На Мангушевском плацдарме.

Вскоре на железнодорожной платформе школы стали формироваться длинные эшелоны товарных вагонов. Нас, по - ротно, через каждые 2-3 дня, поднимали по тревоге, выдавали оружие, шанцевый инструмент, противогазы, аптечки медицинские, сухой паек и грузили в товарные вагоны, оборудованные полками для размещения людей. Каждая рота, закончив полную загрузку вагонов, отправлялась самостоятельным эшелоном на фронт. Как и всем эшелонам, следующим на фронт, нам был открыт зеленый свет на всем протяжении следования от Майкопа до ст. Сарны и Ковель. Только единственная остановка эшелона была на ж.д. станции Ростов-на-Дону, где командующий С.К.В.О. устроил осмотр. Наш эшелон осматривал какой-то тучный, оплывший жиром, как бегемот, генерал-лейтенант. В период смотра, нам разрешили приготовить кашу из брикетов сухого пайка. Молодые вояки впервые в жизни принялись кулинарить. Прямо у своего вагона, между двумя колеями железнодорожного полотна, развели костры, подвесили над ними котелки с водой. Я раскрыл брикет спрессованной рисовой каши и весь его высыпал в котелок. Еще не успела толком закипеть вода, а рис, вздувшись, пополз вверх, быстро заполняя весь объем солдатского котелка, через край, вываливаясь в костер. Пока Миша доставал свой котелок, изрядная порция каши сгорела в костре. Но и его котелка оказалось маловато. Жаль, много каши было потеряно. Для нас было открытием, что маленький прессованный брикет риса размером 10х10 сантиметров мог дать такой большой объем распаренной рисовой каши. В дальнейшем мы закладывали в котелок не более четвертинки брикета, и нам хватало один раз покушать. Дальше эшелон двигался без остановок. Маршрут, по которому в 1920 году форсированным маршем 1-я Конная Армия С.М. Будённого преодолевала около 2-х месяцев, мы пролетели за пару с лишним суток.

Выгрузившись из ж. д. эшелонов мы прибыли на так называемый Магнушевский плацдарм, клочок земли на левом, западном берегу реки Висла в (Польша). Магнушевский плацдарм- это лесисто песчаный участок земли, расположенный на левом берегу реки Висла между впадающими в нее р. Жилицс с севера и река Радомка с юга, в районе бывших сел Магнушев и Голендры Магнушевские.

Этот участок, захваченный войсками 8-й гвардейской армии 1 августа (размером до 10 км по фронту и 5 км в глубину, и, с большим напряжением сил, расширенный до 28 км по фронту и 18 в глубину), стал главным плацдармом для проведения Висло-Одерской наступательной операции в январе 1945 г.

На этом плацдарме все курсанты нашей снайперской школы были включены в состав действующей 8-й гвардейской Армии (командующий генерал-полковник В.И.Чуйков), 1-го Белорусского фонта (командующий Маршал Советского Союза Рокоссовский К.К.). После принятия «душа» в лесной бане под открытым небом, санобработки и смены белья, нас построили на большой поляне, и перед курсантами выступил командир, уже нашей, 88-й гвардейской МСД генерал-майор Панков Борис Николаевич. Он объяснил, что все снайперские роты распределяются по полкам дивизии в качестве линейных стрелковых подразделений, а не снайперскими командами. Отдельные курсанты пойдут и снайперами – охотниками, но уже в своих ротах, по приказам своих командиров. После распределения по полкам, мои земляки и сослуживцы по школе снайперов попали в разные полки дивизии. Мы с Мишей Коротычем были зачислены в отдельную роту автоматчиков 266 гв. МСП (командир полка Субботин Борис Иванович). Меня назначили командиром пулеметного расчета (РПД-2) а Мишу Коротыча ко мне вторым номером расчета.

 

 

Показали нам первые траншеи, указали место размещения расчета, огневой позиции, сектора обстрела, поставили задачи по режиму ведения огня днем и ночью, порядок действий при внезапном нападении противника. Осталось только все это хорошо исполнять.

