Глава 18. Небо с каждой новой ночью всё больше углублялось и отодвигалось

Небо с каждой новой ночью всё больше углублялось и отодвигалось. Наступала зима. Они были дикарями. Словно первые люди в раю, только в их рай никогда не заглядывало солнце… Он был полон призрачных, лунных теней.

Их прошлое умерло, а будущее не интересовало даже их самих. Им, как всем влюблённым, была открыта вся вечность. И в этой вечности они видели, знали, любили только друг друга. Окружающий мир был блёклым фоном.

Странные сны видела теперь Мира днём: серые, тусклые, словно затянутые туманом. Сквозь этот туман пробивались звуки: шёпоты, шорохи, крики… Тревожные сны! Она легко простилась с солнцем. Когда в первое утро её новой жизни светлые лучи его проникли вслед за ними, детьми Ночи, в их дневное убежище, и Мира вскрикнула от новой нестерпимой рези в глазах, Алан, смеясь, притянул её к себе ближе, и другой рукой захлопнул распахнутую ветром створку. Щёлкнула задвижка, а брат и сестра вновь слились в грешном поцелуе… Так солнце было изгнано. И, обидевшись, оно ушло и из её снов…

Она не горевала: ночной мир был так велик! Дневной, постоянно меняющийся, с его яркими тенями, дающими предметам чёткие очертания, с его многоголосым шумом, с его золотистым светом и теплом создан для смертных; а ночь – время Вечности, когда сквозь прихотливый узор облаков на землю глядят бессмертные звёзды. Все крики тысячи тысяч заявляющих о себе тварей затихают, остаётся лишь один шум, вечный и неизменный – голос их тысячи тысяч жизней; свет и тепло покидают всё: и камни, и деревья и живые глаза, но остаются свет и тепло единой жизни – вечной и неизменной… О, этого довольно для carere morte! Ночной мир – это их мир! Каждую ночь отказавшиеся от смерти выходили на охоту за чужими жизнями.

Мира также страстно увлеклась этой игрой, как и её брат, она, так же как и он возненавидела голод, ощущение сосущей пустоты внутри, этого вечного спутника вампиров. Им так нравилось быть юными, сильными, счастливыми – возрождаться вновь и вновь, получая чужую жизнь! И, завладев этой толикой света, они тут же бездумно, радостно смеясь, растрачивали её, летая, играя, любя – без остатка… И не оглядывались назад – к чему? – ведь прошлого для них нет…

Сначала Мира уклончиво отвечала сестре на письма: «продажа дома затягивается», «необходимо сделать ремонт зала», обещая приехать позже, тем более что: «здесь так чудесно и она познакомилась и подружилась с очень милыми людьми». Но вскоре эта игра ей наскучила. Юную вампиршу сейчас интересовало совсем другое.

Сбылись её мечты, сбылось и то, о чём она не смела мечтать. Ужасной с точки зрения человеческой морали была её новая явь, и за это она любила её. Она всегда дёшево ценила человеческую жизнь: свою, чужую, любую. Она была новой юной тёмной богиней. Мира радостно рвала те нити, связывавшие её с дневным миром, какие ещё оставались. Новый её мир был удивителен: воплощённая в реальность утопия, рай на земле - никакой иерархии, никакой вежливой лжи, никаких условностей, никаких предрассудков… Что ей, богине, были людские сплетни? Этот муравейник – дневной мир остался далеко позади. Ей в нём ничего не было нужно. Иногда она неделями не видела своего отражения – не смотрелась в зеркало… Зачем? Разве отражает её суть эта игрушка смертных? Она забывала слова и выдумывала новые, взамен. «Все Вако – прирождённые вампиры», - любил повторять Алан, и Мира согласно кивала, подмигивая портрету прабабки: строгой бледной темноволосой дамы с гладкой причёской в мрачном закрытом чёрном платье (тонкие губы брезгливо поджаты, пальцы перебирают мех на рукаве накидки). Мира была совсем не похожа на неё…

(Разве что, глаза).

