ГЛАВА 10. ИСТИНА, РАЦИОНАЛЬНОСТЬ 6 страница

мы во многих случаях приходим к полному разочаро-

:ванию, релятивизму и скептицизму.

Я считаю, что именно стремление к обладанию кри-

терием истины склоняет многих людей к признанию не-

возможности ответа на вопрос: «Что есть истина?»

На самом же деле отсутствие критерия истины не в

большей степени превращает понятие истины в бессмыс-

ленное, чем отсутствие критерия здоровья делает бес-

смысленным понятие здоровья. Больной может жаждать

здоровья, даже не имея критерия его. Заблуждающий-

ся человек может жаждать истины, даже не обладая

ее критерием.

Больной и заблуждающийся могут просто стремить-

ся к здоровью или истине, не заботясь особо о значении

этих терминов, которое они (как и другие люди) для

своих целей представляют достаточно ясно.

Одним из непосредственных результатов предпри-

нятого Тарским исследования понятия истины являет-

ся следующая логическая теорема: универсальный

критерий истины невозможен (за исключением случая

некоторых искусственных языковых систем, обладаю-

щих чрезвычайно бедными выразительными сред-

ствами).

Этот результат можно точно обосновать, причем та-

кое обоснование использует понятие истины как соот-

ветствия фактам.

Названная теорема Тарского является весьма инте-

ресной и важной с философской точки зрения (особен-

'но в связи с проблемой авторитарной теории позна-

ния2). Существенно, что этот результат был установ-

лен при помощи понятия истины, для которого у нас

нет критерия. Распространение же на рассматриваемый

случай неразумного требования философии критериев,

состоящего в том, что мы не должны серьезно отно-

ситься к понятию до тех пор, пока не будет установлен

критерий для его использования, навсегда закрыло бы

.нам путь к получению этого логического результата,

представляющего большой философский интерес.

Между прочим,, вывод о невозможности универсаль-

ного критерия истины является непосредственным след-

ствием еще более важного результата (полученного

Тарским путем соединения теоремы Геделя о неразре-

2 Описание и критику авторитарных (или непогрешимых) теорий

познания см. в моей книге й[6, введение, особенно разд. V, VI, X

и след.].

25-913 385

шимости с его собственной теорией истины), согласно

которому универсального критерия истины не может

быть даже для относительно узкой области теории чи-

сел, а значит, и для любой науки, использующей арифме-

тику. Естественно, что этот результат применим a fortiori

к понятию истины в любой нематематической области

знания, в которой широко используется арифметика.

4. Учение о погрешимости знания

(faltibilism)

Сказанное наглядно демонстрирует не только оши-

бочность некоторых все еще модных форм скептицизма

и релятивизма, но и показывает их безнадежную от-

сталость. В основе таких форм релятивизма лежит ло-

гическое недоразумение — смешение значения термина

и критерия его правильного использования, хотя сред-

ства для устранения этого недоразумения доступны

нам вот уже тридцать лет.

Следует, однако, признать, что и в скептицизме, и в

релятивизме имеется зерно истины. Это зерно — отри-

цание существования универсального критерия истины.

Из этого, конечно, не следует вывод о произвольности

выбора между конкурирующими теориями. Его смысл

предельно прост: мы всегда можем ошибиться при вы-

боре теории — пройти мимо истины или не достигнуть

ее, иначе говоря, люди подвержены ошибкам, и до-

стоверность не является прерогативой человечества

(как и знание, обладающее высокой вероятностью, чю

я доказывал неоднократно, например в [6, гл. 10]).

Все мы знаем, что сказанное — очевидная истина.

В сфере человеческой деятельности имеется не так уж

много областей, если они вообще есть, свободных от

человеческой погрешимости. То, что в некоторый мо-

мент представляется нам твердо установленным и даже

достоверным, в следующий миг может оказаться не со-

всем верным (а значит, ложным) и потребовать исправ-

ления.

Весьма впечатляющим примером такой ситуации мо-

жет служить открытие тяжелой воды и тяжелого водо-

рода (дейтерия, впервые выделенного Юри в 1931 году)·

До этого открытия нельзя было вообразить в химии

ничего более достоверного и точнее установленного,

чем наше знание о воде (Н2О) и тех элементах, из ко-

торых она состоит. Вода использовалась даже для

«операционального» определения грамма, единого

стандарта массы «абсолютной» метрической системы.

