ТОРАКАЛЬНЫЙ МОДУЛЬ 1 страница3 группы помещений: - для спортсменов - для зрителей - вспомогательные помещения Залыкрытых спортивных сооружений решают как единый объем. В нем выделяют спортивное поле с подходами и трибуны для зрителей, располагаемые амфитеатром. Трибуны устраивают с одной, двух или всех сторон. Tiptoe Higher http://ficbook.net/readfic/1449012 Автор: Malinnesta (http://ficbook.net/authors/Malinnesta) Описание: Посвящение: Публикация на других ресурсах: Примечания автора: Часть Осенними вечерами небо напоминает Чонину причудливую турку, в которой на медленном огне готовится горький кофе. Пепельно-серые облака, словно пенка, собираются под ободком и пузырятся, переливаясь через край небосвода моросящим дождем. Его вкус ни с чем не сравнить - он похож на все сразу и ни на что одновременно и пахнет чем-то терпким и пыльным. Юноша слизывает с губ капли и, вытягиваясь во весь рост, встает на цыпочки. Кажется, еще один шаг - ближе к краю крыши - и можно, оттолкнувшись, полететь. Только не вниз, как все, а вверх, чтобы укутаться в густых облаках и уснуть. Или, как он всегда мечтал, исчезнуть. Девятнадцатилетнему Чонину никогда не хватало смелости ненавидеть мир целиком, и он всю свою сознательную жизнь ненавидел его в деталях - родителей, лица которых безжалостно стерло из памяти время; цвет собственной кожи, которую он, будучи десятилетним ребенком, хотел отодрать от костей, только бы его перестали дразнить; людей, которые кроме презрения ему ничего не подарили. Сегодня горизонт вместо хмурого полыхает темно-синим шатром цирка-шапито и гирляндами желтых огоньков, от приятного света которых хочется жмуриться и иногда бить себя по груди: чтобы успокоить бешеное биение сердца. Утром, когда раздавали билеты на благотворительное представление, Чонин едва уговорил администратора приюта дать ему самое лучшее место. Женщина средних лет долго рассматривала паренька сквозь слегка поцарапанные стекла очков в серебряной оправе и, в конце концов, громко цокнув языком, выдала ему билет в первый ряд, сделав всего на день, но счастливым. Чонин осторожно вдыхает влажный воздух и резко, словно на что-то решившись, выдыхает. Нужно торопиться - до начала долгожданного праздника остался всего лишь час, а опаздывать парнишка не любит. Он открывает дверь на лестничную площадку и, стараясь не шуметь, в полумраке спускается на первый этаж в кладовую. Из-за вечной сырости кое-как прилаженные друг к другу половицы не скрипят, только хлипко вздрагивают под тяжестью его ног и приподнимаются то тут, то там. Чонин по привычке воровато оглядывается по сторонам – о его тайнике никто не должен узнать – и забирается на табурет, одновременно пытаясь нащупать что-то на самой верхней полке стеллажа. Через секунду он, зажимая в руке немного помятый билет, спрыгивает на пол и, крадучись, идет в свою комнату.
