Философия и религия

Философия - и об этом мы уже говорили выше - не является формой чисто рационально-теоретического сознания. Это лишь одна из ее одежд. Истинный мудрец понимает, что внерациональные компоненты постижения бытия не менее важны и значимы как для всей культуры в целом, так и для отдельного человека. Если наука в большей степени опирается на рационально-теоретический подход к миру, то абсолютно противоположный полюс отношения к миру воплощается в религии. И любая форма философии никогда не может обойти молчанием этот важнейший феномен духовной культуры человечества, хотя бы и беря его в качестве объекта критики.

В античной Греции, взлет которой произошел много раньше, чем возникло христианство, философию (тот же Пифагор) обозначали как «божественную науку» (Аристотель). Но у греков Бог рассматривался как философский Бог, то есть в качестве первоначала и предпосылки бытия, в роли мироустрояющего Разума (Логоса или Нуса[107].

Соответственно, познать Бога окончательно было нельзя, как нельзя было окончательно познать первоначала и принципы. Они все определяют в мире, но сами не постигаемы. Конкретные античные боги были вторичны по отношению к этим первым принципам устройства мира. Даже Демиург в платоновском “Тимее” творит мир, сообразуясь с идеальными, онтологически сущими до и независимо от него, образцами. Позиция - принципиально неприемлемая для последующего христианского теоцентрического сознания.

Таким образом, изначально, теология как наука о первопринципах, безусловно относилась к сфере философского размышления и не могла не носить спекулятивного (рефлексивного) характера, отрабатывая при этом соответствующие логические ходы и методы мышления, которые позже так пригодятся христианской философии[108].

Одновременно, философ всегда выступает как критик, который во всем сомневается, в том числе и в устоявшихся культурных стереотипах. Не случайно за такую критику философы часто подвергались осуждению. Сократ, как известно, был осужден за «растление юношей» и «безбожие», которое он проповедовал. За безбожие были осуждены и Анаксагор, и Протагор, и Аристотель. При этом все они в личном плане были людьми верующими и приносили жертвы богам, но в первую очередь они были все же философами, а значит бескорыстно искали истину вопреки общественным предрассудкам и даже вопреки самим богам, если они отказывались признавать ее принудительный и всеобщий характер. Античный Бог в период высокой греческой классики мог изображаться как угодно: быть прекрасным и величественным Зевсом, равно как и довольно уродливым Паном, но он не мог быть богом абсурда и алогизма.

В этом и заключается сущность не только античной, но вообще мировой философии, философского подхода к миру. Религия рассматривалась и рассматривается в ней (за исключением некоторых маргинально злобных атеистических творений типа “Карманного богословия” Гольбаха) как очень важный компонент культуры, но лишь как один из других, не менее важных компонентов.

Даже теологи, по существу, занимают двойственную позицию. С одной стороны, они должны верить и заниматься обоснованием своей догматически строго определенной веры, но, с другой стороны, они - мыслители, которые, в том числе и веру должны делать объектом рационального и доказательного философского исследования. Хотя бы для того, чтобы быть честными перед самими собой. И какие бы при этом ни делались оговорки, сама попытка обосновывать истинность бытия Бога кощунственна с последовательно религиозных позиций. Но она отражает дерзновенное желание человека познать тайны бытия, а не принимать ничего на веру, а уж ежели во что-то веришь, то постараться испытать веру на оселке рациональных аргументов.

Философа никогда не может удовлетворить эмоциональное восклицание Тертуллиана: «Верую, потому что абсурдно». Кстати, отец церкви явно лукавит: в его собственном апологетическом богословском творчестве полно весьма жестких и порой метких аргументов против оппонетов-язычников. В принципе, сама фраза Тертуллиана опровергает себя же, ибо является своеобразным доказательство “от абсурда”, просто сформулированным в эпатажной форме.

Отсюда понятна и позиция церкви как религиозного социального института. Независимый в суждениях теолог (а уж тем более свободный религиозный философ[109]) для нее даже опаснее атеиста, ибо может подрывать ее изнутри, привнося творческое сомнение в веру и разрушая тем самым догматические церковные устои. Кстати, истинно верующему, которых не так уж и много, философские аргументы не страшны. Он верит в силу собственной веры. Более того, искренность такой веры состоит именно в ее «безоглядности». Не сначала чудо, а потом вера, как это требовал один из распятых: «Яви нам чудо. Спасись». Напротив, сначала вера, утверждал Христос, и для верующего может произойти любое чудо, даже воскрешение.

Ниже мы еще специально коснемся природы религиозного познавательного опыта. Здесь же отметим, что истинная вера, в отличие от механической обрядности и церковной “нормой веры”, всегда основана на “имманентной вере сердца”, запредельной для внешнего рационального понимания. Для последнего она всегда останется непонятным и трансцендентным объектом. О такой вере сердца, в сущности, всегда говорили и говорят все выдающиеся святые, праведники и подвижники всех мировых религий. К такой вере надо относится деликатно и воздерживаться от поспешных суждений (а тем более осуждений!), ибо непонятное тебе сегодня, может открыться и стать очевидным завтра в силу твоего нового внутреннего опыта.

Но у философии есть свой весомый контраргумент против любых насильственных и внешних попыток «навязать» религиозное верование: «Все, что не доказано – абсурдно для разума. Докажи мне истину твоей веры, уж если ты претендуешь на владение ей, обоснуй ее». Философ по определению обязан требовать рациональные аргументы, особенно, кстати, религиозный философ, для которого вера сердца и теоретический разум попросту не могут расходиться друг с другом. Если же ты верующий человек, а рационально-философски обосновать свою веру не можешь - тогда не проповедуй и не навязывай ее остальным, а смиренно молчи, ибо о личной вере не спорят - ее уважают в себе и в других за исключением случаев, когда кто-то кощунствует или оскорбляют предмет твоего или чужого верования.

Одновременно, необходимо еще раз отметить, что философия не может обойти или игнорировать Бога, хотя бы в силу того, что в мире большинство людей являются верующими. Философ должен думать и рассуждать о Боге, так как это «пример всякого сущностного философствования: оно не дает присущей знанию достоверности, но открывает собственному бытию самости свободное пространство его решения»[110].

Резюмируем наш анализ становления античной философии, которая столь важна для понимания специфики философии как таковой, ибо все перечисленные тенденции далее развиваются в ее истории, вплоть до сегодняшнего дня.

Во-первых, древние греки закладывают традицию, когда предметом философских размышлений выступает всеобщее и бесконечное в бытии как таковом, а не его отдельные части и особенные свойства, как в науках. Соответственно, развиваются разные варианты поисков первоначала бытия, и в первую очередь идет становление онтологической проблематики, что мы будем исследовать в соответствующей части курса.

Во-вторых, философия опирается на рациональные объяснения явлений и сущности вещей. Она не констатирует, а именно объясняет, то есть строит понятийную систему обоснования, вырабатывая свой особый категориальный язык, свои особые методы, и избавляясь тем самым равно и от элементов поэзии, и от беллетристики. В этом плане любая философия, даже в ее самых иррационалистических вариантах, по существу, рациональна. Однако родовая связь философии с искусством и литературой окончательно не рвется никогда, а проявляется с исключительной полнотой и силой в отдельные эпохи и у отдельных народов. Причины этого - в неустранимом наличие ценностно-эмоционального и экзистенциального измерений философского знания.

В-третьих, цель философии – достижение истины, но при условии ясного понимания невозможности ее абсолютного и исчерпывающего постижения. Поэтому философия есть никогда незавершающееся стремление к абсолютному. Нацеленность на рациональный поиск абсолютных первооснов бытия, на постижение мира и человека в их целостности также отличает ее от науки, изначально занятой поисками частных и относительных истин. «Ощутить в опыте целое как целое, используя только разум (логос) и рациональный метод, стало великим открытием греческой философии. Оно структурно определило развитие западной культуры»[111].

Таким образом, философия Древней Греции является классическим образцом формирования философии как двойственной формы сознания, гармонично сочетающей в себе рационально-теоретические и ценностно-эмоциональные компоненты постижения мира человеком.

Античная традиция легла в основу той модели, с которой мы сегодня в основном связываем с пониманием философии и что стало определяющим для западноевропейской традиции. И, наконец, античная философия, как и вся древнегреческая культура представляют для нас особый интерес, так как из них выросла современная цивилизация со всеми своими проблемами, бедами и надеждами.

В завершении данной лекции укажем на некоторые общие внешние факторы, которые привели к возникновению философии и на Западе, и на Востоке. Они достаточно обстоятельно проанализированы в историко-философской литературе, поэтому мы будем предельно кратки.

Философия, как попытка обрести рациональное и цельное мировоззрение, зарождается приблизительно в одно и то же время (7-6 века до н.э.) в трех различных регионах Земли - в Китае, Индии и Греции. Она приходит на смену мифу как первичной синкретической форме мировоззрения в принципиально новых исторических условиях, когда:

- происходит революция в производительных силах общества, связанная с открытием железоплавильных технологий и, соответственно, резким повышением эффективности всех видов деятельности от сельского хозяйства и охоты до ведения военных операций;

- в обществе появляется элитарный слой людей, свободных от материального производства и посвящающих себя исключительно управленческой и духовной деятельности. Это политики, государственные советники, судьи. ученые, медики, философы, военная и торговая элита, которые добиваются в обществе высокого социального статуса не за счет наследственных привилегий (как это было свойственно родовой аристократии и жреческой корпорации), а за счет своих личных дарований и жизненной энергии;

- в этот период резко расширяются торговые связи между различными странами и регионами Земли и, соответственно, духовные контакты между народами. Мир замкнутых племенных мифологических комплексов и лишенных рационального обоснования магических культов перестает удовлетворять мировоззренческие запросы пытливого человека, открывшего для себя другие народы и совершенно другие системы верований, зачастую гораздо более продуманные;

- развитие государственных образований, как с монархическим, так и с демократическим политическим устройством, предъявляет новые требования как к личным качествам государственного человека (необходимость ясно излагать и публично аргументировать свою позицию), так и к характеру законотворческой деятельности, ибо развитие письменного права требует непротиворечивости, последовательности и систематичности в мышлении, а также рациональной организации письменных источников права;

- эволюция научного знания (астрономии, агротехники, математики, медицины, географии) приходит в противоречие с мифологическим комплексом идей, где недостаток позитивных сведений с лихвой компенсируется фантазиями и суевериями, а приверженность “вере отцов” активно препятствует инновациям.

В этих условиях и возникает философия как особая сфера духовной культуры, призванная дать целостное и предельное (в отличие от частных научных знаний) и рационально обоснованное (в отличие от мифа) мировоззрение. Не слепая вера в богов и священные тексты, а разумная философская вера, обретаемая через напряженные размышления о вечных проблемах человеческого существования - вот цель и смысл философии, которым она остается верна с тех далеких времен вплоть по сию пору.

К исследованию феномена кристаллизации собственно метафизической проблематики в философии, и опять-таки на примере Древней Греции мы теперь и переходим.