Студопедия — ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ОСНОВНЫЕ ИСТОЧНИКИ






ВОЗНИКНОВЕНИЯ ФИЛОСОФИИ

 

Для того чтобы перейти к выявлению специфики философии как особого типа постижения бытия и как особого метафизического типа знания, нам необходимо провести некоторую предварительную работу, связанную с вы­явлением особенностей становления философии, ее вычленения из иных форм духовного освоения бытия. Нам важно уяснить, с какого момента развития челове­ческой культуры и почему мы можем говорить о философии как об относительно обособленной структуре духовной деятельности людей.

 

 

1. Любовь к мудрости как источник

и сущность философии

 

Как мы уже отметили в предыдущей лекции, первичное зна­чение философии – «любовь к мудрости». Совершеннейший образ этой любви, как указывает Г.Г.Майоров, был наиболее ярко показан Платоном в диалоге «Пир» (203в–204с). В этом диалоге Эрот выступает посредником между людьми и бо­гами. «Он, – пишет Платон, – находится также посредине между мудростью и невежеством, и вот почему. Из богов никто не занимается философией и не желает стать мудрым, поскольку боги и так уже мудры; да и вообще тот, кто мудр, к муд­рости не стремится. Но не занимаются философией и не желают стать мудрыми опять-таки и невежды. Ведь тем-то и скверно невежество, что человек и не пре­красный, и не совершенный, и не умный вполне доволен собой. А кто не считает, что в чем-то нуждается, тот и не желает того, в чем, по его мнению, не испытывает нужды». Философия – это своего рода мистерия любви. Посвящаемый в нее вле­чется какой-то высшей силой от незнания к полноте знания и приводится в кон­це пути к состоянию исступления и самоотречения, ибо, окончательно овладевая предметом своей любви – мудростью, философ из-ступает из себя и перестает уже быть философом, растворяясь в мудреце. Поэтому истинная философия, как и всякая настоящая любовь, есть самопожертвование»1.

Введение термина «философия» приписывается Пифагору, и, несмотря на спо­ры по данному вопросу, это с большой вероятностью так и обстоит. ГГ. Майоров указывает, что определение приоритета в данном вопросе не просто желание уста­новить авторство. Дело в том, что само использование данного термина отража-

1 Майоров Г.Г. Роль Софии-Мудрости в истории происхождения философии // Майоров Г.Г. Философия как искание абсолюта. Опыты теоретические и исторические. М., 2004. С. 9.


ет не общепринятую в античности позицию понимания философии, так как были философы, например, Гераклит, который претендовал на абсолютное обладание му­дростью и выступал скорее как пророк, чем как человек эту истину ищущий.

Пифагор же исходил из того, «что человеческое познание по причине своей естественной ограниченности никогда не способно достичь уровня абсолютного знания, которое и есть сама мудрость – «софия»; поэтому человеку, посвятив­шему себя исследованию истины бытия, остается только любить эту мудрость и неустанно стремиться к истине как к идеалу, а обладание ею благочестиво предо­ставить Богу; в этом и заключается суть философии – любовного и смиренного служения истине»1.

Соответственно для того чтобы понять сущность философии, необходимо ра­зобраться в этом. Забегая вперед, отметим, что мы не являемся сторонниками того, чтобы связывать понятие мудрости лишь со здравым смыслом, с тем, что иногда понимают как некую сформировавшуюся практическим путем мудрость, и счи­тать, что философия есть как раз преодоление подобной мудрости. На наш взгляд, здесь присутствуют более тонкие отношения, и мудрость необходимым образом всегда будет связана с философией, и не только этимологически.

Обозначение философии именно как любви к мудрости таит в себе глубокий смысл, связанный с принципиальной незавершенностью философского знания. Философ не обладатель мудрости (мудрец), но человек, стремящийся к ней (любо­мудр, т.е. любящий мудрость). Поэтому великая цель философии – не обладание знанием, но стремление к истине. Это, по выражению К. Ясперса, «бытие-в-пути», где задаваемые вопросы (сам процесс вопрошания) даже важнее, чем даваемые ответы. Ибо ответы останавливают процесс продвижения, указывают точки до­стигнутого, тогда как задаваемые вопросы расширяют пространство нашей фило­софской рефлексии.