Он проходит мимо главного входа и сворачивает за угол; спустя несколько минут останавливается у стройного ряда трейлеров и оглядывается по сторонам. Странная, мертвая тишина, подбираясь со спины, обволакивает и как будто пытается задушить, но отступает, как только Чонин слышит несколько гулких залпов - скорее всего кто-то поджигает петарды. По лужам ползет неясный звук чьих-то шагов и Чонин, следуя годами выработанным инстинктам, прячется за одним из трейлеров. Дождь, словно по мановению волшебной палочки, затихает, и он, прикрывая глаза, радостно улыбается и, не боясь окончательно промочить одежду, прислоняется спиной к холодному металлу машины. Когда чужие пальцы слишком сильно сдавливают его плечо, Чонин невольно шипит от боли. Ему не хочется смотреть, потому что он и без того знает, что за ним, как и миллион раз до этого, увязался кто-то из приюта. - Уходи, - так тихо и ровно, как он вообще способен реагировать. - Я не могу этого не сделать, ты же понимаешь? - тембр голоса знаком и неприятен до одури, и Чонин силится не сплюнуть от отвращения. - Я не хочу драться, - слева и справа слышатся смешки, приправленные издевкой. - Трусы никогда не ходят одни, да? - Бежать Чонину некуда, все равно найдут, поэтому он зло скалится и плотнее сжимает зубы – даже если будет невыносимо больно, он не произнесет ни единого слова, слишком большая честь для таких ничтожеств. Бьют его долго, от сильных ударов, кажется будто внутренние органы прокручивают через мясорубку, боль расползается по телу, словно разряды электрического тока, а теплая кровь из открытой раны на голове, мешаясь с грязью из луж, застилает глаза и щекочет подбородок. Чонин мелко дрожит и пытается подняться на ноги, но его вновь и вновь валят на землю, заставляя инстинктивно прикрывать грудную клетку острыми коленками... So I bare my skin, and I count my sins, and I close my eyes, and I take it in.(c) * * * * * После представления Лу Хань, по обыкновению стирая на ходу грим смоченным в теплой воде полотенцем, идет к своему трейлеру. Дождь давно закончился и небо над его головой напоминает темно-синее шелковое полотно – почти такое же как купол их цирка. Он на мгновение замирает, запрокидывая голову назад и вдыхая полной грудью ночную прохладу. Время, кажется, зависает в воздухе и изредка подмигивает крапинками далеких звезд. От созерцания его отвлекает какой-то звук, и он вовсе не удивляется, когда замечает у трейлера тоненькую девичью фигуру. Фей все еще в своем цирковом костюме наездницы, и если отбросить всю неприязнь, которую Лу Хань испытывает при таких вот встречах, она удивительно хороша. - Почему так долго? – приклеенные ресницы слегка дрожат, выдавая нетерпение девушки. Лу Хань пропускает тон сказанного мимо ушей и подходит к трейлеру. Он не успевает открыть дверь, потому что Фей прислоняется к ней спиной, не давая пройти. - Я не просил тебя ждать. В глазах девушки читается жгучая обида с примесью озлобленности, но она все равно пытается обнять Ханя. Он отступает на шаг, и ее красивые руки ловят в воздухе пустоту. - Прекрати это, пожалуйста. И уходи. Фей, как и положено в очередной раз отвергнутой девушке, капризно бьет по земле каблучком и сразу же уходит, гордо подняв голову и сверкая глазами. Лу Хань не то чтобы злится на Фей, он ее просто избегает. Ее томные, недвусмысленные взгляды и не знающая меры настойчивость выливаются в странные истерики и почти всегда оставляют неприятное послевкусие. Лу никогда не был праведником, но и к стану грешников себя приписывать не собирался, потому что не считал, что несколько более-менее удачных свиданий и одна с половиной ночь "любви", как упорно именовала их Фей, могли сказаться на его душевном равновесии, тем более, привести к изменению в графе "семейное положение". Хань привык к тому, что никому ничего не обещал и не требовал этого взамен. Все это прекрасно знали и зачастую никто особо не настаивал, пока к труппе не присоединилась красавица-китаянка. Он не зло улыбается вслед уходящей фигурке и забирается в трейлер, от усталости голова немного кружится – хорошо бы поскорее принять душ и завалиться спать до следующего вечера, но очередное представление должно состояться всего через два дня в городке неподалеку, а это значит, что выезжать нужно рано утром, на рассвете.
