Открой глаза свои и узри, что такое мир в реальности и что такое Бог; отбрось тщетные и приятные фантазии.

 

— Почему вы или Шри Ауробиндо не использовали чудеса более широко, как средство преодолеть сопротивление во внешнем человеческом сознании? Зачем такое самоустранение, когда речь идет о внешних вещах, такое невмешательство или осторожность?

 

— Что касается Шри Ауробиндо, я знаю только то, о чем он сам говорил мне несколько раз. Люди называют «чудесами» только вторжения в материальный или витальный мир. А такие вторжения всегда смешаны с невежественными или произвольными движениями.

Но количество чудес, которые Шри Ауробиндо совершил в разуме, неисчислимо; но естественно, мы могли бы это увидеть лишь в том случае, если бы обладали прямым, очень искренним и очень чистым видением, — очень немногие это видели. Но он отказывался, — я знаю это, — он отказывался совершать какие-либо витальные или материальные чудеса именно из-за этой примеси.

Согласно моему опыту, при современном состоянии мира прямое чудо, материальное или витальное, должно неизбежно включать в себя огромное количество элементов лжи, которые неприемлемы, — это неизбежно чудеса лжи, и они неприемлемы. Я видела то, что люди называют чудесами; одно время я видела их множество, но они дают право на существование множества вещей, которые для меня неприемлемы.

То, что сегодня люди называют «чудесами», совершается почти всегда витальными существами или людьми, которые в контакте с витальными существами; отсюда примесь — в них включается реальность определенных вещей, истина определенных вещей, которые сами по себе неистинны. И они являются базисом, на котором все это действует. Так что это неприемлемо.

 

— Я не совсем понимаю, что вы имеете ввиду, когда говорите, что Шри Ауробиндо совершал чудеса в уме?

—Я имею ввиду, что он вводил супраментальную силу в ментальное сознание. В ментальное сознание, управляющее всеми материальными движениями, он вводил супраментальную формацию, или свойство, или силу, которая сразу же изменяла его организацию. Это дает незамедлительные результаты, которые кажутся нелогичными, потому что согласно ментальной логике, они не соответствуют нормальному ходу вещей.

Он сам рассказывал, что когда он владел супраментальной силой, когда он мог использовать ее по своей воле и фокусировать ее на определенной точке с определенной целью, она была непреодолимой, неотвратимой: результат был абсолютным. Это можно назвать чудом.

Например, взять кого-нибудь, кто болел или страдал; когда Шри Ауробиндо обладал этой супраментальной силой — было время, когда он говорил, что он полностью контролирует ее, то есть может делать с ней все, что хочет, может применять ее, как ему нравится — он применял эту Волю, например, при каком-нибудь нарушении, физическом или витальном, и конечно, ментальном — он направлял эту силу великой гармонии, великого порядка, эту супраментальную силу, и фокусировал ее там, и она сразу же действовала. И устанавливался порядок; она создавала порядок, гармонию более великую, чем природная гармония. То есть, если это был, к примеру, случай исцеления, то исцеление было более совершенным и более полным, чем то, которое достигается обычными физическими и ментальными методами.

Таких случаев было очень много. Но люди так слепы, так погружены в свое обычное сознание, что всегда находят «объяснения», они всему могут дать объяснение. Только те, в ком есть вера и стремление и что-то очень чистое, то есть те, кто действительно хочет знать, были способны понять это.

Когда эта Сила присутствовала, он обычно говорил, что это даже не требовало усилий: все, что ему нужно было сделать, это направить эту супраментальную силу порядка и гармонии, и желаемый результат был достигнут.

 

— Что такое чудо? Шри Ауробиндо часто говорил, что чудес нет, и в то же время в «Савитри», к примеру, он пишет: «Все здесь — чудо и чудом может измениться».

 

— Это зависит от того, как вы на это смотрите, с той стороны или с этой.

Вы называете чудом только те вещи, которые нельзя понятно объяснить или для которых у вас нет ментального объяснения. С этой точки зрения вы можете сказать, что бесчисленное количество случающихся вещей, это чудеса, потому что вы не можете объяснить как или почему они случились.

 

— Что было бы истинным чудом?