Понимание мудрости как некоего инварианта дофилософского сознания ухо­дит в далекое прошлое. Мы стали все более осознавать, что понимание самих себя и адекватное понимание окружающего нас мира не может быть основано только на знании, что фактор вживленности в этот мир, сопряженный с личным творче­ским его переживанием, не менее важен для человека. Историческое преодоление подобной древней мудрости действительно было формой перехода к господству рационального знания, квинтэссенцией которого является наука, но человек, стре­мящийся к мудрости, всегда таковым остается, независимо от степени его пози­тивных знаний о мире, которых всегда будет не хватать.

С позиций, которые мы отстаиваем, несколько иначе переосмысливается и античное понимание философии, которое было искажено установками на чистый рационализм, долгое время доминировавшими в человеческой культуре, сфор­мировавшими иллюзию постижения бытия лишь позитивным научным образом. Античное понимание философии именно как любви к мудрости несет, как нам представляется, значительный содержательный потенциал, позволяющий понять сущность философского отношения к миру и особенности метафизического ха­рактера философии.

1 Там же. С. 10.


Мудрость в античности понималась очень разнообразно, включая в себя и будущие формы философской рефлексии.

Прежде всего мудрость трактовалась как особая форма доведения до индиви­дуального сознания знаний о мире, принципов поведения человека. Неразвитость научных знаний о мире компенсировалась живой полнотой восприятия послед­него и глубоким пониманием связи человека с миром. Это понимание кажется в рамках современной традиции наивным, но оно помогало регуляции человеческих отношений, впитывая в себя опыт поколений. Не более ли наивны оказались по­следующие поколения, которые попытались все объяснять лишь узко рационали­стически?

В античности можно встретить и иные толкования мудрости. Так, например, данный термин мог обозначать «всякую осмысленную деятельность, умение, сно­ровку и вообще любого рода целесообразную деятельность»1. Поскольку мудрость знает высшие цели, она направляет человека по пути их достижения, выступая в качестве особого рода искусства жизни. «В таком случае философствование – это одновременно и научение жизни, и умение умирать. Из-за непрочности существо­вания во времени жизнь является постоянным испытанием»2.

Философия, таким образом, – это не просто некая дисциплина, но особого рода образ жизни, к которому должен стремиться философ. Вот этого момента как раз не учитывал Гераклит, стремящий именно к достижению, к обладанию ис­тиной. Тогда как мудрецами в античности называли прежде всего тех, «кто умел правильно различать добро и зло, кто вдумывался в смысл человеческой жизни и мог указать человеку путь к счастью. Таковы именно известные всей античности «семь мудрецов», возглавляемые Фалесом, который (впрочем, единственный из них) был одновременно и знаменитым «физиком», возглавляя у Аристотеля их список»3.

Как отмечал Карл Ясперс, философский образ жизни характеризуется «вдум­чивым размышлением», которое не требует коллективности, в отличие, например, от культовых сообществ, а реализуется в уединенности. Именно в уединенности человек способен заниматься саморефлексией, обдумывая самого себя, свои по­ступки, оценивая их. Таким образом, изначально «как нечто самостоятельное, как особая форма духовной жизни, отличающая себя от всех других, философия рож­дается сразу, в точно определенном месте и времени, но главное – она рождается не из мифологии и науки (как обычно считают), а из потребностей нравственного сознания»4.

Кроме того, мудрость обозначала в античности некоторую гибкость ума,или, в обычном употреблении этого свойства, хитрость. «София противопоставля­лась неучености и глупости (Plat. Prot. 360 d, Apol. 22 t) и отождествлялась либо с практической мудростью (как у Солона Herod. 1 30), либо даже с хитроумием (как у афинян 1 60)»5. Это свойство гибкости ума позволяло человеку вырабатывать

1 Лосев А.Ф. Термин «София»// Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 7.

2 Ясперс К. Введение в философию. Минск, 2000. С. 127. 3 Майоров Г.Г. Указ. соч. С. 12–13.

4 Там же. С. 10.

5 Лосев А.Ф. Термин «София» // Указ. соч. С. 8.


диалектическое отношение к миру,которое становится одним из важнейших принципов философской культуры размышления.

В ранней античной классике мудрость обозначает также и «строгую всеоб­ще-космическую структуру» 1. А учитывая, что древние греки воспринимали Космос как некую космическую душу, становится ясным, что описание Геракли­том мудрости как говорения истины в соответствии с природой, когда к ней как бы прислушиваются2, означает, что мудрость опирается на некие всеобщие за­коны, лежащие вне субъекта. Итак, мудрость – это восприятие упорядочен­ности мира и знание основополагающих принципов этой упорядоченности. А это не что иное, как предпосылки метафизики.