- Ничего, ты успокоишься и пойдешь к своим кошкам, а мне нужно подумать, - Исин из всех сил старается говорить тихо. - Они не кошки! - Но из семейства кошачьих же? – Исин ждет пока Тао не кивнет в знак согласия головой, и распахивает перед младшим дверь. – Никому ни слова, а если все же проговоришься, тебя будет ждать наказание. - Ге, ты при виде мыши на Ифаня взбираешься, какое еще наказание? – Тао смеется, от чего сережки в его ушах слегка покачиваются из стороны в сторону. - Вали уже, мелкий, достал! – ангельским терпением Хань никогда не отличался, тем более, когда ему чертовски хочется узнать, почему эти двое так распереживались. Он вскакивает с дивана и с разбегу наваливается на Цзытао, пытаясь защекотать. Младший моментально ретируется, выкрикивая проклятья и матерясь. - Плохо мы его воспитали, кажется, - Исин закрывает дверь и ставит на плиту чайник с водой. - А я тебя предупреждал! Когда я пытался его бить, ты говорил нельзя, а теперь этот монстр обзавелся двумя огромными котами и ему море по колено. - Только ему это не говори, - Исин слегка улыбается. - Оденься, я только что поужинал, меня мутит от вида твоих трусов, - друг бросает в лицо Ханю попавшиеся под руку брюки и облокачивается на крохотную мойку в углу. - Прости, я забыл надеть кружевные, не ожидал, что ты придешь ко мне средь бела дня, - Хань игриво подмигивает, но заметив, что Исин не расположен сегодня шутить, спрашивает. - Что случилось? - Вообще-то уже давно вечер. Говорю же, одевайся, сейчас все сам увидишь. Когда они подходят к фургонам, в которых обычно хранится цирковое оборудование и перевозят животных, Лу первым делом думает, что пропало что-то из реквизита. Подобное уже однажды случалось, но на этот раз, судя по поведению Сина, все намного серьезнее, не стал бы он так драматизировать без веской причины. - Там кто-то есть, - друг подводит его к одному из фургонов и открывает дверь. - В смысле? - Лу Хань заглядывает внутрь и силится разглядеть что-то в полумраке, но ничего не выходит. - В прямом! Мы с Тао хотели достать кое-что для завтрашнего выступления, но… - Господи, Син, ты такой трусишка! Может, там на самом деле какое-нибудь безобидное животное? – Хань сдерживается, чтобы не засмеяться, и с легкостью запрыгивает в фургон. - Ничего подобного! Там человек, и он весь в крови, я все прекрасно видел! - Да где же? - он пинает все без разбору. - Не делай этого, а если заденешь его? Посмотри в правом углу, за коробками. - Может, ты сегодня с планеты Земля, а не как обычно, и принес с собой чем посветить? – с надеждой спрашивает Лу Хань, но резко замолкает - в углу на самом деле кто-то есть. Он, не раздумывая, сбивает на пол многочисленные коробки и через секунду кричит Сину. - Зови, Ифаня, сейчас же!
- Нужно отвезти его в ближайшую больницу и оставить там, – Лу Хань делает вид, что не замечает испепеляющего взгляда Сина. – Или сдать властям. При нем нет ни одного документа! Может, он беглый преступник? - Да его избили до смерти, о чем ты вообще говоришь? – в этом весь Исин – для него все хорошие, даже те, кто нехорошие. - Вот именно избили, Чжан, мы же не знаем за что… - Ифань - единственный, кто пытается сохранить спокойствие и трезвость мысли. – С другой стороны, кажется, что кто-то на самом деле хотел замести следы, иначе зачем запирать его в цирковом фургоне? Лучший способ избавиться от человека, по-моему. - Вот именно, Ву, - передразнивает его Исин. - Ты же сам понимаешь, что он скорее всего жертва, а не преступник, как думают некоторые! - Син, если утром ты не проснешься, потому что тебе кое-кто перерезал глотку, я не буду приносить цветы на твою могилку. - Как будто если я умру от чего-то другого, ты будешь это делать, - Исин смотрит на друга с презрением, словно говорит "я все про тебя знаю, извращенец". - Во всяком случае, ты мог бы об этом помечтать, правда? Ифань умудряется поймать керамическую кружку до того как она могла впечататься, и вовсе не гипотетически, в красивый гладкий лоб Лу Ханя. Хань благодарит его поклоном и обнимает со спины - все лучше, чем умереть от руки Исина, страдающего материнским инстинктом. Все это время безмолвно лежавший на кровати в конце трейлера парень вдруг начинает подавать признаки жизни и, едва ворочая языком, просит пить. Исин срывается с места, Лу с раздражением закатывает глаза и смотрит на задумавшегося Ифаня. - Врач сказал, что у него незначительные раны, лихорадка скорее всего уже была, но и сегодня возможна. Пусть пока останется, очнется, а потом поговорим с ним и примем решение, - что и требовалось от него ожидать. - Фань, а если его родители разыскивают? Мы же попадем под суд! – Лу делает последнюю попытку вразумить друзей, но Ифань уверенным жестом просит его успокоиться. – Да чтоб вас! Делайте, что хотите!
