Это преступление?

 

Через пару месяцев, я привыкла к своей роли в команде по плаванию и начала заводить больше друзей, не входящих в мой обычный круг общения. Лиз, девушка, которая ходит со мной на английский и историю, стала одной из тех, кому я больше всего доверяю, и я начала думать о ней как о сестре, которой у меня никогда не было. Она не была в команде по плаванию. На самом деле, Лиз вообще не занималась никаким спортом.

Она была высокой, шумной, и немного полной Американо-Мексиканкой, и уклонялась от любых спортивных мероприятий. Несмотря на это, она оставалась на тренировки по плаванию каждый день, чтобы поддержать нас и перекинуться с нами парой шуток, прежде чем отправиться домой. Когда дни тянулись медленно, она садилась на бетонные скамейки и ждала, пока закончится тренировка. Ее дом был теплее и доброжелательнее чем мой, так как у нее не было ни братьев, ни сестер которые могли бы надоедать нам, и мне нравилось ходить туда после школы и делать домашнюю работу или смотреть телевизор и есть с ее семьей. Я могла делать это только в те дни, когда она дожидалась меня. Это всегда согревало мне сердце, когда я видела, как она сидела на скамейке читала книгу и ждала, пока я закончу тренироваться.

Кроме того, Мистер Стивенс наслаждался ее присутствием и иногда садился рядом с ней во время тренировок. Она была веселой, смешной девчонкой и ему нравились ее саркастические шутки и невероятные истории. К концу первого месяца купального сезона они стали друзьями, и она пользовалась этим, как только могла. Она включала меня в их разговоры, когда могла, хотя это быстро приводило к тому, что она больше не участвовала в разговоре. Я всегда старалась найти причину поговорить с Мистером Стивенсом и он казался одинаково счастливым, когда сидел с Лиз или со мной. Лиз была единственной подругой, которая не осуждала меня и не критиковала мою влюбленность в Мистера Стивенса, мужчину гораздо старше меня с золотым обручальным кольцом на пальце. Она дожидалась пока я и Мистер Стивенс начинали разговаривать, потом окидывала меня понимающим взглядом, уходила и дожидалась меня у входа в девчачью раздевалку.

Моя влюбленность в Мистера Стивенса начала управлять моим подростковым миром, и я отслеживала все наши, казалось бы, незначительные взаимодействия которыми я стала одержима. Честно говоря, на данный момент Мистер Стивенс не сделал ничего неуместного и относился ко мне с таким же уважением, какое он проявлял ко всем другим пловцам. Я верю в то, что он вставал ближе ко мне и смотрел на меня другим взглядом, но, скорее всего, это были лишь плоды моего воображения. В те моменты, когда я мыслила трезво, я была вынуждена признать, что мои отношения с Мистером Стивенсом существовали только в моей голове. На самом деле, ничего не произошло. Но это не мешало мне чувствовать прилив нервной энергии каждый раз, когда он оказывался рядом. И этой нервной энергии было достаточно, чтобы питать мою влюбленность.

Со временем я стала смелее. Мои шутки принимали более пытливый и исследовательский характер, и он стал задерживать свои прикосновения, когда передавал мне что-то или когда возвращал мне мое полотенце. Теперь он стал держать для меня мои украшения во время тренировок. Когда тренировка заканчивалась, он доставал мое ожерелье из своего кармана, обвивал вокруг моей шеи и застегивал. Было трудно проверить, было ли все это признаками доброго человека, который сделал бы то же самое для любого или он уделял мне особое внимание, играя в ту же игру, в которую играла я. В любом случае, эти моменты были самыми яркими событиями моих дней.

 

Как-то раз, мы с Лиз отправились ко мне домой после школы, чтобы сделать уроки и посплетничать. Мы пошли прямо в мою спальню, которая была теплой, как в период сильной жары в начале марта и я оставила окно открытым. Легкий ветерок дул сквозь окно, чтобы освежить комнату.

Я оглянула всю комнату, чтобы убедиться, что дверь была закрыта и заметила, как ветер шевелит плакат Билла Клинтона, который висел над моим столом. Я побежала к столу, чтобы закрепить плакат.

— Закрой окно, Лиз! — закричала я. — Билли падает!

Лиз вскочила и закрыла окно. Она посмотрела на то, как я поправляла ленту на уголках плаката и потом рассмеялась.

— Ты и твой Билли, Иззи, — сказала она. — Ты такая смешная. Разве тебе не достаточно его жуткого черно-белого портрета на твоем школьном галстуке? Тебе нужно чтобы он был везде? На твоей стене больше ничего нет!