Сократ дополняет перечисленные характеристики мудрости еще и особым ее пониманием как целостности (можно сказать, гармоничности) ума,не сводимых к функции чистого мышления. Но этого мало. Сократовская София имеет ближай­шее отношение к добродетели вообще, вернее же – к «целесообразной практи­ческой деятельности вообще»3. Таким образом, в мудрости соединяются мысли­тельная и практическая деятельность. Мудрость придает деятельности целесооб­разный характер. Одновременно с этим, по Сократу, мудрость еще и владение сло­вом, художественным словом, поэзией. Развивая эти идеи, Платон рассуждает о мудрости как о некой смысловой структуре Космоса, определяющей всю ду­ховную деятельность человека.

Аристотель говорит о мудрости как об особого рода знании,которое представляет собой одновременно учение «о четырехпринципной структуре каждой вещи, то есть учение об ее идее, материи, причине и цели... Мудрый тот, кто не только знает сущность вещи и факт существования этой сущности, но еще знает также и причину вещи и ее цель»4. В античности и позже мудрость дополняется еще одним присущим ей свойством – знанием о критериях оцен­ки поступков человека и определением его добродетельности. Мудрость – это знание о сущности и причинах добра и зла (Сенека). Кроме того мудрость – это еще и познание Бога, т.е. сознание, которое выходит за рамки рациональ­ного5.

Таким образом, можно сказать, что мудрость в античности выступала как особая форма отношения к миру, в основе которого лежало знание основопо­лагающих принципов устройства бытия (Космоса), адекватное данной сту­пени развития мышления и исходящее из идеи всеобщей упорядоченности мира, что в свою очередь позволяло ей выступать в качестве мировоззрен­ческого регулятива целесообразной человеческой деятельности и критерием нравственного поведения.

То есть перед нами развернутое понимание, которое и порождает то, что мы сегодня обозначаем как «философия». Любовь к мудрости есть стремление к це­лостному пониманию бытия в единстве всех тех аспектов, которые мы перечисли­ли выше. Это своеобразная прототеория философии.

1 Лосев А.Ф. Термин «София» // Указ. соч. СП.

2 См.: там же. 3 Там же. С. 13.

4 Там же. С. 16.

5 См.: Чанышсв А.Н. Мировоззрение и философия // Там же. С. 230–232.


Поскольку данная совокупность знаний и представлений не могла быть оформлена в этот период в виде системы обоснованных и доказанных истин, то ее особенностью являлось то, что она доводила их до сознания отдельного чело­века в форме жестких повелительных ценностно-мировоззренческих установок, в виде некоторого морального закона, выполнение которого было общеобязатель­ным. Это знание переходило от поколения к поколению в форме традиций, притч, наставлений и т.д., представляя собой совокупность накопленного человечеством опыта и фиксирующего в себе основополагающие для социума ценностно-практи­ческие жизненные установки.

В этом смысле мудреца как такового, как некой автономной личности еще не могло быть. Это некое коллективное вербальное представление, но индивид мог стать своеобразным аккумулятором и ретранслятором мудрости, и этими индивидами были философы, стремящиеся к мудрости. Пожалуй, единственной фигурой в античности, к которой эпитет «мудрец» приложим во всей полноте вышеотмеченных смыслов, является Сократ. Но его печальный жизненный фи­нал наиболее рельефно демонстрирует весь драматизм обладания истинной муд­ростью. Дело в том, что позиция философа и в античности, и сегодня весьма противоречива.

С одной стороны, он выступает как некий хранитель традиций, закрепляющий принятые жизненные устои, некоторые основополагающие идеи, благодаря чему формируется система ценностей общества. С другой стороны – он всегда критик, а значит, разрушитель ценностей. Что давало философу право на критику? Обла­дание неким высшим пониманием бытия, которое было доступно отнюдь не всем и которое отнюдь не всегда было реализовано в обществе. У мудреца, что особен­но характерно для античности (а потому и для ранней античной философии), муд­рость проявлялась как «непосредственное совпадение с личностной, жизненной программой и позицией человека-философа. «Софос» был не только представи­телем философского мышления, но и идеалом человека вообще, который в своем жизненном пути «проигрывал» принципы своей теории, подчас в форме крайнего ригоризма, доходящего до житейского парадокса и эпатажа обычных норм... но всегда с наглядностью личного примера и опыта»1.