Таким образом, при помощи воды определялась одна

из основных единиц экспериментальных физических из-

мерений. Это свидетельствует о том, что наше знание

о воде считалось настолько хорошо установленным, что

оно могло быть даже использовано в качестве прочного

основания для остальных физических измерений. Од-

нако после открытия тяжелой воды стало ясно, что ве-

щество, представлявшееся до этого химически чистым

соединением, в действительности является смесью хи-

мически неразличимых, но физически существенно раз-

личных соединений. Эти соединения различаются удель-

ным весом, точками кипения и замерзания, а ведь для

определения всех этих свойств «вода» использовалась

в качестве стандартной единицы.

Этот исторический эпизод весьма характерен: мы:

можем понять из него, что мы не способны предвосхи-

тить, какие области нашего научного знания могут в

один прекрасный день потерпеть фиаско. Поэтому вера

в научную достоверность и в авторитет науки оказы-

вается благодушным пожеланием: наука погрешила,

ибо наука — дело рук человеческих.

Однако положение о погрешимости (fallibility) на-

шего знания, или тезис, согласно которому все наше

познание представляет собой догадки, часть из кото-

рых выдерживают серьезные проверки, не должно ис-

пользоваться.в поддержку скептицизма или релятивиз-

ма. Из того факта, что мы можем заблуждаться, а

критерия истинности, который уберег бы нас от оши-

бок, не существует, отнюдь не следует, что выбор меж-

ду теориями произволен, или нерационален, что мы не

умеем учиться и не можем двигаться по направлению

к истине, что наше знание не способно расти. <·

5. Учение о погрешимости и рост знания

Под «учением о погрешимости» (фаллибилизмом —

iallibilism) я понимаю воззрение, заключающееся- в

признании двух фактов: во-первых, что мы не застрахо-

ваны от заблуждений и, во-вторых, что стремление к

Достоверности (или даже к высокой вероятности)

ошибочно. Однако отсюда не следует, что было бы

25' 387

ошибочным стремиться к истине. Наоборот, понятие

заблуждения подразумевает понятие истины как обра-

зец, которого мы, впрочем, можем не достигать. При-

знание погрешимости знания означает, что, хотя мы мо-

жем жаждать истины и даже способны обнаруживать

ее (я верю, что во многих случаях это нам удается), мы

тем не менее никогда не можем быть уверены до кон-

ца, что действительно обладаем истиной. Всегда имеет-

ся возможность заблуждения, и только в случае неко-

торых логических и математических доказательств эта

возможность столь незначительна, что ею можно пре-

небречь.

Подчеркнем, что учение о погрешимости не дает ни-

каких поводов для скептических или релятивистских

заключений. В этом нетрудно убедиться, если заду-

маться о том, что все известные из истории примеры

человеческой погрешимости, включая все известные

примеры судебных ошибок, являются вехами прогресса

нашего познания. Каждый раз, когда нам удается обна-

ружить ошибку, наше знание действительно продвигает-

ся на шаг вперед. Как говорит Р. Мартен дю Гар в

«Жане Баруа», «это уже шаг вперед. Пусть мы не об-

наружили истины, но зато уверенно указали, где ее не

следует искать» [2, с. 327].

Открытие тяжелой воды, например, показало, что

ранее мы глубоко заблуждались. При этом прогресс

нашего знания состоял не только в отказе от этого за-

блуждения. Сделанное Юри открытие в свою очередь

было связано с другими достижениями, которые поро-

дили новые продвижения вперед. Следовательно, мы

умеем извлекать уроки из наших собственных ошибок.

Это фундаментальное понимание действительно слу-

жит базисом всей эпистемологии и методологии. Оно

указывает нам, как учиться систематически, как идти

по пути прогресса быстрее (не обязательно в интересах

техники — для каждого отдельного искателя истины нет

проблемы неотложнее, чем ускорение своего собствен-

ного продвижения вперед). Эта позиция, попросту го-

воря, заключается в том, что нам следует искать свои

ошибки, или, иначе, стараться критиковать свои теории.

Критика, по всей вероятности, — это единственный

доступный нам способ обнаружения наших ошибок и

единственный систематический метод извлечения из них

уроков.