Наш передний край проходил по ровному, как стол, полю и бывшим картофельным огородам на открытой песчаной долине. Траншеи же противника шли по опушке леса. На удалении 200-300 метров от наших первых траншей. Мы с Мишей заняли боевую позицию в центре расположения автоматной роты полка. С этих пор, с начала августа 1944 года, мы стали полноправными солдатами- гвардейцами в составе знаменитой 8-й (62 Сталинградской) гвардейской армии. Траншеи, в которых нам предстояло оборудовать свою огневую точку, были очень мелкие, сантиметров 50-60, не доходили до колен и, с каждым часом их глубина уменьшалась. Песок все время осыпался со стен и бруствера траншей. Находиться в них можно было только в положении лёжа. Требовалось их углублять и обязательно обшивать стены жердями или хворостом. Командование решило на день оставлять в первой траншее минимально возможное количество людей для первоначальной защиты переднего края, а всех остальных направляло в тылы для заготовки обшивочного материала. Днем заготовляли хворост и жерди в ближайшем лесном массиве, а с наступлением темноты переносили их к траншеям. Углубив траншеи и окопы, мы обшивали ими стены траншей и крыши блиндажей. Так до самой зимы мы днем заготавливали в тылу материалы, ночью перетаскивал их к траншеям и до самой зимы совершенствовали свою оборону. Наш расчет к этому времени имел не только хорошо и удобно оборудованную пулеметную позицию, но и собственный блиндаж для отдыха и укрытия от обстрела артиллерией или бомбежки с воздуха. Вход занавесили плащ-палаткой для сохранения тепла. Освещение – чадящая и коптящая обмотка от телефонного кабеля. Естественно когда противник пытался нас атаковать и выбить из траншей, этот порядок работ изменялся. Но. Стоило отбить его атаки и успокоить, наши солдаты опять уходили на заготовку обшивочного материала.

Во время одной из таких заварух, когда очень интенсивно и долго пришлось вести пулеметный огонь по противнику, меня что-то так сильно толкнуло в правое плечо, что я отлетел к задней стенке траншеи, а в руках остался только один приклад от пулемета, самого же пулемета не было. Ствол пулемета разорвало, Благо атака была уже отбита. Как выясняли представители вооруженцев и СМЕРШ не сознательно ли я это сделал. Порядочно подрожал, пока они не установили, что в процессе ведения длинной очереди, одна пуля не вылетела из канала ствола, а силой взрыва следующего патрона разорвало и ствол. Следует подчеркнуть, что многие бессонные ночи и дни приводили состояние организма стоящего на посту солдата или сержанта к тому, что он как бы замирал. Стоит неподвижно во весь рост, как будто всматривается в сторону противника, глаза широко открыты, дышит нормально, а в действительности спит. Тронь его или прикоснись к нему, и он вздрогнет как от электрического удара или подскочит выше траншеи, с одновременным боевым выбросом оружия. Стрельба же и другие постоянные шумы переднего края его как не касаются, он стоя спит. Естественно бдительность притуплялась, об этой усталости наших солдат, конечно, знал и внимательно наблюдавший за нами противник. Зная, что на переднем крае стоит необстрелянная молодежь, стремился использовать эти обстоятельства. Буквально через неделю после заступления наших курсантов на боевое дежурство в первые траншеи, немецкие разведчики утащили, из соседнего батальона, двух наших бывших курсантов Середу и не помню фамилии второго, заснувших ночью на посту. А потом даже организовали их выступления по радио с обращением к нам, последовать их примеру, переходить к немцам. Неоднократно немецкая разведка пыталась повторить такие же действия и в секторе нашего участка, но, получив по зубам, уползала обратно не солоно хлебавши. Попытка же утащить соседний слева нас пулеметный расчет сержанта Кукушкина стоил им двух трупов и трех автоматов, хотя у пулемета дежурил один Кукушкин. Да и очень удобное, для захвата, было расположение нашей пулеметной точки. В 100-150 метрах перед ней лежал сбитый немецкий самолет. Разведчики противника видимо долго из этого самолета наблюдали за расчетом Кукушкина. Судя по результатам стычки, Кукушкин задремал стоя, и в схватке с тремя немцами уже в окопе, двух убил ножом, а третий с пулеметом Кукушкина, похоже, тоже раненый, уполз в свое расположение. А сержант, к моменту прибытия помощи, как разъяренный бык, упершись спиной в двери блиндажа, с немецким автоматом на шее и армейским кинжалом в правой руке, стоял над двумя поверженными разведчиками, издавая громкие булькающие хрипы, доносящиеся из его кровоточащего израненного горла.