Философ мог выступать как в качестве наставника, так и в качестве человека, осуществляющего тотальную критику не только на уровне абстрактных рассуж­дений, но и на уровне реальной оценки деятельности людей. В этом плане очень интересна мысль В.В. Зеньковского об особой роли юродивых в допетровский пе­риод русской культуры в качестве одного из факторов, повлиявших на особенно­сти и русской философии2.

Активная мировоззренческая позиция становится позже особенностью неко­торых форм философии, а в наше время связана с понятием «философия поступ-

1 Дробницкий О.Г. Философия и моральное воззрение на мир // Философия и ценностные формы сознания. М, 1978. С. 89.

2 «Юродивые презирают все земные удобства, поступают часто вопреки здравому рассудку – во имя выс­шей правды. Юродивые принимают на себя подвиг нарочитого безумия, чтобы достичь свободы от соблазнов мира – но в юродстве нет и тени презрения к миру или отвержению его. Юродство прежде всего низко ценит внешнюю, суетливую сторону жизни, презирает мелочное угождение себе, боится житейских удобств, богатства, но не презирает человека, не отрывает его от жизни. В юродстве есть устремленность к высшей правде...» (Зень­ковский В.В. История русской философии. Т. 1.4. 1. М., 1991. С. 42).


ка», в котором высшей формой обоснованности истинности абстрактных положе­ний выступает реальное действие, реальный поступок. Такая позиция философа, его личностная ответственность за собственные поступки придавала его собствен­ной жизни в некоторых случаях характер подвижничества.

Однако в этой близости к мудрости была и еще одна сложность. На уровне обыденного сознания философы прямо отождествлялись с мудрецами как носите­лями неких абсолютных истин, а поэтому от них ожидали скорее не рассуждений, а однозначных ответов, что, кстати говоря, характерно и для нашего времени. И ес­ли философ начинает говорить о диалектичности мира, сложности и относитель­ности критериев истинности и нравственности, принципиальной невозможности в ряде случаев дать однозначные ответы, его мудрость в умах спрашивающих мгно­венно превращается в свою противоположность, и слово «философ» в лучшем случае произносится с иронией.

Диалог, рассуждение по поводу какой-то проблемы без обязательности ее решения не устраивает обыденный разум. Большинство людей просто не имеет возможности и времени разбираться в тонкостях философской рефлексии, и фило­софские положения воспринимаются (если отбросить вариант их неприятия) как своеобразные познавательные и поведенческие императивы. Это тоже особенность философии, связанная с тем, что она выполняет функцию своеобразного мировоз­зренческого наставления, как бы оставив внутри самой себя формы обоснования, которые большинству людей безразличны и представляются слишком специаль­ными. Однако одновременно это может выступать основой для восприятия фило­софии как особой замкнутой, а значит, догматической системы, содержащей в себе однозначные ответы на все вопросы жизни.

Средством понятийного выражения любви к мудрости выступает язык, и в этом смысле философия с самого начала опирается на построение связной систе­мы понятий. В центре философских размышлений лежит понятие, слово, причем не любое слово. Любовь к любому слову, как отмечает А.Н.Чанышев, стоит и в центре такой науки, как филология. «Но философия, в отличие, скажем, от музы­ки, также выражается в словах. Поэтому можно сказать, что если филология – любовь или по меньшей мере интерес к любому слову, то философия как любовь к мудрости есть не что иное, как любовь к мудрому слову... В этом смысле можно сказать, что философия – часть филологии. Поэтому филологам не следует, как это иногда бывает, пугаться философии, а, напротив, искать и не обходить элемен­ты философии в художественном произведении, не проскакивать через них, как через что-то нудное»'.

Исторически становление философии отражает факт преодоления житейской мудрости и переход к рационально обоснованной системе знания. Однако полнос­тью отойти от элементов недостаточно доказанного и обоснованного знания, кото­рое тем не менее включается в структуру той или иной философской концепции, философия не может и не сможет никогда. Это фиксируется в ситуации, когда вмес­то владения абсолютными и окончательными знаниями, от имени которых всегда выступает мудрец, остается лишь тяга, любовь (pileo) к мудрости (sophia), т.е. место

1 Чанышев А.Н. Мировоззрение и философия // Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 226–227.