—Я не могу сказать, что было бы истинным чудом, потому что, чем в конце концов является чудо? Истинное чудо... Представления о чудесах есть лишь в разуме, потому что разум решает по своей логике, чему дано быть, а чем не дано. Но в этом раскрывается вся ограниченность ума. Как возможно чудо с точки зрения Господа? Ведь все есть Он сам, объективирующий себя.

Таким образом, здесь мы подходим к великой проблеме пути, которым следуем, вечного пути, как разъясняет в «Савитри» Шри Ауробиндо. Конечно, можно почувствовать, что то, что было проявлено первым, имело склонность к тому, чтобы проявиться. Первое, что нужно признать и что, кажется, совместимо с принципом эволюции, это то, что проявление прогрессивно, но это не относится ко всей вечности...

(Молчание)

Об этом очень трудно говорить, потому что мы не может избавиться от привычки думать, что есть конечное количество, развертывающееся бесконечно, и что если есть определенное количество, то должно быть начало. В нас всегда есть — по крайней мере, в нашем способе выражения — идея о моменте (смеется), когда Господь решает проявить Себя. В таком случае объяснение становится легким: Он проявляет Себя постепенно, прогрессивно, и это выражается в прогрессивной эволюции. Но это лишь способ говорить, потому нет никакого начала и нет никакого конца, и тем не менее, есть прогресс. Ощущение последовательности, ощущение эволюции, ощущение прогресса связано только с проявлением. Только говоря о земле, можно дать и вполне рациональное, и согласующееся с фактами объяснение, потому что земля имеет начало — начало не в своей душе, но в материальной реальности.

Также вероятно, что и материальный мир имеет начало.

(Молчание)

Если вы взгляните на ситуацию таким образом, то увидите, что для универсума было бы чудом вторжение чего-то из другого универсума. Для земли проблема тем самым сводится к вещи вполне понятной: чудо — это внезапное вторжение чего-то не принадлежащего земле; и оно производит мгновенное и радикальное изменение с помощью принципа, который не принадлежит физическому миру земли.

Но опять таки, как уже сказано, в самом центре каждого элемента в виде принципа существует все, поэтому даже в этом смысле чудо невозможно.

Можно сказать, что ощущение чуда принадлежит конечному миру, конечному сознанию, конечному восприятию. Это внезапное появление — вторжение, проникновение — безо всякой подготовки чего-то, что не существует в физическом мире. Поэтому очевидно, что всякое проявление воли или сознания, которые принадлежат области более бесконечной и более вечной, чем земля, неизбежно воспринимается на земле как чудо. Но когда вы оставляете конечный мир, представления конечного мира, то видите, что чудес не существует. Господь может играть в чудеса, если его это забавляет, но чудес нет, Он играет во все игры, какие только возможны.

Вы начинаете понимать Его только когда ощущаете, что Он играет в любую возможную игру, при этом возможную не в соответствии с человеческими представлениями, а в соответствии с Его собственными представлениями! И здесь нет места для чудес, не считая того, что это выглядит как чудо.

(Молчание)

Если бы вместо постепенной эволюции внезапно проявилось что-нибудь принадлежащее супраментальному миру, то человек, ментальное существо, мог бы назвать это чудом, потому что это было бы вторжением чего-то, что он не несет в себе сознательно и что вмешивается в его сознательную жизнь. И действительно, если вы посмотрите на эту любовь к чудесам, которая очень сильна, — гораздо сильнее в детях, а также в людях, в чьих сердцах сохранилось что-то детское, чем в высокоментальных индивидуумах, — то увидите, что это вера в реализацию стремления к чудесному, реализацию чего-то более высокого, чем то, что можно ожидать от обычной жизни.

На самом деле, в образовании следовало бы поощрять обе тенденции: жажду чудесного — того, что кажется невозможным, что наполняет вас ощущением божественности; и в то же время — точное, правильное, искреннее восприятие мира как он есть, усмирение всякого воображения, постоянный контроль, практичное и доскональное восприятие точных деталей. Они должны идти бок о бок. Обычно вы убиваете одно, с идеей, что так нужно, дабы воспитать другое — это совершенно неправильно. Они должны идти рядом; и наступает время, когда человек приобретает достаточное знание, чтобы понять, что это два аспекта одного и того же: прозрения [insight], более высокой способности различения. Но вместо узкого, ограниченного прозрения, способность различения становится абсолютно искренней и точной; и она безгранична, она включает в себя всю область, пока еще не принадлежащую конкретному проявлению.

