песочнице. Я думаю, что я знаком с божественным разумом, что меня призывает вселенная, и что всё творение существует для моего развлечения. Как же можно сказать, что я не сумасшедший?

Она вытаращила глаза.

– Какой у вас был вопрос, перед тем, как я перебил?

Она продолжала таращиться.

– Я совсем забыла.

Я лишь рассмеялся.

20. Прямо здесь и прямо сейчас.

Все силы мира долго старались
наполнить и ублажить меня,
И вот сейчас стою я здесь, крепкий душою.

– Уолт Уитмен –

Я подъезжал к дому около пяти часов. Я догадывался, что Сонайа специально подстроила моё отсутствие, и предполагал выяснить, зачем. И не ошибся: цементовоз был моей первой подсказкой.

Я припарковал машину, прикидывая, что мне готовит будущее – бассейн или теннисный корт. Если это так, они затеяли его не на том месте. Центр деятельности находился позади меньшей из двух рощиц, рядом с небольшим холмом.

Я направился туда. Восемь или девять рабочих готовились лить бетон. Геодезисты и землекопы очевидно уже ушли, опалубки выставлены, и эта бетономешалка уже не первая сегодня. Они заливали глубокие траншеи, уходящие глубже уровня промерзания. Основной формой был прямоугольник, ясно, что они заливают фундамент для стен, а также большую плиту пола в форме буквы Г вдоль двух стен. Строение, которое я сейчас изучал, врезано в холм, так что земля и деревья будут защищать его с северо-западной стороны, откуда прилетает вся вероломная зимняя погода. Фундаменты образовывали прямоугольник гораздо больших размеров, чем плита пола, и я знал, что это потому, что в дополнение к строению будет низкий внутренний дворик. Я знал, что в здании будет четыре большие спальни на четверых, две общие ванные и большая центральная гостиная с камином. Я также знал, что во дворике будет большое патио, а в центре – яма для костров и приготовления пищи. Стены здания будут возводиться из соломенных блоков и утрамбованной земли, и дом будет иметь вид глинобитной постройки. Я знал всё это, потому что мы с Сонайей обсуждали этот конкретный дизайн спальных домиков ещё пять лет назад.

Эх. Что я там ещё говорил? Кажется, однажды я обмолвился, что неплохо было бы построить взлётную полосу, чтобы у нас был самолёт, и мы могли бы прыгать с парашютом. Лучше найти Сонайю и категорически от этого отказаться.

Или нет.

Я заметил, где они выкопали траншеи для воды и электричества, а также, где они наметили канализацию. Дом расположен в некорпоративной части страны, и ничто из этого проекта не будет рассматриваться государственными службами, кроме канализации. Я знаю нашего районного инспектора по канализации – он сущий дьявол, но уверен, через пару минут общения с Сонайей он попросит лопату и сам сделает всё как положено. Она имеет влияние на людей.

Я забрался на вершину холма и наблюдал за работой. Они хотят сегодня всё залить. Привезли трубы, щебёнку и создали временный въезд с дороги с северо-восточной стороны участка, чтобы не слишком испортить местность. По крайней мере, я полагал, что временный. Мне стало скучно наблюдать, поэтому я спустился и стал помогать ставить опалубки, кидать щебень, и что ещё нужно было сделать. Мы продолжали работать до девяти часов, пока не залили и не разгладили последнюю порцию бетона. Солнце село, бетон залит, и дюжина студентов уселись на вершине холма, перекусывая, болтая. Когда появился я, они удостоили меня аплодисментами. Прежде они никогда не видели меня выполняющим какую-либо настоящую работу.

Вокруг приветствия, лёгкие шутки. Рита дала мне пластиковый контейнер с палочками для еды, и я обнаружил там матар пулао и кусочек пури ещё горячий и хрустящий. Я начал есть, и ребята стали задавать мне вопросы, возникшие во время работы.

– Не так быстро, – вмешался я. ­– Сходите-ка за дровами, сиденьями, может, ещё кто-то захочет к нам присоединиться, и мы организуем костёр там, на будущем внутреннем дворике, чтобы торжественно отметить закладку нового здания. Мы пригласим Сонайю зажечь, когда всё будет готово.

Они тут же стали активно суетиться, а я сел доедать. Вечер был прохладным, почти холодным, так что костёр будет кстати. Кто-то сказал, что Сонайа проводит церемонию пуджа для нового строения, и нам придётся обойтись без неё. Начало моросить, что в действительности было очень приятно.

– Джед?

– Да? – ответил я ртом, набитым хлебом, рисом и сыром. Обернувшись, я увидел, что это Сара. Во время прошлой нашей встречи мы договорились, что она попытается расширить основные взгляды на пользу от своих духовных верований и практик и снова придёт ко мне, когда сможет поделиться какими-нибудь свежими озарениями. Несколько мгновений она молчала, и я увидел, что она борется со слезами.