окончательного и однозначного результата заменяет процесс, стремление. Та­ким образом, философия стремится к мудрости, пытаясь осуществить связь между рационально выработанными представлениями о сущности мира и практическими деяниями человека, что уже само по себе составляет ее важнейшую особенность, и одновременно пытается рационально обосновать деятельность людей, в том числе их обыденные поступки, их жизнь и поведение в обществе, их межличностные взаимоотношения.

Поэтому философия как любомудрие стремится выдвигать, например, нрав­ственные системы ценностей всего лишь в качестве регулятивов поведения и общежития людей. Она не выступает с позиций некой абсолютной мудрости (на­подобие религиозной), не диктует того, что непременно должен делать человек, ибо исходит из относительности получаемых знаний о мире и свободе самого субъекта выбора. Философ стремится к познанию в условиях невозможности обладания знаниями в абсолютном смысле, а философия как стремление к мудрости выражается (как позже напишет об этом И.Кант) в особого рода деятельности, которая ориентируется на основополагающие цели человека и человечества.

Стремление к мудрости отражает момент «ценностного отношения к бытию. Может даже стоять вопрос: а не является ли мудрость, или мудрое философство­вание, той осью координат, на которой «завязаны» все другие разновидности философских размышлений?»1. Стремление к мудрости придает философии осо­бый целостный характер, обеспечивает неразрывность всех компонентов в раз­нообразных взаимоотношениях между Человеком и Миром, между Человеком и Человеком.

Философия не может быть безразличной ни к какому-либо способу или виду познания, ни к какой-либо позитивной системе ценностей. Это открытая система, представляющая собой рефлексию над наиболее общими, предельными вопроса­ми бытия и одновременно являющаяся конкретно-практическим размышлением над использованием результатов данной рефлексии в жизни людей. Такой широ­кий мыслительный охват как в постановке, так и в решении проблем порождает соединение в ней, с одной стороны, рационально-теоретического или рефлектив­ного подхода, а с другой – ориентацию на выработку ценностных ориентиров, которые опираются на феномен веры, на эмоционально-образное, ассоциативное мышление. Стремление к мудрости придает философии особое ценностное каче­ство, направленное на интегративное восприятие мира.

Поэтому если и говорить о философии как особого рода мудрости, то следует заметить, что она возникает (в античной Греции) «между узкой специальной, про­фессиональной мудростью и мудростью сверхразумной. Философия – интеллек­туальная, рациональная, логическая и логичная мудрость. Не может быть алогич­ной философии»2.

По остроумному замечанию А.Н. Чанышева, если мифология была матерью философии, то ее отцом был интеллект. Именно поэтому она опирается на все виды духовного освоения бытия человеком. «Теряя связь с науками, философия

1 Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. М., 1996. С. 72.

2 Чанышсв А.Н. Указ. соч. С. 232.


вырождается в «служанку теологии», а через нее – религии. Теряя связь с художе-ственно-мифолого-религиозным мировоззренческим комплексом, философия вы­рождается в «служанку науки»1. Как ни стремятся некоторые философы вырваться за рамки мифа и мудрости, рационального и внерационального – в философии этот путь бесперспективен, так как философия представляет собой целостное, синтетическое образование, основанное на всех формах духовного освоения бы­тия человеком. И в этом смысле понятие философии как любви к мудрости при­обретает новый смысл, как бы реабилитируя значение этого древнего понимания для нашего времени, в котором «все больше знаний и все меньше мудрости, т.е. умения употребить эти знания не во вред, а на пользу человеку»2.

Вечное стремление к мудрости не позволяет философии уйти в область чис­тых абстракций, где она может превратиться в праздную игру ума, не нужную человеку. Возвращение философии к своему первичному определению, как нам представляется, и происходит в наше время под давлением последствий безответ­ственных техногенных игрищ, лишенных всякой мудрости и ответственности за дело и слово и разрушительно влияющих не только на природу, но прежде всего на естественные человеческие взаимоотношения.

Таким образом, философия возникает как определенный интеллектуальный компромисс, гениальное изобретение греческой античной культуры. Она высту­пает «благожелательной посредницей между наукой и античной религией, между логосом и мифом. Войдя в античную культуру, она облагородила и миф и логос, смягчила всегда существующий между ними антагонизм и тем самым сохранила их для этой культуры в качестве равноправных ее соучастников»3.