С точки зрения образования, это было правильно: видеть мир, как он есть, точно, без прикрас, самым земным и конкретным образом; и видеть, каким он может быть, самым высоким и свободным видением, с самой полной надеждой и стремлением и чудесной уверенностью — как два полюса восприятия.

Самые блестящие, самые чудесные, самые могучие, самые выразительные, самые тотальные вещи, какие мы можем вообразить — ничто в сравнении с тем, чем они могут быть; и в то же время наша самая скрупулезная точность в мельчайших деталях никогда не бывает достаточно точной. Нужно и то, и другое. Когда человек знает это (жест вниз) и то (жест вверх), он может совместить их.

И это самое лучшее применение потребности в чудесах. Потребность в чудесах, это акт невежества: «О, я хотел бы, чтобы было так!» Это жест невежества и бессилия. А те, что говорит: «Вы живете в чуде», — знают только нижний край, и даже его знают несовершенно, у них нет никакого контакта с чем-то еще.

Потребность в чудесах должна превратиться в сознательное стремление к чему-то, что уже здесь, уже существует и будет проявлено с помощью всех этих стремлений; эти стремления необходимы или, если смотреть более истинным образом, они аккомпанемент — созвучный аккомпанемент — в вечном развитии.

Конечно, люди очень строгой логики скажут вам: «Зачем молиться? Зачем стремиться? Зачем просить? Господь делает то, что он хочет, и Он будет делать то, что Он хочет». Это вполне очевидно, тут нечего возразить, но импульс: «О Господи, проявись!» — придает его проявлению более интенсивную вибрацию.

Иначе Он не создал бы мир таким, какой он есть. Существует особая сила, особое блаженство, особая вибрация в интенсивности стремления мира еще раз стать тем, что он есть.

Вот почему — частично, фрагментарно — происходит эволюция.

Вечно совершенный универсум, вечно проявленное, вечно существующее совершенство было бы лишено радости прогресса.

6 марта 1962 г.

 

88. — Мир был создан Смертью, чтобы она могла жить. Ты хочешь упразднить смерть? Тогда исчезнет и жизнь. Ты не можешь упразднить смерть, но ты можешь трансформировать ее в более высокую жизнь.

89. — Этот мир был создан Жестокостью, чтобы она могла любить. Ты хочешь упразднить жестокость? Тогда и любовь тоже погибнет. Ты не можешь уничтожить жестокость, но ты можешь преобразить ее в противоположное, в жаркую Любовь и Восторг.

90. — Этот мир был создан Невежеством и Заблуждением, чтобы они могли знать. Ты хочешь упразднить невежество и заблуждение? Тогда и знание тоже погибнет. Ты не можешь уничтожить невежество и заблуждение, но ты можешь преобразить их в полноту и лучезарность превосходящего разума.

Если бы существовала только жизнь и не было смерти, то не было бы бессмертия; если бы была только любовь без жестокости, радость была бы вялой и призрачной; если бы был только разум без невежества, то наше самое высокое достижение не могло бы превзойти ограниченную рациональность и мирскую мудрость.

Преображенная Смерть становится Жизнью, которая есть Бессмертие; преображенная Жестокость становится Любовью, которая есть нестерпимый экстаз; преображенное Невежество становится Светом, который простирается за пределы мудрости и знания.

Идея одна и та же: противоречия и противоположности стимулируют прогресс. Потому что сказать, что без жестокости Любовь была бы вялой... Принцип Любви в том виде, в каком он существует за пределами Проявленного, не имеет ничего общего с вялостью или жестокостью. Идея Шри Ауробиндо, кажется, состоит в том, что противоположности — самое быстрое и наиболее эффективное средство формирования Материи, чтобы она могла интенсифицировать свое проявление.

В качестве переживания это абсолютно несомненно, в том смысле, что когда человек входит в контакт с вечной Любовью, высшей Любовью, у него сразу же появляется — как бы это сказать? — ощущение... это не понимание, это что-то конкретное, — что даже самое просветленное материальное сознание, каким бы развитым и просветленным оно ни было, неспособно проявить То. Первое, что человек чувствует, это своего рода неспособность. Затем приходит переживание чего-то, принимающего форму — нельзя сказать «жестокости», потому что это не жестокость, как мы ее знаем, — но в тотальности обстоятельств возникает вибрация и с определенной интенсивностью отвергает любовь в том виде, как она проявлена здесь. Именно так: что-то в материальном мире, отвергающее проявление любви в ее нынешнем виде. Я говорю не об обычном мире, я говорю о нынешнем сознании в его высшей форме. Это переживание; я рассказываю о том, что произошло. Таким образом, часть сознания, пораженная этим противоречием, взывает непосредственно к источнику Любви с интенсивностью, которой не было до переживания этого отрицания. Границы разрушены, и изливается поток, который не мог проявиться раньше; выражается что-то, что прежде не было выражено.