6. Приближение к истине

Центральное ядро всех наших рассуждений состав-

ляет идея роста знания, или, иначе говоря, идея при-

ближения к истине. Интуитивно эта идея так же проста

и прозрачна, как и сама идея истины. Некоторое вы-

сказывание истинно, если оно соответствует фактам.

Некоторое высказывание ближе к истине, чем другое

высказывание, если оно полнее соответствует фактам,

чем это второе высказывание.

Идея приближения к истине достаточно интуитивно

ясна,,и вряд ли кто-либо из непричастных к науке лю-

дей или ученых сомневается в ее законности. И все же

она, как и идея истины, была подвергнута критике не-

которыми философами как незаконная (вспомним, к

рримеру, недавнюю критику этой идеи Куайном [7,

с. 23]). В связи с этим след\.ет отметить, что путем объ-

единения двух введенных Тарским понятий — понятия

истины и содержания — мне не так давно удалось дать

«определение» понятия приближения к истине в чисто

логических терминах теории Тарского. (Я просто объ-

единил понятия истины и содержания и получил поня-

тие истинного содержания высказывания а, то есть

класса всех истинных высказываний, следующих из а,

и его ложного содержания, которое можно приблизи-

тельно определить как содержание данного высказыва-

ния за вычетом его истинного содержания. Используя

введенные понятия, можно сказать, что высказывание

б ближе к истине, чем высказывание Ъ, если, и только

если, его истинное содержание превосходит истинное

содержание Ь, тогда как ложное содержание а не пре-

восходит ложного содержания b — см. [6, гл. 10].) По-

этому для скептического отношения к понятию прибли-

жения к истине и соответственно к идее прогресса зна-

ния нет никаких оснований. И хотя мы всегда можем

ошибаться, во многих, случаях, особенно тогда, когда

проводятся решающие эксперименты, определяющие

выбор одной из двух теорий, мы прекрасно осознаем,

приблизились мы к истине или нет.

Необходимо хорошо понять, что идея о том, что

высказывание а может быть ближе к истине, чем неко-

торое другое высказывание Ь, ни в коем случае не про-

тиворечит идее, согласно которой каждое высказывание

является либо истинным, либо ложным и третьей воз-

1 389

можности не дано. Идея близости к истине отражает

только тот факт, что в ложном высказывании может

заключаться значительная доля истины. Если, напри-

мер, я говорю: «Сейчас половина четвертого — слишком

поздно, чтобы успеть на поезд в 3.35», то это высказы-

вание может оказаться ложным, потому что я мог бы

еще успеть на поезд в 3.35, поскольку он, к примеру,

опоздал на четыре минуты. Тем не менее в моем вы-

сказывании содержится значительная доля истины —

истинной информации. Конечно, я бы мог сделать ого-

ворку: «Если поезд 3.35 не опоздает (что случается с

ним весьма редко)» — и тем самым несколько обога-

тить истинное содержание моего высказывания, но

вполне можно считать, что эта оговорка подразумева-

лась в первоначальном высказывании. (Однако и в этом

случае мое высказывание все равно может оказаться

ложным, если в момент его произнесения было, к при-

меру, только 3.28, а не 3.30, но и тогда в нем содержа-

лась бы значительная доля истины.)

О теории, подобной теории Кеплера, которая описы-

вает траектории планет с замечательной точностью,

можно сказать, что она содержит значительную долю

истинной информации, несмотря на то что она — лож-

ная теория, так как на самом деле имеют место от-

клонения от кеплеровских эллиптических орбит. Точно

так же и теория Ньютона (хотя мы вправе считать се

ложной) содержит, по нашим нынешним представле-

ниям, чрезвычайно большое количество истинной ин-

формации— значительно большее, чем теория Кепле-

ра. Поэтому теория Ньютона представляет собой луч-

шее приближение, чем теория Кеплера, — она ближе к

истине. Однако все это еще не делает ее истинной. Тео-

рия может быть ближе к истине, чем другая теория,

и в то же время быть ложной.

7. Абсолютизм

Многие подозрительно относятся к идее философ-

ского абсолютизма на том основании, что она, как

правило, сочетается с догматической и авторитарной

претензией на обладание истиной или критерием ис-

тины.