Через некоторое время у меня забрали из расчета Мишу Коротыча во взвод Противотанковых ружей, и уже с другим вторым номером, еще немного погодя, перевели и меня во взвод полковой разведки. Ох, эта знаменитая, прославленная разведка!

Не зря люди, хоть кратковременно прослужившие и повоевавшие в полковой или дивизионной полевой разведке, с гордостью, и в то же время, с содроганием вспоминают это время. Покинув траншеи своих войск, ужом переползая передний край противника, его траншеи, минные поля, проволочные заграждения, под настильным автоматно-пулеметным, а частенько и минометным огнем противника вы идете на боевое задание, Дни и ночи, а иногда и недели находитесь на пронизывающем ветру, жгучем морозе или промозглом дожде. Спите в лесу на хвойной подстилке под открытым небом, ночи напролет дрожите от холода. Не смея шелохнуться, затаившись вблизи окопа или Дота, замирая каждый раз, когда слышится малейший шорох с их стороны. По вам стреляют, вас преследуют, вы бежите много километров по снежной целине, оврагах задыхаясь. Иногда проходят долгие, наполненные тревогой дни и ночи, прежде чем вы попадете к себе. Здесь относительно спокойно, можно сбросить с себя верхнюю одежду, отдохнуть, поспать. Конечно при удачном выполнении задания. В противном случае отдыхать и спать долго не будешь. Не успев закрыть глаза, снова уйдешь обратно в стан врага решать поставленную задачу. Особенно трудно, если у противника хорошо налажена оборона.

Помню, на Висле пять дней ползали – но ни как. Близко подпустит, осветит ракетой и строчит из пулемета. Вожмешься в землю, лежишь, ждешь, вот перестанет. А он и не думает переставать. Что ему патронов жалко? Патронов у него горы. Ракет тоже.

Ну и лупит. А у нас укрытия никакого, ровно как на столе. Одно, что каски на головах. Вот лежишь и слышишь, то справа, то слева хрясь, хрясь. Как скорлупа из ореха. Дальше пошли, где - то после полуночи. Темнота – глаз выколи, ветер напористый, голое болото под ногами, чуть подморозило, но все время проваливаешься, под ногами чавкает, того и гляди, немцы услышат. Там конечно минное поле и наше и немецкое. Саперы с вечера поработали, сделали проход. Но какой это проход? Сняли несколько мин и ползи. Хорошо дождались нас – вешку поставили, показали направление. Туда, по этому прутику, как - то проползем. А как найти этот прутик в темноте при возвращении? Но поползли друг за дружкой, ползли рывками. Немец ведь ракеты пускает одну за другой. Вот в кроткие промежутки, по темноте, и ползем. Как только пырхнет ракета, голову в землю, только задница торчит как кочка. Наконец добрались до первой траншеи. Слышим там разговор в несколько голосов, не спят, значит. Нужно ползти в сторону от этих бессонных. Проползав час с лишним вдоль траншей, наконец, взяли фрица – оглушили., заткнули портянкой рот и поволокли на плащ палатке Пора смываться, долго возились, скоро рассвет. А проход в минном поле потеряли. Найди вешку – прутик, после длительного ползания по нейтралке. Не случайно вдруг как шарахнет, аж земля заколыхалась. Сверкнуло, ослепило, и что тут началось! Беспрерывным огнем лупят по всей пойме. Немцы лупят по пойме, а наши минометы по переднему краю немцев. Лежим ни живые, ни мертвые. На огонь не отвечаем. Гудит и гремит, вся округа ходуном ходит. С трудом вырвались, выползли из этого ада и хаоса, потеряв двух разведчиков на минах. Но немца все-таки живого доставили и сдали командованию. Вот такая петрушка, эта самая РАЗВЕДКА.