Когда человек это видит, появляется такое же переживание относительно того, что мы называем жизнью и смертью. Мы находимся под своего рода постоянной «сенью» Смертью или в ее присутствии и возможности смерти, как об этом говорится в «Савитри»: в пути от колыбели к могиле у нас есть постоянный спутник, нас все время сопровождает угроза или присутствие Смерти. Вместе с этим в клетках есть призыв к Силе Вечности, обладающий такой интенсивностью, которой не было бы, если бы не эта постоянная угроза. Тогда человек понимает, начинает ощущать конкретно и неоспоримо, что все эти вещи — единственный способ интенсифицировать проявление, заставить его прогрессировать, сделать его более совершенным. И если эти средства грубы, то это потому, что само проявление очень грубо. И по мере того, как оно становится более совершенным и пригодным к проявлению того, что вечно прогрессирует, самые грубые средства уступают место более тонким, и миру для прогресса уже не требуются такие жестокие противоречия. Все это только потому, что мир все еще в младенчестве, а человеческое сознание в полном младенчестве.

Это очень конкретное переживание.

Из него следует, что когда земле для прогрессирования уже не нужно будет умирать, смерть исчезнет. Когда земле для прогрессирования не нужно будет страдать, страдание исчезнет. И когда земле не нужно будет ненавидеть, чтобы любить, ненависть исчезнет.

(Молчание)

Это самые быстрые и самые эффективные средства вывести творение из состояния инерции и повести его к реализации.

(Долгое молчание)

У творения есть определенный аспект — который может стать очень важным именно в наше время — это потребность уйти от беспорядка и путаницы, от дисгармонии и путаницы: путаницы и беспорядка, принимающих все возможные формы, приводящих к борьбе, бесполезным усилиям, пустой трате сил. Это зависит от того, в какой области вы находитесь, но в материальном мире, в мире действия это означает бессмысленные осложнения, трату энергии и материала, трату времени, непонимание, недоразумение, путаницу, беспорядок. То, что в Ведах называют кривизной [ crookedness ] — я не знаю эквивалента этому слову — чем-то искривленным, которое вместо того, чтобы идти прямо к цели, делает резкие, ненужные зигзаги. Это одна из тех вещей, которые больше всего препятствуют гармонии чисто божественного действия, обладающего простотой... которая кажется детской. Прямо — прямо, вместо того, чтобы совершать абсурдные и совершенно бесполезные коловращения. Очевидно, это то же самое: беспорядок — способ стимулировать потребность в чисто божественной простоте.

Тело очень сильно, очень сильно чувствует, что все могло бы быть просто, так просто!

Итак, чтобы существо — эта разновидность индивидуального агломерата — смогло трансформироваться, ему лишь нужно становиться все более простым. Все сложности Природы, которые сейчас начинают понимать и изучать и которые так осложняют даже самые малые вещи, малейшие функции нашего тела, есть результат системы настолько сложной, что это почти немыслимо; бесспорно, для человеческой мысли было бы невозможным спланировать и сконструировать все эти вещи; теперь наука изучает их, и можно ясно видеть, что для того, чтобы функционирование стало божественным, то есть чтобы оно избавилось от беспорядка и путаницы, оно должно быть упрощено.

(Долгое молчание)

Иначе говоря, Природа или, скорее, Природа в своей попытке самовыражения, была вынуждена прибегнуть к невероятной и почти бесконечной сложности, чтобы воспроизвести первоначальную Простоту.

Мы снова возвращаемся к тому же. Из этого избытка сложности возникает возможность простоты, которая была бы не пустой, а полной — полной простотой, содержащей в себе все; тогда как простота без этих осложнений пуста.