– О нет, дорогая, что случилось? Иди сюда, сядь.

Я совершенно не выношу слёз красивых молодых девушек. Она села на траву возле меня, и я обнял её за плечо. Она прильнула ко мне, и несколько сдавленных рыданий вырвалось из неё.

– Я не смогла сделать, что вы просили… Я пыталась… Я много думала об этом…

Я засмеялся и похлопал её игриво.

– И это всё? А я уж забеспокоился, не случилось ли чего. Знаешь, что это значит, если ты застопорилась вот так?

Она посмотрела на меня слезливым детским взглядом.

– Что?

– Это значит, ты должна прийти ко мне и спросить. Если люди не будут приходить ко мне и задавать вопросы, я лишусь работы. Ты же не хочешь оставить меня без работы, правда?

Она засмеялась.

– Что я тебе говорил? – сказал я. – "Не волнуйся так, милая". Разве я так не говорил?

Она кивнула.

– А ты, вот, разволновалась из-за пустяка. Вот что мы сделаем… ты собираешься сегодня остаться здесь на костёр послушать старого мудрого тунеядца?

– Да, – сказала она.

– Просто расслабься и наслаждайся вечером, и приходи ко мне поговорить после всего этого. Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, окей?

– Окей.

– Хорошо, а теперь, беги. Если меня застанут в обнимку с такой красивой молодой девушкой как ты, меня обвинят в недостойном поведении и мне придётся стать странствующим аскетом. Знаешь, что это значит?

– Что?

– Бомжом. Буду жить на свалках, мыть подмышки в туалетах на автозаправках, драться с крысами за объедки…

– Какой ужас! Хорошо, я ухожу!

– Приходи после, – напомнил я.

Она встала и пошла помогать в приготовлениях. Пока я продолжал свой ужин на моросящем дожде, они выкопали яму для костра, обложили её камнями, заполнили дровами и расставили вокруг пластиковые стулья и временные скамейки. Места для сидения были расположены неравномерно. Большинство из них находилось с одной стороны, а одно сиденье, самое удобное, располагалось напротив остальных. Я наблюдал, забавляясь и поражаясь, и на ум пришла строка из "Grateful Dead" (она часто приходит мне на ум): "Какое это было длинное и странное путешествие". Как я оказался здесь? Как такая простая вещь, как жажда истины, могла развиться до этого?

И, ещё интереснее, куда направлено это развитие? Сюда? К этому? К этому дому? К этим людям? Я смотрел, как они все вместе готовят наш вечерний костёр. Всё это было ради этого? Всё моё учительство было направлено именно сюда?

Ответ, я знаю, "нет". Близко, но ещё не здесь. Картина ещё не завершена. Даже сейчас более широкий план моей жизни только начинает раскрываться.

Чтобы объяснить это, я должен сказать пару слов о том, как работает мой ум – как я вижу и двигаюсь по жизни. Если говорить просто, я не думаю. Я не делаю выбора и не принимаю решений. Я не взвешиваю возможности и не предпочитаю одно другому. У меня чистое чувство правильности и неправильности, направляющее меня во всём. Ни одно решение в моей жизни не принимается рациональным путём. Я жду развития. Я ощущаю течения, и двигаюсь вместе с ними.

Вам не нужно быть просветлённым, чтобы действовать таким образом – вам нужно лишь отпустить штурвал. Когда вы это сделаете, вам откроется совершенно новый способ течения жизни – основанный на правильности и чувствительный к неправильности. И когда я смотрю на свою жизнь, свою историю, я ищу паттерн, объединяющую тему, сумму всех частей, объясняющую моё существование.

И я прекрасно знаю, что дело не в этом доме, не в этих людях. Всё это лишь ещё одна частичка мозаики. Жертвоприношение самого себя, которое я назвал "духовным автолизисом", было решающим элементом, но не определяющим. Целью моего существования не является просветление – это тоже всего лишь ещё одна частичка. Тот, кто я сейчас, кем я стал, это не конечный результат – это лишь часть более широкой картины.

Но какой более широкой картины? К чему всё это прилагается? Как будет выглядеть мозаика, когда будет закончена? Я сидел на промокшей попе, ел промокший ужин и размышлял, какой единый итог связывает вместе все эти, казалось бы, несвязанные изгибы и повороты моей своеобразной судьбы. Ответ на этот вопрос только сейчас начинает вырисовываться.

Книга. Эта книга.

Всё имеет смысл в свете этой книги. Эта книга и есть более широкая картина, полное выражение меня – моего существования. С самого первого дня, и раньше, всё шло к этой книге. Сотни вроде бы не связанных между собой кусочков моей жизни, почти или вообще не имевших смысла в любом другом контексте, обретают совершенный смысл. Всё дело в книге. Эти люди – мои студенты – все идут по своему пути, но они также играют решающую роль в моём творческом путешествии, истинной целью которого всегда была эта книга. Всё указывает на это. Паттерн ясен. Всё служило этой книге.