Я усмехнулась, как только села на вращающийся стул.

— Ты знаешь, что я люблю Билли, — сказала я ей. — Ты можешь забрать все, что угодно, но только не моего Билли. Все мои друзья смеялись над моей одержимостью президентом нашей страны, но у них были их Люк Перри и Джейсон Пристли, а у меня был мой Билли. Я любила политику, мне нравился тот факт, что президент Буш не был переизбран, и мне нравилось, что этот, относительно молодой демократ, — остроумный и сообразительный седовласый хитрец из Арканзаса, выиграл на президентских выборах. Мой черно-белый плакат Билли это все, чем я хотела украсить свою спальню. Это было все вдохновение, которое мне было нужно.

Мы с Лиз сели, чтобы поболтать и вскоре наш разговор зашел о ее новом парне, который был намного старше ее. Я умирала от зависти, и хотела знать каждую деталь их отношений. Лиз была достаточно открыта со мной, и была не против поделиться. Мы остановились на середине очень яркой истории, когда дверь в мою комнату распахнулась. Мы обе вскочили с виноватым видом, повернулись и обнаружили моего отца стоявшего в дверном проеме с его фирменным мрачным видом. Любой незнакомый с моим отцом человек подумал бы, что он злится и собирается читать нотации, но Лиз привыкла к жестокой природе моего отца. Прежде, она видела его в разном настроении и понимала, так же как и я, что на самом деле он не был огорчен или расстроен. Она посмотрела на него, улыбаясь своей самой невинной улыбкой.

— Привет, пап, — спокойно сказала я. — Что случилось?

Кто-то пришел, чтобы увидеться со мной, сообщил он, мне по-испански, исчезая в коридоре. Он ушел, прежде чем я смогла спросить, кто это был. Я обменялась недоуменным взглядом с Лиз, и мы вскочили на ноги.

Мистер Стивенс стоял у входной двери, когда я до нее дошла.

— Привет, — сказал он.

Я уставилась на него не в силах скрыть своего удивления.

— Э-э, привет, — все, что я смогла сказать. Что он здесь делает? Как он узнал, где я живу? Я почувствовала знакомый трепет у себя в груди. Мое сердце заколотилось, когда я двинулась вперед.

— Могу я войти? — спросил Мистер Стивенс, смотря прямо на меня. Я внезапно почувствовала себя скромно одетой в своих спортивных штанах и старой темно-синей майке. Мои волосы были сухими, но я не стала их укладывать после тренировки, так что у меня не было никакой прически. Я застенчиво положила руку себе на голову думая, что должно быть мои волосы выглядят ужасно.

— О, конечно, конечно, — ответила я, делая шаг назад, чтобы позволить ему войти.

Мистер Стивенс вошел в гостиную, обращая внимание на телевизор с большим экраном, на множество оливково-зеленых итальянских кожаных кушеток, на журналы Архитектурный Сборник, аккуратно сложенные на дубовом кофейном столике. Судя по выражению его лица, я могла сказать, что он был удивлен, увидев такую дорогую мебель и приборы внутри дома в моем районе для иммигрантов.

Наша терьер метнулась от своей подушки на полу, чтобы поприветствовать незнакомца, и он наклонился, чтобы погладить ее. Она потянулась, совершая один из своих любимых трюков, и перевернулась на спину, чтобы показать свой животик.

— Какое ты очаровательное маленькое существо, — сказал он, ласково потирая ее гладкий животик.

— Она помесь терьера, — сказала я просто, чтобы заполнить пустоту. — Мне подарили ее на пятнадцатилетие.

Мистер Стивенс выпрямился и снова посмотрел на меня, пока Брауни продолжала нюхать его сандалии. Он кивнул, но не ответил.

Я сделала паузу, затем подалась вперед.

— Эм, могу я вам чем-нибудь помочь, Мистер Стивенс? — нервно спросила я.

Я прогнала события всего дня у себя в голове, но не смогла найти причину этого неожиданного визита.

Он вдруг кивнул, как будто только что что-то вспомнил.

— Конечно, как грубо с моей стороны. Ты забыла свое ожерелье и часы на тренировке, — он сунул руку в карман, чтобы их вытащить. — Я принес их тебе. Я не хотел, чтобы ты волновалась.

Он протянул руку, серебряное ожерелье и кулон свисали с его пальцев, и я поняла, что это был первый раз, когда я забыла свои украшения. Я уставилась на ожерелье и моргнула пару раз, чувствуя себя плохо из-за того, что я даже не заметила, что забыла свои украшения до этого момента, когда Мистер Стивенс стоял в моей гостиной, держа их в руке.

