Зачем ему псевдоним?

Граф Оксфорд перестал публиковаться в 1593 году. Тогда же имя Уильяма Шекспира впервые появилось на рукописи. Псевдоним «Шекспир» был выбран не случайно. На фамильном гербе де Веров изображен рыцарь с копьем в руке, а по-английски Shake-speares звучит буквально как «потрясающий копьем». Сохранились издания, где на обложке фамилия так и написана через дефис, а имя вообще не указано.
Почему Эдуард де Вер спрятался за псевдонимом? Наверняка руководствуясь соображениями безопасности и для сохранения безупречной репутации.
Анонимность в то время была в порядке вещей. Если писатель позволял себе литературные излишества с нарушением политкорректности, то ему и его семье грозила тюрьма. А почти все пьесы Шекспира содержат завуалированную сатиру и пародируют политиков и придворных.
Кроме того, граф не мог публично объявить себя драматургом – это занятие считалось низким, поскольку общественные театры, такие как «Глобус», посещали простолюдины и представители дна общества – проститутки, пьяницы и негодяи всех мастей. Потомственному английскому аристократу и доверенному лицу королевы не пристало быть кумиром улицы. После смерти Эдуарда де Вера его наследники поддержали мистификацию, очевидно преследуя те же цели, что и сам поэт.
Семнадцатый граф Оксфорд умер в 1604 году. Где его могила – точно неизвестно, хотя его двоюродный брат Персиваль Голдинг писал, что граф был похоронен в Вестминстерском аббатстве, месте захоронения великих людей Англии. По утверждению исследователей, его произведения продолжали издаваться семьей под псевдонимом до 1616 года. А в 1975 году Британская энциклопедия (15-е издание), фактически официально поддержав гипотезу, заявила: «Эдуард де Вер является самым вероятным претендентом на авторство пьес Шекспира».

Марина УДЕНЦОВА

Миф о том, что Шекспиром был не Шекспир, а "некто" обладает, как показывает история, немалым коммерческим потенциалом. Куда меньший публичный интерес вызвала давняя попытка одного французского литератора оспорить авторство выдающегося драматурга Жана-Батиста Мольера с аргументацией аналогичного свойства - отсутствие сохранившихся автографов, за исключением двух денежных расписок, и невысокий социальный статус - актера. Слава Шекспира несопоставимо громче и потому любая спекуляция на биографическую тему порождает сенсацию, пусть и с явно карикатурным оттенком. Дело в том, что число претендентов на роль автора "Гамлета" уже перевалило за шестьдесят и в компании с гилиловским избранником Рэтлендом давно пребывают оба монарха, в чьи годы правления творил Шекспир и многие высокородные господа и дамы. Этот лист ожидания и дальше будет прирастать новыми именами. Нас непреодолимо манит тайна. Добрый знакомец марсианина или снежного человека, медиум, освоившийся в потустороннем мире, выглядят привлекательнее, чем их критик с набором не всегда увлекательных логических доводов и документальных сведений. Эти параллели абсолютно уместны в контексте разговора о деятельности И.Гилилова. Его известный предшественник Перси Аллен, отстаивая в 1947 году кандидатуру графа Оксфорда на роль Шекспира, провел цикл спиритических сеансов, беседуя с духами современников поэта. И. Гилилов платит дань этой инфернальной традиции, без которой любая "повесть о настоящем Шекспире" невозможна. Духу Гилилова удалось, в частности, побывать на судебном заседании в 1601 году над заговорщиками, поднявшими мятеж против королевы Елизаветы, дабы сообщить читателю, о том, что граф Рэтленд (сиречь Шекспир) "выглядел растерянным и возбужденным".