Сейчас делаются подобные открытия. В анатомии, к примеру, открывают способы хирургического лечения, которые невероятно сложны! Также, как их классификация элементов Материи — такая ужасная сложность! И все это с целью... в стремлении выразить Единство, единую Простоту — божественное состояние.

(Молчание)

Возможно, это будет происходить быстро... Но вопрос сводится к этому — необходимо достаточное стремление, интенсивное и весьма эффективное, чтобы привлечь То, которое способно трансформировать сложность в Простоту, жестокость в Любовь и т. д.

Нет пользы в жалобах, разговорах и сожалениях о том, что все обстоит так. По какой причине все так? Вероятно, когда все будет уже не так, мы узнаем причину. Можно сказать иначе: если бы мы это знали, то все уже было бы не так.

Поэтому рассуждать: «Было бы лучше, если бы это было не так и т. п.» — все это непрактично и бесполезно, совершенно бесполезно.

Мы должны поторапливаться и делать то, что нужно, дабы положить этому конец — вот и все, это единственная практичная вещь.

Для тела это очень интересно. Но это гора, целая гора переживаний, которые кажутся очень мелкими, но поскольку их множество, они имеют свое место[22].

15 мая 1963 г.

 

3. — Боль — это прикосновение нашей Матери, которая учит нас выдерживать его во все большем восторге. В ее науке три стадии: сначала выносливость, потом равновесие души и, наконец, экстаз.

 

Относительно моральных вещей это абсолютно очевидно, это бесспорно — всякое моральное страдание преображает наш характер и ведет прямо к экстазу, если вы знаете, как к нему относиться. Но когда речь идет о теле...

Это верно, что если, как говорят врачи, человеку удается научить тело переносить боль, оно становится все более эластичным и не так легко разрушается — это конкретный результат. Когда люди способны не впадать в панику при малейшем появлении боли, могут переносить ее спокойно, не теряя равновесия, способность тела выдерживать беспорядок не распадаясь, кажется, увеличивается. Это огромное достижение. Я задала себе этот вопрос с чисто практической, внешней точки зрения, и кажется, это так. Внутренне мне говорилось много раз — говорилось и показывалось в мелких переживаниях, что тело может вынести намного больше, чем мы думаем, если не добавлять к боли страха и беспокойства. Если мы устраним ментальный фактор, тело, предоставленное самому себе, не испытывает ни страха, ни беспокойства по поводу того, что может произойти — никаких страданий; и оно может выдержать очень многое.

Второй шаг, это когда тело принимает решение выдержать боль — понимаете, оно решает выдержать ее, и сразу же острота, то, что придает боли остроту, исчезает. Я говорю в абсолютно материальном смысле.

И если вы спокойны, — здесь возникает другой фактор, необходимость внутреннего спокойствия, — если вы внутренне спокойны, то боль превращается в почти приятное ощущение: не в обычном смысле приятное, но появляется своего рода комфортабельное ощущение. И здесь я говорю с чисто физической, материальной точки зрения.

И последняя стадия — когда клетки верят в Божественное Присутствие и в суверенную божественную Волю, когда они верят, что все к лучшему, тогда наступает экстаз, клетки раскрываются, становятся просветленными и экстатичными.

Есть четыре стадии, но здесь говорилось только о трех.

Самая последняя, вероятно, достижима не для каждого, но первые три вполне очевидны — я знаю, что это так. Единственное, что обычно беспокоило меня, что это не чисто психологическое переживание и что тело определенным образом изнашивается, перенося страдание. Но я спросила врачей, и они сказали, что если тело научится переносить боль еще очень молодым, его способность настолько возрастает, что оно действительно может сопротивляться болезни, то есть болезнь не идет своим обычным путем, она сдерживается. Это важно.

10 августа 1963 г.

 

Всякое отречение свершается ради большей, еще не познанной радости. Одни отрекаются, чтобы испытать радость исполненного долга, другие — ради радости покоя, третьи отрекаются во имя радости Господней, четвертые — во имя радости самоистязания, твое же отречение пусть станет переходом, ведущим к свободе и безмятежному восторгу запредельного.