Иногда можно слышать, что смелость, бесстрашие чуть ли не врожденное качество разведчиков. Это, желаемое, некоторые хвастуны, выдают за действительность. В действительности же смелость, бесстрашие, как и трусость явления не природные, а социальные, Эти качества человек приобретает в процессе жизни, в зависимости от условий его воспитания и развития.. Разведчики такие же люди,как и все. Ничто человеческое им не чуждо, в том числе и чувство самосохранения, чувство испуга, страха. Но, жизнь научила разведчика владеть собой, выработала соответствующую реакцию организма на резкие изменения обстановки, закалила его силу воли, выносливость, научила проявлять выдержку, собранность, четкость, умение мгновенно принимать наиболее целесообразные решения и претворять их в действие. В выработке этих качеств характера очень большая роль принадлежит сознательной личной дисциплинированности. Мы можем отличаться друг от друга своими привычками, наклонностями, складом ума, опытом - все это приемлемо и в разведке. Разведчиками, как и солдатами не рождаются, ими становятся, в разведке действуют люди, а не роботы или сверхчеловеки. Но, при всём разнообразии этих людей, для всех без исключения, дисциплина, нерушимая крепкая дисциплина, одна. Если нет дисциплины – ни большие знания, ни отличное владение оружием не сработает как нужно. Дисциплинированность позволяет человеку полностью отдаваться тому делу, которое он делает. Это характерно не только при выполнении боевых задач или чисто военной работы. Это также характерно при преодолении любой экстремальной ситуации, вызывающей у одного человека чувство страха, испуга, отчаяния, а у другого порождает решительность, риск, смелость, сопротивляемость, уверенность в преодолении препятствий и выполнении поставленной задачи.

Вот как на этот вопрос ответили знаменитые мореплаватели Данчо и Юлия Папазовы, переплывшие в 1974 году, за три месяца, Атлантический океан от Гибралтарского пролива до Кубы, на маленькой шестивесельной спасательной шлюпке: «Если бы мы не рассчитали своих сил и не знали своей сопротивляемости страху, мы бы не отправились. Плавание длинное, и мы привыкаем к риску, как и ко всему остальному в нашей обстановке. Когда полностью отдаешься какому – нибудь делу, то как-то не «успеваешь бояться». И не рассуждаешь, смелый ты или нет. Принимаешь вещи такими, какие они есть, и делаешь, что полагается. Это неизбежно, другого выхода нет. Похоже, неизбежность одна из мощнейших опор нашего существования… Именно эта неизбежность придает силы, чтобы всё перенести.» (Данчо и Юлия Папазовы. «Под парусом через океан» стр. 102, 182.)

Помню, в связи с подготовкой предстоящего наступления, командованию требовалось уточнить изменения в расположении противника некоторых сухопутных частей, артиллерии, танков, некоторых штабов. Для выполнения этого задания шла наша группа, из 4 человек, во главе с зам. командира взвода. Но неожиданно, за пол суток до выхода, начальник дивизионной разведки представил нам не знакомого младшего лейтенанта. Рослого, под 2 метра, крепко сложенного мужчину, который был назначен руководителем нашей группы при выполнении данного задания. Неожиданное назначение незнакомого человека перед самым выходом на задание нам не понравилось. Но приказ, есть приказ. Знакомясь с нами и уточняя детали предстоящей разведки, он почему-то к месту, и не к месту повторял: «Там много интересного». Молча, проверяя нашу экипировку, готовность к выходу, придирался к любой мелочи, не терпел возражений, требовал точного исполнения. Мне почему-то приказал оставить «свою бандуру» т.е. пулемет РП-2, а взять автомат ППС. с откидным прикладом и 2 рожка к нему. Когда я прихватил 3 запасных рожка, он хмуро бросил: «Я приказал два!». Не один Я. Все разведчики группы, даже заместитель командира взвода получили от него замечания.