I can feel your heartbeat through my shirt.(c) * * * * * Когда Чонин пришел в сознание, чувствовал он себя, мягко говоря, странно. Непривычная обстановка жутко смущала, а уютные пастельные тона казались верхом издевательства воображения. Для собственного успокоения он решил, что скорее всего бредит, поэтому прикрыл глаза и через несколько минут снова открыл их. Ничего не изменилось, наоборот, вдобавок к галлюцинациям прибавилось осознание, того, что тело полностью задеревенело, словно его залили бетонным раствором, оставив на поверхности только голову. Чонин пролежал плашмя несколько часов кряду, а когда, наконец, смог пошевелить конечностями и встать с узкой кровати, сразу же плюхнулся на пол - тело не слушалось, а голова кружилась так сильно, что можно было подумать, будто он очень долго катался на каких-нибудь умопомрачительных аттракционах. Чтобы хоть как-то прийти в себя, он прикрыл глаза и постарался досчитать хотя бы до ста – его не в первый раз избивали и почти всегда такое помогало. На цифре 23, которую он почему успел повторить несколько раз, Чонин почувствовал, как его подняли на руки и положили обратно на кровать. На цифре 30 он, все же поборов свой страх, да и любопытство взяло вверх, открыл глаза и застал нависшего нас собой молодого человека. Исин умудрился сразу представиться и засуетился как ненормальный. Без умолку тараторя, он постоянно давал кому-то указания: чтобы срочно приготовил еду, вызвал врача, а потом сходил за кем-то по имени Ифань. И еще много чего по мелочи. На все сказанное кто-то отвечал то ли покорно, то ли с сарказмом, и Чонин никак не мог определиться, чего же в голосе этого человека было больше. Как Чонину потом рассказывал Исин, он пролежал в бреду несколько суток и все потеряли какую-либо надежду, хоть врач и говорил совершенно обратное. На вопрос младшего, почему же они не оставили его в какой-нибудь больнице, Исин лишь повел плечами и пробубнил что-то неопределенное. Чонин тогда обиделся, но виду не показал, потому что не был в том положении, чтобы требовать разъяснений.
- Как тебя зовут? - Чонин, - Исин был бы не Исином, если бы не влез. - Чжан, я не у тебя спрашиваю, - Ифань хмурит брови, но на друга не смотрит. - Так откуда ты, Чонин? Как оказался в фургоне? За что избили? - Как вы думаете за что обычно бьют людей? Особенно приютских? - парень мрачно улыбается. - Я не помню ничего кроме того, что пришел со всеми на представление, а потом мне досталось от парней и… и все, - каждое слово болезненно режет рассеченные губы, поэтому Чонин все время облизывает их. - Значит, приютский? - администратор в раздумье трет переносицу, а Син от нетерпения не находит себе места. - Мы поможем тебе вернуться. - Издеваетесь? Я не хочу туда возвращаться! - он срывается на крик, но из-за встревоженного взгляда Исина сразу притихает. - Я в январе стану совершеннолетним, нет никакого смысла… Ифань не дослушивает и, резко поднимаясь с места, жестом приглашает Исина выйти вместе с ним. Чонина тошнит, он закрывает глаза, чувствуя как проваливается в пограничное с дремой состояние. Нет никакой возможности на чем-нибудь сосредоточиться, поэтому, как бы он не старался, расслышать ничего из разговора друзей не получается. Они возвращаются через несколько минут и, перед тем как заговорить, администратор делает многозначительную паузу, словно дает время Чонину, над чем-то подумать. - Любая цирковая труппа, это не просто коллектив, а большая семья, члены которой хоть и имеют какие-то проблемы и взаимные претензии, но всегда, при любых обстоятельствах стоят друг за друга горой. Мы решили, что ты можешь остаться с нами на какое-то время, но потом тебе нужно будет уйти, прости. Может, кому-то нужно что-то сообщить? Чонин отрицательно мотает головой, и Ифань уходит. Если быть до конца честным, он и не думал, что ему позволят остаться, но никто не мог запретить ему об том мечтать. Приют никогда не был для него домом и ничего кроме постоянного страха и чувства собственного ничтожества за все годы его пребывания там, в отличие, от нескольких дней в цирке, не наградил. Но он никому не позволит себя выгнать, потому что уйдет сам, как только поправится. Потухший взгляд Исина заставляет Чонина натянуть на лицо приветливую улыбку. Тот все понимает и, подмигивает в ответ, только получается у него из рук вон плохо – обоими глазами. Парень заливается веселым смехом и чуть не сползает с кровати.