 

У меня редко бывало переживание отречения, потому что для отречения нужно быть привязанным к вещам, а у меня всегда была эта жажда, эта потребность идти дальше, идти выше, ощущать лучше, делать лучше, иметь что-то лучшее. Это, скорее, чувство избавления, чем отречения, — вы избавляетесь от чего-то обременительного, что давит на вас, мешает вам идти вперед. Это то, о чем я говорила раньше: мы все еще являемся тем, чем уже не хотим быть, а Он — все то, чем мы хотим стать; то, что мы в своей эгоистической глупости называем собой, и есть то, чем мы больше не хотим быть, и мы были бы счастливы выбросить все это, избавиться от всего этого, чтобы быть тем, чем мы хотим быть.

Это очень живое переживание.

Единственный процесс, который я знаю, и которой повторялся в моей жизни несколько раз, это отречение от заблуждения, от чего-то, что считаешь истинным и что, вероятно, какое-то время было истинным, на чем вы основывали часть своих действий и что фактически было не более чем мнением. Вы считали правильной определенную оценку со всеми ее логическими следствиями, и ваше действие — часть вашего действия — основывалось на нем, и все следовало автоматически; и тут внезапно переживание, обстоятельство или интуиция предупреждают вас, что ваша оценка не так верна, как кажется. Потом следует целый период наблюдения, изучения — или иногда это приходит как откровение, массированная демонстрация — и не только идея или ложное знание, но и все их следствия должны измениться — возможно даже, в определенном отношении, весь способ действия. В такой момент появляется ощущение в чем-то родственное ощущению отречения; оно означает, что вы должны разрушить весь установленный порядок вещей — иногда это бывает нечто очень значительное, иногда что-то очень малое, но переживание одно и то же: это движение силы — силы, которая растворяет; и сопротивление всего, что должно раствориться, все старых привычек; и такое движение растворения, с соответствующим ему сопротивлением, вероятно, выражается в обычном человеческом сознании как чувство отречения.

Я видела это совсем недавно — сами по себе обстоятельства несущественны, не имеют значения, они интересны только в контексте изучения. И это единственный феномен, который мне знаком, потому что он повторялся в моей жизни несколько раз. По мере прогресса существа способность растворения увеличивается, становится все более активной, а сопротивление уменьшается. Но я помню период максимального сопротивления — это было больше, чем полвека назад — и всегда это было что-то вне меня, не вне моего сознания, а вне моей воли, что-то сопротивляющееся воле. У меня никогда не было чувства, что я отрицаю что-то, а только ощущения давления на вещи, чтобы растворить их. Тогда как теперь давление все менее и менее ощутимо, действие незамедлительно: когда проявляется сила, чтобы растворить весь порядок вещей, сопротивления нет, все растворяется; едва ли это вызывает какое-то чувство освобождения, скорее, наоборот, что-то опять удивляется и говорит: «О, снова! В который раз человек ограничивает себя...» Сколько раз вы думаете, что продвигаетесь ровно, постоянно, непрерывно, и сколько раз вы ставите перед собой маленький предел. Не большой предел, потому что это нечто крохотное в огромном целом, но все же это маленькое ограничение вашему действию. И поэтому, когда Сила начинает растворять ограничение, сначала вы чувствуете освобождение, вы рады; но теперь даже этого нет — лишь улыбка. Потому что это не чувство освобождения, просто ощущение, как будто с вашей дороги убрали камень, чтобы вы могли идти дальше.

Идея отречения может возникать только в эгоцентричном сознании. Естественно, люди — те, которых я называю совсем примитивными — привязаны к чему-то; если у них есть что-то, они не хотят это потерять! Это кажется мне таким ребячеством!.. Когда им приходится расставаться с чем-то, они страдают! Они идентифицируются с тем, что имеют. Но это ребячество. Истинный процесс, стоящий за всем этим, связан с количеством сопротивления в вещах, которые сформировались на определенном базисе знания (которое было знанием в определенный момент; но в другой момент это уже не знание), частичного знания, оно не ложно, оно просто непостоянно. Есть множество вещей, построенных на таком знании, и они сопротивляются Силе, которая говорит: «Нет! Это неверно (смеется), ваш базис неверен, давайте его уберем!» И тогда — о! — это тяжело, это то, что люди переживают как отречение.

 

— На самом деле трудно не отрекаться, а принимать ( Мать улыбается ), когда мы видим жизнь такой, как она есть... Но тогда, если мы принимаем, как мы можем жить среди всего этого и испытывать этот «безмятежный восторг» — не там, а здесь?

 

— Это неделями было моей проблемой.