Философская мудрость, или философствование в подлинном смысле этого слова – это бесконечный процесс поиска истины и твердых ценностных осно­ваний личного бытия, который никогда не может приостановиться. Не овладение истиной, не возведение каких-то истин в догмы, а поиск ее – вот цель философии. И в этом плане философия, безусловно, противостоит науке. Если ученый стремит­ся как бы избавиться от субъекта, очистить получаемые знания от субъективности, то философия, напротив, ставит человека в центр своих исканий. Она исследует все, в том числе и знания (которые иногда кажутся их носителям абсолютными), с точки зрения их значимости для Человека, с целью выяснения возможностей Человека и его места в мире.

Мудрость не тождественна многознанию, которое, как говорили древние, «уму не научает». И. Кант писал, что «одно многознание есть циклопическая ученость, которой недостает глаза философии»4. Блестящий образ. Циклопиче­ская ученость – это ученость односторонняя, ограниченная предметом, иска­жающая картину мира. Она необходима, полезна, но объяснить мир она никогда не сможет. «Мудрый понимает, а не только знает: своим интеллектуальным взо­ром он охватывает жизнь в целом, не останавливается на констатации эмпириче­ских ее проявлений, не ограничивается установлением того, что есть «на самом

1 Малышев А.Н. Указ. соч. С. 237.

2 Там же. С. 231.

3 Майоров Г.Г. Роль Софии-Мудрости в истории происхождения философии // Указ. соч. С. 16.

4 Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 353.


деле». Размышления о жизни, уразумение жизненного опыта не могут быть вы­ведены из обучения»1.

Отсюда вытекает такая особенность философии, как невозможность выучить ее путем усвоения (зубрежки) какой-то одной или многих философских систем. Результатом такого научения и будет в лучшем случае знание этих нескольких сис­тем, не более. Цель же должна заключаться в том, чтобы научить человека фило­софски мыслить, философствовать, развить в нем определенную культуру мышле­ния. Философ должен уметь чувствовать именно философскую проблематику, ее предельность, что бы ни выступало в качестве объекта его исследований. Филосо­фия в отличие от науки не имеет целью обязательный ответ на поставленный вопрос. Философия – это еще и всегда вопрошание, для нее значимой может быть сама постановка проблемы или попытка обратить на нее внимание об­щественного сознания, культуры.

Философ должен быть внутренне готов к диалогу, к ответу на предельные во­просы сквозь преломление их через свое собственное переживание мира, с опорой при этом на полученные человечеством знания. Именно поэтому сократовское по­нимание процесса философствования прежде всего как реального, речевого диа­лога – это не блажь философа, а ценностная установка, основанная на особом понимании пути образования истины как результата диалога2.

Кто же такой философ? Целитель души или ее растлитель? Вопросы эти очень непростые. Сократ считал, что он исцеляет души, просвещая их. Однако общество квалифицирует его действия как «растление душ» юношей. Сократ осуждается на смерть (причем вполне демократично и легитимно), что не ме­шает нам сегодня осуждать его судей. Кто же такой философ? Дьявол – ис­куситель, но приобщающий к истине? Или Бог – требующий слепой веры? Государство очень часто осуждало людей, которые учили других задумывать­ся и мыслить, и истина, достигаемая мудрецами, отнюдь не всегда устраивала общество.

Философскую мудрость следует отличать от житейской интуиции и тем более от практической «мудрости» обывателя, так как ей присуща глубокая нравственная рефлексия, основанная на моральной интуиции и жизненном опыте и одновремен­но на рациональном поиске предельных оснований системы ценностей, которыми оперирует человек. Выражением же практической «мудрости» обывателя является четкая стереотипная реакция на похожую ситуацию. Философ рефлексирует на уровне надличностного сознания не как отдельная личность (Петров, Гегель, Си­доров, Иванов), а как особое философское «Я».

Все это реализуется в языковой системе философии, где большую роль игра­ют не только категории и абстрактные понятия как признак рационального отно­шения к миру, но также образы и символы, являющиеся средством художественно-

1 Алексеев П.В. Предмет, структура и функции диалектического материализма. М., 1978. С. 146.