И я праздно подумал о том, а что же будет дальше?

***

Наконец, всё было готово, костёр полыхал и все стояли вокруг. Я чувствовал атмосферу ожидания, наполненную энергией. Каждый находился в состоянии эйфории, предвкушая, и я с радостью готов был подключиться и прокатиться. Я проковылял с холма к своему сиденью, но остался стоять. Они приветствовали меня аплодисментами, и я ответил им тем же.

Я начал с того, что расплылся в улыбке. Не смог сдержаться. Временами во мне всё начинало бурлить.

– Какое путешествие! – услышал я свой голос, и энергия стала возрастать быстрее, чем я мог выпустить. – В какое абсолютно безумное и волшебное путешествие мы все вовлечены! Ну не прескверная ли это штука? А?

Каждый кивал головой, откликаясь на энергию, чувствуя её. Я чувствовал их, они чувствовали меня, и мы все чувствовали то, что вместе создавали и разделяли.

– Смотрите, – сказал я. – Я просветлённый, и вы все хотите тоже стать просветлёнными, и мы здесь вместе в этом прекрасном месте, под этим чудесным дождём, перед этим чудесным огнём, что может быть лучше? Что могло быть прекраснее? Неужели я учитель? Я смотрю на вас, на каждого, и вижу людей, у которых я сам бы хотел поучиться. Я вижу сердечность и склоняюсь в благоговении и восхищении. Я вижу смелость и ум и хотел бы обладать этими качествами в той же степени. Я вижу искренность, силу и пульсирующую энергию жизни. Я думаю о Сонайе, и моё сердце хочет вырваться из груди в порыве благодарности.

Я с каждым из них по очереди встретился глазами, выражая признательность, делясь своей радостью.

– Вот оно. Ни в какое-либо другое время, ни в каком-либо другом месте. Прямо здесь и прямо сейчас. Я стою в самом центре бесконечности и вижу абсолютное совершенство, красоту и восторг везде и во всём. Лёгкое прикосновение ветерка, мерцание единственной звезды сквозь облачное небо, вой койота вдалеке и чистое великолепие и красота всего этого способны разорвать меня на мелкие кусочки, и всё, что я могу сказать, это благодарю, благодарю, благодарю!

Хлопанье в ладоши, крики восторга, объятия, рукопожатия. Не из-за слов, но потому что эта кипящая энергия переполнила и затопила нас всех. И если бы председатель ООН и Премьер Министр сидели бы здесь сейчас, они бы тоже обнимались и плакали вместе со всеми, потому что эта мистическая штука реальна, и никто не может устоять против неё.

– Другими словами, – завопил я, – я в офигительном настроении!

Это вызвало новую волну аплодисментов, криков и свистов. Каждый теперь стоя вносил свою лепту в этот шум. Я вытащил свёрнутый лист бумаги из кармана и стал читать вслух.

– Эту поэму Руми я ношу с собой, – я прочистил горло и начал. – "Я произнёс: О, нет! Помоги мне! И это О, нет! спустилось верёвкой в мой колодец. Я выкарабкался и встал на солнце. Ещё мгновение назад я был на дне промозглой, ужасной ограниченности, и вот теперь, вселенная не вмещает меня. Если бы каждый кончик волоса на моей голове мог говорить, даже тогда я не смог бы выразить всей благодарности. Посреди этих улиц и садов я стою и говорю, говорю снова, и всё, что я говорю: я хотел бы, чтобы все знали то, что знаю я."

Я смотрел на их лица, они все были открыты и сияли радостью. Я передал листок по кругу. Пусть всё происходит само. Я сел, и стал наслаждаться огнём и улыбаться этим чудесным людям.

– Когда вы начнёте взрываться от этой мистической любви-благодарности, – сказал я им, – тогда вы поймёте Руми.

21. Пасупатастра!

Я это Он.
Я – Мудрец.
Я – Лучший Человек.
Я – Венец Творения.

Я глуп, тёмен, мрачен.
Я ем, когда голоден, сплю, когда устал.
Я двигаюсь вместе, а не через, и не против.
Я тру свою бороду строго в назначенный час.

Я вижу лишь паттерны.
Я не замечаю деталей.
Я не иду. Зачем? Куда? Всё приходит.
Я не пытаюсь. Я не делаю. Ничто не остаётся несделанным.
Я не принимаю ничью сторону. Меня не интересует конечный результат.
Это всё я. Это всё моё.
Других нет, чего же желать?

Я обладаю потрясающими способностями.
Я всегда сажусь за самый хороший столик в ресторанах.
Я уже двенадцать лет не спотыкался.
Я могу уничтожить вселенную своей мыслью.

– Джед МакКенна –