И вот мы в первой траншее переднего края. Стоит тишина. Только густо моросящий дождик шуршит на наших плащ-палатках. Глубокой ночью, саперы провели нас через нейтральную полосу, по освобожденной от мин тропинке, до разрезанного ими проволочного заграждения противника. Поставили колышек, означающий направление разминированной тропинки по нейтральной полосе и возвратились домой.

Мы двинулись дальше. Удачно, без шума и приключений преодолели проволочное заграждение, первую траншею. Пройдя метров 30-40 до мелкого кустарника, командир остановил группу.

Приказав мне оставаться на месте и быть готовым к поддержке действий группы, вместе с тремя разведчиками возвратился к траншее. Послышалась возня. Взяв «языка», командир отправил пленного домой, в сопровождении двух разведчиков во главе с заместителем командира взвода. Возвратившись ко мне один, сказал: «Младшой, дальше мы пойдем вдвоем, осмотримся, просочимся глубже в тыл, там много интересного» То ли по возрасту, то ли по моему воинскому званию «Младшего сержанта», обращаясь ко мне, он весь период называл меня «Младшой», с ударением на О.

Обходя скопления и даже отдельных немецких вояк, чему способствовал довольно густой моросящий дождик и ветерок, мы просочились почти к тыловой линии обороны противника. Не углубляясь дальше, мы почти трое суток, ползали по грязи, болотам, оврагам вдоль линии обороны противника шириной до 6-8 километров. Всё, что заслуживало внимания,он скурпулезно рассматривал, сверял с картой, наносил на нее какие то знаки и записывал в блокнот. Иногда, вручив мне, листок бумаги и карандаш, направляя осмотреть какое-нибудь сооружение или объект, где для него было «много интересного», Добираться же туда приходилось через открытое болото или по-пластунски. В таком случае, он всегда советовал «держать голову ниже задницы» По возвращении, внимательно читал мои записи, уточнял какие знаки, на бортах какой технике нанесены, в какой цвет окрашены. Какие знаки на рукавах и петлицах офицеров и т. п. Все сведения наносил на карту и в блокнот, часто при этом восклицая что-то вроде «И она тут», «Ого», «Чудесно» «Молодец», «Вот ты где» и другие. Чувствовалось, что командир доволен результатами нашего трехсуточного ползания по ближним тылам противника Мы смогли точно определить координаты, рощицы, и другие места расположения одной новой дивизии, двух мотострелковых, танкового, артиллерийского полков. Места больших скоплений танков, артиллерии, размещенных как открыто в лесных массивах, так и закопанных в землю на открытых участках фронта. Всё шло хорошо. К исходу третьих суток он решил возвращаться домой. При этом сказал, что обратно будем переходить передовую в том же месте, где переходили сюда. Я заметил, что там, где мы взяли «языка», немцы обязательно усилят охранение траншеи и вряд ли нам это удастся. Согласившись со мной, он все же сказал, что на нейтральной полосе нет другого прохода в минных полях. Придется постараться перейти именно там.