Я пришла к такому выводу: в принципе, сознание и единение с Божественным приносит блаженство — таков принцип; поэтому сознание и единение с Божественным, в этом ли мире или в построении будущего мира, должно быть одинаковым — в принципе. Я все время спрашивала себя: «Почему же у тебя нет этого блаженства?»

У меня оно есть, когда все сознание центрировано в единении; в любое время, при всех обстоятельствах с этим движением концентрации сознания на единстве приходит блаженство. Но я должна сказать, что оно исчезает, когда я работаю... В этом мире — очень хаотичном мире работы, где я воздействую на все окружающее, я неизбежно должна воспринимать то, что меня окружает, чтобы иметь возможность воздействовать на него. Я достигла состояния, в котором все, что я воспринимаю, даже вещи, считающиеся наиболее болезненными, оставляют меня абсолютно спокойной и индифферентной — «индифферентной» не в смысле пассивного безразличия, но без какой-либо болезненной реакции, абсолютно нейтральной (жест, обращенный к Вечному), в совершенном равновесии. Но в этом равновесии есть точное знание того, что нужно сделать, сказать, написать, решить, короче говоря, всего, что входит в действие. Все это происходит в совершенно нейтральном состоянии и в то же время с ощущением Силы: Сила течет, Сила действует, а нейтральность сохраняется, но в этом нет блаженства. Нет энтузиазма, блаженства, полноты действия.

И я должна сказать, что такое восторженное состояние сознания было бы опасным при современных условиях в мире, потому что оно производит почти абсолютные реакции; я вижу, что это состояние восторга имеет грозную силу. Я настаиваю на слове «грозную» в том смысле, что она нестерпима или невыносима — скорее, невыносима — для всего, чему она не нравится. Она — то же самое или почти то же самое (не совсем, но почти то же самое), что высшая божественная Любовь; вибрация этого экстаза или восторга есть малое начало вибрации божественной Любви, и она абсолютно — да, иначе не скажешь — не терпит, в смысле, не допускает присутствия чего-либо противоречащего ей.

Поэтому она имела бы ужасные последствия для обычного сознания. Я это ясно вижу, потому что иногда эта Сила приходит — эта Сила приходит, и возникает впечатление, что все должно взорваться. Потому что она не терпит ничего, кроме единства, не терпит ничего, кроме восприимчивого отклика, восприимчивого и принимающего. И это не произвол, это так в силу самого факта своего существования как Всемогущества; Всемогущества не в том смысле, как мы его понимаем, а подлинного Всемогущества. Можно сказать, что она существует полностью, тотально и исключительно. Она включает в себя все; но то, что противоречит ее вибрации, вынуждено изменяться, потому что ничто не может исчезнуть. Поэтому такая мгновенная, почти жестокая, абсолютная перемена для мира, как он есть, — катастрофа.

Такой ответ я получила на свою проблему.

Поскольку это так, я удивляюсь: «Почему? Я, которая является...» В любой момент все, что я должна делать, это... (жест ввысь) и в этом... ничего не осталось, кроме Господа, все есть То, но так абсолютно, что все, что не является Тем, исчезает! Но в данный момент соотношение такое (смеется), что слишком много вещей должно было бы исчезнуть!

Я это поняла.

17 и 24 августа 1963 г.

 

95. — Только через совершенное отречение от желания — или через совершенное удовлетворение желания — можно войти в самые тесные объятия Бога, ибо и в том, и в другом случае выполняется главное условие: желание умирает.

 

Невозможно совершенно удовлетворить желание — это нечто невозможное. И отвергнуть желание — тоже. Вы отвергаете одно желание и получаете другое. Поэтому и то, и другое относительно невозможно. Но можно войти в состояние, где нет желания.

(Долгое молчание)

Жаль, что я не могу записать все переживания, потому что в эти последние дни и в течение всего периода было очень ясное понимание истинного действия, которое является выражением высшей Воли, передаваемой спонтанно, естественно и автоматически через индивидуальный инструмент; можно даже сказать (ибо ум спокоен, он остается спокойным) через тело; и ощущение момента, когда это выражение божественной Воли затемняется, искажается вмешательством желания, особой вибрацией желания, которая обладает своим собственным качеством и имеет много видимых причин: дело не только в жажде чего-то, потребности в чем-то или привязанности к чему-то, эта вибрация может быть приведена в движение, например, тем фактом, что выражаемая воля кажется или, по крайней мере, ошибочно принимается за выражение высшей Воли, но здесь возникает путаница между непосредственным действием, которое было очевидным выражением высшей Воли, и результатом, который из него следует — это ошибка, которую мы совершаем очень часто. Мы привыкли думать, что если мы хотим чего-то, то это должно прийти к нам, потому что наше видение слишком близоруко — слишком близоруко и слишком ограничено, у нас нет всеобъемлющего видения, которое показало бы нам, что эта частная вибрация нужна для того, чтобы привести в движение определенное количество других вибраций, и только их совместное действие будет иметь результат, который не может быть непосредственным результатом начальной вибрации. Я не знаю, понятно ли это, но это постоянное переживание.