- Отойди от него, он не зверюшка для опытов, – Исин помогает Чонину приподняться и для удобства подкладывает под его спину еще одну подушку, одновременно изловчившись, пихает сидящего на полу Тао носком в ребра, от чего тот неестественно взвывает и, вскочив на ноги, несется прочь. - С меня хватит! Из-за этой принцессы, мы уже неделю стоим в этом городе! И ты начал плохо ко мне относиться! - Единственный, кто ведет себя как принцесса, - это ты, Цзытао, причем обиженная принцесса, - Чонин не видит лица говорящего, но понимает, что это Лу Хань. На самом деле, он его так ни разу толком и не видел - досадное обстоятельство, потому что очень любопытно. И сейчас Лу Хань совершенно точно не защищает Чонина, он, кажется, вообще никогда никого не защищает. - И ты туда же? Ты говорил, что на моей стороне и так же, как я, мечтаешь избавиться от этого маль… - Исин задергивает тяжелые гардины, тем самым отделяя их с Чонином от остальных. Все по-прежнему слышно, но если очень постараться и абстрагироваться, можно принять чужой разговор за диалог из фильма, идущего по телевизору. - Не слушай его, он просто ревнует. - Я стараюсь, но чувствую себя неловко, как будто отнимаю у человека что-то очень важное, - Чонин тянется, чтобы взять у Исина тарелку, но по телу бежит предательская боль, и он безвольно опускает руки. Он пытается улыбнуться в ответ на сочувственную улыбку старшего, но ничего не выходит. - Лу Хань тоже ревнует? - Лу Хань… С Ханем все сложнее, но… мы поговорим об этом в другой раз, - Исин не смотрит Чонину в глаза, вместо этого поит куриным бульоном и как ни в чем не бывало треплет волосы на макушке. - Но… - Исин быстро затыкает ему рот небольшим куском белого мяса. Чонин решает не допытываться, тем более, он уже давно раскусил его - старший из той категории людей, которые позже все равно все рассказывают, поэтому он сразу же переводит разговор на более нейтральную тему. – Как ты думаешь, я могу после обеда немного прогуляться, всего 10 минут, пожалуйста? Син радостно улыбается, уверяя Чонина, что уже давно хотел ему это предложить, и обещает устроить самую лучшую экскурсию на свете, но только если тот съесть свою порцию бульона и хотя бы еще одну куриную ножку.
Чонин решает хотя бы сегодня не хмуриться и, отогнав, грустные мысли, встает с насиженного места. Легкий плед, которым его заботливо укрыл Исин, падает на пол, и он сам едва на падает следом - от однообразной позы по ногам бьет судорога. Чонин резко выдыхает, когда его, очень кстати, подхватывает за локоть чья-то рука и слышится знакомый голос: - Нужно чаще гулять, а не сидеть целыми днями стариканом в кресле! Парень медленно оборачивается в сторону ворчливого спасителя и, слегка щурясь, робко улыбается. Он много раз готовил себя ко встрече с Лу Ханем, придумывал, как будет просить у него прощения за причиненные неудобства, и даже решил, что пообещает ему поскорее уйти. Но все заученное и отрепетированное моментально стирается из памяти и остается лишь улыбаться и говорить нечленораздельное "спасибо". И Чонин не совсем уверен в чем дело – в хмуро сведенных на переносице бровях или тонком шраме на губе, а может, в отнюдь не приветливом взгляде, который его жутко смущает. I'm waking up, I feel it in my bones.