Вместе с тем существует и другая форма абсолк^-

тизма — абсолютизм теории погрешимости, который

решительно отвергает такие претензии. Согласно абсо-

лютизму такого рода по крайней мере наши ошибки

являются абсолютными ошибками в том смысле, что

если теория отклоняется от истины, то она — ложная

теория, даже в том случае, когда она содержит ошибки

менее грубые, чем ошибки другой теории. Поэтому по-

нятия истины и отклонения от истины могут считаться

абсолютными нормами для сторонников теории погре-

шимости. Абсолютизм такого рода совершенно свобо-

ден от упрека в приверженности к авторитету и спосо-

бен оказать огромную помощь при проведении серьез-

ной критической дискуссии. Конечно, он сам в свою

очередь может быть подвергнут критике в полном со-

ответствии с принципом: ничто не свободно от критики.

Вместе с тем мне кажется маловероятным, что, по

крайней мере в данный момент, критика логической

теории истины и теории приближения к истине может

быть успешной.

8. Источники знания

Принцип «все открыто для критики» (из которого

следует, что и само это утверждение не является ис-

ключением из этого принципа) ведет к простому реше-

нию проблемы источников знания, как я пытался это

показать в своих других работах (см., например, [6,

введение]). Решение это таково: любой «источник» —

традиция, разум, воображение, наблюдение или что-ли-

бо иное — вполне приемлем и может быть полезен, но

ни один из них не обладает авторитетом.

Это отрицание авторитета источников знания отво-

дит им роль, в корне отличную от тех функций, которые

им приписывались в эпистемологических учениях про-

шлого и настоящего. И такое отрицание авторитета,

подчеркнем, является неотъемлемой частью нашего

критического подхода и теории погрешимости. Мы при-

ветствуем любой источник знания, но ни одно высказы-

вание, каков бы ни был его «источник», не исключено

из сферы критики. В частности, традиция, к отрицанию

которой были расположены и интеллектуалисты (Де-

карт), и эмпирики (Бэкон), с нашей точки зрения,

вполне может считаться одним из важнейших «источ-

ников» знания. Действительно, ведь почти все, чему мы

УЧИМСЯ (у старших, в школе, из книг и т. п.), происте-

кает из традиции. Поэтому я считаю, что антитрадицио-

нализм следует отбросить за его пустоту. Однако и

традиционализм — подчеркивание авторитета тради-

ции— следует также отбросить, но не за пустоту, а за

его ошибочность. Традиционализм такого рода ошибо-

чен, как и любая другая эпистемология, признающая

некоторый источник знания (скажем, интеллектуальную

или чувственную интуицию) в качестве.авторитета, га-

рантии, или критерия, истины.

9. Возможен ли критический метод?

Если мы действительно отбрасываем любую претен-

зию на авторитет любого отдельного источника знания,

то как же в таком случае можно осуществлять критику

некоторой теории? Разве любая критика не отталки-

вается от некоторых предпосылок? Разве действенность

критики не зависит, следовательно, от истинности таких

предпосылок? И какой толк в критике теории, если эта

критика необходимо оказывается необоснованной? Если

же мы хотим показать, что она верна, разве не должны

мы обосновать или оправдать ее предпосылки? И разве

не обоснование или оправдание любой предпосылки яв-

ляется той вещью, которую каждый стремится осуще-

ствить (хотя зачастую это ему и не удается) и которую

я здесь объявил невозможной? Но если она невозмож-

на, то не является ли тогда (действенная) критика

. также невозможной?

Я считаю, что именно эта серия вопросов-возраже-

ний представляет собой главную преграду на пути

(предварительного) принятия защищаемой мною точки

зрения. Как показывают эти возражения, легко скло-

ниться к мнению, что в логическом отношении критиче-

ский метод ничем не отличается от всех других мето-

дов. Если он, как и эти последние, не может функцио-

нировать без принятия предпосылок, то эти предпосыл-

ки следует обосновать и оправдать. Но как же тогда

быть с основным принципом нашей концепции, соглас-

но которому мы не в состоянии обосновать или оправ-

дать достоверность и даже вероятность наших предпо-

сылок и, значит, нам следует довольствоваться теория-

ми, которые подлежат критике.

Конечно, эти возражения весьма серьезны. Они

подчеркивают важность нашего принципа: ничто не

свободно и не должно считаться свободным от крити-

ки— даже сам основной принцип критического ме-

тода.

Таким образом, приведенные возражения содержат

интересную и существенную критику моей точки зре-

ния. Однако эту критику в свою очередь мождо кри-

тиковать, и ее можно опровергнуть.