Никто не смеет покушаться на творческую волю и воображение писателя Гилилова, но он ведь отказывается от лавров беллетриста, предпочитая университетскую мантию. В неуместности выбранного наряда пытались его убедить авторитетные ученые - академик Н. Балашов, А. Горфункель, М. Соколянский. Ими с необходимой подробностью проанализирована вся аргументация Гилилова, и заинтересованный читатель может составить ясное представление о крайне слабом уровне эрудиции автора, его элементарных ошибках в грамматике английского языка и винегрете из нелепых фантазий, который представляют из себя так называемые "открытия" Гилилова, скороговоркой перечисленные им в своей заметке, вроде "тайны честеровского сборника" и других ему подобных. Характерным примером является сообщение Гилилова о том, что "Шекспир после смерти Рэтленда получил в его доме деньги и навсегда покинул Лондон". Известно, что Шекспир вместе с ведущим актером его труппы и одаренным художником Ричардом Бербеджем получили по 44 шиллинга за придуманную и изготовленную ими импрессу - щит с эмблемой для предстоящего рыцарского турнира, в котором принимал участие один из братьев Рэтлендов. Никакого отношения к отъезду Уильяма Шекспира из Лондона этот факт, единственный из тех, что связывает семейство Рэтлендов и биографию поэта не имеет уже потому, что точная дата возвращения Шекспира из Лондона в Стратфорд неизвестна.

И все же усилия рецензентов вразумить Гилилова не пропали бесследно. Он больше уже не пользуется таким мощным аргументом, как обнаруженная в фамильном замке Рэтлендов "рукопись Шекспира". И. Гилилов, кажется, вполне усвоил, что рукопись и переписанная неведомой рукой известная песня из пьесы "Двенадцатая ночь" - совершенно разные предметы. У графа Рэтленда, в связи с этой находкой, не больше прав претендовать на шекспировское наследие, чем у гимназистки, украсившей свой альбом чужими поэтическими строчками, вообразить себя Федором Тютчевым или Александром Блоком.

В интервью, к которому Гилилов обращается, упомянута страница первого издания шекспировских пьес с перечнем актеров, игравших в этих пьесах. Первая фамилия в этом списке - Уильям Шекспир. Гилилов должен был видеть эту страницу, воспроизведенную бесчисленное множество раз, но он продолжает настаивать на том, что ему неизвестно "играл ли Шекспир какие-то роли на сцене". Печально, если это действительно неизвестно Гилилову, а ведь он обязан знать и другой бесспорный факт - Шекспир играл и в двух пьесах видного драматурга эпохи Бена Джонсона.

Возможно, эти уловки необходимы Гилилову для того, чтобы отвести внимание читателя от очевидного обстоятельства - актер театра елизаветинской поры, театра не знавшего профессии суфлера, не мог быть безграмотным человеком, а именно эту черту старается приписать Уильяму Шекспиру из Стратфорда автор "Игры".

Образование Шекспира, полученное в стратфордской школе, пусть и одной из лучших в Англии XVI века пусть и уступало университетскому, но было очень достойным. Изучение Овидия, Горация, Вергилия, Эразма Роттердамского давало очень неплохой гуманитарный базис. И все же в пьесах Шекспира встречаются очевидные, довольно забавные и ни в коей мере не умаляющие гения автора географические ошибки и анахронизмы. Так, в "Троиле и Крессиде" гомеровский герой Гектор цитирует Аристотеля, хотя события Троянской войны - соответственно пьесы Шекспира и годы жизни древнегреческого философа разделяют многие столетия. Бен Джонсон справедливо отметил "скромную латынь и еще более скромный греческий" Уильяма Шекспира и это, кстати, одно из многих документально зафиксированных свидетельств современников, об отсутствии которых с уверенностью сообщает Гилилов.

Гилилов перечисляет дюжину знаменитых людей, которые, как он думает, не верили или не верят в авторство Шекспира. Важно знать, что некоторые фамилии названы им совершенно необоснованно, а другой перечень - замечательных деятелей культуры, считавших спор об авторстве Шекспира самым нелепым эпизодом в истории мировой литературы вытеснил бы добрую главу из "Игры". Показательно, что Гилилов вынужден опираться на едва ли не худшее, что написано стареющим Марком Твеном, памфлет, настолько слабый и бессодержательный, что сам Гилилов не смог найти на страницах своего пятисотстраничного тома место для хотя бы одной цитаты из него.