Фактически, за этот период я изучила и пронаблюдала этот феномен: как в наших мелких повседневных действиях вибрация желания присоединяется к вибрации Воли, излучаемой Высшим. Глядя сверху, — если мы можем удержать сознание этого видения сверху, — мы можем увидеть, что излучаемая вибрация действительно была вибрацией, излучаемой Высшим, и что она предназначалась не для достижения непосредственного результата, ожидаемого поверхностным сознанием, а для приведения в движение целой серии вибраций, чтобы достигнуть другого, более отдаленного и более полного результата. Я не говорю о великих вещах или действиях на глобальном уровне, я говорю о жизненных мелочах; например, вы говорите кому-то: «Дай мне это», — но этот некто не понимает вас и дает что-то другое, и если вы не позаботитесь о сохранении всеобъемлющего видения, может возникнуть определенная вибрация, например, вибрация нетерпения или неудовлетворенности вместе с впечатлением, что вибрация Господа не понята или не воспринята. Так вот, эта маленькая добавочная вибрация нетерпения или, фактически, непонимания происходящего, это впечатление отсутствия восприятия или отклика, имеет то же качество, что желание — ее нельзя назвать желанием, но это тот же род вибрации, и она осложняет дело. Если мы обладаем полным и точным видением, мы знаем, что «дай мне это» приведет к чему-то иному, чем непосредственный результат, и это иное приведет к чему-то еще, что и есть именно то, что должно быть. Я не знаю, понятно ли я говорю, это достаточно сложно! Но это дало мне ключ к качественному различию между вибрацией Воли и вибрацией желания, и в то же время возможность устранить эту вибрацию желания с помощью более широкого и более полного видения — более широкого, более тотального и более предусмотрительного, то есть видения более великого целого.

Я настаиваю на этом пункте, потому что он устраняет все моральные факторы. Он устраняет обычные представления о желании. Такое видение все больше и больше устраняет все представления о плохом и хорошем, правильном и неправильном, высшем и низшем и т. п. Есть только то, что фактически можно назвать различием качества вибрации — но «качество» все же сохраняет идею высшего и низшего, это не качество и не интенсивность. Я не знаю, какой научный термин применяют, чтобы отличить одну вибрацию от другой, но это так.

Стоит лишь отметить, что вибрация (то, что можно назвать качеством вибрации), которая приходит от Господа, конструктивна — она создает, она полна мира и света; тогда как вибрация желания или какая-нибудь родственная ей вибрация осложняет, разрушает, запутывает, искривляет вещи — запутывает и искажает их, искривляет их. Она уносит свет, она производит сумрак, который насильственными движениями может быть усилен до очень темной тени. Но даже если нет страсти, если страсть не вмешивается, это все равно так. Физическая реальность стала лишь полем вибраций, которые смешиваются и, к несчастью, так же сталкиваются и конфликтуют друг с другом; эти столкновения с конфликтами и вызываемая ими суета, беспорядок и путаница созданы определенными вибрациями, которые фактически и есть вибрации невежества — потому что мы не обладаем знанием. Это вибрации невежества, и они слишком мелкие, слишком узкие, слишком ограниченные, слишком короткие. Проблема уже не рассматривается с психологической точки зрения; есть только вибрации.

Если мы посмотрим на это с психологической точки зрения... на ментальном плане это очень просто; на витальном плане — не очень сложно; на физическом плане намного тяжелее, потому что это принимает форму «потребностей»; но здесь в последние дни тоже было поле переживаний: исследование медицинских и научных концепций структуры тела, его потребностей, что для него хорошо или плохо; и в сущности, это тоже сводится к тому же вопросу вибраций. Это было довольн