Отметим прежде всего, что, если бы мы даже при-

соединились к мнению, что любая критика отталки-

вается от некоторых предпосылок, это еще не означает,

что необходимым условием действенной критики яв-

ляется обоснование и оправдание принятых предпосы-

лок. Эти предпосылки, к примеру, могут быть частью

теории, против которой направлена критика. (В этом

случае говорят об «имманентной критике».) Они также

.могут представлять собой предпосылки, которые хотя и

не являются частью критикуемой теории, но могут счи-

таться общепринятыми. В этом случае критика сводит-

ся к указанию на то, что критикуемая теория противо-

речит (чего ее защитники не осознают) некоторым об-

щепринятым взглядам. Такого рода критика, даже если

она и не является успешной, может быть очень ценной,

поскольку она способна вызвать у защитников указан-

ной теории сомнение в общепринятых взглядах, что в

свою очередь может привести к важным открытиям.

(Интересным примером такой ситуации является исто-

рия создания теории античастиц Дираком.)

Предпосылки критики могут быть также органиче-

ской частью конкурирующей теории (в этом случае

критику можно назвать «трансцендентной критикой» в

противоположность «имманентной критике»). Среди пред-

посылок такого рода могут быть, например, гипотезы

или догадки, которые можно критиковать и проверять

независимо от исходной теории. В этом случае проводи-

мая критика равносильна вызову первоначальной тео-

рии на проведение решающих экспериментов, которые

позволили бы разрешить спор между двумя конкури-

рующими теориями.

Все эти примеры показывают, что серьезные возра-

жения, выдвинутые против моей теории критики, осно-

вываются на несостоятельной догме, согласно которой

критика, для того чтобы быть «действенной», должна

исходить из каким-либо образом обоснованных или

оправданных предпосылок.

Мы же со своей стороны можем утверждать даже

большее. Критика, вообще говоря, может быть невер-

ной, но тем не менее важной, открывающей новые пер-

спективы и плодотворной. Доводы, выдвинутые для за-

щиты от необоснованной критики, зачастую способны

пролить новый свет на теорию, и их можно использо-

вать в качестве (предварительного) аргумента в поль-

зу этой теории. О теории, которая, таким образом,

способна защищаться от критики, вполне можно ска-

зать, что ее подкрепляют критические доводы.

Итак, говоря в самом общем плане, мы теперь в

состоянии установить, что действенная критика теории

состоит в указании на неспособность теории решить тс

проблемы, для решения которых, она первоначально

предназначалась. Такой подход означает, что критика

вовсе не обязательно зависит от некоторого конкретно-

го ряда предпосылок (то есть критика может быть

«имманентной»), хотя вполне возможно, что к жизни ее

вызвали некоторые предпосылки, чуждые обсуждаемой

теории (то есть некоторые «трансцендентные» предпо-

сылки).

10. Решения

С точки зрения развиваемой нами здесь концепции

окончательное обоснование или оправдание нашей тео-

рии в общем случае находится вне сферы наших воз-

можностей. И хотя критические доводы могут оказы-

вать поддержку нашим теориям, эта поддержка никог-

да не является окончательной. Поэтому нам зачастую

приходится хорошенько поразмыслить, чтобы опреде-

лить, достаточно л«сильны наши критические доводы

для оправдания предварительного, или пробного, приня-

тия данной теории. Иначе говоря, каждый раз нам за-

ново приходится выяснять, показывает ли данная кри-

тическая дискуссия предпочтительность некоторой тео-

рии перед ее соперницами.

В этом пункте в критический метод проникают при-

нимаемые нами решения. Однако они всегда носят пред-

варительный характер, и каждое такое решение откры-

то для критики.

Как таковое решение следует отличать от того, что

некоторые философы — иррационалисты, антирациона-

листы и экзистенциалисты — именуют «решением» или

«прыжком в неизвестность». Эти философы, вероятно,

под влиянием (опровергнутого нами в предыдущем

разделе) аргумента о невозможности критики, которая

не предполагала бы каких-нибудь первоначальных

предпосылок, разработали теорию, согласно которой

все наши теоретические построения должны основы-

ваться на некотором фундаментальном решении — на

некотором прыжке в неизвестность. Оно должно "быть

таким решением, или прыжком, который мы выпол-

'няем, так сказать, с закрытыми глазами. Конечно, если

мы ничего не можем «знать» без предпосылок, без пред-

варительного принятия какой-либо фундаментальной

установки, то такую установку нельзя принять на осно-

ве только знания. Поэтому принятие установки являет-

ся результатом выбора, причем выбора рокового и прак-

тически непреложного, который можно совершить толь-

ко вслепую, на основе инстинкта, случайно или с

благословения бога.