Возвратившись к первой немецкой траншее, с опушки пролеска, в сумраках, осматривая передний край, обнаружили появившийся на возвышении новый бугорок. Минут через 20 на этом пригорке появился немецкий солдат. Тщательно поправив на бугорке маскировочный дерн, отряхнулся, кругом осмотрелся и возвратился в окоп. Прошептав, что там пулеметный расчет, командир приказал приготовить пистолет, автомат и гранату. По-пластунски двинем дальше. Если они нас заметят, а мы их не уничтожим, домой нам не вернуться. Не доползая метров 20 до окопа, рядом с нами разорвался снаряд. Вспышка ослепила меня. Когда глаза опять привыкли к темноте, командира рядом не оказалось. Немного отстав от меня, он,скрюченный, обеими руками схватившись за живот, стонал. Меня охватил страх за жизнь командира, я оцепенел. И не потому, что испугался смерти или перекрывший путь пулемет. Я испугался, что своими слабенькими физически, юношескими, даже детскими силенками, не смогу утащить, это огромное тело тяжело раненого командира. Оставить командира на растерзание немцам выше моих сил..

В голове гудело «Сам погибай, а командира спасай».

Когда же он, почти шепотом, приказал:

«Младшой! Бери планшетку, любой ценой доставь ее командованию. Там много интересного. Мне отсюда не выбраться». Я, в злости или бешенстве, как в бреду, с затуманенным сознанием, повесив планшетку себе на плечо и буркнув «Я сейчас», во весь рост рванул к пулеметному окопу. Там два солдата возились с пулеметом. Появившись во весь рост над окопом, с гранатой в правой и пистолетом в левой руке, заорал во всё горло»Хенде Хох», «Ком»,. «Вэк», добавляя более крепкие русские выражения, требуя выйти из окопа.

Видимо, мое неожиданное появление, решительное и зверски злое выражение лица, громкие команды, да еще с гранатой и пистолетом в руках, ошеломили этих солдат, С поднятыми руками они очень быстро выскочили из окопа, бросив все свое оружие и имущество. Послушно выполняя все мои распоряжения, уложили командира на плащ-палатку, благополучно пронесли его через проволочное и минное заграждения, всю нейтральную полосу и опустили только в нашей первой траншее. Когда я передавал обоих немцев и командирский планшет, начальнику дивизионной разведки, младший лейтенант, по-видимому, пришел в сознание и, показывая майору глазами на планшет, сказал свое любимое «Там много интересного». Огромный груз ответственности, неимоверное нервное напряжение, да и трое бессонных суток блуждания, под дождем в тылу врага, вдруг, как бы, свалились с моих плеч, и я, как подкошенный, опустился на дно окопа.

Наши ребята, разведчики, переместили меня в землянку и уложили на земляной диван. Естественно, я сразу, не раздеваясь, уснул беспробудным сном. И если бы ребята не растормошили меня во второй половине дня, я не знаю, когда бы смог проснуться сам. Еще, не открывая глаза, я спрсил: «Что с командиром.?» Услышав: - В госпитале, - даже облегченно вздохнул.

А когда открыл глаза, не поверил, что я проснулся..! В землянке, на скамейке сидели три пожилых человека, в генеральских фуражках. и плащ накидках., С перепугу я соскочил на пол и, без ремня, в той же грязной одежде, стал по стойке «Смирно!» перед ними.. Кто-то из них произнес «Шустрый!» А, старший, скомандовав «Вольно», добавил: «А ну, по- молодецки, быстро приведи себя в порядок, потом поговорим». Я удивился. За всю мою, не долгую, жизнь и службу, лично со мной никто, в воинском звании выше капитана, не говорил, а тут сразу три генерала.!. Минуты через 2-3, они уже допытывались у меня, как это я, совсем мальчишка, умудрился не только спасти своего командира, а вдобавок притащил еще и двух здоровенных немецких пулеметчиков.?! Как мне удалось, не потревожить противника? Как, с таким «обозом», прошел бесшумно через передний край, проволочные, минные заграждения и всю нейтральную полосу обороны? Я постарался, подробно им рассказать, как было дело, умолчав, правда, о русских крепких выражениях.