— Я совсем про них забыла, — призналась я. — Спасибо большое за то, что заехали, чтобы отдать их мне.

— Нет проблем, — ответил он. — Я подвез нескольких пловцов домой, и одна из них сказала мне, что ты живешь, справа по улице, так что я подумал, почему бы и нет? Мне было по пути. Я не хотел, чтобы ты запаниковала думая, что ты их потеряла.

Пока он говорил, он мягко вложил украшения в мою руку, слегка лаская мое запястье, когда отпустил их. На мгновение наши глаза встретились, и я почувствовала жар слишком знакомого румянца появившегося у меня на лице. Должно быть, он тоже это заметил, потому что он посмотрел в сторону и добавил.

— По крайней мере, теперь ты можешь вздохнуть, спокойно зная, что ожерелье твоей бабушки благополучно вернулось к тебе.

Я нахмурилась в замешательстве, но потом вспомнила, что говорила ему, что это было ожерелье моей бабушки еще в первый раз, когда я просила его чтобы он его подержал.

— Да, я рада, что оно снова у меня, — быстро ответила я. — Это так мило с вашей стороны, что вы мне его вернули. Я очень ценю это.

Мы дошли до двери и Мистер Стивенс вышел на крыльцо. Он посмотрел на меня, прежде чем уйти, остановился, затем подмигнул и пожелал спокойной ночи. Я вернулась внутрь, все еще ошеломленная, сжимая в руке ожерелье моей бабушки, и закрыла за собой дверь. На меня быстро набросилась очень взволнованная Лиз, которая видимо, подслушивала мой разговор с Мистером Стивенсом из прихожей.

— О, Боже, мой! Я не могу в это поверить! Иззи, да он же в тебя втюрился! — разразилась она. — О, Боже, мой. Разве ты не видишь? Он заехал к тебе, чтобы отдать украшения, когда он мог просто сделать это завтра в школе. Разве ты не понимаешь? Он хотел увидеть тебя, вот почему он заехал к тебе домой!

Она подскакивала вверх и вниз, искрясь от волнения, и мои губы изогнулись в улыбке. Я не могла поверить в то, что он приходил ко мне домой и, конечно же, я не собиралась догадываться о его намерениях, но, возможно, она была права. Проделал ли он весь этот путь, даже придумал для этого повод, просто, чтобы увидеть меня снова, за пределами школы?

Было ли это началом более частых встреч? Смела ли я надеяться на что-то подобное?

Прежде чем я успела ответить, снова появился мой отец, он стоял прямо перед нами в коридоре. Я не была обеспокоена тем, услышал ли он, как визжала Лиз, или понял ли, что она сказала — он плохо разговаривал по-английски и почти не понимал его, несмотря на то, что жил в Калифорнии более десяти лет. Ему не нужно было разговаривать по-английски на работе, и он упорно отказывался приспосабливаться к культуре своей новой родины, несмотря на просьбы моей матери. Он не знал, что сказала Лиз или, что произошло между мной и Мистером Стивенсом. Хотя, его лицо и было суровым, когда он позвал меня чтобы поговорить со мной наедине, но мне было интересно, что он думает. Лиз посмотрела на меня и быстро убежала в мою спальню.
Когда Лиз ушла, мой отец прямо спросил, кто был тот человек. Я объяснила, что это был мой тренер по плаванию из школы и что он заехал, чтобы отдать мне мои украшения, которые я забыла на тренировке.

Мой отец не казался удовлетворенным объяснением.

— Он мне не нравится,— сказал он мне по-испански, его тон был предельно серьезен. — Я не хочу, чтобы ты оставалась с ним наедине. Ты меня поняла?

Мой рот приоткрылся от удивления. Я не могла поверить в то, что мой отец стал осуждать Мистера Стивенса так поспешно и по такому незначительному поводу. Он даже не был знаком с этим человеком и это был один из моих тренеров! Я начала защищать Мистера Стивенса, говоря моему отцу, что это был мой тренер по плаванию и, что он хороший человек и, что он просто подвез нескольких пловцов домой после тренировки. Почему мой отец был настолько неблагоразумен?

— Я знаю, о чем говорю, — последовал резкий ответ моего отца. — Будь осторожна, Изабель.

Я приостановилась, пытаясь решить что делать; в моей семье, приказ отца — закон, и его было трудно обойти. Отец принял мое молчание за согласие и ушел. Я также стояла, смотря ему вслед, мое сердце и мой разум пустились вскачь.