(c) * * * * * Когда Лу Хань просыпается, яркое солнце светит прямо в глаза, и он первые минуту-две ненавидит себя вчерашнего, забывшего задернуть плотные шторы. Последующие десять минут он ненавидит Исина, который опять отчитывает Тао за какие-то провинности и не где-нибудь, а в его собственном трейлере. Затем Лу решает выделить целых полчаса на ненавиденье мелкого, но передумывает, потому что выкинуть 30 минут из жизни на капризного повелителя кошачьих - слишком большая честь. Он, укутавшись в одеяло, поднимается с дивана и с трудом протискивается между незамечающих его друзей в ванную комнату, где стоит совершенно без дела добрых десять минут. Раннее утро - явно не его время суток. Оно приносит лишь раздражение и стойкое желание с кем-нибудь поскандалить, поэтому, даже не удосужившись умыться, он выходит к друзьям и пытается испепелить их взглядом. Получается из рук вон плохо - друзья зрительного контакта не устанавливают, никакого внимания на него не обращают, и он, не раздумывая, переходит к плану B - начинает кричать: - Почему я должен встречать каждое свое утро в вашем обществе? Чего опять разорались? Если вам нет дела до меня, то подумайте хотя бы о спящем Чонине! Исин по-прежнему делает вид, что Ханя и вовсе не существует, а Тао, обиженно тупит взгляд и отступает в сторону, давая ему возможность пройти, недовольно бубнит вслед: - Плохой ге, когда тебе нужно, ты прикрываешься Чонином… Он уже час как ушел в город с Ифанем и Фей. Лу Хань пропускает мимо ушей сказанное и спрашивает у него: - Что опять случилось? Что ты опять натворил? - Я… ничего, ге, честное слово! - Как ничего? - Исин сверкает на него глазами и быстро подходит к плите, на которой закипает чайник с водой, из-за чего Лу заметно напрягается и замирает на месте. - Кто будет кофе? Кто чай? Лу Хань облегченно выдыхает и дает себе мысленную оплеуху, потому что не такой уж его друг и садист, и конечно не станет обливать Тао кипятком, даже если тот и сделал что-то на самом деле ужасное. Он, довольно улыбаясь, просит кофе и забирается с ногами на диван, пряча голые коленки под одеялом. Тао покорно присаживается рядом и, словно прося о защите, доверчиво прижимается к нему. Лу Хань вновь напрягается и думает, что хоть и любопытен, но лучше ему сегодня вообще ничего не знать, а еще ему очень хочется кричать, чтобы оба выметались из его трейлера, потому что нервных клеток за это утро он кажется потерял больше, чем за последнюю неделю. Он долго буравит взглядом забитого Цзытао, потом смотрит на Исина и тихо, надеясь, что они его все же не услышат, и, выпив свои напитки, просто уйдут, говорит: - Рассказывайте уже, что случилось? Судя по всему, Тао принял единственно правильное в данной ситуации решение - он упорно молчит и иногда бросает на Исина умоляющие взгляды, а Син, наоборот, если молчит, значит взвинчен, более того - беспощаден; он разливает кофе по кружкам и передает одну Ханю, а другую - мелкому, сам же садится в кресло напротив. - Он спрятал ножи Минсока… - И правильно сделал! Мин скоро кого-нибудь убьет! Лу Хань заливается истеричным смехом, потому что их конферансье, конечно, малый хороший, только с реакцией у него явно не все в порядке, да и зрение в минус десять диоптрий его хобби никак не способствует. Возомнил себя великим метателем ножей, он недавно чуть было не пригвоздил несколькими меткими ударами Ифаня к деревянному забору. - Да, но спрятал он их под кроватью Чонина, - Исин неодобрительно смотрит на гогочущего друга и, тяжело выдыхая, мотает головой, - Более того, он сказал Минсоку, что собственными глазами видел, как Чонин нес их к себе. У Лу Ханя нет повода не верить словам Исина, да и характер Тао он знает слишком хорошо, чтобы не принять во внимание такую вероятность. Он в исправительных целях дает ему несколько звонких подзатыльников, но сразу же, успокаивая, обнимает: - Мелкий, зачем из-за него портить свои отношения с людьми? Он скоро уйдет, - когда Хань говорит это, на Исина он старается не смотреть, потому что знает, как друг обычно реагирует на подобные слова. Но и делать вид, что его устраивает новенький, он не собирается, тем более, что толку от него для труппы никакого. После продолжительных нравоучений старшим удается выбить из Тао обещание, что он больше ничего против Чонина предпринимать не будет, и даже клянется, что попросит у Минсока прощение.
|