Никто не вправе запретить обсуждение "вопроса об авторстве", существование бэконианских, оксфордианских и любых других обществ, проведение конференций или теледебатов, создание сайтов и другие формы деятельности, направленные на популяризацию той или иной фигуры в качестве "истинного Шекспира". Однако не мне принадлежит обидевшее Гилилова утверждение, что все эти хлопоты не имеют никакого отношения ни к науке, ни собственно к тому, что оставлено нам Уильямом Шекспиром. Гэри Тэйлор, крупный ученый и редактор одного из лучших собраний сочинений поэта, изданных в двадцатом веке, исчерпывающе ясно высказался об истинном положении вещей: "поиск новых "шекспиров" был и всегда останется занятием для профанов". Методы, которыми пользуется Гилилов, подтверждают этот тезис, как нельзя лучше. По тому, каким образом ссылается Илья Гилилов на ряд изданий, возникают сомнения: открывал ли он книгу или просто услышал эффектное название?

Вот произнесено имя Джеффри Буллоу - автора известного труда об источниках произведений Шекспира. В эту работу включены не только тексты, несомненно использованные Шекспиром, такие как, например, "Жизнеописания благородных греков и римлян" Плутарха в английском переводе Томаса Норта, но и обширная коллекция вероятных источников Шекспира. Собранные и проанализированные Д. Буллоу источники шекспировских произведений воссоздают пространство диалога Шекспира с древними и современными авторами, благодаря чему книга Буллоу справедливо считается бесценной, но искать в ней доказательств университетского образования поэта - занятие пусть и оригинальное, но совершенно неадекватное.

Этические воззрения Гилилова, выраженные на страницах его сочинения изумляют той же нестройностью. Вроде бы он требует от великого поэта безупречного морального облика. Высказанное им обвинение Шекспира в ростовщичестве не вполне справедливо, так как мы обязаны учитывать, что в современной поэту Англии предоставление денежных средств под процент было общепринятой практикой, которая не осуждалась ни юридически, ни морально. Обвиняя "Шакспера", Гилилов мог бросить взгляд хотя бы на его современников и обнаружить среди них выдающегося философа Бэкона, уволенного с государственной службы за взяточничество или замечательного поэта Марло, почти всю жизнь сотрудничавшего с Тайным советом в качестве, как сказали бы в наше время, стукача. Осудив финансовые операции алчного стратфордца, Гилилов прощает своему герою - графу Рэтленду предательство своего ближайшего друга графа Эссекса, который был отправлен после провала мятежа 1601 года на эшафот во многом благодаря показаниям Рэтленда. Если эти "двойные стандарты" можно как-то оправдать, допустим, влюбленностью в предмет своего сочинения, то настойчивое стремление Гилилова навязать читателю образ бесполого Шекспира совершенно необъяснимо. В интервью РГ, говоря о цикле шекспировских сонетов, над комментарием к которому я недавно закончил работать, был процитирован один из так называемых "грубых сонетов". "Один сонет - слабовато" - огрызнулся Гилилов.

Неужели ему неизвестно о существовании других стихотворений сонетного цикла, столь же явно чувственных? Неужели наспех прочитаны пьесы, полные неисчислимых примеров эротической лексики Шекспира дерзкой и остроумной, собранной учеными в отдельные толстые словари? Увы, И.Г. предоставляет своим оппонентам небогатый выбор, заставляя предполагать или слепую тенденциозность или уникальную для исследователя неосведомленность. Примером сочетания этих качеств может служить отсутствие упоминания в книге Гилилова о последней пьесе Шекспира, созданной в соавторстве с Джоном Флетчером. У замечательной трагикомедии "Два благородных родича" несправедливая судьба в России - не существует ни одного перевода. Зачем же последовательно игнорировать пьесу, руководствуясь единственно тем, что она написана в 1613-1614 году, то есть после кончины достойного графа Рэтленда случившейся в 1612 году?