Я сам никого не «тащил», да и не смог бы утащить такого богатыря, как младший лейтенант. Я заставил немцев нести командира к нам домой. Они принесли. А насчет тревоги противника, я, даже не задумывался. Стреляли с обеих сторон довольно активно. В нашу колонну почему-то не попадали. Ну и хорошо! Не мешали уходить. Я ведь не прятался, шел во весь рост, команды немцам подавал в полный голос, громко. Да и весь «Обоз», как вы сказали, перемещался, открыто, в полный рост!.. Я и сам не понял, почему немцы не обнаружили нас. Но оказывается, на войне и такое случается.!

. Улыбнувшись, старший из генералов (Им оказался В.И.Чуйков – командарм 8-й гв. А) говорит: «Да, физически ты, сынок, не богатырь, у тебя еще все впереди, А вот смелости и храбрости у тебя, уже сейчас, хватит на десять богатырей! Главное, ты правильно понимаешь, что «почетно убить врага, но вдвойне почетнее спасти друга, командира». Затем, прикрепляя к моей гимнастерке орден «Красная Звезда», от имени Родины поздравил меня с такой высокой наградой, пожелал новых успехов.

Все три генерала пожали мне руку, сказали, что гордятся моим поступком и верят, что всё хорошее у меня еще впереди.

А я, еще полусонным,почему-то, испугался их!

Когда ушли генералы, наши разведчики, возбужденные встречей с ними, навалились на меня со своими шутками, остротами. Общий хохот вызвал вопрос ко мне - «Ты что «рванул» к немецким пулеметчикам, чтобы пригласить их носильщиками к своему командиру?» Конечно, в моих действиях просматривалось много необдуманного, спонтанного, странного. Даже не осознанного, случайного. Хотя в конечном результате, оказалось правильным. Видимо, сказался уже накопленный личный боевой опыт снайпера, пулеметчика, Опыт товарищей по разведке. Всё это отложилось где-то на подсознательном уровне, и в нужный момент, подсказало, что и как делать. Когда я «рванул во весь рост к немецким пулеметчикам», то не думал их «приглашать», а выполнял приказ: «Уничтожить их. – Иначе нам не выбраться». Но, в ту же минуту, увидев раненного командира, как острый штык в мозг впилась мысль – спасти его. Видимо поэтому я не бросил на бегу гранату, боясь не попасть в окоп. Не начал из пистолета расстреливать немцев в окопе. А когда перепуганные пулеметчики, как зайцы, выскочили из окопа с поднятыми руками, мгновенно щелкнула мысль, сделать их «носильщиками командира»/

. Вот такие, совершенно не предвиденные, неожиданные и даже странные действия и встречи бывали на войне.

Здесь, на Магнушевском плацдарме, меня приняли в комсомол. Прямо в первой траншее, у пулемета, Герой Советского Союза, старший лейтенант, помощник начальник политотдела дивизии, (фамилии не помню) вручил мне комсомольский билет.

В ходе обороны наши войска продолжали готовиться к наступлению, к прорыву обороны противника, сидевшего за мощными укреплениями на западном берегу реки Висла. Во второй половине ноября и весь декабрь плацдарм принимал, размещал, маскировал новые соединения как нашей 8-й, так и других армий фронта.. Чувствовалось, что скоро покинем окопы, пойдем на прорыв обороны, в наступление, вперед на запад.. Как я узнал гораздо позднее из мемуаров Г.К.Жукова, В.И.Чуйкова, и других военачальников, тогда, на нашем плацдарме размером 28 на 18 км,, перед началом наступления было сосредоточено 23 дивизии, 5348 артиллерийских стволов, входящих в 8-ю гвардейскую, 5-ю ударную, 61-ю армии и 16 танковый корпус. Да на восточном берегу р. Висла - 69 –я общевойсковая, 1-я, 2-я гвардейские танковые армии и 1 армия Войска Польского со своими боевыми средствами. Напряженную работу наших войск на плацдарме видел и противник, догадывался о подготовке к наступлению, поэтому активизировал работу своей разведки, усилил удары авиации и артиллерии по плацдарму, подтягивал свои войска, усиливал оборону. Передний край ожил. Почти беспрерывно по всему переднему краю шел взаимный обстрел со всех видов оружия. Некоторая вольность передвижения и поведения людей, допускаемая в период длительного нахождения в обороне, прекратилась. Любая неосторожность солдата заканчивалась если не смертью, то ранением. Особенно активизировались фашистские снайперы. Развернулась охота за отдельными солдатами.