Новые её мечты были под стать её новой реальности. Неясные, туманные, расплывчатые, но завораживающие уже в набросках: древняя мудрая Карда, Нэсс, полный кровью, не водой, горы из мёртвых тел там, за Короной, сражения, похожие на великие битвы древности, и её любимый, родом из вечности… Вели они войска, шли вслед за воинами или бесстрастно взирали с небес на игрушечных солдатиков - они были вместе, рука об руку: бессмертные боги, жестокие дети, смеющиеся в лицо всем земным страхам.

…Они мчались вперёд и вперёд, не останавливаясь, не смея ни свернуть, ни повернуть назад, в холод, в непроглядную тьму - это Бездна шла за ними…

 

Охотились они, обыкновенно, вдвоём. Изредка к ним присоединялся Эдуард, очень невзлюбивший Миру, ещё реже – Вивьен. От Алана Мира много узнала об этих двоих, но установить дружеских отношений почему-то не получалось. Эдуард, лучший друг Алана, первым присоединившийся к carere morte, казалось, ревновал его к Мире, изящная хрупкая Вивьен предпочитала силе когтей и крыльев силу чар и побаивалась дикарку. Она жила в содержанках у барона Меллиса, впрочем, Мира узнала, в гостях у неё бывала половина Короны – искусством чар эта вампирка овладела в совершенстве.

После редких совместных трапез четвёрка собиралась в доме Вако, отдохнуть до следующего вечера. Они много говорили, хоть и не любили друг друга: нужно было занимать чем-то пустоту дня: догадки – одна другой фантастичней о Старейшем, Макте, смешки над «Графом», нынешним Владыкой вампиров (из всей компании, оказывается, одна Мира достигла возраста инициации, нарушителям же старинного закона не должно было существовать). Эдуард и Алан спорили о наилучшем способе охоты, Вивьен учила Миру правильно дышать и правильно говорить – правильно вести себя, чтобы не отличаться в людном месте от простых смертных. Мира была прилежной ученицей: она предвкушала грядущие балы… Жаль, до знаменитого Бала Карды ещё так далеко!

Более прочих Мире запомнилась одна из их последних зимних утренних встреч, в конце февраля 1853 года…

 

Все четверо были сыты, полны чужой жизнью. Мира чувствовала, как это удивительное тепло разбегается по её телу, растекается до кончиков пальцев, вдруг обретающих необычайную чувствительность. Она дотронулась до щеки, и искорки побежали по коже – маленькие, тёплые… Лицо словно светилось. Мира глянула на Вивьен: да, и она была хороша, ослепительно хороша, и, при этом, расчетливо хороша! Дикарка вздохнула: куда ей до красоты этой чаровницы!

- Завтра навестим нижний Патенс, - сказал Алан. Они с Мирой обменялись долгим, весьма нескромным взглядом.

- Завтра? – хмыкнул Эдуард, нервно перелистывая какую-то книгу. - Я буду сыт ещё дней пять.

- А мы с сестрёнкой проголодаемся уже к вечеру…

Мира сочла вполне уместным засмеяться. Ей нравилось, как сейчас звучит её голос.

- Вы абсолютные эгоисты, как все великие любовники, - заметил Эд.

- Для меня, обычно, и вовсе нет нужды в убийствах, - сказала Вивьен. Она сладко потянулась, глядя на руки, на кончики пальцев, чувствуя сейчас то же, что и Мира.

- А я люблю убивать, - почуяв некоторый вызов, заявила дикарка.

- Дамы! Кровожадные чудовища! – воскликнул Эдуард. – Мы не «убиваем»! Мы лишь возвращаем себе жизнь, украденную у нас.

- Это одно и то же, - пожала плечами Мира, а Алан попросил:

- Не надо, Эд! Все замолчали. Только потрескивало пламя пяти свечей, заливаемое воском.

- Что ты читаешь? – тихо спросила Вивьен Эда.

- Я нашёл сокровище: очерки Деворо о Вастусе…

- Это мелочь, - небрежно бросил Алан. - За разбитым зеркалом в холле - тайник. Что там, знала одна Регина Вако. По условию её завещания, дом принадлежит фамилии Вако, пока на месте это зеркало, вот его и не снимают уже чуть не сотню лет! Увы, жадность побеждает любопытство.

- Разбитое зеркало приносит несчастья, - заметила Вивьен. – Эд, а ты веришь, что Вастус был первым вампиром?

- Я не верю. Я думаю, вампиризм древнее, - прошептала Мира. - Это из тех времён, когда ещё не было солнц, когда была только тьма, тьма…

- Брось! Ты романтизируешь это, - возразил Эдуард, сегодня он был необыкновенно словоохотлив с нею! – Откуда пошёл вампиризм? По сути, это всего лишь маленькое неравновесие, недостаток в одну жизнь, камешек, который породил лавину. Проклятие одного дарит сегодня бессмертие многим. Пока Он есть – есть мы. Но Он уйдёт, когда найдёт свою потерянную жизнь, и в тот же час мы станем пылью…

- О ком ты говоришь? – не поняла Мира.

- О Старейшем, Макте, и его украденной жизни. Он стал первым carere vitae⁷…

- Ни разу не слышала это, второе…

- А знаешь, почему? – вдруг вступил Алан. - Что такое carere vitae знают только вампиры! И - не все. И говорят об этом шёпотом, - он засмеялся, но скоро резко оборвал смех, - Эд, ты – дурак.

Эдуард промолчал, но за него вступилась Вивьен:

- Алан, каким ты стал злым, вспыльчивым! Ты заговариваешься!

- А ты, - он гневно развернулся к ней, - хочешь, расскажу, что с тобой будет дальше? Думаешь, твоя красота вечна? Наша вечность прожорлива. Ты начнёшь стариться, и тебе будет требоваться всё больше и больше жизни, чтобы оставаться прежней. Но твои чары всё равно будут слабеть… И, наконец, ты начнёшь убивать, станешь в полной мере Высшей!

Вивьен злобно, затравлено глянула на него, но ничего не сказала. Мира тоже предпочла промолчать.

- Если тебя не убьют раньше, - продолжил Алан. - Тем, кто якшается с людьми, слишком много мелочей приходиться учитывать. Иной раз забудешь что-нибудь - и всё, тебя узнают даже здешние слепцы! И здесь, в Карде, с тобой не станут церемониться… Кол в сердце. Потом голову отрежут и сожгут, а тело разрубят на части и закопают на Лысом холме в Сальтусе. Там сильнее всего палит солнце!

- Алан! Что ты говоришь! Прекрати! – шикнула Мира.

Оскорблённая Вивьен Каво гордо поднялась, решительно двинулась к двери, но, в шаге, неожиданно, буквально согнулась от хохота. Скоро к ней присоединились все… Не вполне искренне, но смехом издавна отгоняли страх.

 

Наверное из-за странной фразы, сочетания «carere vitae», Мира и запомнила эту беседу. До этого она видела только carere morte – отказавшихся от смерти, не нуждающихся в смерти, теперь же, ей открылась другая сторона вампиризма: лишённые жизни. Образ «carere morte» притягивал, но стоявший за ним «carere vitae» ужасал.

В полной мере это, второе, она узнала летом. Длинные светлые дни – солнечный мир, мир смертных, мир живых… Он наступал на их тёмное убежище со всех сторон. Лучи солнца дамокловыми мечами пробивались сквозь ветхие шторы, сквозь щели в крыше на чердаке. Сияющая смерть ждала их за порогом дома. Под этим солнцем они, carere vitae, были тенями, не более… Они охотились теперь гораздо больше и чаще, крали всю жизнь без остатка, но этого было мало! Охота больше не была развлечением - она стала необходимостью. И, всё равно, днём сил хватало лишь на то, чтобы открыть свой новенький гроб, лечь в него и захлопнуть крышку. Обретя бессмертие, она отдала свою жизнь - одну, всего одну, но эта небольшая утрата стала камешком, породившим лавину. Иногда Мире представлялась какая-то огромная воронка на месте пустóты – потерянной жизни: один конец её уходит в небеса, другой теряется в нижнем мире… Она чувствовала себя волшебным пустым сосудом: всё, что в него проваливалось – исчезало, и эта пустота внутри требовала, молила, гулко кричала: Ещё! Ещё! Как голодна она была до чужой жизни! От зеркал теперь Мира бежала в страхе. Её отражение было… мёртвым, и ужасное чудовище пристально глядело со дна тёмных, казавшихся пустыми, глазниц. Она не могла постичь облика этого огромного голодного зверя: это чудовище было слишком страшным. Однажды она почти поймала этот образ, весь, в новом гладком зеркале, и оно разбилось, узнав силу её мёртвого взгляда… Её чудовищная тень навеки поселилась в этом зеркале, и Мира отправила его на чердак, к прочему хламу. Теперь она смотрелась только в треснувшие, убитые другими зеркала…

Днём она лежала в своей маленькой пещерке без сна, уставившись в темноту своей искусственной ночи широко открытыми глазами. Она боялась уснуть. Во сне ей являлась её суть – тень с той стороны зеркала, и видеть это вновь и вновь было свыше её сил. Она была готова к преображению, так ей казалось, она упивалась своей новой силой, свободой, красотой, ведь часто, глядя в звёздную ночь, ещё будучи смертной, она грезила Падением… Но та Бездна её фантазий была полна ярких, завораживающих огоньков, она не была Пустой.

«Нет ни жизни, ни смерти, только Пустота… везде, - шептала вампирша себе, - и Она поглотит меня однажды. Пустота – вечный страх вампиров… Кто мы, Бессмертные боги, дети Ночи? Лишь тонкие хрупкие оболочки, невесомые как тень: Пустота вовне, неназываемая Тьма внутри… Это и есть моя вечность?!» -

Однажды, думая так, она закричала. Кричала в темноте долго, отчаянно, безнадёжно, пока Алан не откинул крышку её гроба.

Она вскочила, потянулась к нему, рыдая, мечтая об одном: спрятаться у него на груди, но отпрянула, увидев тот же ужас в его глазах. Что-то слишком страшное, чтобы назвать, чтобы дать ему облик.

- Прекрати немедленно! – приказал он, но жалобно, точно это была просьба. - Что ты?!

- Я? Да… - Мира глубоко вздохнула, унимая всхлип. - Я… просто устала. И хочу есть.

- Не кричи так больше! Никогда! – его глаза словно стеклянные, странные, глаза самоубийцы. - Не смей так кричать! –

И теперь Мира обняла его, успокаивая:

«Тебе страшно? Хорошо, я не буду…» - она не осмелилась говорить это словами. Озвучить свой страх, значит, выпустить на волю чудовище… невообразимое – у кого достанет сил загнать его обратно в клетку?

Но Алан всё равно услышал это «страшно». Брат и сестра знали мысли друг друга, как свои.

- В первое лето тяжело, - тише, успокаивающе зашептал он, отвечая на её новый порыв, - но ты привыкнешь… А этой осенью мы оставим дом на прежних слуг и вдоволь погуляем по Северному Княжеству! Вся Термина нам открыта! Здесь мне скучно, а тебе?

- Да… - призналась Мира.

(Здесь везде… Пустота).

- Потом можно отправиться в столицу, - радостно блестели глаза вампира. - Вот, где мы повеселимся!

- В Дону?! – опешила Мира.

- Я не собираюсь наносить визиты вежливости родственникам! – засмеялся Алан. - Ни моей матери, ни твоей сестре! – Пусть они живут спокойно!

- Разве твоя мать жива? – удивилась Мира. - Ты же писал нам с Агатой, что она умерла, как и наш отец…

- Мамочка сбежала от меня в столицу, - усмехнулся он.

Мира долго молчала, вглядываясь во тьму на дне его глаз… Всё же спросила:

- А… как умер наш отец?

Алан не ответил. Впрочем, не было нужды. Она знала его ответ и на этот вопрос, и на следующий:

(Зачем ты его убил, Алан? – Здесь так… скучно! Поверь, он не заслуживал другого. Он и не узнал меня…)

Они, действительно, гуляли всю осень и новую зиму встречали в Доне…

 

Теперь столица ошеломила Миру. Ох, совсем другим знала она этот город, когда была ребёнком! Оказывается, её Дона давно принадлежала Ордену!

Охотники на вампиров - здесь эта сказка была ужасной реальностью. Абсолютно закрыты для вампиров восточный вокзал Алиенс, обе Академии и Университет, музеи и галереи, даже любимый Мирой Театр Греди… Охотиться в Ориенсе – самоубийство, чрезвычайно опасно в Северной Пенне, Сатуре, да что там! – в любом районе столицы. Орден везде, он держал всю Дону в своей сети, и, всё же, здесь было много carere morte: огни Столицы влекут и Бессмертных. Но только самые отчаянные осмеливались охотиться здесь как дикари, как ночные звери, как Алан и Мира!

Они задержались в Доне на месяц, потом ещё на месяц, потом обзавелись компанией единомышленников и решили остаться здесь навсегда.

Они поселились в доме №38 на Закатной улице в многолюдной Западной Пенне. Хозяйкой квартиры (для связи с идущим параллельно миром смертных) назначили Низшую, Нику. Она откликалась также на имя «Никта»… Кроме неё в квартире, занимавшей весь верхний этаж, обитали четверо Высших: Алан, Мира, Эрик («Эдакс») Бруэт и Белла («Атропа»). Эта квартира принадлежала Бруэтам, и к Эрику в гости часто забегала младшая сестрёнка, Донна, от Атропы получившая звучное прозвище «Деянира», ни капельки ей не шедшее. Донна была почти случайной Низшей, брат испугался за её жизнь, когда она тяжело болела, она, должно быть, в бреду приняла от него бессмертие. Эрик корил себя за это, но сделанного не воротишь... Противоположностью Донны была Белла – жестокая, красивая, и, хоть и самая юная из них, уже дикая, настоящая хищница, как и Мира, любительница экстравагантных нарядов и большой знаток вкусов человеческой крови… Часто у пятёрки в гостях бывал и Сайрус Дейн, неутомимый спорщик, порой, ставивший на место даже Алана…

Они охотились у западного вокзала, Кардо, или просто спускались ниже в своём районе. Опасаясь охотников, порой долго петляли по городу и быстро научились заметать следы, имитируя убийства не ради пищи – ради ограбления. Эта новая игра нравилась Мире! Опасность лишь раззадоривала её, как и Алана, для которого самой страшной вещью на свете была скука. Они долго ухитрялись играть в прятки со своей смертью, не видя лица врага…

«Кто они, эти «охотники»?» - гадала Мира и вела бесконечные споры с Сайрусом, также не видевшим слуг Ордена прежде. Они высказывали самые фантастические догадки и, порой, смеялись до упаду.

Всё же весной 1854 –го неизбежная встреча состоялась.

 

Именно Сайрус указал ей эту молодую женщину: на Закатной улице в Западной Пенне, в двух шагах от дома, где они квартировали! Звук её шагов был едва слышим, дамочка осторожно кралась, иногда незаметно боязливо озираясь; должно быть, возвращалась домой, задержавшись у подруги… или любовника. Тёмное, невнятно серого цвета платье и чёрный жакет были едва различимы в ещё густом весеннем сумраке… И за этой добычей Мира и Сайрус ринулись наперегонки. Мира достигла цели первой, неслышно скользя на широких крыльях, но дама вдруг сама развернулась к вампирше, и та, опешив, остановилась в полушаге, точно натолкнувшись на невидимую стену. Ни тени страха в глазах будущей жертвы! – «ты не тронешь меня, исчадие тьмы», - прочитала Мира. Она взмахнула крылом, привычно целя в голову, чтобы оглушить, но молодая женщина волшебным образом исхитрилась увернуться…

- Мира, назад! – отчаянно прокричал Сайрус откуда-то издалека. Она бросилась вверх, и только тогда заметила ещё одну, непонятно откуда взявшуюся «тёмную личность» у себя за спиной! – Охотник? В подтверждение этой догадки стрела пробила ей ногу, и тут же сеть: зацепила, но не успела закрепиться… Вампирша, испуганно рванувшись, скинула её…

Сайрус и остальные догнали Миру только через два квартала. Они опустились на крышу. Рыча от боли, вампирша вытащила из ноги короткую толстую стрелу с серебряным наконечником.

- Ух ты, болт! – восхитилась Белла, тут же отнимая игрушку. - Какой сувенир!

- Как я глупо попалась! – задыхаясь, простонала Мира. Алан её утешал.

- Ты что, не видела того, второго? – спросил Сайрус. - Как только он выскочил, я повернул назад!

- Это и были охотники? – заметил Алан, рассеянно. - Интересно, интересно…

- Она увернулась от меня, - изумлённо прошептала Мира. - Как?! И… будто у неё щит!

- Значит, точно, охотники! На нашей улице!– воскликнул Эрик. - Слышали, что кричал тот, в маске? - «Упустили!» Они… - он внезапно посерьезнел, поняв, - устроили эту ловушку специально для нас?!

- Мы никуда не съедем с этой квартиры, - отрезал Алан. - Это наша улица! И весь район – наш!

- Где мой «трофей»? – поддерживаемая братом, Мира поднялась. - Дай эту стрелу мне, Белла.

- Давай его переплавим, - предложил Алан, рассмотрев наконечник, - сделаем тебе колечко. Или браслет…

- Здесь и на брошь останется, - заметил Сайрус.

Мира ногтем поскребла поверхность наконечника там, где серебро почернело. Но эта грязь не сходила, она словно въелась в металл…

 

В квартире на Закатной разговор продолжился.

- Что, если они знают, где наше убежище? – кидал предположения Эрик, одно страшнее другого.

Алан нетерпеливо помотал головой:

- Нет-нет!

- Они бы уже «пришли», вчера днём, например, пока мы спали, - сказала Мира. - Ника говорит, всё спокойно.

- Значит, скоро не будет «спокойно»!

- Ты-то чего боишься? – издеваясь, протянул Сайрус. - Воротись к родителям, блудный сын. Донна за тебя попросит.

- А кто-нибудь запомнил, как они выглядели, что говорили? – спросил Алан.

- Я немного слышал, - сказал Сайрус. - А зачем тебе?

- Это любопытно…

- Мужчина в маске, тот, который крикнул: «Упустили!», по голосу не молодой уже, лет двадцать пять, - предположила Белла, ещё не забывшая, что ей всего восемнадцать. - Он потом ругал ту даму: почему, мол, вампирку спугнула… Ему полсекунды не хватило, чтобы её поймать!

- А она? – Мира поёжилась: «Полсекунды!»

- Она сказала, что ушла за «защиту», потому что поняла: ещё полсекунды, и она сойдёт с ума.

- Зачем сходить с ума? – засмеялся Алан.

- «Если впустить эту тьму глубоко в разум, можно умереть или сойти с ума», - что-то такое она сказала, - задумчиво сообщил Сайрус. - Тот высокий в маске звал её Марта… или Мария, кажется…

- То-есть, их можно напугать так, что хвалёная «защита» не спасёт? – прищурилась Мира и переглянулась с братом.

- Это была ловушка для вампиров, но не специально для нас: тогда их пришло бы больше. Мы остаёмся на Закатной, - мечтательно улыбаясь, закончил Алан. - Здесь очень уютно.