2 Любопытно, что искусство нахождения истины, называемое Сократом майевтикой, т. с. повиваль­ным искусством, встречается в других культурах в том же значении. Например: в немецком языке «мудрость» (Weisheit), «повивальная бабка» (die weise Frau); во французском, соответственно, la sagesse и La sage-femme; в английском – wisdom и the wise woman. Причем второй термин в приведенных примерах обозначает также колдунью, цслитсльницу. Это восприятие философии как целительницы души или разума человека также пред­ставляется очень важным.


го освоения мира. Поэтому философские понятия часто являются символами или «смысловыми зародышами символа», так как содержат в себе «активный принцип ориентации в безбрежной действительности и понимания царящих в ней соотно­шений»1.

Таким образом, философия в ее античном значении есть «ответ на нравствен­ную потребность критически оценить подлинное достоинство человека в мире. При этом ее конституирование происходит как решение осознанно поставленной задачи – определения формы и содержания особой духовной деятельности, кото­рая позволила бы человеку, не удовлетворяющемуся истиной частичной и относи­тельной, ясно осознавать если и не полноту истины, то хотя бы ее живое присут­ствие в мире, дающее возможность пребывать в ее свете и любовно стремиться к ней, преисполняясь тем самым незримо изливающейся из нее духовной энергией. Эту задачу впервые решил Пифагор. Он определил и форму этой деятельности – «любовь к мудрости», и ее содержание – этическое понимаемое познание, то есть познание истины как Добра»2.

То есть, иначе говоря, философия возникает как особая форма рефлексии че­ловека над бытием и над самим собой (философская мудрость), которая основы­вается не только на дискурсивном способе мышления, но и на непосредственно-интуитивном, художественно-эмоциональном его постижении, имеющем своей целью отразить целостность и единство мира.

 

2. Философия и миф

Философия как форма духовного освоения бытия возникла, конечно, не на пустом месте. Важным источником ее возникновения выступал в человеческой культуре миф, который на самых ранних стадиях развития челове­ческой культуры фиксировал и целостность мира, и то место, которое занимает в нем человек. Именно в мифе изначально вырабатывались представления и образы, которые позже фиксируются в философских системах.

В каком-то смысле целостность восприятия мира была психическим свой­ством сознания человека на ранних стадиях развития. Такая целостность была об­условлена недостаточностью конкретных знаний о мире, сложностью отделения субъективных и объективных компонентов существования человека. На уровне первобытного мышления индивидуальность человека, его внутреннее «Я» осозна­валась в иной форме, чем сегодня. Современный человек достаточно четко отлича­ет собственную индивидуальность от индивидуальности других людей и от реаль­ности, которая его окружает. Это является условием познавательной деятельности, когда стоящее вне меня может противостоять мне, выступая в качестве объекта познания. Для первобытного сознания характерным является не противопоставле­ние самого себя природе, а скорее отождествление с нею, осознание собственной включенности в нее. Для него характерно огромное преобладание коллективного

1 Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М, 1976. С. 189.

2 Майоров Г.Г. Роль Софии-Мудрости в истории происхождения философии // Указ. соч. С. 21.


над индивидуальным. «В эпоху почти еще нетронутой природы субъект минима­лен, а объект максимален, причем в двух смыслах»1.

В этой ситуации такие важнейшие структурные компоненты мировоззрения, как «Мы», «Оно» и «Я», связаны таким образом, что «Я» (осознаваемая индиви­дуальность), с одной стороны, сильно зависит от «Мы» (осознаваемая коллектив­ность), а «Я» и «Мы» вместе неотторжимы от «Оно» (осознаваемая внешняя при­рода). Человек этого периода еще не в силах задавать рациональные вопросы при­роде, он воспринимает ее непроизвольно и тем самым, конечно, познает, но иными, чем сегодняшняя наука, способами. Это, с одной стороны, ограничивало познава­тельные возможности человека (с позиции сегодняшнего понимания познания), а с другой – позволяло ему воспринимать мир целостно и нерасчлененно2.

Соответственно и результатами такого познания-восприятия выступают не современные понятия, а образы, совокупность которых реализуется в мифологи­ческих системах. Таким образом, миф выступает как оформление нерефлек­сивного чувственно-образного восприятия мира.

«Мифологические представления могли быть только образами и ничем иным, потому, что «образ», как бы мы ни мудрили, есть зрительный «внешний вид», зри­тельная «наружная» сторона предмета. Пространственные, ограниченные внеш­ней зрительной данностью, однократные и неподвижные представления порожда­ли «образы», в которых при всей их суммарности не содержалось ни доли обоб­щения... Мифотворческий образ – производное именно мифотворческого мыш­ления со всеми законами мифотворческого восприятия пространства, времени и причины, с его слитностью субъекта и объекта»3.