19 ноября 1945 года, в командование 1-м Белорусским фронтом вступил Зам. Верховного ГК, маршал Советского Союза Г.К.Жуков. заменив, переведенного на 2-й Белорусский фронт, Маршала Рокоссовского К.К

После начала нового 1945 года, неожиданно на всем плацдарме наступила гнетущая тишина. Никто не вел огня. никто не стрелял. Как будто все вымерло. Больше недели все ходили как наэлектризованные этой тишиной. Все ожидали чего-то неожиданного. Нервы напряжены до предела. Оказалось, что неизвестность, вызванная этой необычной тишиной, создала такое нервное напряжение, так вздернула наши нервы, что сами по себе прекратились всякие шутки, свойственные солдатам, даже в напряженные минуты боя. Офицеры и солдаты напряженно всматривались в оборону противника, стараясь понять причину этой тишины, ожидая в любую секунду какой ни будь пакости от противника. Неизвестность подошла вплотную к каждому, от неё уже нельзя отмахнуться, нельзя обманывать себя, что ты её не замечаешь. Неизвестно как всё обернется. Людям не свойственно терпеть неизвестность. Неизвестность противна природе человека, несовместима с человеческим духом. Человек от нее пытается спастись самообманом. Но, бывают критические моменты, когда неизвестность столь зрима, что уже не спрячешься от неё за самообман. А это пугает человека даже больше, чем трудный бой.

Только, когда возобновилась перестрелка, а в нашем тылу целыми ночами что-то гудело, таинственно передвигалось, напряжение несколько спало. Стало ясно каждому, скоро пойдем на прорыв обороны врага, пойдем в наступление. Плацдарм нашпиговали войсками, как бочку огурцами. Армия, многотысячная 8-я гвардейская армия, получила полосу наступления шириной всего в 7 км., а наш полк – уставную ширину наступления взвода. В ночь с 13 на 14 января 1945 года, в условиях густого тумана, в нашу первую траншею набилось столько солдат, сержантов и офицеров, что не только пройти или разминуться, даже повернуться невозможно. Ясно, утром прорыв. В 8.30 утра загремели тысячи орудий, вся огромная масса людей, танков, орудий пришла в движение и, в условиях густого тумана, прорвала оборону противника, с ходу взломав её на всю глубину, устремилась вперед на Варшаву, на Берлин.

В ходе этого наступления, в бою на окраине г. Варшавы, я получил осколочное ранение в голову и в бессознательном состоянии кем – то был подобран и отправлен в тыл, а там и в госпиталь. В каком госпитале, кто и когда делал мне операцию, по извлечению осколков из головы я не знаю, но твердо верю хороший хирург и добрый человек. Как узнал позднее из истории моей болезни № 2221Б ХППГ, хранившейся в архивах Военно-медицинских документов Военно – медицинского музея Министерства обороны СССР, в г. Ленинграде, меня лечили не в одном, а в четырех госпиталях: «с момента ранения находился на лечении в ПМП. ОМСБ 98, ХППГ 159, ППГ 2418 и с 20 февраля 1945 г. в ХППГ 5165, из которого выбыл 27 марта 1945г. в часть, какую не указано,» - говорится в ответе начальника 5 отделения архива Суворовой, № 572 д от 30 января 1974 г.

Видимо ушиб головы был настолько серьезным, что я более 30 суток находился без сознания ибо помню только период лечения в ХППГ 5165 сначала в г. Скверневице, а затем в г. Кутно (Польша) В средине марта меня перевели из режима лежачих на режим ходячих, а после и в команду выздоравливающих. В конце марта меня выписали из госпиталя, и я убыл на фронт, в действующую часть.