Приведенное в предыдущем разделе опровержение

возражений, выдвинутых против критического метода,

показывает, что иррационалистический взгляд на при-

нятие решений представляет собой сильное преувели-

чение и излишнюю драматизацию реального положе-

ния дел. Без сомнения, принятие решения — необходи-

.мый компонент человеческой деятельности. Но если

наши решения не запрещают выслушивать приводимые

доводы и прислушиваться к голосу разума, если они

не запрещают учиться на собственных ошибках и вы-

слушивать тех, кто может возражать против наших

взглядов, то нет никакой необходимости в том, чтобы

они носили окончательный характер. Это относится и к

решению анализировать критику. (Отметим, что толь-

ко в своем решении отказаться от необратимого прыж-

ка в неизвестность иррациональности рационализм не

является самодостаточным в смысле, определенном в

моей книге [4, гл. 24].)

Я полагаю, что кратко обрисованная нами.критиче-

ская теория познания бросает свет на крупные про-

блемы всех теорий познания: как же происходит, что

мы знаем так много и так мало? Как же происходит,

что мы можем медленно вытаскивать себя из трясины

незнания, так сказать, за волосы?

Нам удается все это благодаря выдвижению дога-

Док и совершенствованию этих догадок при помощи

критики.

11. Социальные и политические проблемы

Теория познания, кратко очерченная в предыдущих

разделах настоящей статьи, имеет, по моему мнению·,

важное значение для оценки современной социальной

ситуации. Особенности этой ситуации во многом опре-

деляются упадком влияния авторитарной религии.

Этот упадок привел к широкому распространению ре-

лятивизма и нигилизма, к утрате всякой веры, даже

веры в человеческий разум и как следствие этого веры

людей в самих себя.

Однако выдвинутые мною в этой статье аргументы

показывают, что нет никаких оснований для столь без-

надежных выводов. В действительности все релятивист-

ские и нигилистические (да и экзистенциалистские)

аргументы базируются на ошибочных рассуждениях.

Кстати, сам факт использования подобных рассужде-

ний демонстрирует, что в этих философских учениях

роль разума хотя и признается фактически, но он не

используется должным образом. Пользуясь терминоло-

гией, принятой в такого рода философии, можно ска-

зать, что ее сторонникам не удалось понять «человече-

ской ситуации». В частности, они не смогли осмыслить

способность человека расти как интеллектуально, так

и морально.

В качестве яркой иллюстрации такого рода заблуж-

дения, безнадежных следствий, выведенных из неудов-

летворительного понимания эпистемологической ситуа-

ции, я приведу отрывок из «Несвоевременных размыш-

лений» Ницше (разд. 3 его эссе о Шопенгауэре): «Та-

кова была первая опасность, в тени которой вырастал

Шопенгауэр: одиночество. Вторая же называется: от-

чаяние в истине. Эта опасность сопровождает каждого

мыслителя, путь которого исходит от кантовской фило-

софии, если только он сильный и цельный человек в

своих страданиях и желаниях, а не дребезжащая мыс-

лительно-счетная машина... Правда, мы всюду можем

прочесть, что [влияние Канта]... вызвало революцию

во всех областях духовной жизни;_ но я не могу пове-

рить этому... Но как скоро Кант начнет оказывать дей-

ствительное влияние на массы, оно скажется в форме

разъедающего и раздробляющего скептицизма и реля-

тивизма; и лишь у самых деятельных и благородных

умов... его место заступило бы то духовное потрясение

и отчаяние во всякой истине, какое пережил, напри-

мер, Генрих Клейст... «Недавно, — пишет он как-то в

своем захватывающем стиле, — я ознакомился с фило-

софией Канта и должен теперь сообщить тебе одну

•мысль из нее; ведь мне не нужно бояться, что она по-

трясет тебя так же глубоко, так же болезненно, как и

меня. Мы не можем решить, есть ли то, что мы зовем