При этом следует понимать, что миф обладал своей собственной, внутренней логикой в рамках познания-восприятия, которая была не менее жесткой в следо­вании заданным правилам, чем современная формальная логика. Иное дело, что в основе этих правил, этой «логики мифа» лежали совершенно иные предпосылки, так как данный тип мышления был не абстрактен, а конкретен, не расчленял, а, напротив, пытался объединить в едином сознании буквально все, и, наконец, реа-лизовывалось это в образно-метафорической форме.

Кстати, и сегодня развитие знаний не приуменьшает желание человека ве­рить в Бога, наличие техники не отрицает значения искусства, ценностно-эмоцио­нального переживания мира, на человека более сильное влияние могут оказывать факторы, связанные с его бытийными страхами и суевериями, как бы критически они не опровергались наукой. Более того, иногда именно ценностные пережива­ния в конечном счете оказываются более истинными, отбрасывая временные зна­ния развивающихся наук. Конечно, мы можем подойти к мифу с чисто научных позиций, верифицируя его образы только человеческим опытом, интерпретируя его логически. Но это лишь один из подходов, навязанный нам развитием научно­го знания. Можно критиковать миф с религиозных позиций, так как он вступает

1 Соколов В.В. От философии античности к философии Нового времени: Субъект-объектная парадигма. – М: Эдиториал УРСС, 1999. С. 8.

2 См. блестящий анализ такого целостного и живого мифологического отношения человека к миру в работе П.А. Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма (философия народов)» // Флоренский П.А., священник. Сочинения. В 4 т. 3 (2). М., 1999.

3 Фрсйдснбсрг О.М. Миф и литература древности. М, 1978. С. 21.


в противоречие, например, с иудейско-христианской религией. Но все это на са­мом деле неверно, так как миф лежит вне данных образований, представляя со­бой завершенный культурный феномен, и в этом смысле он самодостаточен. Как отмечал Гадамер, миф – это способ удостоверения и его опыт. Он, как мы уже отмечали, не требует дополнительно обоснования, кроме факта самого рассказа. Поэтому миф обладает собственной истиной, которая «находится за пределами науки»1.

Итак, миф как форма целостного, синтетичного восприятия мира выступает не только средством его объяснения, но и выполняет регулятивно-прагматические функции. Будучи вымыслом, миф поучает, так как «основан на истине, восприни­маемой как непреложный закон и священное слово, неверие в которое равно бо­гохульству»2. Именно нерасчлененность и целостность мифа придавала жесткий характер тем ценностно-нормативным установкам, которые он выдвигал перед индивидом. Мифологические предписания не требовали дополнительного обос­нования.

Философия хотя и строится на принципах доказательности и обоснования, преодолевая тем самым миф, тем не менее сохраняет это изначальное родство с мифом,перенося систему обоснования в некие абсолютные, хотя и сконструиро­ванные разумом







Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 586. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

Логические цифровые микросхемы Более сложные элементы цифровой схемотехники (триггеры, мультиплексоры, декодеры и т.д.) не имеют...

Мелоксикам (Мовалис) Групповая принадлежность · Нестероидное противовоспалительное средство, преимущественно селективный обратимый ингибитор циклооксигеназы (ЦОГ-2)...

Менадиона натрия бисульфит (Викасол) Групповая принадлежность •Синтетический аналог витамина K, жирорастворимый, коагулянт...

Разновидности сальников для насосов и правильный уход за ними   Сальники, используемые в насосном оборудовании, служат для герметизации пространства образованного кожухом и рабочим валом, выходящим через корпус наружу...

Основные структурные физиотерапевтические подразделения Физиотерапевтическое подразделение является одним из структурных подразделений лечебно-профилактического учреждения, которое предназначено для оказания физиотерапевтической помощи...

Почему важны муниципальные выборы? Туристическая фирма оставляет за собой право, в случае причин непреодолимого характера, вносить некоторые изменения в программу тура без уменьшения общего объема и качества услуг, в том числе предоставлять замену отеля на равнозначный...

Тема 2: Анатомо-топографическое строение полостей зубов верхней и нижней челюстей. Полость зуба — это сложная система разветвлений, имеющая разнообразную конфигурацию...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия